Ветер

      Мысли. Подчас это – то единственное, от чего не спрятаться и не скрыться, то, от чего спасения еще не придумали, равно как и панацеи. Леонард возлежал на кровати у себя в комнате. Мягкая перина позволяла юноше представить, что он едва ли не парит, а может даже - лежит на облаке. Шелковые простыни приятно холодили кожу - в комнате было слишком жарко, в преддверии надвигающейся непогоды слуги натопили в доме на совесть. Даже по прошествии нескольких часов после того, как подбросили дров, камин в комнате Лео ярко полыхал, отбрасывая мерцающие блики на деревянные панели стен, на полупрозрачный балдахин, скрывающий то и дело вздрагивающего юношу. Становились резче и тени. Переменчиво сплетаясь и перемещаясь с каждым трепетом пламени, они танцевали на стенах и ткани свой мрачноватый танец, что грозило свести юношу с ума. Пляска теней и мыслей сплетались воедино, и Леонарду казалось, будто в комнате он не один. Память услужливо подсовывала картины маскарада, вырисовывая кровью полотно бездумного ужаса, крадущегося в ночи.       Тем вечером никому не дали покинуть здание Дворца Дипломатии, минуя стражей порядка. Каждый из этих суровых джентльменов, облаченный в невзрачный бурый камзол и столь же безобразного цвета сюртук, приглашал в небольшую комнату по одному - по двое гостей. И все как один возвращались от них бледными и осунувшимися - каждый чувствовал себя виноватым, хоть в чем-то. И еще больше каждый боялся, что его таковым сделают, даже если он и не при чем. Леонарду тот заход дался особенно тяжело. Едва учуяв слабину, страж принялся давить и допытываться, и Лео ни за что бы не удержал обороны, если бы с ним не зашел Рикардо, своим остроумием и непринужденностью заставивший пойти назойливого дознователя на попятный. И хотя всех просили соблюдать атмосферу секретности и сохранить произошедшее в тайне, тем же вечером только слепой и глухой не знал о том, что Рождественский бал в Дворце Дипломатии завершился убийством высокопоставленного политика (которым к вящему изумлению Леонарда оказался покойный!). Весть о случившемся разнеслась по городу быстрее пламени, подхваченного ветром в засушливый год. И помимо фактов стали бродить домыслы, слухи.       Чем больше Леонард все это слышал, тем более тошно ему становилось. Прошла уже неделя. Люди не переставали судачить, и на всякий случай не ходили одни по вечерам. А Лео во сне виделись то остекленевшие глаза усопшего, то бледный, испуганный Рикардо, который пытался что-то рассказать, а потом растворялся с болезненным криком. Ему виделись ледяные глаза в прорезях масок, болезненно резкий смех, фальшивый до мозга костей, срывающийся то и дело на пронизывающий фальцет. Кончилось все это лихорадкой, в которой юноша промаялся еще целую неделю, мечась от зашкаливающей температуры на промокших от испарины простынях.       И вот теперь - он выздоровел; и лежал, вполне осмысленно не позволяя вымотанному до предела организму заснуть. Ему не давало покоя не только жестокое убийство, на первый взгляд - совершенно бессмысленное, сколько мысль о том, что он был последним, кто видел мальчишку в живых, и поступил с ним отнюдь не так, как полагается воспитанному аристократу.       Наконец, не выдержав пытки догадками и страхом, Леонард поднялся с кровати и быстро укутался в расшитый на восточный манер халат - его привез отец, когда возвращался из очередной поездки, и юноше эта потрепанная вещь была отчего-то немыслимо дорога. Быть может как память о том, что отец не всегда был молчаливым и расчетливым засранцем. Несколько мгновений понаслаждавшись тем, как приятна ткань халата к телу, Леонард уверенно двинулся прочь из спальни - в коридор. Изначально целью Леонарда была кухня, где можно было без помех приготовить себе глинтвейн и найти себе что-нибудь вкусное, никого не побеспокоив, однако его привлек горящий в гостиной неяркий свет.       