Уроборос

      Меня разбудили толчки в спину. Каждый нервно отзывался во мне, невыносимо хотелось спать. Но вскоре они стали всё агрессивней и агрессивней, сильней и сильней. От укачиваний, казалось, меня вот-вот стошнит. Во рту ощущался горький тошный привкус, веки опухли и слипались. Всё тело казалось тяжёлым, неподъёмным. В коридоре слышались грузные шаги, чьи-то переговоры, скрипы колёс под скрипучим паркетом. Слова, что доносились до моих ушей, казались какими-то бессвязными, словно во сне. – Фантом. – едва услышал я голос Куклы, как тотчас обернулся. Его мрачная тень сидела у края кровати, рядом с лестницей. Он слегка сутулился, крепко держался руками за деревянные перила кровати и, накинув капюшон на голову, смотрел на меня. Я не видел его глаз, тем более спросонья, но ощущал на себе его взгляд. Будь это не Кукла, а кто-то другой, я бы послал его к чёрту и сильней приник к подушке, обняв её руками. Но в этот раз меня будил Кукла. А, значит, что-то было не так. - Чего тебе? – пробормотал сиплым голосом я. Невнятно, лениво раскрывая рот, щурясь от яркого дневного света. Снова лёгкие толчки. - Это срочно. – сказал он. Я нехотя приподнялся, потянул, сел на кровать. Вид у меня был отвратный, как и ощущения в целом. Волосы растрепались, голова раскалывалась от болей, несвежая одежда смялась и пропахла кисловатым потом, сознание мутнело, в животе - глухая боль. Я лениво сел, столь же лениво зевнул, прикрыв рот рукой, вновь потянулся и стал смотреть на Куклу. Чего ему надо было от человека, напившегося вечером до почти предсмертного состояния? Я даже в душе не был ещё. - Что уже случилось? – я протирал глаза. - Томас исчез. – сказал спокойно Кукла и стал медленно, шаг за шагом, спускаться по лестнице.       Смысл его слов дошёл до меня не сразу. Опять что-то произошло? Да сколько уже можно…Вот только стоило мне осознать, что речь шла о Томасе и его возможном исчезновении, как меня тотчас пронзило. Остатки сна разом рассеялись. Я схватился за бортики кровати и выглянул вниз. Кровать на нижнем уровне и впрямь была пустой, аккуратно застеленной. Меня мутило от того, как низко приходилось наклоняться.       Я мигом вскочил с постели, едва не выпал со второго этажа, мгновенно обулся, кое-как зашнуровав кроссовки, и бросился в коридор. Место, где всегда кипела жизнь, и где можно было выяснить, что же именно стряслось. Дверь в комнату Дэниэла была распахнута, там толпились люди. Те, которым, по крайней мере, было не плевать. Кукла стоял возле моей двери и наблюдал за суетой со стороны, никак не вмешиваясь. Громкие голоса, жаркие споры и чей-то плачь. Сердце сжалось в тисках. Умер? Нет-нет, Кукла не говорил об этом. - Фантом! – Крис выглянул из комнаты Дэна и поманил меня рукой. Я неуверенно подошёл, всё ещё переглядываясь с Куклой. До последнего надеялся, что тот скажет мне хоть что-то, но юноша упорно молчал. - Что случилось? – сразу спросил я. - Томас куда-то исчез. – сказал он сразу. Вид у него был озабоченный, он нахмурился и нервно постукивал пальцем здоровой руки по протезу, от чего создавался глухой звук удара о пластмассу. Нервничал. Мы оба вспомнили попытку Крейга свести счёты с жизнью, и первая наша мысль была именно таковой. Не задумал ли Томас, будучи куда более тонкой натурой, того же самого? Дэниэл сидел на постели и рыдал, пряча лицо руками. У него была настоящая истерика, он не столько плакал, сколько истошно мычал и завывал. Убивался куда сильней, чем когда узнал о своём заражении, и я понимал его. Смерть не так страшна, как перспектива встретить её в одиночестве. - Успокойся, Фантом всё скажет. – Крейг пытался как-то утешить Дэна, но у него не удавалось. Он то ругал его за слабоволие, то пытался подбодрить клишированными словечками. Ничего не работало. Только Алиса, казалось, была спокойна, сидя на постели Томаса в пижаме. В этот раз переодеть её было некому. - От тебя несёт. – скривился Крис. - Я в курсе. – недовольно глянул я на него. – Кто мне дал время на то, чтобы привести себя в порядок? - С ним что-то случилось! – безутешно завывал Дэниэл, покачиваясь на одном месте. Он сжался в беззащитный комок, словно маленький болезненный котёнок. - Что вчера произошло? – Крейг, едва заметив меня, сразу задал вопрос напрямую, минуя все формальности в общении. - Ничего, мы поздно вернулись с концерта и всё. – рассказывал я. – Выпили в баре, он лёг у меня. Дальше я уснул. - И ничего не слышал? – раздражённо, даже с упрёком в голосе, спросил он в ответ. Крейг был зол. На то, что теперь, из-за нашей халатности и моей невнимательности, случилась беда. Ведь Томасу могла грозить опасность. - Нет, клянусь. – сознался я. Мои слова лишь сильней разочаровали Крейга. Парень недовольно цокнул и, поднявшись с постели, стал расхаживать по комнате, трепать свои ярко-красные волосы и думать. На ладонях, ничем не прикрытых, виднелись старые ожоги. Я осмотрел бегло комнату и заметил, что многое из вещей Томас оставил. Почти ничего с собой не брал, даже любимой гитары. Очень подозрительно. - Приведи себя в порядок и собирайся. – командовал Крейг. – Будем искать. Даю не больше десяти минут. Всем. – уточнил он. Никто не стал спорить, а лишь нервно засуетились. В особенности я. Очевидно, что это было адресовано мне, остальные уже были готовы ринуться на поиски в ту же минуту.       Когда я вернулся обратно в комнату Дэна, натянув лишь лёгкую рубашку да куртку, то обнаружил, что многие разошлись. Гомона перепуганной толпы уже не было слышно. Оставался лишь Оливер, сидящий взаперти своей комнаты, и Кукла. Юноша внимательно осматривал вещи Томаса, стоял напротив его кровати и время от времени передвигал вещи. Выглядело это подозрительно. Помещение озарялось ярким солнечным светом, отражающийся от светлых обоев и глянцевых плакатов. Постель Томаса была нетронута, вещи стояли на своих местах. На низком столике, вокруг которого раскиданы подушки для сидения, валялись какие-то журналы да брошюры. Комната была уютной и хорошо обжитой. Пожалуй, самая лучшая, что была в доме. - Что скажешь? – спросил я у Куклы на сей раз. Он ответил не сразу, хотя даже не стал оборачиваться. Снова склонился над прикроватной тумбой, открыл ящички с нижним бельём и тут же закрыл. - Сбежал. – ответил он. - С чего ты решил? – поинтересовался я. – Он ничего с собой не взял. - Кроме сумки. – уточнил юноша. – В твоей комнате. Идём. Ты должен посмотреть. – сказал он мне и стал выходить прочь, направляясь ко мне. Мне оставалось только последовать за ним, ибо до этого я не стал осматривать место «преступления». Только бросилось в глаза, что Томас отсутствует, а постель его застелена.       Я стал осматриваться сам, ибо Кукла уже давно всё увидал и даже успел сделать собственные выводы из произошедшего. Теперь была моя очередь. Сумки и вправду не было, хотя едва ли там было вещей на пару дней. Слабо верилось. Если бы я устраивал побег, то взял бы как можно больше всего, что пригодилось бы, включая еду. Томас не взял с собой почти ничего. Под подушкой покоился мобильный телефон, которым он пользовался чаще всего. Выключенный. Я взял и включил его, заметив, что заряда хватало ещё на день-два. Значит, оставил намеренно, или просто забыл. Под подушкой…Странный выбор прятать вещи там. Скорее и впрямь забыл. - Я всё ещё не верю в это. – произнёс я и отдал Кукле его мобильный телефон. – Слишком непродуманно для побега. - Почему? – спросил у меня Кукла. - Не взял вещи, деньги, еду. – перечислил я, загибая пальцы. – К тому же никаких настроений к побегу Том не проявлял. Будто взял, вышел в коридор и испарился. – сознался я. Тогда Кукла, выслушав меня внимательно, подумал с полминуты и…помотал головой. По его мнению, я ошибся. - Готов поспорить, он просто вышел и что-то пошло не так. – сказал я. - Спорить? – спросил Кукла. - А давай. – подкидывал я дров в огонь. Казалось, будто Кукла заинтересовался. – На что? Выбирай награду. – и протянул ему руку. - Награду? – спросил тихонько он. - Да. Или потом скажешь?       Услышав меня, Кукла задумался, словно впал в ступор. Не мог ничего придумать, я был в этом уверен. Или же у него было чересчур много желаний. Одно из двух. Юноша слабо пожал мою руку, и мы условились. Это было не лучшее время для спора, но душа моя была спокойной, и я доверял именно ей. Скорее всего, Том просто куда-то ушёл, никого не предупредив. Так мне показалось.       Мы заключили наш короткий спор, на том и отправились за остальными. Вот только никто не имел понятия, где его следовало искать.

***

      Адам залез в тёплую ванну, ощущая, как тепло медленно окружает его тело. Постепенно, плавно, миллиметр за миллиметром. В обычные дни парень предпочёл бы принять ванную в вечернее время, снимая накопившуюся за день усталость и топя её этой воде. Только всплеск водной глади и лёгкое эхо, отражающееся от плиток ванной комнаты. Жар проникал сквозь его кожу. Адам расслабился и на миг прикрыл глаза, привыкая к температуре. Его охватывала какая-то тоска, ещё с самого утра, но даже любимая ванна с ароматной розовой солью не рассеивала её. Всё не то.       Он откинул руки за края бортиков и, потянувшись за пачкой сигарет с зажигалкой, поспешил закурить. Влажные руки слегка промочили бумагу, но это его не волновало. Жадно припал к сигарете, словно не курил сотню лет. Никакого удовольствия он не ощутил, лишь наслаждался тишиной. Курил неспешно, нарочно растягивая сигарету, с лёгким свистом выдыхал горький дым.       Думалось Адаму про случившееся с Крейгом. До сих пор, при одном только воспоминании о той ночи, внутри холодело. В сознании, словно выжженное клеймо, отпечаталось это зрелище: сильное, но в то же время беспомощное тело, что барахталось в петле, задыхалось, кашляло и издавало жуткие звуки. Только маска валялась на земле, вся в пыльная и грязная от земли. Обезображенное лицо под этой маской устрашало ничуть не меньше. В памяти Адам хранил прежний лик Крейга, приятную наружность и привлекательные черты. А то, что он видел в ту ночь…Хотелось поскорей развидеть.       Душевное состояние оного было ничуть не лучше. Всю ночь Адам провёл с ним рядом, и ночь эта была мучительней всего на свете. Долгая размеренная пытка под ночным небом, пока первые лучи рассвета не уничтожили эту тьму. Ибо в ту ночь Крейг был так близок к нему, как никогда ранее. Даже восемь лет назад. Он обнажил собственные внутренности, демонстрировал все самые свои болевые точки одну за другой. И Адам понял, как медленно и верно все они сходят с ума. Не только Крейг. Понимал он их лишь потому, что сам начал лишаться его, ибо приближающаяся смерть мерещилась ему на каждом шагу. Крейг поведал всё, что случилось с ними за восемь лет, и чем дальше шло повествование, тем сильней ощущалась разница меж ними двумя. Адам, приголубленный будничными днями, и Крейг, который множество раз висел на волоске. Сильней всего душевное состояние Крейга подсекло предательство Куклы. То, что он скрывал долгие годы собственную принадлежность к бетам. И Адам, который выбрал другого.       Надо было бежать отсюда. Самому Адаму едва что-то угрожало, а вот другим смерть дышала в спину. Эти дураки просто не догадывались, что НИЦ не трогает их лишь потому, что «сверху» всё было оговорено заранее. Все эти отсеивания заражённых лишь для того, чтобы обезоружить Куклу и остальных. Они думают, что умело скрываются. На деле их мирные деньки должны подойти к концу. НИЦ вот-вот намерены взяться за них всерьёз, объявить настоящую войну. И если Фантом не успеет сбежать до начала этой шахматной партии, что вот-вот развернётся между верхушками, не миновать беде. Увы, но Адам не сумел уберечь его от неверного шага, и тот связался с Куклой. Теперь Адаму оставалось лишь наблюдать со стороны, чем это кончится. Его роль в этой истории подошла к завершению. А вот за развязкой истории Фантома он бы с удовольствием понаблюдал, но увы.       Адам докурил сигарету и потушил о пепельницу. После попытки самоубийства, гнев на НИЦ лишь усилился внутри него. Но он не настолько отчаянный борец за права обиженных, чтобы бежать на НИЦ с оружием в руках. О нет, Адам достаточно пожил на свете, чтобы понять всю неоднозначность ситуации. Ему хватало смелости и здравого смысла принять поражение перед НИЦ. Они жертвы, это так, но ничего сделать с этим нельзя. Правда, и веру своего «нанимателя» о том, что всё можно решить мирно, не разделял. Нельзя помирить огонь и воду, это слишком разные стихии. Но и разделить их нельзя. Такой парадокс.       В дверь позвонили. Один раз, очень робко и коротко, но через минуты две раздался второй звонок, чуть более настойчивый. Адам недовольно вздохнул. Никто не даст ему побыть наедине со своими мыслями. Поднялся с ванны, обмотал низ полотенцем, накинул халат и, взяв сигареты с зажигалкой, пошёл встречать непрошенных гостей. Адам был уверен, что припёрся Крис, ибо никто более столь бесцеремонно тут не являлся. Потому не стал утруждать себя тем, чтобы одеться поприличней. Всё равно скоро и это с него стянут.       Но за дверью его ожидал совершенно иной гость. Адам отворил дверь и удивлённо посмотрел на него. Юноша, лет эдак на вид двенадцати или тринадцати, смотрел на него своими большими глазами разных цветов. Робко так смотрел, неловко, часто отводил прекрасные глазки свои в сторону. Синий и серебристый. Уникальное сочетание. Волосы белые, как снег, кудрявились лишь самую малость. Тело немощное, худое, кожа слегка серовата на вид. - Сирена? Ты не предупреждал. – удивился Адам, но впустил гостя. Юноша тихонько скользнул внутрь, всё время держа руки за спиной. Дурная привычка, видимо стеснялся. Сколько ему было? Адам помнил, что около шестнадцати. Ровно столько, сколько было Ронни. - Простите, пожалуйста. – неловко кивал он, глядя в пол и перекатываясь с ноги на ногу. Не решался даже сесть без приглашения хозяина дома. Полная противоположность своему братцу: вежливый, добрый и воспитанный мальчик с большим сердцем. Прекрасный ребёнок, нечего было и добавить. - Не стоит. – улыбнулся Адам. Он был готов простить Сирене любую проделку, ибо тот так искренне извинялся, что не извинить его – грех. – Присаживайся пока, - он указал рукой в сторону своего любимого красного дивана в гостиной, - а я пока заварю тебе чаю. Или ты голоден?       Сирена заколебался. Неловко сел на самый краешек дивана, плотно сжал коленки и положил руки на них. Одет был не по погоде, хотя откуда-то на нём взялась куртка, явно большая в рукавах. В шортах, с голыми коленями, только что носки тёплые. Юноше было неловко просить еды, но Адам никогда не отказывал. Достаточно было одного взгляда на это немощное тело, чтобы понять, что Сирена голоден. - Хорошо, я разогрею тебе остатки пиццы. – порадовал его Адам, и Сирена даже слегка засиял, довольно сглотнул скопившуюся слюну и закивал. Адам усмехнулся. - Он тебя не кормит совсем? – спросил парень. Но Сирена слишком всерьёз воспринял этот вопрос. Ему стало стыдно, неловко, он съёжился и смущённо потирал носком ковёр. - Нет, он старается меня кормить всегда. – оправдывал Сирена своего благодетеля. – Когда не может встать, то всегда даёт деньги, чтобы я купил что-то покушать.       Адам улыбнулся, даже слегка засмеялся. Конечно-конечно, вряд ли Сирену бы оставили голодать, Адам же просто пошутил. Мальчик не понимал до конца, что есть правда, а что – лишь сарказм. Этим он напоминал ему Куклу. Все три беты, которых он знавал, были словно не от мира сего, сами себе на уме и всегда далеки от реальности. Сирена больше всех напоминал нормального человеческого ребёнка, ибо не вкусил жестокости в полной мере, а оттого слишком добр и наивен для мира, что перемолотит его на сотню рваных кусков. - Ты же пришёл не просто так, верно? – спросил Адам, последовав на кухню. Сирена тихонько прокрался за ним, усевшись на чересчур высокий для него барный стул. - Да. – ответил он. – Меня просили прийти к Вам, потому что это очень важно. - Тогда я слушаю. – Адам заглянул в холодильник, не придав особого значения словам Сирены. У того всё всегда было важным и серьёзным. Сирена потянулся к миске на столе, где лежали мытые фрукты, откуда осторожно схватил яблоко, повертел его в руках и надкусил. Он очень любил всяческие фрукты, Адам улыбнулся, наблюдая за ним со стороны. - Он попросил передать, что скоро всё начнётся. – сказал юноша как-то неопределённо, но этого хватило. Адам остолбенел. Микроволновка пищала, извещая о завершении своей работы, а парень даже не дёрнулся. Уже? Почему так скоро? Руки затряслись, нервная дрожь охватила его. Стоило взять успокоительные, вот о чём он думал в ту минуту. Только сегодня утром ему вспоминался НИЦ, и вот, они почти что постучались к нему в дверь. Дурак. Хаял Куклу с остальными, а сам оказался не лучше. Точно так же не ждал столь внезапной новости. - Скоро? – уточнил Адам. Достал из кармана халата пачку с сигаретами и снова закурил. Сирена хороший мальчик, никогда не делал замечаний на этот счёт. Адам подал ему еду и стал ждать рассказа. Более подробного. - Не больше недели. – сказал Сирена. – Я не знаю, он мне не говорил точно. – пожал юноша плечами, жадно вцепившись в кусок пиццы. - Вот…- Адам вовремя сумел себя заткнуть, чтобы не ругаться при ребёнке. – Ладно, и что твой воспитатель надумал уже? Что он себе думает на этот счёт? – спрашивал он, ожидая скорейшего ответа. Неспокойно на душе, тревожно и страшно. Адам понятия не имел, что теперь ему следовало сделать. Да, они дураки, но не все заслужили участи, которая сейчас их настигнет. Надо было вытаскивать их, пользуясь своим нейтральным статусом. Или вправить мозги. - Ничего. Просил тебя предупредить, желательно лично. - Как мило…- усмехнулся Адам, выпустив облако дыма. – А с Брайаном он уже виделся? - Нет, но сказал, что на выходных мы должны куда-то сходить. – произнёс Сирена, облизывая пальцы. – А, и ещё. Он бы хотел поговорить с Фантомом. – вспомнил он, оторвавшись на миг от еды и подняв взгляд на Адама. - Твою ж мать. – проворчал про себя Адам. – Ну пусть, кто ему мешает? - Просил помочь тебя организовать эту встречу. – уточнил юноша. - С этого и надо было начинать. – нахмурился Адам. – Не нравится мне всё это, но ладно. Я попробую. Когда? – поинтересовался парень, потушив сигарету о пепельницу. На удивление, она быстро кончилась, и ему подумалось даже тотчас взяться за вторую. Но повременил. Лучше, когда мальчишка уйдёт, он нальёт себе немного рома, это успокоит его куда быстрей. - Завтра. – сказал Сирена. - А нельзя было раньше предупредить? – раздражённо спросил Адам и тяжело вздохнул, прикрыв глаза и сложив руки на груди. Как всегда, не вовремя. Но это не вина Сирены, отнюдь. Это вина его дурного попечителя, слишком безответственного и несерьёзного в мелочах. Адам бы с удовольствием позвонил ему и высказал всё, что думает о нём, вот только тот всё равно не возьмёт трубку. Да и Адам уже на завтра не сможет злиться на него даже в половину силы. - Простите! – извинился неловко Сирена. Адам улыбнулся. - Это не твоя вина. Но передай ему, что он придурок, и в следующий раз я не буду ничего делать. - Я попробую запомнить. – смущённо произнёс он и, потянувшись за салфеткой, стал вытирать спешно рот. Быстро же всё уплёл. Бедный мальчишка, точно его временный опекун не кормит нормальной пищей. - Завтра на… - Шесть вечера. – уточнил Сирена. – На шесть? – он посмотрел к себе в телефон, который вынул из кармана кофты. – Да, точно. - Хорошо, я что-то придумаю. – ответил Адам. Никаких вопросов уже не оставалось, вот-вот по ним нанесут серьёзный удар.       А что Адам? Будет в сторонке? Наверное, в этой истории его роль подошла к концу. Всё, что он мог делать, это лишь дальше поддерживать Фантома до момента, пока тот уверенно не встанет на ноги. А далее придётся спрятаться в тени и доживать оставшиеся деньки. Ибо это не его война. Даже хорошо, что его уже не будет к моменту, когда противостояние трёх сторон завершится. Ибо Адам боялся, что не сможет примириться ни с одним из финалов этой войны. И ни с одной потерей, что случится.

***

      Мы разделились надвое, ибо нас оказалось слишком мало. Оливер отказался вмешиваться в поиски, из-за чего едва не завязался очередной конфликт сторон. В своём нежелании помогать Оливер был чересчур настойчивым, а оттого мы бросили эту затею. Крейг и Дэн искали неподалёку, пока мы втроём расширили круг поисков до почти всего города.       И первым пунктом поиска стал концертный зал, откуда мы вчера воротились. Крис остановил машину неподалёку, оставшись её сторожить, и я с Куклой отправились внутрь. Вокруг никого почти не было. Затишье после вчерашнего казалось особенно удручающим. Ещё вечером тут были толпы фанатов, десятки персонала, а теперь, средь тёмных стен да устаревших плакатов, стояла девушка на ресепшене, торговавшая билетами к предстоящим выступлениям. По её взгляду я понял, что она меня узнала со вчера, и была недовольна моим появлением. Так что я сразу направился к ней, пока Кукла с изучал окружение. - Томас Харрингтон! – тут же сказал я. – Был тут? – и только следом задал вопрос. Она нахмурилась и надула губы, не была довольна таким грубым и прямым вопросом. - С какой стати ему тут быть? – спросила она. – У него выходной сегодня. И вообще, такую информацию мы не разглашаем. - Ты это уже сделала! – возмутился я. Возмутился не столько тому, с какой грубостью говорила она, а тому, что поиски упорно не давали никакого результата. Если не сюда, то я не имел понятия, куда он мог бежать почти без вещей и денег. Сколько он получил на концерт? Прилично, не спорю, но это не те деньги, на которые можно было долго прожить. Особенно без вещей. Руки мои упёрлись в стойку, мне не хотелось уходить. Вот только ответа тут было не найти. Да куда он мог подеваться? Как сквозь землю провалился.       Тогда Кукла подал мне идею. - Фантом. – позвал он тихонько меня. Я обернулся и посмотрел на него. Пальцем он указывал на афишу вчерашнего концерта Dead Sunshine, и меня словно осенило. Я подошёл к нему, оставив стойку в покое, и посмотрел вместе с ним на афишу. Теперь эти лица не казались мне такими уж незнакомыми, я узнавал всех из них. Это было странное чувство. Ещё вчера я не представлял себе, кто эти люди, а теперь знал почти каждого поимённо. Особенно Коллинза, самого болтливого и пьяного из всех. - Ты их знаешь? – спросил я у Куклы. - Группа Томаса. - произнёс он. Очень информативно с его стороны. Но я понимал, что от одного вида этого плаката шестерёнки в его голове начали усиленно вертеться. Он уже что-то надумал себе, сделал выводы для себя и не спешил делиться ими. А я лишь смутно догадывался. Пока меня не ударило вчерашнее воспоминание по голове. Коллинз предлагал Томасу присоединиться к ним опять.       Какая блажь для фанатов: вернётся самый первый участник группы. Почти что первоначальный состав, где вместо невнятного лидер-гитариста появится на сцене настоящий профессионал своего дела, дышавший и живший этой музыкой. Я помнил, как горели глаза Томаса, когда он играл, как был счастлив слышать это предложение от бывшего друга, и как готов был разорваться на части, осознавая, насколько несбыточна его мечта. Чем больше я думал над этим, тем больше осознавал, что Кукла был прав. Это всё был просто спонтанный побег. И Кукла это понимал. - А где сейчас группа? – спросил я. - Мы не имеем права разглашать такую информацию. – огрызнулась работница, и я понял, что добиться от неё чего-то было бесполезной затеей. Может, наведаться во вчерашний бар? Наверняка кто-то из работников что-то слышал. - Да пошла ты. – огрызнулся я ей в ответ. Она хотела что-то ответить нам, но мы уже покинули помещение.       Следующим пунктом был бар, куда пришлось ехать. Времени оставалось всё меньше и меньше, я чувствовал, что стоит промедлить, и мы опоздаем. Его тут уже не будет. Это мучило меня. Ведь если он пересечёт границу города успешно, то, выходит, Том будет в безопасности. Куда большей, чем если останется тут. А если так, то стоило ли препятствовать его побегу? Я не знал.       Бар оказался закрыт, потому пришлось объезжать ближайшие отели или хостелы, где могли поселиться ребята. Пьяная ватага из нескольких человек едва ли ушла бы далеко отсюда. Мы спрашивали у всех владельцев, демонстрируя фотографии группы. Мало кто хотел отвечать. Поддавались лишь на слёзные уговоры, что пропал человек, который после концерта ушёл с ними. Никто не видел этого лишнего четвёртого человека, но нам удалось найти захудалый хостел, который подтвердил: да, они были тут. Буквально недавно сдали номер и наняли микроавтобус, но возникли какие-то проблемы, и они просто ушли. Вот и всё, что удалось вытянуть.       И что было делать? Нить, по которой мы долго и упорно шли, враз оборвалась. Я сел в машину, обратно к Крису, и прикрыл лицо руками. Отчаяние на миг охватило меня. Крис взглянул на меня, высунув руку через окно, и спросил: - Совсем никак?       Я помотал отрицательно головой. Никак. Совсем. Как сквозь землю провалился. Никакого четвёртого человека никто не видел, то есть Томас до сюда не дошёл. Но тогда где он мог быть? - У них не лучше дела. – ответил он мне. – Тоже ничего не нашли. Даже малейшей зацепки. - Микроавтобус чтобы вывезти с собой инструменты, правильно? – спросил я у Криса. – То есть, они должны были вернуться обратно в зал. Но, как я понимал, там их не было. Тогда где они могли быть? - Скорее всего, пока мы тут мотались, то разминулись с ними. – пожал он плечами. Я посмотрел на Куклу через зеркальце. Молчал. Как мне хотелось, чтобы в ту минуту он хоть что-то произнёс, но нет, снова тишина. Неужели ему и в самом деле было плевать? - Тогда надо вернуться обратно и поскорее. – произнёс я. - Мудрое решение. Впрочем, другого варианта я тоже не вижу. – усмехнулся Крис и завёл машину. – Я постараюсь быстро, но не буду обещать.       И мы поспешили рвануть туда. Миновали уже изученные поперёк и вдоль окрестности, нарушая правила, но уже было плевать. Лишь бы хватило времени успеть догнать их и не дать уехать с Томасом. Тревога нарастала во мне с каждой минутой. Не мог усидеть на месте, всё ёрзал и хотел уже поскорей вырваться наружу. Рука лежала на ручке двери, я был готов в любой момент дёрнуть её и выбежать отсюда прочь.       Мы быстро очутились у концертного зала, где вновь никого не было. Я выскочил из машины на тротуар столь резко, что перепугал прохожих. Но не стал вбегать внутрь. Это бессмысленно, никто ничего не скажет мне. Вот только куда было бежать? Я смекнул, что должен был быть другой вход. Оглянувшись, решил двигаться в переулок. Я заглянул туда, обнаружив лишь тупик. Высокая стенка, возведённая, чтобы оградить от нежелательных глаз внутренний двор студии. Вокруг лишь мусорные контейнеры да грязь. За забором слышалась суета, шумел автомобильный двигатель, ходили и говорили люди. Служебная часть помещения. Мне там было делать нечего, вторгаться туда слишком опрометчиво.       Мимо проехал синий фургон, замедляя движение, но никак не останавливаясь. Я почуял неладно и рывком поспешил за ним, сорвавшись с места. Почти снёс с дороги Куклу, но юноша вовремя увернулся, сделав шаг назад. Ноги несли меня за фургоном, и, хотя надобности торопиться не было, я предчувствовал, что я на верном пути. Вот-вот настанет развязка этой истории, вот-вот я отыщу Томаса. Вслед пришло осознание того, что Кукла был прав с самого начала.       Потому что мимо меня в ту секунду пронёсся Томас. Он точно так же спешил за фургоном, что и я, куда быстрей меня, ловко курсируя между прохожими с сумкой наперевес и гитарой за спиной. Но парень не замечал меня до тех пор, пока я не окликнул его. - Томас! Постой! – крикнул я. Фургон вновь набирал скорости, а Томас только ускорялся. Он мельком обернулся, не остановился. Я побежал за ним, но мне недоставало его ловкости и скорости, я несколько раз едва не врезался в прохожих, толкался с ними и слышал проклятия в свой адрес, ощущал на себе колкость чужих взглядов. Я бежал, как ошеломлённый, и чем дольше бежал, тем тяжелей приходилось. Потому что Том и не думал остановиться. Сердце усиленно качало кровь, лёгкие жадно глотали воздух, которого им не хватало. В глазах стало рябеть от долгого бега. И так мы бежали долгих несколько кварталов. - Томас! – окрикнул я его ещё раз. Безрезультатно. Он только мельком оборачивался и убеждался, что не зря торопиться. Ему есть от чего бежать по-настоящему. Я остановился. Светофор, чёртов светофор. До этого момента мне везло проскальзывать на нужный свет, но теперь в глаза бил красный. Томас ловко пробежал мимо автомобилей, вслед за ним - автомобильные гудки. Предо мной проносились автомобили. При всём желании я бы не сумел так же ловко увернуться от них.       Я решился использовать эллипс. Рывком я телепортировался вперёд, минуя проезжую часть, и продолжил бежать. Но тело моё начало уставать, ноги заплетались друг об друга, в груди мучали спазмы. Его крохотная тень отдалялась от меня всё дальше и дальше, я вот-вот мог потерять его из виду. Лишь это заставляло меня двигаться быстрей, из последних сил. Иначе всё пропало.       Нужно было срезать. Томас хорош в ловкости и быстроте, но не знал коротких путей, не мог скрыться от меня в подворотнях и сквозных дворах. А я мог. Я сделал несколько коротких рывков, коротких телепортаций, и оказался на крыше. С высоты я мог заметить и фургон, и куда он движется. Следом за ним обязательно должен следовать Томас. И тогда я ринулся бежать. Было страшно. Скользкая поверхность крыш норовила скинуть меня вниз, превратить в незадавшийся нелепый труп, но я сопротивлялся. Я двигался короткими рывками, то взбегая и телепортируясь наверх, то спрыгивая вниз, больно приземляясь на свои ноги и руки. Ветер бил в лицо, тело обдавало жаром.       Я пользовался всеми уловками, позабыв о всякой предосторожности. Лишь бы поспеть. Томас тоже начинал уставать, снижая темпы бега. Да и фургон уже оторвался на приличное расстояние от нас двоих. Только так мне удалось его догнать. Иначе, снизь фургон скорость, Томас сумел бы догнать его.       Спрыгнув с одной из крыш прямо на задний двор, я поспешил выбраться наружу и оказался прямиком неподалёку от Томаса. Его остановило оживлённое движение автомобилей на дороге, против которой у него явно не оставалось шанса. Мы впервые встретились взглядами. Он хотел рвануть назад, но осознавал, что тогда потеряет из виду автомобиль. Мне хотелось позвать его, но не мог. Воздух кончался, стоило хотя бы ненадолго сбавить темпы. Ноги подкашивались, ладони болели от неудачных приземлений, кожа на локтях стёрта, а одежда перепачкана. Я дышал ртом, мне было больно дышать через нос.       Мы переглянулись. В его взгляде я видел решимость, переполнявшая Томаса до краёв. Той самой, какой ему не хватало никогда. В нём я всегда видел пусть и хорошего человека, но слабого, нерешительного и безвольного. Он потакал всем, слепо следовал за Дэниэлом, ощущал себя обузой и ненавидел жизнь, от которой был не в силах бежать. Ибо заражение не дар, а проклятие. Но когда выпал шанс вернуться в прошлое, лишить себя воспоминаний о прошедших годах – он решился. Хотя бы на что-то в своей жалкой жизни. Надоело быть неудачником, надоело потакать чужим капризам и постоянно отвергать то, к чему тянулась душа.       Из последних сил я схватил его, обвив руками за тело, но Томас стал вырываться. Показался зелёный свет, люди вокруг нас оборачивались и шептались, но никто не вмешивался. Том бил меня локтем в живот, топтался по ногам, но я вцепился мёртвой хваткой и тяжело дышал, закрыв глаза. Боль будто прекратила существовать для меня в ту минуту. Его вьющееся вырывающееся тело напоминало мне о том вечере, когда в этих же руках, что удерживали сейчас Томаса, барахталось полуживое тело повесившегося Крейга. Картинки в голове переплелись, я больше не отличал воспоминаний от реальности, держал Томаса крепче прежнего. Но он был сильней Крейга. Ведь, в отличие от него, не лишился сил в петле.       Однако, внезапно, разум мой прояснился. Будто вспышка яркого света, мне пришла мысль о том, что всё это неправильно. Что я делаю? Лишаю Томаса шанса спастись, бежать отсюда и жить в безопасности. Лишаю мечты вернуться на сцену. То, чем он грезил все эти годы, когда был заражённым. Чем я лучше остальных? Мне было больно не только физически, но и морально. Я держал его и ощущал, с каким отчаянием он хотел вырваться, ибо осознавал: минута-две, и его мечта вернуться рухнет окончательно. А я сознательно лишал его этой участи. Но почему? Было ли в его мечте хоть что-то отвратное? Всяк лучше колесить с группой по турам, чем жить в притоне и прятаться от нависающей угрозой. Я ослабил хватку.       Оттого Томасу удалось вырваться и побежать прочь, оставив меня здесь, без сил и с глухой болью в теле. А я рухнул вниз. Больше во мне не было сил ни стоять на ногах, ни бежать, ни пытаться удержать его. Пусть бежит. Так даже лучше. Снаружи будет его ждать лучшая жизнь. Вот только что я скажу остальным? Позорно упустил его, дал возможность бежать. Так ли это плохо? В их глазах да, а в моих нет. Мне будет недоставать его компании, но пусть так. Это малая цена.       Я не стал пытаться встать с земли. Так и лежал, никто меня не трогал, не рисковал даже подходить. В глазах мутнело, к горлу подступала тошнота, но её задерживало лишь то, что я едва дышал. В груди болело.       Выходит, это всё? Над головой было серое небо, ничуть не изменившееся внешне. Всё так же разъезжали по дороге машины, летали птицы в небе, а прохладный ветер обдувал горячую потную кожу. Вокруг ничего не поменялось от событий, что происходили в нашем маленьком мирке. Но я ощущал, что во мне что-то сломалось, произошёл тот самый переломный момент, после которого дороги обратно не было. Все мосты сожжены, мой путь лежал только вперёд, без развилок и отступлений. И что на небо я смотрел теперь совершенно иначе, на чаек, на людей вокруг. Безнадёжно, бессильно. Я был не властен даже над собственной судьбой, и ещё смел посягать на чужую.       Однако надо мной склонилось лицо Томаса, спрятанное за чёрной медицинской маской. Он, придерживая рукой лямки сумок, наклонился надо мной, будто заново изучал, после чего протянул руку. Я лишь бессильно поглядел на неё, но так и не протянул свою в ответ. Одно мне хотелось спросить: зачем он вернулся? Не мог. Голос словно пропал. Глаза его были заплаканные, полные новых тёплый слёз. Несколько капель посыпались на меня обжигающим градом, и это было больно. Больней, чем удары в живот и колени, чем падение с крыш и выстрелы в плечо. Томас взял меня под руки и помог подняться, попутно вытирая слёзы рукавом. Фургон давно уехал куда-то вперёд, Том упустил его из виду. Потому что, выбирая между дорогой домой и помощью мне, он вернулся. А теперь только утирал слёзы и помогал уставшему мне дойти обратно.       