Замерев перед входом в гостиную залу, юноша осторожно заглянул вовнутрь. Он не знал, что ожидал там увидеть - привидение обезглавленного мальчишки, или быть может его убийцу, но на мягком диване перед жарко растопленным камином, накрыв пледом ноги, восседала всего лишь его матушка. Отблески камина делали черты ее лица особенно резкими, углубляя морщины, которых при обыкновенном освещении юноша бы не различил. Бликами едва сверкала седина, и вновь Лео подумал, что при свете дня в светлых волосах ее не видно. Сердце его болезненно сжалось - книга в руках матери дрожала, брови сошлись на переносице. Она страдала от боли, уже не могла спать... и так состарилась! Казалось, последние недели вытрясли из нее остатки жизненных сил. Подойти, обнять, прижать к себе... Он бы и рад, да точно знает, что не поможет. Едва сдержав тяжкий вздох, Леонард собрался дойти все же до кухни, но его прервал хриплый голос матери, которая, оказывается, прекрасно заметила его отражение в большом зеркале, и лишь врожденное чувство такта истинной аристократки не позволило ей сразу же прервать молчаливое бдение единственного сына.       - Приготовить тебе горячий шоколад, малыш? – этот вопрос прозвучал калькой на его далекое детство. Замерев, Леонард мгновенно обернулся и уверенным шагом прошел в залу, все же бережно приобняв мать за плечи.       - Нет, матушка! Что вы, отдыхайте. Быть может мне позвать слуг, чтобы вас проводили в опочивальню? - стараясь говорить бодро, словно ничего и не происходило, вопросил юноша, упражняясь в выдержке, которую с таким трудом прививала ему эта восхитительная женщина!       - Вот уж глупости. Не нужны мне никакие слуги, я и сама могу дойти! - немного ворчливо отозвалась женщина, но, тем не менее, чтобы подняться с дивана, ей понадобилось опереться на крепкие руки сына. Да и упавшую на пол книгу пришлось поднимать Леонарду. С каждым мгновением ему тяжелее было сдерживать очередной всплеск жалости и бешенства - неминуемого следствия безысходности. - Ты почему не спишь, дорогой?        И вновь Лео ощутил себя маленьким мальчишкой, нашкодившим и возвращающимся заполночь, но угодившим не на разнос к отцу, а под крыло матери, которая не могла, не умела на него сердиться. На мгновение Леонард замешкался, сжимая ледяные ладони матери в собственных руках. Она такая заботливая, такая печальная, такая красивая, хоть болезнь и унесла былую ее прелесть. На мгновение боль шелковым шнуром схватывает горло, и Лео не сразу находится, что ответить. Но женщине и этого мгновения достаточно, чтобы понять, что гнетет возлюбленное чадо, однако ей хватает мудрости не задавать вопросов.       - Отец еще не пришел, - как-то печально, обеспокоенно произносит она, оглядываясь на двери в парадную прихожую, словно бы ожидая, что сейчас он появится. Однако, двери остались неподвижны, а женщина печально поджала губы. - Отведи меня в спальню, Лео. Я все равно не усну, пока отец не явится. Но хоть лягу. "Говорит, как старуха," - пронеслось у него в голове и он на мгновение яростно потряс ею, словно надеясь, что от того мысли столь постыдного и отвратного характера ее покинут.       - Ты не сердись, малыш, - неспешно продолжает матушка, и Леонард покорно ведет ее, такую хрупкую, едва не иссохшую к ступеням. - Он хороший. Просто работает очень много.       "Глупая. Ты умираешь! У-МИ-РА-ЕШЬ! А его рядом нет! ГЛУПАЯ!" - и вновь покорная тишина в ответ, ни слова вслух. Дорога до родительской спальни - словно путь к эшафоту, тягостная, удушающе, одуряюще-мучительная. Хуже всего на лестнице. На руки ее поднять нельзя - обидится. Но ждать пока поднимется - слишком больно и печально. Наконец они внутри. Притворив дверь спальни, Лео помог ей осторожно опуститься на кровать, а потом быстрым, уверенным шагом направился прочь.       - Сынок? - и вновь, голос матери, как гром среди ясного неба. Леонард замирает в дверях, медленно оглядывается на мать поверх плеча. Она уже укрылась одеялом - сама и не ровно, но сделать лучше ее дрожащие руки не позволяли. Порывисто обернувшись, юноша возвращается к кровати, осторожно поправляет одеяло и даже ласково гладит мать по голове, с трудом сдерживая себя, чтобы не побежать тот час же прочь - от той безысходности, что распространяла вокруг себя эта некогда веселая женщина. - Ты же знаешь хороший способ избавиться от мыслей. - внезапно продолжает она, и голос ее обретает строгие нотки, как тогда, когда болезнь еще не захватила ее тело.       - Чтобы не получилось в итоге, картину всегда можно сжечь.       В ответ Леонард лишь кивнул, и стремительно вышел из комнаты, быстро, пожалуй даже слишком быстро захлопнув двери комнаты, отсекая и четко разграничивая конец и начало существования. Однако, слова матери, словно некое разрешение, заполняют все его существо, и Лео, резко развернувшись на пятках, направляется в противоположную от лестницы сторону.       