Он закинул себе на плечи мою руку и помог идти обратно. Я ощущал, как к моей спине касается его сумка с тяжёлой гитарой, как прерывисто он дышал, с какой безнадёжностью Том помогал мне. Потому что осознавал: придётся возвращаться, как бы ему не хотелось бежать от нас всех. Совесть не позволила ему просто бросить всё и скрыться. Оставить валяться меня на дороге, оставить ослабшего Дэниэла в одиночестве, бежать, зная, что все мы можем умереть одним недобрым утром. Вся его решимость, с которой ещё недавно он глядел на меня, растаяла и превратилась в горькие слёзы. Томас сцепил зубы, понимая, что теперь ему не оставалось ничего другого, как терпеть. Он осознанно сделал шаг назад, отступив от мечты.       Парень подвёл меня к машине Криса, что только-только подъехала к обочине, и где внутри уже сидел Кукла. Я уже мог идти сам, а потому и сел внутрь сам, на заднее сидение. Всё это сопровождалось гнетущей тишиной. Никто ничего не сказал, не проронил ни слова. Не было ни упрёков, ни язвительных слов, ни радостных возгласов. Будто и не случилось ничего. Только тишина, хуже любого крика, любой ссоры и любой истерики. Каждому было что сказать Томасу, но каждый молчал, всё было ясно и без слов. Кто бы на его месте не поступил так же? Крис хмурился, изредка посматривал с жалостью в глазах на хныкающего рядом Томаса. Томас горько ронял слёзы, изо всех сил стараясь подавлять в себе их, но не мог. Вся горечь вырывалась наружу. Я стыдливо глядел себе под ноги, лишь изредка позволяя поднять голову и осмотреться вокруг. Свою работу я сделал, но до чего же отвратительно было на душе от этого. Лучше бы Томас бежал.       Кукла хранил молчание. Как и всегда, молчание его было холодным, сдержанным, отстранённым. Нельзя было предугадать, что у него сейчас на уме. Жалел ли он Томаса? Корил ли его за содеянное? Презирал ли? Или ему было всё равно? Может, он вовсе не думал о нём сейчас. Нечему бы не удивился. Кукла был чересчур непредсказуемым, я лишь изредка мог угадать ход его мыслей, и даже тогда не мог ручаться за собственные предположения. Я прервал тишину. - Ты выиграл. – обратился к Кукле, на что юноша, даже не повернувшись ко мне, кивнул. Даже не радовался. Знал же с самого начала, что прав.       Никто больше не проронил ни слова до конца поездки.

***

      Наше возвращение было долгожданным. Крейг облегчённо выдохнул и хотел было сказать пару ласковых тому, из-за кого поднялся весь шум, но промолчал. Прикусил язык и ушёл прочь, явно дав понять, что не доволен случившимся. Хватило ума не прерывать трогательное воссоединение Дэниэла со своим лучшим другом. Тот плакал, радостно обнимая Томаса, зарывался лицом в его белую толстовку и цеплялся за него своей слабой рукой так сильно, как только мог. Куда сильней, чем это делал я. Дэниэл рыдал, задыхался, от слёз у него опухли веки и покраснели щёки. Его не держали ноги, Томасу приходилось держать его и прижимать к себе, успокаивая. Он и сам едва не плакал, шмыгал носом и мотал головой, пытаясь отогнать новый поток чувств, что нахлынули на него штормующей волной.       Я спрятал в свой шкаф ещё один чужой скелет. Так и завершилась история Томаса с побегом. Его решимости хватило ненадолго. Как он был слабохарактерным, таким и остался до конца. Ничто не заставило его измениться. И это нормально. Не всем суждено было переломать себя, что-то изменить и сыграть важную роль. Томас был именно таким. Посредственность, неудачник во всём. Слишком глупый, чтобы что-то изменить, но слишком умный, чтобы осознать эту истину. Слишком робкий, чтобы проявить характер, и слишком сильный, чтобы мириться с положением дел. Слишком добрый, чтобы бросить Дэниэла с Алисой, слишком жестокий, чтобы пытаться бежать. Слишком пере, слишком недо.       Дело шло к вечеру. Когда палитра чувств стала угасать, я стал приходить в себя. Потому что жизнь продолжалась и дальше, несмотря ни на что. Тяжело было мириться с этой мыслью, и всё же иного выхода не было.       Я вышел на улицу и сел под окнами первого этажа. В них никогда не горело света. За плотными решётками, покрашенными в облезший белый цвет, не скрывалось ничего, кроме кромешной тьмы и грязного стекла. Всё тут давно заброшено, кроме нашего крыла и какого-то ещё, напротив нашего. Но я никогда не слышал и не видел тамошних жильцов, только знал, что они там были. Не более. Как-то мне довелось поинтересоваться у Крейга, кем были наши соседи в этом одиноком брошенном доме. На что получил лишь короткое и недовольное: «маргиналы какие-то». Может даже кто-то успел уже умереть от передоза и сейчас валялся ничком на грязном матрасе да гнил. Но поскольку запаха не было, то все соседи оставались живы.       Ночная тьма сгущалась над домом. Вот уже в комнате Дэна загорелся свет, из комнаты Криса доносилась громкая отвратительная музыка, а из комнаты Оливера всё ещё виднелись надоедливые блики от монитора. Только в комнате Куклы было темно и тихо, как всегда. Безжизненная тишина. Прохладный воздух обдувал мою кожу. Все царапины давно зажили ещё днём, не прошла только чудовищная усталость. Меня окружала тишина, но уже спокойная, мирная. Никаких проблем, но лишь пока. Затишье, сладостное и долгожданное. Редкое, а оттого наиболее ценное. Каждую минуту приходилось ценить больше предыдущей, ибо следующая может преподнести нежеланный сюрприз.       От бесцельного созерцания тёмного ночного неба меня прервал скрип двери. Щёлкнул замок, железная дверь с дребезгом отодвинулась. Из тьмы парадной лестницы появилась фигура Куклы. Я сидел на корточках, спиной прижимаясь к холодной каменной стене, а оттого смотрел на него снизу-вверх. Даже так, юноша всё равно выглядел низким и слабым. Обманчивый вид. - Редко ты выходишь. – сказал я. Он, всё так же пряча руки в карман своей-моей старой толстовки, подошёл и встал рядом со мной, прислонившись к стене. Два некурящих человека стояло у крыльца и смотрели куда-то во тьму. Нечастое явление. Обычно тут торчал только Крис, которому посреди ночи захотелось перекурить в тишине, или Адам, чтобы не раздражать Крейга. А Кукла и подавно не покидал своей берлоги, словно зверь в спячке. Юноша ответил мне не сразу. - На то есть причины. – всерьёз он принял мои слова и поспешил ответить на них. Когда мы были вдвоём, он куда охотней шёл на диалог, чем в присутствии посторонних. Хотя с ним мы провели куда меньше времени, чем он с остальными. Юноша успел отвыкнуть от меня за долгих восемь лет, это было видно. И всё же его тянуло обратно ко мне, как к самому близкому ему человеку. - Ты злишься на Томаса? – спросил я. Мне хотелось поговорить об этом, выплеснуть куда-то скопившееся. Кукла был едва ли подходящим слушателем, но мне было всё равно. Интересно так же было узнать, каково мнение Куклы о случившемся. Отвечал он всегда долго, слишком тщательно продумывал ответ, распутывал язык и складывал разрозненные слова в единое целое, щепетильно расставляя их в нужном порядке. - Нет. – коротко ответил он. – Мне всё равно. - Как мило с твоей стороны. – усмехнулся я. – Ты не боялся, что он может сбежать насовсем? Кукла отрицательно помотал головой, глядя куда-то перед собой. - Нет. - А если бы смог? – спросил я. Мне верилось в то, что Кукле всё равно, вот только не до конца. Иначе бы не пошёл с нами за Томом. - Мне всё равно. – повторил он свою заезженную пластинку. Может, оно и впрямь было так. Я не видел ни разу, чтобы оба как-либо общались меж собой. Томаса воспринимали как приложение к Дэниэлу, только Крис нашёл с ним общий язык, и они не плохо сдружились, хотя держали дистанцию. - Неужели тебе совсем всё равно на него? – поинтересовался я. У меня не укладывалось этого в голове. Никому не было плевать на Томаса, кроме самого Куклы. Он - покладистый хороший парень, с которым было о чём поболтать в перерыве от работы. Его утрата отразилась бы на всех, хоть и в разной степени. Только Кукла держался в стороне ото всех. Вот бы чья утрата на самом деле была бы всем безразлична. Кто-то даже с нетерпением ждал её, я в этом убеждён. Мысль об этом пугала меня. Кукла окружён со всех сторон разными людьми, и всё равно глубоко одинок. Настолько, что в один день ему стало плевать на это. Замкнулся, оброс прочным коконом изнутри и стал заложником собственного убежища. - Я никого не держу силой. – сказал Кукла. – От нас уже уходили люди. Мне всё равно. Пока они не предадут, мне всё равно. – он выдерживал паузы между предложениями и всё равно повторял одно и то же, словно мантру. Неясно, кого ему хотелось убедить из нас двоих: меня или себя самого? - Ладно. – вздохнул я. – Так чего бы ты хотел? Ты же выиграл спор, помнишь? – спросил у него следом, вспомнив за пари. Наверняка за этим и явился, но я отвлёк его своими дурацкими расспросами. Кукла поразмыслил, прежде чем ответить. Слишком осторожен в подборе слов, это начинало раздражать. - Помню. – сказал он. - Ты уже придумал? – спросил я, наблюдая внимательно за каждым его жестом. Он присел на землю рядом со мной, поджав колени к груди. Молчание. Не придумал. Так я и думал. Ничего ему не хотелось от меня. Но раз уж я честно проиграл спор, то должен же был сделать хоть что-то. - Подумай. – подстёгивал его я. – Только не надо просить чего-то невозможного от меня. – уточнил следом. – Я это вряд ли смогу исполнить. Он повернул голову в мою сторону и стал смотреть на меня. Я тотчас отвёл взгляд. Казалось, стоит заглянуть ему в глаза, как юноша тотчас украдёт мою душу, проникнет в каждый укромный уголок моего сознания и откроет такие тёмные задворки, о которых я даже не догадывался. В свои шкафы я прятал чужих скелетов, ибо не имел своих. Собственноручно выбросил их в канаву и навесил груза побольше, чтобы тонули к чёртовой матери и забрали на дно все мои самые страшные секреты. А секретов этих была целая дюжина. Я выбросил их из своего сознания и сердца, но чего мне это стоило? Я лишился всего себя. Я лишился своей личности, лишился всяких воспоминаний о прошлом, лишился всех своих навыков. Стоило ли оно того? Это ещё предстояло узнать. - Не молчи. Мне же интересно. – усмехнулся я. – Мир во всём мире? – по-доброму смеялся я над ним. - Это про Николаса. – сказал он внезапно, затронув прошлое. – Если бы он не был предателем. – уточнил юноша, и я понял, что затронул слишком личную тему. Что это был за человек? Не знаю, но сейчас, если я не хотел никому испортить вечер, то следует заткнуться и перевести тему. Но непременно вернуться к ней позже. - Тогда что-то другое? – спросил я, неумело переводя течение разговора в иное русло. – Много денег? Сногсшибательно красивую любовницу? – я перечислял всё самое стереотипное, что можно было только вообразить или вспомнить. Все клише и штампы, какие только лезли мне в голову. Но всё не то. Ничего не откликалось в нём, даже пусть и в шутку. А мне становилось всё интересней и интересней узнать, что именно он задумал, чего хотел у меня попросить. Разве что, как мне почудилось, ему отозвалось про любовницу, и в мыслях даже проскользнуло предательское: «Не уж-то хотелось?». Как и любому существу на планете, хотелось быть любимым, обласканным, или же просто удовлетворить первичную потребность. - Любовницу? – он выдал свой интерес. - Ну да. – повторил я. – Любовницу. Красивую. – уточнил следом. Мне стало отчего-то до безумия неловко. - Зачем? – спросил он следом. Тут-то я понял, что таких вещей юноша совсем не понимал. Оно и было ясно, как солнечный день. Едва я мог себе представить его рядом с девушкой, идущей с ней за руку, гладящей её нежные волосы и целующие то в сладостном, то в страстном поцелуе, переходящем в нечто большее. Кого угодно мог вообразить, но только не Куклу. - В любом случае, - я постарался соскочить с этой неприятной темы, - что бы ты хотел? В этот раз ответа не пришлось ждать вечности. Хватило и полминуты, чтобы Кукла, наконец, соизволил дать ответ. Ответ, впрочем, оказался неожиданным. - Закрой глаза. – попросил тихо он. Голос юноши всегда звучал тихо, спокойно, вместе с тем холодно. Словно дымка плотного тумана, нависающего над землёй. Я вздохнул и плотно замкнул веки. Тишина. До уха доносились только суетливые шорохи Куклы, ничего более. Что он делал? Без понятия. Поначалу было даже забавно, но после стало немного напрягать. Я ощущал на себе его взгляд, будто он проверял, добросовестно ли я выполнял его поручение. И всё-таки верил он мне не до конца. Его холодная жёсткая ладонь прикрыла мне робко глаза. От нетерпения я стал нервничать. Потому что не понимал, чего Кукла хотел.       Его губы коснулись моих. Так робко, так осторожно, что едва это можно было назвать поцелуем. Лишь краткое и неуверенное касание. Губы холодные, сухие и обветрившиеся, их касание вызывало по телу странную холодную волну. Немели руки, ноги, в голове всё опустело и покрылось туманной серой дымкой. Разум мутнел, дыхание сбилось. Холодные касания к моей тёплой коже и губам каждый раз вызывали смутные мурашки.       Одно робкое касание. Кукла проверял мою реакцию, и лишь после позволил себе чуточку больше. Последовал следующий поцелуй. Сильней прижался к моим губам. Поцелуй был невинный, от этого не менее напористый. Вторая рука легла на мою щеку, которой он осторожно, едва касаясь, придерживал моё лицо. И я позволял. С меня не убудет, ибо поцелуй этот был бесчувственным, грубоватым и равнодушным, но с каким-то интересом к такому занимательному делу.       Вскоре поцелуй перестал быть столь невинным. Кукла стал целовать меня активней, мягко шевеля уже тёплыми губами. Так чувственно и томно, что я окончательно потерял рассудок. Если раньше я сохранял холодную голову, то теперь во мне что-то перемкнуло. Потому что я ощутил, впервые за всё время, его чувства, неподдельные искренние эмоции. Его сбивчивое дыхание, дрожащие тонкие руки на моём лице, аритмичное биение слабого сердца. Всё это принадлежало мне одному. Я поддался этим странным чарам, стал отвечать на этот нежный поцелуй, придерживая рукой его лицо.       Но с небес в реальный мир меня вернула горькая реальность. Сердце моё на миг замерло, больно пропустив несколько ударов. Внутри похолодело. До края уха донёсся скрип двери, и я резко отстранил Куклу от себя. Только тогда до моего вмиг протрезвевшего сознания дошла мысль: а что я делаю? Послышался над ухом смешок, саркастичный и насмешливый. Дверь захлопнулась, послышался голос: - Отвлекаю? – Крис сразу дал понять, что, если не видел, то точно понял, что произошло. Ни капли тактичности, даже не попытался сделать вид, будто ему всё равно. А ведь ему было всё равно, но в ту минуту, именно тогда, ему захотелось пошутить над нами. И мне от этого сделалось плохо, ибо прошло чёткое осознание случившегося. Болезненное, удушливое, словно ударили по голове чем-то тяжёлым и тупым. - Нет, ты вовремя. – съязвил я, подымаясь на ноги. – Мог бы и промолчать. – подметил следом, нахмурив брови. Как же мне было неловко, я сгорал от стыда и растущего чувства вины. Да то я творю? Тупица, тупица, тупица. Я ощущал, как лицо моё покрылось неравномерными красными пятнами от гнева и стыда.       Как я мог позволить себе опуститься до того, чтобы целоваться с Куклой? С человеком, которому я приходился никем иным, как опекуном. Злость моя распространялась на всех: на Криса, что неудачно пошутил, на Куклу, который потерял границы дозволенного, и, самое главное, на самого себя. Что я, как старший из нас двоих, вёл себя безрассудно и опрометчиво. Прошло много времени с тех пор, как мы были опекуном и воспитанником, это так. Не менее восьми лет наши отношения были разорваны в клочья моей мнимой смертью. Теперь, воссоединившись, наша связь стала восстанавливаться, а старые раны затягиваться. Вот только в какой момент мы оба свернули не туда? В какой момент тонкие нити наших чувств, переплетённый в единый узор, соединились неверным образом? Где та граница между этими разными по природе своей отношениями, которую мы стёрли? - Обиделся что ли? – спросил у меня Крис, заметив, что я суетливо и нервно собирался куда-то идти. Хотелось исчезнуть отсюда поскорей, провалиться сквозь землю и больше не появляться здесь никогда. - Не твоё дело. – буркнул я ему. - Ну и куда ты засобирался в такую «рань»? – он достал сигарету из мятой пачки и сунул в зубы. – «Гулять»? – намекал парень на инцидент с Крейгом. – Так тебе в другую сторону. - Помолчи. – огрызнулся я ещё раз, сунув руки в карманы куртки. – Прогуляюсь немного, голову освежу.       Крис усмехнулся, но ничего больше не отвечал. Мои детские отмашки, обидчивые грубые слова и нервные движения говорили сами за себя. Я погорячился в ту минуту, позволил себе лишнего, выплеснув гнев на подвернувшегося Криса, но не жалел об этом и не жалею сейчас. Но надо было и впрямь проветрить голову, поубавить пылу и с холодным рассудком подойти к случившемуся. Хотелось побыть в полной тишине, наедине лишь со своими чувствами и мыслями. Без посторонних.       Я кинул напоследок беглый взгляд на Куклу. Ничего уже не осталось от его недавней чувственности. Всё такой же холодный взгляд ясных синих глаз, лицо, не выражавшее собой ничего, и медлительные неторопливые движения. Он был настолько же спокоен, насколько я нервозен. Будто и не случилось ничего, будто всё это мне нарисовал больной рассудок в бреду. На миг я засомневался в реальности случившегося. Но что-то в нём изменилось. Во взгляде. Промелькнула беглая искорка страха, волнения. Кукла тонко ощущал испытываемый мною гнев и стыд, а оттого боялся, что причиной всему послужил он сам. Боялся, что я гневаюсь на него, что возненавижу за глупый проступок, оправдание которому тяжело было отыскать в пьянстве или необдуманном безрассудстве.       Он просто не понимал, что, перво-наперво, злюсь я на себя.       Сделав крутой крюк вокруг дома, я бродил по густой роще. Неумолимо глубокая осень давала о себе знать холодным ночным ветром, кисловатым запахом гнилой листвы, хрустящими ветками под ногами и недружелюбным волнующим морем. Когда взгляд мой падал на школу, я всё думал о том, каково было прежде учиться там, когда её двери ещё были открыты для детей всех возрастов. Сидеть в школьном классе и глядеть из окна на море, каждый день разное. Бегая по спортивной площадке на нудной физкультуре, слышать шум прибоя. На обеденном перерыве прятаться в роще и чувствовать сырой солёный запах. Ныне школа пустовала, не было в ней никаких учеников, в коридорах сгущалась тьма, тишина, разруха и одиночество. Роща стала дикой, мрачной, я бродил в потёмках. Слышал лишь чужие шорохи, хруст веток, шелест опавшей листвы и шум волн, что неумолимо бьются о скалы. Где-то пели сверчки, не ушедшие на покой. Спокойствие это было кратким, мрачным и безнадёжным. Ибо впереди, стоило лишь поднять голову к небесам, взгляд падал на стену.       Впереди мерцал огонёк. Он привлекал к себе внимание, я шёл на него, как и всякое живое существо, завидев в кромешной темноте хоть какой-то свет. Кого тут можно было ждать? Тишина. Это была не шумная компания, что пряталась в роще и веселилась за алкоголем, и не заблудившийся прохожий. Я шёл, будучи спокоен за себя и за свою безопасность. Впереди показалась тень, корпевшая над верёвками. Оглянувшись, я осознал, что стою в том самом месте, где когда-то Крейг пытался лишить себя жизни.       Сейчас он вновь сидел здесь, на огромном ящике, что доверху забит инструментами. Вокруг него валялось много всякого, пылью покрылись верёвки и несколько деревянных досок, которые он то брал в руки, то бросал. Заслышав мои шаги, Крейг поднял на меня взгляд, а после равнодушно продолжил что-то делать дальше. Делал всё почти одной рукой, второй мог лишь поджать что-то, придержать и поправить, не более. Оттого вся работа его затягивалась на долгие часы. - Что ты делаешь? – спросил у него, недоверчиво покосившись на доску в руках. Он ковырял какие-то шайбы и болты в ней, завинчивал их и собирался крепить крюк. - Думаешь, я вешаться сюда пришёл? – спросил недовольно он. Узнавался прежний Крейг: раздражительный, вспыльчивый и всем всегда недовольный. Даже стало спокойней на душе, ибо его временная перемена заставила меня помыслить, будто он замышляет повторить попытку самоубийства. Но нет. - Не знаю. – ответил спокойно я. - Я не настолько дурак, чтобы делать это прямо здесь же. – он оглянулся. – В любом случае, твоя помощь не помешает. – парень взялся за верёвку, что валялась у его ног. – Ты свяжешь узел, я буду говорить, как это сделать правильно. – даже не дождался согласия, сразу перешёл к делу. Но я и не думал отказываться. Мне было интересно, что он делает. Но в этих оборванных верёвках мне уже узнавалась та, которую Адаму пришлось перерезать, лишь бы Крейг остался в живых. Жалел ли он о том, что мы спасли его? Без понятия. Парень не выглядел ни подавленным, ни радостным, будто самоубийства – обыденность, сущий пустяк для такого, как он. Сделал и забыл, ничего особенного. - Слушай, - внезапно, пока я плёл верёвку под его чутким надзором, мне пришла в голову мысль поговорить с ним о Кукле, - у Куклы же никого не было? - В каком смысле? – спросил он, занимаясь тем временем крюками в досках. - С кем бы он был в отношениях. Ты понял. – намекал я, стыдливо поднимая на него взгляд. К нему я обратился с таким вопросом лишь по двум причинам: Крейг почти никогда не врал, и Крейг хорошо знал Куклу, его привычки и жизненный уклад. Крейг не торопился отвечать мне. Он подумал, недовольно глянул на меня, сильными руками своими вкручивая какие-то гайки, и лишь потом ответил: - Без понятия, на кой оно тебе. – с подозрением в голосе проскрипел он. – Не было у него отношений, посмотри на него. Такой как он любить не способен. – произнёс цинично Крейг. – Ты чего интересуешься? – спросил он у меня следом. - Да так, интересно было. Всё-таки Кукла не маленький, а у него никого не было… - Это смотря в каком плане. – сказал Крейг, усмехнувшись сквозь маску. – Любить не любил, зато по рукам ходил постоянно. Только отвернёшься и всё, иди и ищи его по койкам. - Ты шутишь? – нервно спросил я. Внутри похолодело от услышанного. Моя реакция лишь забавляла Крейга, мне даже на миг почудилось, будто он врёт, лишь бы видеть моё перекошенное лицо. - Нет. – произнёс он. – Кукла давал каждому, вообще без разбору. – вспоминая былое, Крейг злился. – Сейчас угомонился. Тебя, наверное, боится. - Звучит как бред. – сознался я. Верить в это мне не хотелось отчего-то. Кукла не казался мне человеком, которого бы интересовали такие низменные вещи. - Легко чесать языком, когда сам не при делах. – съязвил он. – Не ты отгонял его хахалей. - он прикусил язык. –Чувствуешь себя хуже сутенёра. Унизительная штука. Но если не будешь вытаскивать его вовремя из чьей-то койки, кто-то точно прибьёт его в угаре.       Крейг погружался в воспоминаниях о былых днях. Днях, которые я уже не застал. И чем дольше я слушал его, тем хуже мне становилось. Потому что не таким я представлял себе Куклу, совсем не таким. Всегда спокойный, холодный, принимающий пусть и неоднозначные, но взвешенные решения. Знающий то, чего не знали другие. Действующий так, как не сделал бы никто. Его не любили, но слушались и подчинялись. Казалось, для полноты не хватало лишь романтической истории с ноткой трагизма, которая превратила его сердце в осколок льда. История красивой любви, завершившейся плохо для них двоих. Я сам придумал её для Куклы. Воображал, какая могла бы быть у него девушка, какие у них были бы трогательные отношения, как бы они открывались друг другу, исцеляли общие раны. Девушка была бы такой же невысокой, по-детски наивной и весёлой. Ходила бы за ним по пятам, а он бы старался оттолкнуть юную особь от себя, пока не осознал бы, что бесповоротно влюбился. Но увы, историю требовалось завершить трагично. Она бы умерла на его руках, а он бы горько плакал и клялся мстить за её смерть. Кровь, молчание, дождь и слёзы.       Но картинка хороша лишь в воображении. Воздушным замкам суждено было рухнуть, а мне столкнуться с реальностью. С животной стороной человека, способной на самое худшее. Грязь, похоть, ненависть. На смену фантазиям пришла реальность. Кукла ходил по рукам, как дама лёгкого поведения, и каждый делал с ним что пожелал. А он позволял. Валялся на грязных простынях, жмурил глаза от мерзостного запаха чужого тела и прикусывал фаланги пальцев до боли. Никакой любви.       У кого-то наркотики, у кого-то сигареты с алкоголем, а у кого-то секс. Каждый сам выбирал зависимость по душе. - И зачем тогда ты мне это рассказал? – спросил я у него. Мне и впрямь было интересно, отчего же он был со мной столь откровенен. Рассказал всё: как Кукла напивался и лез ко всем подряд, как Крейгу приходилось драться с чересчур надоедливыми и проблемными поклонниками, как некоторые и впрямь страдали от невзаимных чувств к Кукле. Но, что самое удивительное, у Куклы было немало обожателей. Ровно столько же, сколько ненавистников. Этот человек никого не оставлял равнодушным: кто-то терял голову от любви к нему, а кто-то – от ненависти. - Терпеть его не могу. – сознался Крейг. – Кукле бы не хотелось, чтобы ты прознал его доступности. Считай, что я делаю это назло ему. - Как мило с твоей стороны. – ответил я. - Пусть спит с кем хочет, он взрослый человек. – говорил, но не верил собственным же словам. Стыдно было признаться, что не всё равно. Я же допустил это. И всё же, назло Крейгу, хотелось продемонстрировать своё равнодушие. Но парню всё равно не терпелось задеть меня и его. - Посмотрим, как ты заговоришь, когда он в следующий раз запрыгнет к какому-то неадекватному в постель. Я больше не собираюсь вытаскивать его, этим будешь заниматься ты – его опекун. Пожинай плоды своих трудов.       Я промолчал. Сказать и впрямь больше было нечего. Что бы не вылетело из уст моих, всё стало бы нелепым оправданием. Я растил Куклу, я воспитал из него того, кем он стал теперь, а значит ответственность должен понести я. Только я. На деле же от поступков Куклы страдали остальные, отнюдь не истинный виновник. Страдал и он сам. Кто угодно, только не я. Первый узел был готов, оставался ещё один. - Кукла мне всё рассказал о том, что произошло восемь лет назад. – проинформировал я Крейга. Но ничего в ответ не услышал. Он и не повернулся даже, не взглянул на меня. Пропустил мимо ушей и тотчас забыл. Или сделал вид, что забыл. Закидывая верёвку на дерево, стал смотреть наверх и рассчитывать на глаз расстояние. - И что с того? – внезапно, он прервал тишину. Я уже перестал надеяться на ответ, стал плести второй узел на другом конце верёвки. - Ничего. Думал, ты мне тоже что-то скажешь. – произнёс я, не став скрывать намерений. - Нечего мне добавить. – рыкнул он на меня, устав от бессмысленных разговоров. – Достал уже всех. – отняв у меня из рук верёвки, парень резкими движениями стал продевать их в крюки. Один, второй. И, когда всё было доделано, а смастерённые качели висели на самой толстой ветви дерева, плотно закреплённый сверху, Крейг успокоился. Он смотрел снизу-вверх на своё творение, внимательно изучал его и совсем не спешил убирать бардак после работы.       Крейг сделал робкий шаг вперёд и взялся за верёвку. Несколько раз дёрнул, убедившись, что она крепко держится. Ветвь даже не колыхнулась. Тогда он осторожно сел, сначала лишь в полвеса, и лишь после полностью. Приподнял ноги над землёй, смотрел наверх. Ветвь колыхнулась, но даже не треснула под давлением его внушительного веса. Взявшись двумя руками за верёвки, Крейг качнулся несколько раз, шарпая потёртыми кроссовками по пыльной земле. - По поводу того, что было восемь лет назад. – внезапно, он заговорил спокойным голосом. – Очень спорная ситуация. Слишком много непонятных мне моментов в этой истории. У меня слишком много вопросов к Кукле, особенно после того, как вскрылась вся история с…Ты понял. – он глянул на меня, и я кивнул. – Короче, я думаю, что имело место быть не только предательство, но и простая безалаберность. Кто-то нас сдал, а мы недооценили угрозу. Свою лепту Кукла внёс тоже, убил Алису и настроил против себя всех вокруг. Возомнил себя великим сыщиком…- усмехнулся он. – Но больше мне нечего добавить.       Он встал с качелей и жестом пригласил меня опробовать её на прочность. Я последовал его примеру и сел, крепко хватаясь рукой за верёвки. Прочная, наверняка Крейг долго искал это место. Но теперь на дереве висело не его бездыханное тело, а мирные качели. После разрухи неизбежно приходит созидание. Вот и сейчас, вместо чьего-то мёртвого тела, здесь качался я, сидя на простенькой шлифованной досточке. Крейг смотрел на меня, и мне казалось, он думал о том же. Задрав голову наверх, парень наблюдал за тем, как качались верёвки и, вдоволь насладившись плодами долгих трудов, стал собирать инструменты с земли. Злая ирония. Сам разрушил, сам и создал.       Но не вся ли наша жизнь состояла из череды этих безупречно-безумных по своей природе совпадений?