В конце коридора - узкая, неприметная дверца, не идущая ни в какое сравнение с прочими дверьми в этом доме. В ней нет ни вычурного блеска, ни золоченой ручки. Эта дверь простая, хоть и выполнена из пород реликтового дерева. И юноша осторожно проскальзывает за нее, тут же запирая изнутри большим серебряным ключом. За этой дверью другой мир, мир которому нет места в обыденной жизни. В ней старые вещи доживают свой век в спокойствии, избавленные заботливой рукой юноши от гниения и пыли. Там в полутьме высятся неброские рамы, меж которых во множестве растянуты холсты, поблескивающие высохшей краской. Картин так много, что за ними не видно стен: картины сложены небрежными стопками на полу, в несколько рядов стоят у стен. Все они нарисованы руками Лео, но он никогда не отважится вынести их в свет, ведь они - склад его мыслей, и чаще пустых и безнадежных, чем тех, что несли бы радость или нежный смысл.       Деревянные плитки пола в этой комнате покрыты толстым слоем пятен краски, брызги, кажется, есть даже на стенах и потолке. Аккуратностью в процессе творчества Леонард никогда не отличался. Но сейчас, взяв выбеленный и уже натянутый на раму холст, он старался быть предельно осторожен, ведь мысли, которые он желает выплеснуть подобны ядовитой кислоте - одно не верное движение, и он уничтожит все то, что пытался сберечь с таким трудом! Установив холст на старинный деревянный мольберт, слой краски которого помнит еще его деда, юноша принялся медленно и вдумчиво смешивать краски на видавшей виды палитре.       Затем взгляд его дымчатых глаз обратился к белоснежному холсту. В комнате было почти темно - небольшой кованый подсвечник всего на три свечи, не давал толком света, но все же разгонял зыбкую тьму. Как Леонард умудрялся разбирать цвета при таком освещении - загадка, но вскоре на холсте проявились контуры злосчастной комнаты и дивана, обитого редким сортом бархата. А затем - очертания точеных бедер и стройных ног, маленьких, то и дело поджимающихся от удовольствия, пальцев. Рисуя, Леонард поневоле вспоминал нежность кожи под собственными пальцами, ломкие стоны мальчишки, что ласкали слух сладчайшей музыкой, наконец - жаркую тесноту его задницы, казалось, почти не тронутой, что так и массировала его плоть, стоило только войти. Лео рисовал очень быстро. Не прошло и нескольких мгновений, как на картине оказался запечатлен Алос, развратно раздвигающий ноги, оттопыривающий соблазнительную задницу и так и завлекающий всем своим распаленным и страстным видом. Здесь даже взгляд аметистовых глаз зазывал, хоть и был мутным от афродизиака. Его "златокудрому ангелу" не хватало разве что дьявольских рожек; он напоминал скорее похотливого суккуба. И легкое неверие тонкой струйкой зыбкого дыма пробралась в мысли Леонарда, а затем и в сердце. Кто и чем рисковал? Нарисованный юноша вовсе не был ребенком - то подтвердил и отец Лео, случайно обронив в разговоре, что был вынужден часто с ним сотрудничать. В посольство же, как известно, детей на работу не принимали.       Что же все-таки тогда произошло? Отступив к стене, Леонард запрокинул голову, прижимаясь к деревянным панелям всем телом, устремляя свой взгляд на потолок, а потом - на картину. Дьяволенок словно подмигивал с холста, шепча: "Разве ты меня не хотел? Разве сейчас ты меня не хочешь?" - глядя на собственное творение, юноша невольно ощутил тесноту в белье - поддавшись воспоминаниям, он не на шутку возбудился, и теперь, стыдливо отведя взгляд, пытался сосредоточиться на чем-то другом. Хотя это, разумеется, ничуть не помогло. Запустив руку в собственное белье, Леонард несколькими жесткими движениями довел себя до развязки, едва не потеряв равновесия от острого удовольствия, прошившего тело. Все чувства вмиг обострились; тело, взбудораженное всплеском гормонов, готово было взбеситься даже от легкого дуновения ветерка.       Холодно. Это новое ощущение отрезвило Леонарда как-то разом, словно на него вылили ушат ледяной воды. Прежде прохладные, деревянные плитки пола стали такими холодными, что Лео показалось, будто он стоит босыми ногами на льду. Отлепившись, наконец, от стены, к которой до того прижимался всем телом, юноша принялся осматриваться, пытаясь отыскать источник столь ненавистного ему холода, внезапно проникший в его святая святых. И нашел. Отчего-то окно в дальней части мастерской оказалось распахнутым настежь, хотя Лео точно помнил, что не открывал его. "Впрочем, так даже лучше," - внезапно пришла в голову совершенно посторонняя мысль, сладким шепотом скользнув от его уха куда-то к сердцу, и юноша не стал закрывать окно. Только дернулся внезапно, но почему-то вновь посчитал, что оборачиваться не стоит. Поставив на мольберт взамен исписанного новый холст, он принялся писать с такой скоростью, с какой, думал, не под силу даже ему. От холода кожа покрывалась крупными мурашками, некая глубинная дрожь поселилась где-то у сердца, угрожая выморозить до самого конца. И лишь оледеневшие пальцы не смели дрожать, выводя на холсте следующий образ.       