***

      Оливер катил инвалидную коляску по коридору и проклинал всё и вся. Тонкие колёса тележки всё время застревали в щелях на полу, а пороги у комнат оказывались слишком высокими. Каждый выезд за пределы комнаты оказывался испытанием, и каждый раз Оливеру хотелось на кого-то за это обозлиться. Сотню раз он успел пожалеть, что согласился на эти дурацкие условия Куклы, но страх за свою жизнь был сильней. Он боялся его. В этом было стыдно признаться даже самому себе. Холодный пронзительный взгляд Куклы заставлял Оливера чувствовать себя неуютно, ощущать себя жалким ничтожеством и посмешищем для окружающих. В особенности для самого смотрящего. А Оливер ненавидел, когда его унижали. Знал себе цену, понижать которую не собирался ни для кого. - Чёрт!! – он вновь ощутил, как коляска качнулась, а колесо провалилось в очередную трещину. Тело неприятно тряхнуло, каркас на ноге задребезжал. Сколько бы руками Оливер на толкал колёса, те стояли намертво. Слабые руки не могли приложить достаточно усилий, чтобы выбраться из ловушки. Беспомощность. Он терпеть не мог это чувство, что овладевало им в такие неловкие ситуации. Каждый раз они доводили его до позорных слёз, которые Оливер глотал. Лишь бы никто не видел.       За спиной скрипнула входная дверь, тихо захлопнулась. Подул лёгкий прохладный ветерок и сразу исчез. Тотчас в нос ударил запах курева, с которым он уже познакомился ранее. Крис. Точно пройдёт мимо и произнесёт какую-то колкую шутку. Этот придурок всегда так поступал с немощными, хотя сам не был лучше. - Что, застрял? – парень позади внезапно остановился, заметив, что Оливер слишком долго стоит на одном месте и безрезультатно пытается выбраться. - Нет, просто пол неровный. – отнекивался Оливер, прекратив попытки выбраться. А в мыслях лишь одно: пусть он уйдёт отсюда. Как всегда, равнодушно пройдёт мимо, скорее всего на кухню, и там застрянет на несколько часов. - Ага, вижу. – как-то недовольно ответил Крис и, взявшись за ручки кресла, толкнул его вперёд. Не поверил. Оливер от неожиданности вздрогнул, крепко схватившись за ручки кресла. Коляска затряслась, задребезжала, но уже встала на ровную поверхность и готова была ехать вперёд. - Я бы и сам справился. – Оливер нахмурился, и вместо слов благодарности наградил своего спасителя лишь презрительным гневливым взглядом. Крис хмыкнул в ответ, но не стал вступать в спор. Никакого настроения конфликтовать не было, потому парень двинулся дальше.       Взгляд Оливера зацепился за протез. Он и раньше замечал его на руке Криса, однако не вглядывался внимательно. Белая поверхность синтетической руки с полупрозрачными пальцами на концах вызывала неподдельный интерес. Геометрия протеза отличалась от обычных устройств, которые Оливер знавал. По одной только поверхностной оценке становилось ясно, что протез стоит внушительных денег. И это шло вразрез внешнему виду его носителя. Гладкий ухоженный протез, вычищенный до блеска, хотя кое-где потёртый, и парень, от которого пахло куревом, дешёвым ядрёным одеколоном, который вечно носил одни и те же шмотки, и чья здоровая рука полностью забита паршивыми татуировками. - Постой! – попросил Оливер, став толкать коляску ещё активней. – Что у тебя с пальцем? – поинтересовался он, заметив, что с протезом было что-то не так. Неужели поломал? Какое кощунство со стороны Криса! - Ловил неудавшегося суицидника. – Крис остановился и обернулся, вот-вот собираясь идти дальше. – Тебе-то что? - Дай глянуть! – попросил Оливер. Нет, не просил, приказывал! То, с каким рвением он стремился завладеть устройством протеза, заставило Криса удивиться. Много кого интересовал его необычный протез, но так сильно…Он следил за взглядом своего собеседника, что не отрывал глаз от искусственной руки. Ибо терпеть не мог, когда кто-то возился с его протезом. - Это ещё зачем? – скептично спросил парень. - Интересно. – честно сознался Оливер. Он даже казался нормальным человеком, не способным на подлости и злобу, что чудом умещалась в таком маленьком теле. Куда-то подевалась его язвительность, уступила место неуёмному любопытству. - Херня у тебя аргументы. – возмутился Крис. - Если дашь изучить, то я попробую починить палец. – тотчас выторговал себе Оливер право хотя бы немного ознакомиться с этим чудным механизмом. И предложение это звучало заманчиво. Крис перевёл взгляд на свой протез, сжал пальцы в кулак. Все, кроме одного. Починить – всегда хорошая идея. Вот только сам Крис ничего не смыслил в механизме своего протеза. Оливер же – парень смышлёный, коли слухи не врут. Запросто сумеет починить то, что сделает далеко не каждый врач-протезист. Или же окончательно погубит его руку. Последняя мысль не радовала Криса. Оливер видел это по выражению на его лице, вот только сам юноша в своих силах. - Ну, другого выбора у меня нет. – сдался Крис, и на лице Оливера тотчас всплыла победная улыбка. Радостная, совершенно беззлобная. Он с особым усердием крутил колёса на коляске, направляясь обратно к себе в комнату и давно позабыв, зачем её покидал. Крис молча последовал за ним.       Сшибая всё на своём пути, Оливер понёсся к непримечательной коробочке под грудой неразобранных вещей. В его комнате было темно, только блики нескольких экранов освещали большое и пустое пространство. От каждого звука исходило неприятное эхо. Стены и пол хранили в себе холод. В окнах можно было разглядеть ночную рощу и даже море вдалеке, но едва ли Оливер отрывал головы от расставленных мониторов. Крис с любопытством заглядывал в их содержимое. Что он вообще делает целыми днями, пока сидит взаперти? Вокруг стола - дюжина папок, стопок с книгами, справочниками, бумагой и прочим-прочим. Вся доска с заметками усеяна какими-то фотографиями и рукописными листками. В сумерках едва ли что-то удавалось разглядеть издалека, да и не хотелось. - Вот оно. – Оливер привёз маленький ящик в руках, откуда с победным триумфом вытащил небольшие отвёртки. Один их вид вызывал дрожь. Но отвращение на лице Криса ничуть не останавливало юношу. - Слушай, ты уверен в том, что делаешь? – спросил неуверенно Крис. – Мне не хватало только, чтобы ты поломал мне протез. - Я пока просто посмотрю, как он работает изнутри. – поспешил объясниться юноша, достав подходящую маленькую отвёртку. Она была настолько мала, что её невозможно было удержать в руке. Тоненькие пальцы Оливера ловко орудовали ею, вынимая маленькие винтики из устройства. Крис вздрагивал от каждого скрипа в страхе. Уже сломался? Ещё нет. Но вдруг? Крис ёрзал, сидя на постели, ибо не мог унять своей нервозности. Оливер подносил руку близко к глазам, едва ли не вплотную.       Сняв крышку у локтя, юноша поспешил снять следующую пластину, обнажив искусственные «вены» - цепочку электродов, что простиралась от культи с гильзой. Оливер открыл кусочек каркаса и замер, переводя дыхание. Крис лишь с недоумением наблюдал за ним. Что в этом такого? Отчего этот нескрываемый детский восторг в глазах юноши? - Что это за модель? – поинтересовался он. – Хотя не надо, я попробую сам отыскать. - И на кой оно тебе? – спросил Крис. - Интерес, не более. – ответил он, вновь увлёкшись. – Я не вижу никаких внешних повреждений в устройстве, хотя…- Оливер осторожно коснулся одного из шарниров. – Чувствуешь что-то? - А что я, по-твоему, должен чувствовать? – Криса начинало раздражать эти дурацкие вопросы. - Сожми кисть руки. – попросил Оливер, и парень был вынужден подчиниться. Кисть сжалась с лёгким опозданием, присущем таким протезам. Но какая же это была быстрая реакция! Уровень протеза был куда выше привычного. Сенсоры на концах пальцев моги чутко улавливать форму предметов, передавать ощущение твёрдости и силу сжатия. Потрясающе. - А что это? – спросил Оливер, заметив маленькую точку на конце указательного пальца. Крис хитро улыбнулся и, забрав свою руку обратно, демонстративно щёлкнул пальцами. Сенсоры мягко коснулись друг друга, послышался звук вибрации и на указательном пальце зажегся маленький фонарик. Довольная улыбка расплылась на лице парня, он сложил пальцы пистолетом, выставив указательный вперёд. Только средний никак не сжимался, портя картину. Свет ударил прямо в стекло очков Оливера, юноша зажмурился. - Ты серьёзно? – удивился он. - А почему бы и нет? – спросил Крис, убирая руку. Фонарик потух. – Очень полезная штука, кстати. Тут, кстати, в кисти маленький динамик есть, можно музыку по блютузу включать. – Крис снял маленькую крышку на кисти руки, хвастаясь устройством. – А тут безналичкой можно рассчитываться. – он отодвинул с ладони маленький заслон и продемонстрировал чип. Оливер скривился не то в отвращении, не то в смятении. Тяжело было понять, какие чувства в нём вызвали эти диковинные вещи. - Слушай, давай лучше вернёмся к протезу. – попросил Оливер, взяв осторожно Криса за протез. Крис слегка смутился своему неловкому поведению. На юношу не произвели впечатления все те фишки протеза, которыми искренне восхищался он сам. Одну руку Оливер вложил в его кисть, пока второй мягко водил по электродам, изучая едва ли не каждый из них. Словно тонкое сплетение нервных окончаний. - А ты когда-то думал о том, что ты теперь киборг? – спросил Оливер. Такая мысль немного ошеломила Криса. - Разве? Киборги только в фильмах. - У тебя роботизированная конечность. Как у киборгов. Сам же только что с фонариком игрался. – подметил Оливер. – Ты чувствуешь температуру моей руки? – поинтересовался он, кивая в сторону своей ладони. - Нет, с какой стати я должен её чувствовать? – спросил раздражённо Крис. Почему-то это вызвало в нём волну негодования. То, как беспечно Оливер держал его за руку, только злило. Неужели он не имел никаких представлений о личных границах? - Интересно было. – пожал плечами Оливер, не заметив недовольства Криса, после чего привинтил все пластины обратно и отпустил руку. Но, прежде чем вынести окончательный вердикт, юноша сжал плечи и молча глядел куда-то вниз. - Думаю, - внезапно, он вновь оживился, - мне нужно посмотреть контакты. Какой-то разорвался, надо поменять его. – Оливер пересел обратно на коляску, слабыми ручками пытаясь удержать свой вес, после чего живо покатил в сторону компьютера. Какие-то графики, множество непонятных вещей. Крис с недоумением глянул ему вслед, продолжая сжимать и разжимать руку в кулак. Ничего не поменялось, однако не отпускало ощущение, что-то было не так. Он поднял взгляд на Оливера, но видел лишь его спину, ничего более. Тот окончательно ушёл с головой в свои, ведомые лишь ему, мысли, слился с окружающей его средой. Окликать его не имело большого смысла, Оливер наверняка не ответит. Чудак. И это раздражало Криса.       Крис недовольно вздохнул и поднялся с насиженного места. Надо было возвращаться к своим делам, незачем тратить время на этого придурка.