Через треть часа картина была завершена. Слишком быстро даже по меркам величайших из художников. Та же комната, тот же диван. Безнадежно залитая кровью уникальная обивка. Обезглавленное тело, остекленевший взгляд мертвых глаз. Отчетливо прорисованный срез шеи. Сейчас, оглядываясь назад, Леонард понимал, что понятия не имеет, что за оружие могло оставить столь ровный срез. Ровнехонько, одним взмахом, оказался разрублен даже позвонок. "Так не бывает!" - пронеслось в голове, но тут же трансформировалось в убийственное - "Так и было!" - и в подобные мгновения Леонард больше всего жалел о том, что у него фотографическая память на детали. И все по той же причине он сейчас стоял перед готовой картиной, глядя не на пугающе точно переданное лицо мальчишки, а на его тонкие пальцы, что сжимали изысканный фужер. О, этот фужер... Да, его можно разбить. Но в целостном состоянии хрусталь очень крепок. Из-под пальцев мальчишки по резной поверхности расползались тонкие трещины. Как должно быть чудовищно силен он был! Но внимание Леонарда захватывали даже не трещины. Чего-то не хватало на пальчиках мальчишки. Вот только чего? Это... это что-то важное. Однако, хваленая память на этот раз отказывалась давать подсказки и Леонард, послушавшись собственного чутья, покинул мастерскую, зачем-то закрыв за собой двери на ключ, чего не делал никогда, исключая те моменты, когда ему хотелось побыть с картинами наедине. "Так будет лучше. Пусть мысли посидят взаперти" - успокоил себя Лео, начисто забывший не только о холоде, но и об открытом настежь окне.       Утро было ослепительно ярким. Снегопад наконец дал себе и горожанам передышку, выпустив в выцветшие от мороза небеса яркий солнечный диск. Лео восседал за дубовым прилавком в раритетном кресле из того же дерева. И пусть обивка была жестковата, юноша чувствовал себя вполне комфортно. Наладилось даже настроение, и это несмотря на то, что уснул он уже на рассвете. Напротив - ровно через прилавок, на шаткой антикварной табуреточке устроился Рикардо. Одет он сегодня был не в пример проще, чем на приеме, и все же было за что зацепиться взгляду; хоть за ту же вычурную брошь с крупным желтым топазом, что была приколота на кружевном воротнике, как раз у него под подбородком. А Леонард не мог отвести взгляд от тонких, необыкновенно маленьких для юноши рук друга; стянутые шелком перчаток, его пальцы непритязательно изысканно держали небольшую фарфоровую чашечку, исходящую ароматным парком. Щеки Рикардо окрашивал ровный алый румянец, которому заметно поспособствовал кофе по-ирландски, который он пил. И Лео неожиданно подумал, что после встречи с тем мальчишкой, стал невольно обращать внимание на мужскую красоту. Хотя, красота всегда притягивает взгляд. Ей хочется восторгаться, к ней хочется приобщиться и прикоснуться, но теперь, к пышному всплеску невольного восхищения стали примешиваться терпкие нотки... влечения?       Леонард чуть потряс головой, в неловкой попытке сконцентрироваться, однако постоянный поток речи друга этому совершенно не способствовал. Забредя к нему на работу, ближе к середине не слишком напряженного рабочего дня, Рикардо принес с собой несколько пирожных из соседней лавки, и, устроившись с другом на обеденный перерыв, явственно вознамерился пересказать ему все, что тот пропустил. Ну а подробности каждой вечеринки, что Рикардо устраивал, могли быть интересны разве что девушке-сплетнице, какому-нибудь журналюге из захудалой скандальной газетенки, да самому Рикардо. Тем не менее, Лео пытался терпеливо слушать, а Рикардо торопливо рассказывал. Поочередно они прихлебывали крепкий кофе, отщипывая по кусочку от пирожных. Но время летело очень быстро, а несанкционированный перерыв на обед слишком уж затянулся. Случайно бросив взгляд на огромные напольные часы, что высились недалеко от входа, Леонард так и ахнул - шесть часов! Минут через десять вернется его начальник, проведший день в разъездах по резиденциям постоянных клиентов, и если он застанет сие чаепитие, мало не покажется никому! Сметливый Рикардо тут же подскочил со своего антикварного насеста, принимаясь помогать другу со спешной уборкой. Правда рот у него все так же не закрывался, но теперь он заговорил о том, что вызвало у Леонарда подлинный, а не показной интерес.       - ... и меня посадили в какую-то шаткую лодочку, провезли по, наверное самому грязному в этом городе, вонючему каналу, но привезли к самому настоящему дворцу! Какие у них апартаменты! Где они только такие находят?! - на миг лицо юноши стало действительно задумчивым, но лишь на миг, и дальше он вполне бесшабашно продолжил - Представляешь? На их визитке все написано взаправду - никто не представляется тебе, ты не представляешься никому. Не снимаешь маски, и можно веселиться сколько угодно. И главное - с кем угодно. Я сначала даже дар речи потерял. Спускаюсь в зал, а там на коленях у какого-то страшного мужика вертит голой задницей какой-то молодой аристократишка, - краснота щек Рикардо здесь заметно усилилась, ее первопричиной явно был уже не виски, которого юноша плеснул в свой кофе более чем щедро, - И самое главное, соблазнительно так вертит. Знаешь, мне тоже захотелось попробовать.       - И как? Попробовал? - Леонард не сразу спохватился, а потому вопрос получился у него излишне серьезным. Но, кажется, Рикардо оценил то, что друг не стал отпускать едких замечаний и хихикать.       - Ага, - совсем уж покраснев, отозвался юноша, но распространяться на эту тему более не стал, быстро ее сменив, - А еще я познакомился там с одной леди. Она - единственная, кто нарушил запрет - назвала мне свое имя. Кстати, сегодня она придет ко мне на вечеринку. Как хорошо, что ты согласился заглянуть! Заодно и познакомлю. Чашки к тому моменту как раз закончились, и Рикардо, чуть подмигнув другу, унесся готовиться. Растерянный же Леонард истинно недоумевал, когда успел согласиться, но понимал, что придется идти - сам кивал на все подряд, так что и виноват сам. ***       Тихо звякнул колокольчик, и дверь захлопнулась с тихим щелчком. Рикардо покинул темную, немного пыльную залу книжного магазина, оказавшись один на один с пустынной, мерзлой улицей и медленно затухающим солнцем. Закат окрасил и небеса и снег кроваво алым - словно кто-то пролил ведро крови в небесах. Рикки поежился - не только от пришедшего в голову сравнения и пробирающегося под теплую шубку холода, но и от окончания разговора с лучшим другом. И как он только умудрился проговориться? Неужели было сложно немного приврать? Отшутиться? Тихо фыркнув от недовольства самим собой, Рикардо забрался в карету, которую, пусть и с опозданием, но подал кучер, явно успевший слегка поднабраться градусов для согрева. Раньше Рик непременно отчитал бы его за такое, но сейчас был слишком задумчив, чтобы обратить внимание.       В памяти шаг за шагом всплывала недавняя поездка по каналу с прогнившей, задохнувшейся водой. Перевозивший его лодочник не стеснялся закрывать шарфом половину лица, скрываясь не только от холода, но и от запаха. Рикки же не позволяла так поступить ни гордость, ни плотная маска, которую он загодя натянул, едва они отчалили от берега. Не столько потому, что маска была обязательным атрибутом для посещения очередного собрания этого клуба, сколько от того, что юноша понимал ее действительный смысл. Без имен и лиц, под покровом ночи и надежной охраной, можно было отдаваться полностью любым страстям и желаниям, оставаясь неузнанными, а значит - и осудить их не мог никто.       Провожая взглядом покрывшиеся лишайниками, зеленоватые камни стен окрестных домов, что испокон веков стояли у этого канала, Рикардо недоумевал, кто же отваживался здесь жить. Кладка такая ветхая, того и гляди обвалится. Ему и проплывать мимо-то неуютно, нечего говорить даже о том, чтобы войти вовнутрь. А уж запах! Скривившись от отвращения, юноша принялся поправлять манжеты камзола. Сегодня он выбрал бархатный, цвета незабудок. Но о выборе уже жалел - тут ничего не стоило испачкаться, а выглядеть неопрятно перед будущими негласными друзьями ему совершенно не хотелось.       Однако, мучительная поездка не могла длиться вечно. Вскоре лодка пристала к небольшому каменному причалу - порогу огромного дома, мрачного и, казалось, совершенно пустого. Терзавшие юношу неизвестность, и неожиданно острое предвкушение, едва не заставили его сердце остановиться.       - Куда ты меня привез, шарлатан? - возмутился Рикардо, поднимаясь в узкой лодченке во весь рост. Однако, посудина конечно же не выдержала такого над собой измывательства и тут же предательски закачалась. В планы юноши не входило купание в ледяной вонючей воде, а потому он поспешно вспрыгнул на каменный причал.       - Куда просили, молодой господин! - отозвался лодочник, сразу же оттолкнувшийся от края причала шестом и оказавшийся вне досягаемости от растерянного Рика.       - Сей же час вернись!! - Рикки изумленно и растерянно оглядывался по сторонам. Дом был один из тех, что стремительно осыпался, и представить, что тайные встречи аристократов проходят здесь, можно было в последнюю очередь. - Об обратном пути мы не договаривались, сэр! - уже издалека прокричал лодочник, и скрылся за поворотом.       "Он... этот неописуемый мерзавец что, оставит меня здесь замерзать?!" - мысленно возмутился юноша, тут же разражаясь вслух грязной площадной бранью, от которой покраснел бы и сапожник. Тем не менее, мерзнуть юноше не улыбалось, а на тисненой карточке адрес был указан точно. И Рикки, уже подумывая о том, что это был чей-то жестокий розыгрыш, решил рискнуть. Какая, к черту, разница - мерзнуть снаружи, или мерзнуть внутри? Тем более, что за стенами здания наверняка не будет хотя бы зловонного ледяного ветра.       Глядя в темный зев дверного проема, Рикардо всячески пытался себя успокоить, однако все равно продолжал нервно теребить манжеты, поплотнее запахнул на себе невзрачный плащ. Его пришлось заказать специально, в самой обыкновенной лавке, а не у портного, но, в простых кварталах юноше совершенно не хотелось бросаться в глаза. Мало ли что могло приключиться! Тем не менее, плащ был действительно теплым, и Рикки успокаивал себя тем, что наверняка утром тут появятся и другие лодочники, которые с радостью доставят его обратно, в более обитаемую и менее разрушенную часть города.       Так или иначе, а решение было принято, теперь уж юноша хотел себе самому доказать, что он вовсе не трус, и не побоится зайти в какую-то развалюху только потому, что там темно! Дав себе мгновение на то, чтобы решиться, Рикардо шагнул вовнутрь, опасаясь, что уводящая вниз лестница сейчас же обвалится у него под ногами. Но, о чудо, лестница не только не обвалилась, она даже оказалась застелена пушистым ковром! Ощутив привычную мягкость под ногами, Рикки заметно расслабился - выходит, все-таки не обманули. Гордо вздернув носик, и радуясь тому, что нашел силы перебороть себя, он спустился до конца и оказался на развилке. В две стороны уходили одинаково мрачные коридоры, но в конце одного из них из-под неплотно прикрытой двери сочился теплый, золотистый свет.       Тут уж всякая неуверенность и страх отхлынули от Рика окончательно, и он уверенно двинулся к освещенному помещению. К счастью, ему действительно повезло, и он попал в округлую приемную залу, ярко освещенную масляными лампами, а не в заброшенную конуру отбросов общества, которые жгли ради согрева краденый стул. Стены залы были затянуты дорогими тканями, дабы скрыть подлинную убогость временного пристанища для встреч. На пол во множестве были настелены толстые ковры, а потолок предусмотрительно утопал в зыбком полумраке. За стойкой красного дерева сидела миловидная девушка с рыжеватыми, длинными волосами, подобранными в высокую прическу из тугих локонов. Полные губы прелестницы лишь едва-едва алели на фоне ее довольно бледного лица, едва скрашенного чуть ощутимым румянцем. И едва девица его заметила, как губы эти распахнулись в нежнейшей, очаровательнейшей улыбке.       - Добро пожаловать, - приятным высоким голоском почти пропела она, поднимаясь из-за стойки и демонстрируя отменную фигурку, скорее подчеркнутую, чем скрытую облегающим нежно-голубым платьем. - Господин продемонстрирует приглашение? - уже с большим нажимом произнесла она, когда растерявшийся Рик не отозвался на приветствие.       Действительно изумленный, Рикки спешно пошарил по карманам плаща и камзола, чем вызвал у девушки еще большее изумление и раздражение, хотя внешне она оставалась все такой же радушной. Однако, через несколько мгновений приглашение все же отыскалась, и красавица стала сразу же еще более приветливой. Отобрав у Рикки приглашение, она проводила его вниз по ярко освещённой лестнице, обнаружившейся прямо за ее стойкой. Проход закрывался пологом тон-в-тон с тканью, которой были закрыты стены, и человек, не знавший о наличии прохода, никогда бы не догадался о его существовании.       