***

      Адам приехал на утро следующего дня. Если Сирена появлялся перед ним лично, то собственным видом демонстрировал неотложность дела. Надо было спешить, их уже ждут. Оттягивать было нельзя.       Выйдя из машины, он ощутил, что не мог никак успокоиться. Не помогали ни успокоительные, ни сигареты. Волнение с каждой минутой поднималось в нём с новой силой, нарастало снежным комом, вот-вот грозящимся задавить всё живое. Холодно. Ударяли первые морозы, предвещающие скорую зиму. Адам поднёс ладони к губам и попытался согреть их. Носом зарылся в лёгкий шарфик, поспешил спрятать пока ещё теплые руки в карманы пальто. И, конечно же, глянул в окна того самого этажа, где ютилась вся ватага. Его приезд не должен был остаться без внимания, кто-то да уже знал. Дэниэл, хотя бы. Но Куклы в окнах видно не было.       Он неуверенно поднялся по лестнице, брезгуя даже держаться за перила. Сыро, холодно и темно. Парень поспешил заскочить внутрь следующего коридора, где находились комнаты ребят. Там хотя бы было тепло, не было тошнотворного запаха и грязных стен. Ожидаемо, дверь оказалась открытой, и Адам без колебаний потянул ручку на себя. Сердце пропускало неровные удары, руки потели от волнения. Лишь бы всё прошло хорошо, гладко и без лишних проблем. А они непременно будут. - Доброе утро. – тотчас из своей комнаты показался Крис. Адам тяжело вздохнул. Только его сейчас не хватало. Это был тот случай, когда видеть его не хотелось вовсе. Он мешает. Никакой радости от встречи со своим парнем Адам не испытал. Только Крис этого даже не заметил. Усмехнулся как всегда, весь заспанный и расслабленный, потянулся обнимать Адама, прижимать к себе. - Такая рань, чего не спишь? – спросил парень недовольно. Он позволял себя обнимать Крису, ибо не мог найти подходящее оправдание. - А мне на работу рано. – сказал Крис, потирая свободной рукой волосы. – А вот что ты тут делаешь в такую рань – мне уже интересно. – он вновь усмехнулся. – За мной явился? Тогда жди до вечера. - Нет, я сюда не за этим. – Адам недовольно нахмурился. Ему раздражало, что Крис сейчас вёл себя так, будто вовсе не замечал торопливости Адама. Хотелось поскорей оттолкнуть его, но как тогда объясниться? Он не имел права разбалтывать то, что побудило его явиться сюда так рано без предупреждения. Крис счёл, что Адам явился к нему, и был даже рад такому случаю повидаться. А это было не так.       Но спасение пришло оттуда, откуда Адам не ждал. Дверь одной из комнат, ранее не жилой, открылась. Открылась медленно, с неприятным продолжительным скрипом. Крис кинул лишь беглый взгляд на эту дверь, прежде чем продолжать ласкаться к Адаму. Его даже не смущало чужое присутствие, напротив, зрители только подзадорили его проявление чувств. С кряхтением и лязгом, из комнаты показался тот юноша, которого они вызволяли из брошенного центра. Опираясь с трудом на трость, он переваливался с одной ноги на другую, и при каждом движении дребезжал каркас. Да он еле ходил!       Покинув комнату, юноша осмотрелся и взглядом наткнулся на парочку. В глазах читалось удивление и презрение, грубы скривились в брови нахмурились. Адам недоумённо глянул на него. Партнёр его лишь хмыкнул, заметив нотки бахвальства в глазах Оливера. - Чего пялишься? – заметив, что Оливер замер, Крис стал пытаться прогнать надоедливого зрителя отсюда. Оливер только недовольно цокнул и поковылял вперёд с явным недовольством. Это молчание только сильней разозлило Криса, ибо воображение дорисовало сотню непритязательных мыслей, какие только могли прийти в голову этому надоедливому Оливеру. - Слушай, а где Фантом? – Адам тихонько выпутался из объятий Криса и похлопал его по руке, пытаясь привлечь внимание. Тот, провожая Оливера недовольным взглядом, только мельком ответил: - С Крейгом на площадке. Тот его гоняет по утрам, как обычно. – произнёс он. - Хорошо, спасибо. - А тебе зачем? – удивился Крис. - Поговорить надо. – сознался Адам, не дав точного ответа. Расплывчато, бегло, но большего Крису знать и не нужно. - Так подождал бы. – пожал плечами Крис. – Скоро вернутся. Ну ладно, как знаешь. Мне ещё готовить надо. – махнул он рукой. Настроение его было безвозвратно испорчено утренним появлением Оливера. Что его так задело? Адам бы непременно поинтересовался, однако не сейчас. Не было ни времени, ни желания. Получив чёткий ответ, он поспешил вернуться на лицу и последовать к заброшенной спортивной площадке у школы, минуя рощицу с её протоптанными тропинками и густыми деревьями. Он потерял слишком много времени, Кукла наверняка уже был в курсе внезапного визита, что не могло не вызывать у него подозрений. Адам и ранее подмечал, с каким недоверием смотрел на него юноша, как следил за каждым его шагом и жестом. Сейчас Адам рисковал привлечь слишком много внимания к себе.       Он пришёл к нам достаточно внезапно. Я не ожидал его появления, в особенности без предупреждения. Пока, ранним утром, Крейг мучил меня изнурительными тренировками, ссылаясь на то, что я растерял все свои былые навыки. Всю свою ловкость, сноровку и быстроту. Меня расслабила мирная рутинная жизнь. Крейг успевал как следить за мной, прекрасно зная мою любовь отлынивать, так и заниматься самому. Настолько, насколько позволяла его больная рука. Появление здесь Адама оказалось неожиданностью. Крейг сбился со счёту, задержав свой взгляд на парне, а я воспользовался шансом и прекратил отжимания, стряхнул грязные руки и облегчённо выдохнул. Пытка кончилась. Адам осторожно перелез старое проволочное ограждение, стараясь не зацепиться вещами. - Привет. – спохватился я. – Что-то случилось? – я схватил полотенце и вытер пот с лица, перепачкав его руками. Адам редко появлялся без предупреждений, а в обычные дни едва ли осмелился зайти сюда. Крейг коротко кивнул в знак приветствия, и оба неловко переглянулись. Воспоминания о самоубийстве были ещё свежи. - Ты как, готов ехать? – спросил он у меня, переведя взгляд в мою сторону. Я стянул с лица полотенце и кинул на спортивную сумку. - Куда? – спросил тут же я, с недоумением глядя на него. Резкие торопливые движения, маска недоверия на лице. Что происходит? Переглянувшись с Крейгом, я понял, что и тот ничего не знал. - Надо срочно поговорить кое о чём, и подальше отсюда. – он кивнул в сторону нашего дома. - Да вы все издеваетесь? – спросил я. – Не надоело в прятки играться? – недовольно натянул на себя куртку. - Крейг, ты прикроешь нас? – Адам проигнорировал мои вопросы, тут же обратившись к Крейгу. Парень не ожидал, что с ним заговорят, а оттого растерялся на мгновение. - Не знаю, что ты затеваешь, но без проблем. – согласился Крейг, уверенно кивнув. – Я не смогу прикрывать вас долго, учти это. - Это не проблема. Нам лишь бы потянуть немного времени. – сказал Адам. – Спасибо тебе. – он попытался выдавить из себя благодарственную улыбку, но не вышло. Слишком напряжён и взволнован. Этого хватило, чтобы немного разрядить обстановку. Над головой сгущалось серое недружелюбное небо, предвещая скорый ливень. Холодней, чем обычно. Волнение Адама передавалось мне невидимыми нитями. Капля за каплей, я начинал нервничать всё сильней, ибо предчувствие редко подводило меня. А предчувствие было нехорошим. Не взяв с собой ничего, кроме куртки, я поспешил пройти за Адамом к его машине, быстрым шагом миновав наш дом и рощу за ним. Он открыл для меня дверцу переднего сидения. - Запрыгивай. – приказал он мне. Каждое его движение сопровождалось резкостью, нервной неловкостью. Старался сделать всё быстро, нервничал если не мог ухватиться за ручку сразу или спотыкался о камень под ногами, всё время хмурился и прятал руки в карманах, озираясь по сторонам. Сев на своё водительское сидение, Адам вцепился в руль. Машина тронулась едва ли не сразу, стоило дверце закрыться. - Куда мы так торопимся? – спросил я. Я доверял ему без сомнений, и всё же хотел знать, к чему была такая спешка. - Пристегнись. – сказал он мне, сам пристёгиваясь ремнём безопасности. Я последовал его примеру без споров. Меня беспокоила эта спешка. Стоило только пристегнуться, как Адам вдавил педаль газа до упора, машина покачнулась и стала быстро набирать скорость. Мы слетели с бордюра на проезжую часть и тронулись с места. Стрелка спидометра ускорялась, минуя цифры одну за другой. И вот, она уже пересекла черту дозволенной скорости. Тело моё вжималось в кресло, картинки за окном машины мелькали, превращаясь в безобразное размытое нечто. Адам нервно постукивал пальцами по рулю, прикусывал губу и глядел строго перед собой, не собираясь сбавлять скорости. - Слушай, Адам, не надо так торопиться. Мы же разобьёмся. – попросил его я, нервно озираясь. - Нет, Фантом, это ты слушай сюда, – он злился, я чувствовал это каждой клеточкой своей кожи, каждым волоском на теле, что встал дыбом от его тона, - мы сейчас едем к одному человеку, который очень сильно хочет тебя увидеть. И ты, вместо того, чтобы спорить как обычно, заткнёшься и выслушаешь всё, что тебе скажут. Ты понял? – спросил он у меня. - Да что происходит? – стал нервничать я, а оттого невольно злиться в ответ. – С кем ты собираешься меня свести в этот раз? - С человеком, который может исправить всё, что ты наделал! – психовал парень. И спор бы этот продолжался дальше, да вот только раздалась мелодия. Телефон затрезвонил так громко, что перебил наши голоса. - Возьми трубку, пожалуйста. – Адам немного успокоился, пытаясь взять свой необузданный гнев в руки. Сдержанный голос, сквозь зубы, выдавил эту вежливую просьбу. Его злило вовсе не то, что я когда-то присоединился к Кукле, а то, что могло последовать за этим решением. Я взял телефон из его кармана, осторожно потянувшись к парню. - Это Крейг. – сказал я. - Чёрт. – цокнул он, закусив губу. След от зуба остался на краешке нижней губы. – Возьми и поговори с ним. – попросил Адам, и я без колебаний нажал на кнопку принятия, поднеся трубку к уху. - Адам, - Крейг не стал тратить времени на приветствия, - Куклы нет дома. – известие это не радовало. Я понимал, что меньше всего Адаму хотелось встретиться именно с ним. - Как давно? – спросил я у него. - Без понятия, но будьте аккуратны. – и сбросил трубку. Я поспешил вернуть телефон на место, ощутив, как мои руки стали дрожать. Никак эту дрожь унять не удавалось, она предательски выдавала все мои страхи и волнения. Адам всё слышал, лицо его сразу сделалось напуганным. Глаза расширилась, он больше не хмурился и стучал пальцами по рулю, но всё ещё крепко держался за него, как за спасительный круг. - Ублюдок. – стал ругаться Адам, хлопнув ладонью по рулю. – Всё прознал, тварь. - Откуда? Ты ему что-то говорил? – спросил я у Адама. В душе моей росла паника. - Нет, я не говорил с ним и не собираюсь. – сказал Адам, покусывая опухшую губу. – И я не знаю, догадывается ли Кукла, с кем я собираюсь свести тебя. Зато прекрасно понимает, что я ставлю его планы под угрозу. - Планы…- собирался я спросить, но Адам не дал мне договорить. Глаза его в ужасе глядели вперёд. Стоило только повернуть голову, проследить за его взглядом, как впереди послышался оглушающий грохот. Земля под машиной задрожала, в глазах помутнело. Свист колёс, резкое торможение и резкий удар. Картинки сменяли друг друга. Я не успел даже осмотреться, пискнуть и понять, что произошло. Темнота.       Я очнулся не сразу. Пристёгнутый к креслу, я чудом уцелел, ведь водителю повезло куда меньше. Ко мне не сразу вернулось сознание. Голова пульсировала, вмиг потяжелела и раскалывалась на части. Словно в черепе образовалась пробоина. Тёплая кровь сочилась с носа вниз, тонкой струйкой обволакивая сухие губы. Спазмы в груди не давали вдохнуть воздуха, от испуга я не мог дышать. Когда я открыл глаза, всё ещё было темно, прежде чем картинка стала проясняться. Расплывчатые силуэты стали собираться воедино, приобретая очертания. Всё тело ныло, молило меня о помощи, а я не мог даже шевельнуться. Лобовое стекло уцелело, однако покрылось сетью мелких трещин, словно паутиной. От капота ничего не осталось, только щепки. На дороге лежал тяжёлый бетонный столб, куда мы и врезались. Я попробовал повернуть голову.       Тяжелый стон сорвался с губ Адама. Со лба текла кровь, волнистые волосы липли к лицу, окрашиваясь в бордовый. Глаза закрыты. Он пытался вернуть себя в сознание, но не мог. Руки всё ещё крепко держались за руль, нога вдавливала тормоз даже сейчас. Стекло в дверце с его стороны полностью разбилось, ибо львиную долю удара Адам принял на себя. Я попробовал расстегнуть ремень, но двигаться было невыносимо больно. Руки дрожали, я попытался оттолкнуться от бардачка, но удержать равновесие было почти невозможно. Мне удалось отстегнуть ремень и, открыв дверцу, вывалиться наружу.       Над машиной нависла чужая тень. Прямиком рядом с водителем оказался Кукла. Вот он, виновник всех бед. Это осознание пробилось в мой разум сквозь слабость и боль, заставив меня подняться на ноги и вытащить из болезненной агонии. С его носа текла тонкая струйка крови, которую он привычно вытер рукавом толстовки. Резко отворив дверцу автомобиля, Кукла потянул Адама и схватился за его шею, крепко сдавливая её в своих руках. Парень очнулся. Глаза его открылись, он с ужасом смотрел на своего убийцу, пытаясь вырваться из его смертельной хватки. Адам схватил Куклу за руки, пытаясь оторвать от себя. Удушье вернуло его в сознание, чтобы вскоре лишить жизни. Он открыл рот и стал жадно глотать воздух, которого и так было мало. - Кукла! – я направился к нему и, опираясь на машину, из последних сил схватил Куклу под горло, чтобы оттащить прочь. В голове не укладывалось, что юноша будет пытаться убить Адама, но выбора он мне не оставлял. Злость и разочарование охватили меня с головы до пят, я крепко вцепился в это слабое хилое тельце из последних сил. Я сдавливал его за шею до тех пор, пока он не выпустил из рук горло Адама, и лишь тогда оттолкнул от себя как можно дальше.       И нанёс удар. Я не думал в ту минуту ни о чём. Не мог вынести такого предательства со стороны Куклы. Сжал руку в кулак и ударил что есть мочи, попав в висок. Кукла пошатнулся, сделав шаг назад, и тут же схватился за щеку, куда я попал. Я нанёс ещё один удар, в этот раз попав в нос. Костяшки окрасились чужой кровью, его тело дрогнуло. Кукла согнулся, опустил голову вниз, скрыв лицо за длинными волосами, и тотчас схватился за уже сломанный нос. Но этого мне было недостаточно. Я схватил его за ворот, потянув к себе, и ударил ещё раз, размахнувшись как следует. Юноша упал на дорогу и, опираясь на руки, попробовал приподняться. Из носа рекой текла кровь, булькала и сгустками падала на холодный грязный асфальт. Рукавом вытер её, но это не помогло ему. Он тяжело дышал, хрипел, а после сплюнул кровь на асфальт. Слепая ярость овладела мной, я пнул его ногой в живот. Я не преследовал цели убить его, однако мог это сделать, ибо злость взяла надо мной верх. Всех слов на свете не хватило бы, чтобы описать подлость его поступка, а потому я описывал её кулаками. Уж силу он должен был понять.       От удара в живот он скрючился и упал, перевернувшись на спину и поджав ноги. Я сел и, схватив за ворот, собирался нанести ему ещё удары, но остепенился. Мою ярость смело волной отчаяния и горечи. Слепой гнев сменился болью от предательства, от осознания его жестокости и нечеловеческого коварства. Он не сопротивлялся мне. Словно марионетка, его тело обмякло в моих руках, лишь дёргалось от резкой боли то тут, то там. Взгляд его ясных синих глаз ранил меня сильней, чем если бы он пытался бить в ответ. Один глаз покраснел от удара, на склере лопнули сосуды и пошла кровь. Кукла не понимал, за что я с ним так жестоко, и это непонимание целиком отразилось в жалостливом взгляде, молящем меня же о помощи. Ибо говорить он был не в силах. Вот-вот был готов расплакаться.       Адам тем временем сумел отстегнуть себя от кресла и вывалиться наружу с глухим ударом. Стал жадно хватать воздух ртом, рукой держась за грудь. Попробовал встать на ноги, но вышло далеко не с первого раза. - Фантом! – окликнул он меня, и я повернулся к нему. Телу стало легче двигаться, оно постепенно восстанавливалось. – Нам нужно идти. – сказал Адам, поторапливая меня. Я вновь повернулся к Кукле. Бросить его здесь, вот так? А выживет ли он? Кровь не свернётся, он может не дождаться помощи и умереть от травм и гематом. В тот момент мне стало страшно. За то, что я наделал, и за то, что наделал сам Кукла. Ибо теперь я не мог решить, как поступать дальше. Жалость смешалась с ненавистью в единое целое. Хотелось ударить его ещё раз, выместить свой страх на нём. И в то же время хотелось пожалеть его, крепко обнять и вылечить все раны. Что он за монстр? А что я за человек? - Идём. – Адам попытался оттащить меня от Куклы. – С ним ничего не будет. – он попытался меня успокоить и потянул за руку. Я отпустил Куклу, осторожно укладывая на бок. Юноша покорно дал делать со своим телом всё, что мне захочется. Но во взгляде читался страх. Неужели мы бросим его? Кукла попробовал протянуть руку и схватить меня хотя бы за краешек куртки, но попытка провалилась. Отчаяние и бессилие, с каким он желал остановить нас, лишь усиливали противоречия внутри меня. Душу рвали на части две бушующие силы, дать имена которым я решусь никогда.       Я встал на ноги и стал помогать Адаму идти вперёд, закинув его руку к себе на плечи. Он опирался своим весом на меня, но уверено шёл вперёд. Позади нас уже появились первые машины, что собирались пересечь эту улицу, и которых ждало большое разочарование. - А машина? Кукла? Мы бросим их так? – спросил я, ощущая, как в горле всё пересохло. На дёснах чувствовался металлический вкус, впитывающий всю влагу. - Нам надо торопиться. – повторил Адам, хватаясь за бок. – Чёрт с машиной. Возьми мой телефон и позвони Крейгу. Скажи, чтобы забрал Куклу. – попросил он, и я попытался выудить уже разбитый телефон у него из кармана. Телефону повезло куда больше его же владельца. Экран потрескался, тонкие ниточки трещин расползались по стеклу, но тот ещё чудом работал. Влажным от крови пальцем я пытался нажимать кнопки на сенсоре, что считывал касания с переменным успехом. Кровь размазалась по экрану. Я прислонил трубку к уху, всё ещё ведя Адама по указкам к месту нашего прибытия. Даже не думал о том, что сперва следовало бы пойти к Роберту, а потому надеялся, что там нам окажут тёплый приём. - Крейг? – гудки в трубке кончились, парень взял трубку. - Всё хорошо? – в голосе Крейга слышалось волнение. Взял трубку так быстро, будто ждал этого звонка. - Забери Куклу отсюда. Отведи к Роберту, пусть подлатает. – произнёс я, добавив точный адрес. Тишина. Я готовился к граду ненужных вопросов, тяжело дышал и ждал ответа. Но Крейг повёл себя рассудительно. Единственное, что он спросил у меня: - Вы в порядке? – этим вопросом он загнал меня в тупик. Я перевёл взгляд в сторону Адама, и тот кивнул. - Да, мы справимся. – соврал я и сбросил трубку. Разговор надо было поскорей завершить, иначе за нами мог увязаться и Крейг. Адам тяжело дышал, держался за грудь свободной рукой. Ему хотелось кашлять, но каждый раз он вздрагивал и тяжело стонал от боли. Глаза были полураскрыты, вот-вот он мог свалиться в обморок прямиком тут, на моих руках. Я боялся за его жизнь, и хотя он уверял меня, что всё хорошо, что всё это пройдёт, страх не уходил. Там, куда мы придём, нам окажут помощь, главное дойти. И мы шли. Улицы были пустынны, нам почти никто не попадался на пути. Тучи над головой только сгущались, вдали виднелись первые вспышки молний.       Руки дрожали от усталости. Боль постепенно проходила, мерзкий металлический вкус исчез. Моё тело заживало быстро, как и раньше, через несколько часов не останется и следа от аварии. Но Адаму лучше не становилось. Я поднялся по узкой лестнице одного из старых подъездов. Большие потолки, свежая жёлтая краска и старинные входные дверцы с резными узорами. Мы карабкались ровно до третьего этажа, где я стал ломиться в нужную дверь. Лишь бы всё обошлось, плевать было на встречу. Но стало спокойней. Я ожидал чего угодно, но не оказаться в одном из старинных домов города, где вряд ли проживали зажиточные люди.       Дверь отворилась не сразу, каждая секунда казалась мне злостным промедлением. Но вот, в проёме показался совсем юный мальчик. Ниже меня на полголовы, лет на вид 14, едва ли старше. Короткие белые волосы слегка вились, лицо в точности как у Ронни. Я бы принял незнакомца за Ронни, вот только глаза были совсем другие. Синий, ясный, как у Ронни, и серебристый, словно сталь, что блестела под бликами солнца. Совсем худой, его кожа приобрела сероватый нездоровый оттенок. Был одет не по погоде легко, под одним из глаз был большой плотный пластырь. Бета. Мальчик испугано оглянулся, завидев меня, но заметив Адама, волнительно бросился к нему. - Чем Вам помочь? – он попробовал помочь Адаму подняться, но безрезультатно. Парень окончательно стал терять сознание, голова его склонилась на перила, тело почти упало вниз. Я вовремя бросился и сумел помочь ему удержать ослабшее тело Адама. Мы с мальчиком едва донесли Адама внутрь, незнакомцу едва хватало сил нести столь тяжелое тело, даже с моей помощью.       Длинный узкий коридор был тёмным и почти пустым. Только развилка дверей, ничего иного. Всё старинное, пропахло затхлостью и пылью даже не смотря на чистоту. Мальчик отворил одну из комнат, толкнув дверь ногой, и мы занесли Адама внутрь. Комнатушка до неприличия маленькая, здесь было лишь окно, откуда проникал влажный холодный ветер, и кровать со скромным старым шкафом. Не смотря на возраст, юноша не растерялся и помогал мне, ничуть не колеблясь в своих действиях. Он помог усадить мне Адама на постель. - Вам требуется помощь? – спросил незнакомец вежливо у меня. – Не волнуйтесь, я за ним присмотрю. - Не брошу же я его тут! – возмутился я. - Пожалуйста, не переживайте. – попросил меня мальчик. – С ним всё будет хорошо, мы окажем ему надлежащую помощь. – он сел на пол и достал из-под кровати большой ящик с медикаментами. – А Вы, если не ошибаюсь, Фантом? – спросил юноша у меня, достав салфетки и став вытирать кровь с лица Адама. - Верно, откуда тебе известно? – спросил я. - Пожалуйста, пройдите в комнату, что в самом конце коридора. Вы не ошибётесь. – попросил мальчик меня. - Нужна моя помощь? – поинтересовался я у него. Мальчик только мило улыбнулся и помотал головой, собираясь накладывать повязку на голову Адама. Я неловко кивнул в ответ и двинулся по коридору дальше. В самом конце и впрямь была дверь, откуда исходил свет. Рукой проводя по стене, я опирался на неё и шёл вперёд медленно, неуверенно. Что меня там ждало? Как никогда мне хотелось, чтобы рядом оказался кто-то, кому я доверял. Ибо неизвестность за этой дверью пугала меня. Что тут делала бета? Неужели кто-то из НИЦ? Но Бета вела себя дружелюбно и любезно, от неё не исходило угрозы.       Я повернул ручку двери, но не решался толкнуть дверь вперёд и пройти внутрь. Сначала прислушался. По ту сторону я не слышал ничего подозрительного. Напротив, казалось, будто никого там и не было. Мы пришли раньше положенного? Не уверен. Оттуда исходил тёплый аромат чего-то сладкого. Я обернулся. Коридор пустовал, мальчик не собирался идти за мной. Тревога охватила меня. Это было что-то важное, не зря Адам торопился со всех ног сюда, бросил всё и рискнул собственным здоровьем, чтобы привести меня сюда. Я сделал глубокий вдох. Адам просил меня выслушать всё, что скажет мне этот человек. Мне не навредят. Но спокойней мне не стало. Я помотал головой. Хватит стоять тут, либо сейчас, либо никогда. И я толкнул дверь.       Внутри оказалась просторная комната, поделенная на две части. По правую руку - кухня, где на плите бурчал старый чайник, а от духовки шёл ароматный сладостный жар. Старые узорчатые шторы колыхались при лёгком сквозняке. На обеденном столе стояла ваза с пахучими ромашками и ваза с фруктами, которая была почти пуста. На стенах висели маленькие картины безызвестных художников, купленные на стихийном рынке за сущие копейки, ютились полочки с книгами старых переплётов и вазочки с сухоцветами. Во левую сторону – комната. Спальня. Двуместная просторная кровать, сервант с фарфоровыми узорчатыми тарелками и скромный комод с зеркалом.       На постели кто-то лежал. - Проходи, не бойся. – поприветствовал меня чей-то мягкий голос, приглашая войти внутрь. Одеяла зашелестели, из постели поднялся человек. Я сделал неуверенный шаг вперёд, прикрыв за собой дверь.       Неясно от чего, но сердце моё пропустило удар-другой, прежде чем вновь вернуться к привычному ритму. На кровати сидел человек, одетый в простой вязанный свитер и джинсы. Он потянулся, размял руки и повернулся ко мне лицом. Только тогда я смог рассмотреть его лучше. Средней длины голубые волосы были крашены, но увы, у корней краска стала облезать. В подбородке и на брови – пирсинг. Человек неформальной внешности, но это ничуть не бросалось в глаза. Его аквамариновые глаза ласково глядели на меня, на лице тёплая улыбка. Лицо было невыразительным, едва ли можно было назвать его красивым или утончённым. Напротив, грубоватый подбородок, маленькие глаза. Вот только было в нём что-то притягательное, отчего внешность переставала казаться такой грубой. Это была светлая спокойная улыбка и взгляд: проникновенный, тёплый. Он словно читал всё, что было у меня на сердце, всю тягость и боль, что скрывалась внутри грудной клетки. Но проникал в душу не для того, чтобы вытащить из меня что-то, не злостно читал мои мысли. От этого взгляда не хотелось укрыться, наоборот. Этот незнакомец был в хорошем расположении духа. - Прости, я немного не готов оказался к вашему визиту. – заметив на моём лице, его улыбка стала медленно исчезать с лица. На смену пришло беспокойство. – Всё в порядке? – он наклонился вперёд и взял костыли, прежде чем встать с постели. Высокий, чёрт дери. Выше, чем Крейг. Почти под два метра ростом. Одна нога дрожала, вторая была под гипсом. Парень ловко заковылял на кухню, снял с плиты разгорячённый чайник. - Прошу, садись. – обратился он ко мне, отодвинув стул. Контраст ударил меня по голове. Ещё каких-то полчаса назад я избивал Куклу, мы едва бы не погибли, упади столб на минуту-две позже. А сейчас я сидел тут, пил чай с приятным незнакомцем, и мне подавали тёплые булочки с вишнёвым джемом и мёдом. Одной рукой парень укладывал их на просторное блюдо, другой продолжал опираться на костыль. - Были трудности с тем, чтобы добраться сюда? – спросил он, сев напротив меня за стол. – Тебе нужна помощь?       На первый вопрос я кивнул, на второй был вынужден растерянно помотать головой. Я был в растерянности, не знал, что говорить и что делать. Было неожиданно увидеть здесь уютную старую квартиру, где меня накормят сладостями и напоят чаем. Ведь Адам был так зол в машине, так взволнован и испуган, словно вёз меня на казнь. Но я не притронулся к угощениям, в горло не лез кусок. Лишь пил горячий чай, что обжигал все мои незажившие ранки во рту. Кружка с цветочным узором и блюдечком, сахар кубиками в узорчатой посудине. За окном ударил гром, лёгкий ветерок сдувал пар с моего чая. - Кто ты? – спросил я. – Зачем меня сюда привели?       Парень замешкал. Отвёл взгляд в сторону, губы плотно сомкнул и сложил руки на стол. Щедро отсыпал сахара в свою небольшую кружку, размешал напиток в кружке ложечкой, что лязгала о края с каждым движением, а после сунул ложку в рот. Я не стал торопить с ответом. Мне даже в голову не пришло делать этого. В этой комнате было особенное, неизведанное мною течение времени. Каждая минута длилась час, каждый час – целый день. Но я настолько сливался с этим временем в единое целое, что терял всякий счёт. Только тиканье часов над ухом напоминало о том, что оно существовало.       Он вынул ложку изо рта и положил в кружку. - Знаешь, мама меня часто ругала за то, что я кладу ложку обратно в чашку. Или что я облизываю её. – незнакомец улыбался, рассказывая о былых днях. – Всегда говорила, что у меня замашки неотёсанной деревенщины. И что следует класть ровно два кубика сахара в чай, иначе от сладкого будут болеть зубы. Но я никогда не слушал её, поэтому меня часто водили к стоматологу.       Я слушал и молчал. Все эти рассказы не имели отношения к делу, оба мы это осознавали. Он тянул время, но мне было это не в тягость. Его бархатный низкий голос я был готов слушать вечность, тон, с каким парень говорил, успокаивал, убаюкивал. - Ну да ладно. – произнёс он. – Ты же не за этим пришёл. Меня зовут Николас. Некоторые, впрочем, предпочитают звать меня Махаоном, но едва ли ты слышал об этой кличке. Я предпочитаю не скрывать своего имени.       Повисла тишина. Николас ждал моей реакции на своё короткое и сдержанное приветствие. Говорил он спокойно, но серьёзно, отринув всё ненужное в сторону. Договорив, парень отвернул взгляд к окну, а в ясных аквамариновых глазах мелькнули блики слёз. Я бы мог что-то сказать, но потерял всякий дар речи. Мне вспоминались слова Куклы, его рассказ о случившемся. Все картины прошлого мелькали предо мной неясными тусклыми картинами, что рисовало мне воображение. Я ожидал увидеть кого угодно пред собой, только не его. Николас в воображении рисовался мне человеком совершенно иным: грубым внешне, со злостной коварной ухмылкой и туманным пустым взглядом, с серой кожей и синяками под глазами, с редкими короткими волосами и пожелтевшими зубами, сиплым голосом и недовольным тоном. Но вот, предо мной сидел совершенно иной человек. Он заботился обо мне, не глядя на свои больные ноги, ждал меня всё это время, приветливо и вежливо говорил обо всём. Во всём этом я не мог углядеть притворства или угрозы для меня самого. Разум отказывался уверовать в то, что Николас, которого я знавал в ту минуту, способен на то, чтобы предать и убить десятки ни в чём не винных людей.       Впрочем, теперь я окончательно терялся в догадках. После того, что Кукла вытворил недавно, я сильно засомневался в его честности. А потому не мог поверить до конца в искренность Николаса. Казалось, круг моих друзей и союзников неумолимо сжимался. Николас никак не мог входить в их число, пока я сам лично не смогу проверить подлинность его истории. Деваться было некуда. Сейчас я сидел с ним в одной комнате, за одним столом. К тому же Адам рисковал, приводя меня сюда, просил меня выслушать всё, что мне поведает этот человек, и лишь после делать выводы. Вдруг меня начнут пичкать горстями лжи? Кому было верить на самом деле, если не себе? Но я намеренно лишил себя воспоминаний, утратил и картины той злосчастной ночи, случившейся восемь лет назад. Утратил всякий путь к истине.       Николас расплакался. Не выдержал. Так долго собирался с мыслями, чтобы продолжить наш разговор, но в итоге не вытерпел и дал волю чувствам. Его глаза сощурились, тонкие губы задрожали. Он прикрыл руками рот, продолжая глядеть куда-то в окно, где, увы, не было ничего интересного. Глаза покраснели, он зарыдал, горько всхлипывая. Я лишь молча наблюдал за этой картиной, не нарушая молчания. При виде этого не хотелось бросаться в Николаса громогласными обвинениями, обличать во лжи и объявлять предателем. Отпало всякое желание. Случившееся сегодня с Куклой придало мне терпения, иначе я, несомненно, бросился на Николаса с претензиями и требованиями объясниться. Ибо всецело доверял Кукле, был готов встать на его защиту и отстаивать правоту каждого слова. Увы, но он пренебрёг моим доверием.       Положив голову на стол, он протянул руку в мою сторону, безутешно плача. Я не находил для него слов утешения, ибо даже не знал, заслуживал ли он их. Потому мне оставалось лишь смотреть на его раненные руки. Кое-где были потёрты костяшки, виднелись шрамы на кисти, следы от ожогов, на ладони простиралась сетка из синих вен. Так и прошла первая половина нашего разговора. За сладким чаем, тёплыми булочками и горькими слезами.       Успокоившись, парень пришёл в себя. Поднялся, вытер слёзы и улыбнулся, шмыгнув носом. Но сколько бы он ни улыбался, по щекам всё равно текли слёзы. Теперь Николас был готов говорить. Столько, сколько понадобится. - Извини, - это были его первые слова после продолжительных слёз, - накатило. Я наверняка задерживаю тебя. Но, если это не покажется тебе наглым, я бы попросил тебя остаться чуточку дольше. Тогда я дам необходимые тебе объяснения. - Кукла мне всё рассказал. – произнёс я тут же, стоило ему договорить последнее слово. Улыбка дрогнула на лице, глаза распахнулись шире. Но он быстро пришёл в себя, завидев, что я затих. - Адам говорил, что Кукла считает меня предателем и виновником случившегося. Это так? – спросил он у меня, скорее из вежливости. Вряд ли Ник не доверял Адаму, коли поручил ему столь важное дело: привести меня сюда во что бы то ни стало. Я кивнул. Николас улыбнулся, но в улыбке этой была горечь, какой не было в его слезах и словах. Я видел, какую нестерпимую боль ему приносила эта беседа, как тяжело ему было погружаться в море былых воспоминаний, но выбора не оставалось. - Как он? – спросил он, подняв на меня глаза. Никто из нас так и не притронулся к еде. - Нормально. Настолько, насколько это возможно. – сказал я. - Я рад это слышать. – сказал Ник. – Хотя меня огорчают новости о его…поступках. – он взял кружку в руки и сделал несколько жадных глотков. Хотел себя заткнуть, чтобы не давать оценки поступкам Куклы. - Он пытался убить Адама, когда мы направлялись сюда. – пожаловался я. Не знаю, зачем это сказал, но я ловил себя на мысли, что этому человеку хотелось сказать всё и даже больше. Открыть душу, посвятить в свои самые страшные секреты. Но я сдерживался. Минутная слабость могла нести за собой неисправимые последствия. Такая новость повергла Николаса в лёгкий шок. Улыбка тотчас исчезла с лица, растворилась в чае, придав ему мерзостного вкуса отравленных надежд. - Господи… - тяжело выдохнул он, упираясь локтями в стол и заслоняя ладонями рот. – Слава о его поступках у многих на языке. Мне не пришлось даже выходить в свет, чтобы услышать про все его «подвиги» в мельчайших подробностях. – он прикрыл глаза ненадолго, прежде чем продолжить. – Это ужасно, но хуже то, что я не имею понятия, как можно это исправить. Я боюсь, что если мы с тобой, как его опекуны, не остановим его, то за нас это сделают НИЦ. И сделают это не так, как хотелось бы нам. Он притих, вновь поглядев в окно. - Но не будем омрачать нашу встречу столь ужасными новостями. Как ты сам? - Я не помню тебя, если ты об этом. – сообщил я, решившись всё же попробовать одну из булочек на подносе. Николас улыбнулся, отчего-то умиляясь мне. Он внимательно следил за тем, как я разрезаю хрустящее тесто, а затем зачерпываю мёд и разливаю его вдоль всей мягкой поверхности булочки. Сладкие. - Я знаю, Фантом. – произнёс он. – Я всё знаю, за это я должен благодарить Адама. Меня даже удивило, с какой готовностью он согласился помочь мне в этом деле. А теперь знаю, что Кукла рассказал тебе и о том, что произошло восемь лет назад. – он взял очередную паузу, собирая на языке новые слова для разговора. Я заметил в нём ту же привычку, что и в Кукле – долго подбирать слово, прежде чем произнести его вслух. Однако это было непринуждённым действием, не таившее в себе какого-то смысла. Это нужно было не для того, чтобы манипулировать мной, а чтобы не задеть меня. - Многое он тебе рассказал? – спросил следом Николас. - Я знаю только то, что было восемь лет назад. Знаю и то, что Кукла – это объект В-7012. И то, что ты предал нас. – я старался говорить сдержано, коротко, предпочитая слушать. Так было спокойней, так я был уверен, что не взболтну лишнего. Но с каждой минутой мне приходилось ловить себя на мысли, что я всё больше и больше проникался к этому человеку доверием. - Это не так. – сознался Николас. – Хотя я могу понять, почему Кукла так подумал, но…Я не ожидал, что он поверит в это. Да, мы не были идеальными опекунами, но делали всё, что только могли для его благополучия. И я всё равно не смог добиться его доверия так, как это удалось сделать тебе. – он усмехнулся. – Кукле ты всегда нравился больше, чем я. Когда тебя не бывало рядом, он часто спрашивал меня о тебе и очень ждал твоего возвращения. По мне он тоже скучал, но не сравнится с тем, как ждал тебя. – Николас улыбался, погружаясь в приятные для него воспоминания. - А что это, если не предательство? – я вернул его к прежней теме. - Очень долгая история, Фантом. Длинной в несколько человеческих жизней и множество разбитых судеб. – он печально улыбнулся. - Предположим, я поверю тебе. – сказал я. – Тогда зачем ты здесь? Обелить своё имя? А не слишком ли поздно? Прошло восемь лет, не восемь дней. - Твои слова, как всегда, точны и болезненны. – сознался Ник. – Узнаю старого тебя. Но, вижу, ты изменился. Это хорошо. Все мы должны меняться. Я пришёл сюда не обелять своё имя в глазах людей, которые вряд ли поверят мне. Я пришёл сюда, чтобы не повторить того, что случилось восемь лет назад. А всё движется именно к этому. Хотя масштабы трагедии и будут ничтожны в сравнении с тем, какие они были раньше, я не хочу допустить даже одной жертвы.       Я задумался над его словами. Если его намерения мирные, то почему он вынужден прятаться ото всех? Всё из-за Куклы? Но ведь ему ничего не стоило настроить против Куклы остальных, кто его знал. Достаточно было Крейга, что и так не возлюбил Куклу, и Дэниэла. Остальные перейдут на нашу сторону без длительных уговоров и препирательств. А когда Кукла останется один, то ничего не сможет поделать. Но у Николаса были иные планы и пожелания, которые он не спешил раскрывать. - Я ничего не помню, я не смогу помочь тебе в полной мере. - Ничего страшного. – произнёс Николас. – Напротив, это прекрасно, что ты ничего не помнишь. Тебе выпал шанс взглянуть на себя из прошлого совершенно другими глазами. Не кому-то другому, а именно тебе и именно сейчас, когда на кону стоит всё. Такое случается раз в тысячелетия! Ты можешь заново пережить всё это и оценить под другим углом. Ты можешь всё изменить и исправить. Я не знаю, как тебе удалось лишить себя памяти, но…- Николас отвёл глаза в сторону. – Поверь, это не недостаток. - Звучит подозрительно. Будто ты хочешь просто использовать меня. – подметил я. – И, к тому же, от этого беспамятства нет пользы. Я не знаю, кто я такой, откуда я родом, у меня нет знаний и навыков из прошлой жизни. Как мне выжить в таких условиях? – вопрошал я. И, хотя я не ждал никакой реакции на свои слова, Николас поспешил меня успокоить. - Я осознаю твою горечь. Это ужасно – лишиться самого себя. И я обещаю тебя избавить от этих мучений, но не сейчас. - Опять торгуешь информацией? – возмутился я. - Нет. Просто… - он снова неловко отвёл взгляд. – Ты мне не поверишь, пока не увидишь своими глазами. Да и я не уверен, что, когда всё кончится, ты и вправду пожелаешь вернуть утраченные воспоминания. Поверь, то, что ты слышишь из наших уст, не передаст даже сотой части той боли, которую мы все испытали в прошлом.       Я промолчал. Под таким углом я не смотрел на ситуацию, хотя это казалось мне очевидным. Что, если я просто не захочу ничего вспоминать? Навыки можно было восстановить и без вмешательства из прошлого, а воспоминания о былом станут только тяжким грузом на сердце и душе. Настоящий удар – снова пережить все ужасы, пусть и в воспоминаниях. Время не лечит, просто раны начинают гнить.       В комнату вошёл мальчик, ловко подкрадываясь позади. Глаза его углядели булочки на подносе, но он был слишком воспитан, чтобы тотчас броситься на них и умять с аппетитом всё. Руки были ещё мокрыми, но под ногтями была засохшая кровь. Я оглянулся. Часы показывали вечернее время, за окном стало темнеть. Мальчик включил свет в комнате, прежде чем войти. - Это Сирена, - представил мне Николас юношу, - мой маленький помощник. - Я не маленький. – ответил он Николасу. – Мне уже 16. - Бери, если хочешь. – сказал Ник, подвигая к нему булочки и ласково улыбаясь. Сирена даже не думал отказываться, тотчас поспешил усесться рядышком и жадно уплетать их с вареньем. Ни о каких правилах поведения за столом не шло речи, но мальчик так очаровательно вёл себя, что не хотелось даже злиться на него. Да и стоило ли? - Что с Адамом? – спросил я у Сирены. - Я вызвал врача, его скоро увезут в больницу. – сообщил он мне с забитым ртом. – Ему чуточку лучше, но мне кажется, у него есть переломы.       Я с ужасом посмотрел на него, но моего взгляда юноша не заметил. За разговором я почти успел позабыть обо всём на свете, и теперь сильно разволновался. Заметив это, Николас взял мою ладонь, утешительно поглаживая её. И времени столько пролетело… - Мы позаботимся о нём, не переживай. – попросил меня Николас, пытаясь заглянуть мне в глаза. Наши взгляды встретились, и я ощутил неуверенность в себе. Потому что осознал, что не хочу уходить отсюда. Будто в один миг лишился дома. Куда мне было бежать? После того, что случилось днём, воротиться к Кукле значило одобрить его действия. И бросать всё как есть было нельзя. - Я провожу его в больницу. – сказал я. - Если ты хочешь… - произнёс Ник. – Мы поедем все вместе. – решительно ответил он. - Угу, поедем. – повторил за ним Сирена, запихивая последнюю булочку к себе в рот. Он спешно засобирался, как только в дверь постучали. Я последовал их примеру. С ними мне было спокойней сопровождать Адама в больницу, я всё время ловил себя на мысли, что постепенно, шаг за шагом, меня не пугало их общество. Напротив, тяжелей давалось держать себя в руках, не ослаблять бдительности и не доверять тому, кто, возможно, виновен в десятках невинных смертей. У меня не было причин доверять словам Николаса. Но теперь не было и причин не верить ему. Ибо парень делал всё, чтобы я уверовал в его дружественные намеренья. Всю дорогу он поддерживал меня непринуждёнными разговорами обо всём, отвлекал от волнений и переживаний, внушая надежду на светлый исход.       И когда я уверился, что с Адамом всё будет хорошо, что о нём позаботятся хорошие люди, только тогда я отправился домой. Стрелки часов неумолимо шли вперёд, время рядом с Николасом для меня искажалось. Едва я успел осознать, что случилось, как на смену вечеру ступила ночь. Улицы опустели, лишь редкие машины проезжали мимо меня, не останавливаясь ни на секунду. Тучи заслоняли собой звёзды на небесах, но ветер упорно разгонял их. Свет в окнах медленно гас один за другим, и лишь уличные фонари оставались ярко сиять даже в потёмках. Дорога домой заняла много времени, явился я лишь к полуночи. Каждый шаг в сторону места, ставшим мне домом, причинял мне всё большую боль. Мой эллипс лечил все физические увечья, но не мог справиться с такой банальностью, как боль душевная. Она не проходила.       У входа меня встретил Крейг. Обыкновенно он спал в этот час, но не сегодня. Беспокойство из-за случившегося не могло не отразиться на нём. Парень был взволнован, не мог дозвониться до Адама, а оттого не смел и подумать о том, чтобы лечь спать. Какой мог быть сон, если судьба близкого человека оставалась для него неизвестной? Завидев меня, я ощутил, каким облегчением стало для него моё присутствие. Вот только моя угрюмая физиономия ничуть не обрадовала его, ибо никаких добрых вестей за ней не скрывалось. - Где Адам? – тотчас спросил он, и голос его был громким, взволнованным. - В больнице. – сознался я. Эта новость ударила его в самое сердце, поразила до глубины души. – С ним всё будет хорошо, но ему не помешала бы помощь. – объяснился я, поспешил заверить его, что всё хорошо. Поводов для волнения пока не было. Адам находился в сознании, ему было легче, хотя ему не помешает профессиональная помощь. Крейг, казалось, растерял остатки хладнокровия. Его более не интересовало ни то, куда Адам так торопился, ни то, что послужило причиной нападения Куклой. Это всё вылетело из головы, стало ненужным шумом где-то на задворках сознания. Но туман неизвестности стал таять, он медленно приходил в себя, стал осторожно выпытывать адрес больницы и когда можно будет навестить Адама. Мы условились отправиться на следующий день, как только настанут часы для посещения. Но я ни слова не проронил ни про Николаса, ни про его помощь в этом деле. Он проводил меня до моей комнаты, беседуя со мной совершенно спокойно, без лишней резкости и раздражения, присущей ему в привычных обстоятельствах. - Как Кукла? – спросил я напоследок у него. В комнатах уже было темно, многие давно отправились спать, не заметив нашего появления. Бдел лишь Дэн, сидя со своими насекомыми и наблюдая за обстановкой вокруг. Но и он старался урвать хоть несколько минут для сна, ему было не до меня. Услышав вопрос, Крейг переменился в лице. Я не мог видеть изменений, но чутко ощущал их. - Не знаю, - он сдерживал своё раздражение лишь потому, что до этого наш разговор проходил спокойно, - я даже не стал помогать ему. Этим Дэн занимался, но из него помощник…Не понимаю, как тебя после всего случившегося может интересовать его состояние? Я даже поражаюсь твоей сдержанности, - он сцепил зубы, - на твоём месте я бы убил его. Не раздумывая.       Я кивнул ему. Но более ответить мне было нечего. Те чувства, что руководили мной в тот момент, когда я избивал это хрупкое тощее тело, ничуть не отличались от чувств Крейга сейчас. Желание убить, животная агрессия, порождённая моей тёмной стороной. Она была у каждого, однако же я считал, что выше собственной тёмной сущности, что я такой один. Как же я ошибался на самом деле. Ибо, дай мне волю, мог лишить жизни, ничуть не колеблясь. Лишь сейчас предо мной стояли весы, на каждую из чаш которых я возлагал доводы трезвого рассудка. В ту минуту я мог убить Куклу.       Крейг ушёл, и я тихонько прокрался дальше по коридору. В комнату, где сейчас должен был находиться Кукла. Как всегда, в ней царила темнота и тишина. Слишком подозрительная для комнаты, в которой всегда кто-то пребывал. Моё присутствие никогда не оставалось незамеченным. Я был уверен, что Кукла если не слышал моего появления, то чувствовал. Потому, тихо прокравшись, я оказался внутри, однако никого не увидел. Комната казалась мне пустой. Всё такая же пустынная мрачная обстановка: пустой письменный стол, старый разваливающийся шкаф с лампой, которую мы так давно не зажигали, и матрас на полу, где никто не лежал. Забитые фанерой окна не пропускали ни капли света внутрь, оттого тьма здесь была гуще и тяжелей. Воздуха не хватало, было нечем дышать. Если бы дальше не располагалась единственная на весь дом кухня, едва ли здесь были хоть какие-то следы чужого пребывания.       Я начал было считать, что в комнате и впрямь никого не было, как слух мой в абсолютной тишине уловил лёгкие шорохи. Проследовав по слуху, я обошёл стол, и лишь тогда заметил его бледную тень, что сливалась с окружающей тьмой. Глаза привыкли к окружению, оттого я мог различить его, пусть и с трудом, от тёмных сырых стен и старого дырявого паркета. Всё в тех же вещах, грязных от крови и пыльного асфальта, он сидел на полу, прижимая колени к груди и пряча лицо. Голова накрыта капюшоном, из-под него едва ли что-то виделось. Тихое прерывистое сопение выдало его присутствие здесь. Не знаю, прятался ли он намеренно, или же невольно слился с окружением. Но поднимать головы не решался, даже когда осознал, что я его давно заметил и отыскал.       Тогда я направился на кухню, после чего, порывшись по ящикам холодильника, вернулся обратно. Только тогда он соизволил поднять свою голову и взглянуть на меня, впервые за всё это долгое время. Но молчание не нарушал. Лишь следил за моими движениями, не спуская с меня глаз. Боялся? Не знаю. Но над его увечьями никто и не старался. Дэн был слепым, едва ли сумел бы правильно наложить все повязки и перебинтовать раны. Единственный, кто мог помочь Кукле, отказался что-либо делать, и это была самая жестокая его месть. Подбитый глаз не проходил, половина лица опухла от оттёков и гематом. На нос неправильно прикреплённый пластырь, ноздри заткнуты ваткой, которую давно никто не менял. От неё шёл неприятный резкий запах спирта и застоявшейся крови. Волосы у лица засохли в крови, никто не стал их отмывать. Кровь из носа продолжала идти, но куда меньше, лишь редкими капельками. Ведь я совсем успел позабыть, что кровь у него не сворачивается вовсе, лишь медикаменты помогают ему не умирать от царапинок и лёгких ушибов.       Я приложил пачку льда к его лицу. Кукла не сопротивлялся, лишь поёжился и слегка склонился набок от резкого щиплющего холода. Кубики льда таяли от касания к его коже так быстро, что вскоре всё содержимое грозилось превратиться обратно в воду. Мне пришлось помочь ему самостоятельно: поменять вату, заново всё обработать и перемотать раны. Дышал он неладно, не опускал ног из-за болей в животе, что переставали мучать его лишь в этой странной позе.       Между нами повисла тишина, хотя каждому было что сказать. Ему – в своё оправдание, мне – в его обвинение. Вновь меня обуяли противоречия, вновь две враждующие стихии пытались переплестись во что-то единое. Осуждение его за покушение на жизнь близкого мне человека, за жестокость, с какой он собирался убить Адама. И жалость. За то, что некому было встать на его сторону, некому было утешить после того, как его жестоко избили, хоть и за дело, некому было перевязать раны и помочь справиться с болью. Всеми брошенный забытый ребёнок, который так ничего и не понял, не усвоил ни единого для себя урока. Пробирался упорно вперёд, сквозь тернии к звёздам, которых никогда не существовало. - Завтра пойдём к Роберту. – сказал я. На мои слова Кукла лишь послушно кивнул. Стоило мне нарушить наше хрупкое молчание, как Кукла задал вполне логичный вопрос, который мучил его всё это время. - Где ты был? – спросил он. - В безопасности. – сказал я. – Остальное я раскрою тебе потом, когда придёт время. – я глянул на него и понял, что Кукла даже понятия не имел, о чём могла идти речь. На его месте я бы тоже не смел предположить, с кем и при каких обстоятельствах сегодня повидался. - А ты что думал? – спросил я. - Адаму нельзя доверять. – сказал Кукла. – Он – угроза. Он давно что-то замышлял. – говорил юноша сипловатым голосом. Я тяжело вздохнул. Кукла был уверен, что Адам намерен мне причинить вред, а оттого бездействовал долгое время и наблюдал. Случившееся утром только подзадорило его сомнения, и он без колебаний нанёс удар. Я не собирался прощать ему покушение, но про себя подумал: а как бы я поступил? Приходит человек, которому я никогда не доверял, и увозит кого-то мне близкого в нервозной спешке. Везёт, нарушая всякие правила движения, набирая ужасающей скорости, лишь бы скрыться от меня. Что тогда?       Мы не проронили ни слова больше. Так и остались недосказанными все те сложные, противоречивые чувства, бушующие в наших сердцах. Я смог понять его, но не простить. О чём он думал? Простил ли меня за то, что я бросился избивать его вместо того, чтобы уладить недоразумение? Смог ли осознать весь ужас собственных зверств? Я не мог понять, что было у него на душе, какую ношу нёс он, а оттого ещё больше позволял сомнениям завладеть собой. Этот слизкий комок неуверенности, недоверия и паранойи грозился просочиться в моё сознание, плотно укрепиться в нём и больше никогда не отпускать, чтобы превратить мою жизнь в сущий кошмар.       Мой Ад выглядит как тихая просторная комната, куда не проникает свет из-за фанерных листов, где нет почти никакой мебели, где горит лишь одна тусклая газовая лампа, где пахнет лекарствами и затхлым воздухом, где на полу всегда спит одинокое израненное существо, давно разучившееся мечтать, верить и радоваться. Существо это уже давно мертво, лишь его бледная тень коротала мучительно-длинные дни своей мучительно-долгой жизни в бессмысленных раздумьях о чём-то. Говорило редко, мало и тихо, так, что голос его смешивался с окружающим пустынным пространством, вплетался в тонкую нить узоров на оборванных обоях, в трещины на деревянном скрипучем полу и в нити старого покрывала.       «Пожинай плоды своих трудов». Крейг был прав. Я не справился с ролью опекуна в своей прошлой жизни, а теперь дорого расплачивался за это. Но не я один платил, платили все мы. Страдал каждый из нас, и каждый в своём персональном Аду.