Тем временем, Рикардо продолжал все больше изумляться. Он понятия не имел, что у стоящих на воде домов есть подвалы. Да еще такие глубокие! Тем не менее, возможно в этом единственном доме такие подвалы были. И в данный конкретный момент там играла негромкая, очаровывающая слух музыка, царил приятный полумрак, а вместо сидений по толстому слою дорогих ковров были раскиданы расшитые восточные подушки. Воздух казался густым от обилия табачного дыма, к которому временами подмешивался сладковатый дурман куда как более опасного курева. На устроенном у одной из стен помосте, в наиболее ярком освещении (хотя приглушенным было даже оно!) в сладострастном танце извивались две девушки и юноша, совсем еще молоденькие, тем не менее, они чарующе улыбались и безо всякого стеснения ласкали друг дружку, бесстыдно демонстрируя себя собравшимся господам и дамам в наиболее выгодном свете. Лица их масками не были скрыты, и Рикардо подумал, что их просто заказали для особого случая в борделе. К шлюхам интерес у него сразу же пропал, и он, скинув на руки слуге свой плащ, отправился исследовать остальные уголки комнаты.       Однако скоро у Рикардо слегка закружилась голова, и он был уверен - от дыма, ведь к такому количеству он был совершенно не привычен. Опустившись на горку мягчайших подушек, он принялся изучать комнату взглядом, предварительно приняв из рук слуги бокал вина. Кого же здесь только не было! Аристократы и аристократки, распаленные вином и дурманом, в дорогих, шикарных одеждах, пришедших в совершеннейший беспорядок, такие яркие, такие разгоряченные. Все, как один, они скрывали лица под масками, и творили такие непотребства, на которые никогда бы не решились, если бы они оставались заложниками собственных титулов. Кто-то курил дурман, кто-то уже упился вином, и просто потерялся в подушках. Но большинство неприкрыто ласкало друг дружку, и время от времени хихикающие парочки, а так же тройки и даже четверки ускользали за полог в дальнем конце зала, там, как видно, были организованы отдельные комнаты.       Вскоре к юноше подсела очаровательная леди в платье винного оттенка, удивительным образом сочетающимся с ее бледной кожей и рыжими кудряшками. Глаза у нее были подобны чистейшим аметистам, но и их было толком не разглядеть из-за плотной маски, что носила незнакомка. Удивительнее всего было то, что после юноша не мог вспомнить их разговора, хоть и был уверен, что поболтали они очень мило. Соблюдая все правила, они не назвали имен, но, плененный красотой девушки, Рикки выложил ей куда больше, чем собирался - в частности, о своем лучшем друге - сердцееде Леонарде, который после бала никак не желал возвращаться к нормальной жизни - так его потрясло случайно увиденное кровавое зрелище. И о том, что не далее как в конце недели он собирается вытащить друга из скорлупы и пригласить на вечеринку. Кажется, он вообще сказал куда больше, чем позволяли рамки любой светской беседы, и Рикардо это немного испугало. Однако девица, получив приглашение на его вечеринку, вежливо попрощалась, обещая "всенепременно почтить присутствием его дом", ну и вильнув напоследок соблазнительной попой, туго обтянутой шелком платья.       Но взгляд Рикардо приковало совершенно иное. За полупрозрачной занавесью, прямо перед ним, повешенной скорее ради проформы, чем от желания что-то скрыть, восседал мужчина. Богато расшитый камзол и сюртук он уже сбросил, ворот тончайшей сорочки - расстегнул. Ноги его были широко разведены, а ширинка - расшнурована. Он исступленно ласкал собственное естество. Прямо перед ним на четвереньках стоял юноша - полностью обнаженный, если не считать плотной маски. Его нежная кожа жемчужно светилась в полумраке, пока он зазывно покручивал тугой попкой перед тем, другим. Приглядевшись, Рикки понял, что мальчишка засунул в собственную задницу уже три пальца. Но в глазах его читалось такое блаженство, словно он попал в рай. И хотя стоны его терялись на общем фоне разговоров и музыки, Рикардо ни на мгновение не сомневался, что они полны исступления и сладости. Наконец, мужчина устал ласкать себя сам и, ринувшись на мальчишку, выдернул его пальцы из исходящего влагой отверстия и всадил в него собственную плоть по самые яйца. Рикки почудилось, что он расслышал отголоски характерного шлепка и полузадушенный крик юноши. И в это мгновение юноша смутился, поймав себя на мысли, что хочет проверить и почувствовать так ли это прекрасно, как кажется со стороны. Вот только его ушка, уже покрасневшего от смущения и внезапно проснувшегося желания коснулся бархатистый, низкий голос, прогнавший вдоль позвоночника целую стаю мурашек.       - Подсматривать нехорошо, - Рикардо дернулся и в ужасе остолбенел - его застукали! Щеки Рика мучительно покраснели, ему хотелось вскочить и моментально убежать. Но с опозданием он вспомнил, что в маске. И здесь можно еще и не такое, так что подумаешь, поглядел чуть-чуть. Тем не менее, благовоспитанность пыталась взять верх, и он почти собрался извиниться, но в это мгновение он все же обернулся к собеседнику.       Сердце у Рикардо замерло. Незнакомец оказался взрослым, сильным мужчиной, одетым, пожалуй еще даже богаче, чем сам Рикки, а ведь он сын мэра! В этом городе мало кто мог переплюнуть размах его гардероба. Однако, дело совершенно не в одежде, хотя камзол цвета ночного неба был ему невероятно к лицу. Незнакомец был невероятно... нет, божественно! О боги, дьявольски прекрасен! Пленительный, как сам грех, он насмешливо глядел на Рикардо, окончательно растерявшего все слова. Необыкновенные глаза, такого густого синего цвета, что казались драгоценными камнями, подобно двум каплям раскаленного пламени сияли на его бледном лице. Обворожительная улыбка чуть приоткрывала ровные белые зубы, а губы чуть поблескивали в полутьме, к ним так и хотелось прикоснуться, проверить, такие ли они гладкие и мягкие, как кажется на первый взгляд. Но более того, это поразительное существо совершенно не стеснялось; маска его - из тонкого почти прозрачного кружева, почти не скрывала лица!       Тем временем, продолжая приглядываться к совершенно растерянному, безумно смущенному Рикардо, мужчина нисколько не мешкая осторожно приобнял его за плечи, бесцеремонно прижимая юношу к себе и тем самым начиная исполнять его невольное желание. Незнакомец был силен, но не перекачан, хотя легкий рельеф мышц ощущался даже сквозь плотную ткань камзола. Меж тем, словно проглотив язык, Рикки сидел рядом с ним тише воды ниже травы. Ему, к его собственному ужасу, прикосновения этого неземного существа оказались более чем приятны. А взгляд меж тем возвращался и возвращался к юному аристократу, что захлебывался стонами под тем вторым, что продолжал брать его и брать, не давая даже мгновения на передышку. Под мальчишкой от всего этого натекла уже небольшая лужица семени.       - Ты милый, крошка. Куда как более милый, чем эта растраханная блядь, - и хотя слова мужчины сейчас звучали чуть жестче, чем несколько мгновений назад, Рикардо вновь весь покрылся мурашками. Бархатистый голос словно бы ласкал, оглаживал его ушки, горячее дыхание чрезмерно приятно щекотало чувствительную раковину, будоража воображение, вытаскивая на поверхность самые тайные желания - Но, тебе нравится то, что ты видишь, - тон мужчины неуловимо изменился, словно теперь он был еще более уверен в собственных словах; особенно крепко прижав юношу к себе - не иначе как ради того чтобы наверняка не вырвался - и веско прибавил. - Хочешь попробовать?       До того покачивающийся на волнах робкого, еще пока вполне себе невинного удовольствия, Рикардо действительно дернулся из его рук, но не зря же незнакомец обнял его крепче! Рикки никогда не считал себя слабым, но сейчас понял - не вырваться.       - Отпустите, - наконец подал голос он, чем вызывал у мужчины снисходительную улыбку. И пусть тот ослабил хватку лишь слегка, была надежда на то, что силой юношу брать не будут.       - Зачем? - и, похоже, мужчина неплохо умел ставить относительно наивных мальчиков нежданными вопросами в тупик.       Пока растерявшийся Рикардо формулировал достойный ответ, незнакомец вполне себе хозяйским движением пересадил его к себе на колени, заставив оседлать собственные бедра, и заодно почувствовать собственное не слабое возбуждение. Отчего Рикки смутился лишь больше, и одновременно - позавидовал, ведь размеры у незнакомца ощущались действительно внушительные. Однако, юный аристократ вновь не уследил за развитием событий. Он почти приготовил убедительный ответ, чтобы мужчина наверняка отпустил его, но тут он притянул Рикки к себе сильнее и впился в его губы ненасытным поцелуем. Собственнически раздвинув его губы, незнакомец проник в его рот языком и принялся в нем хозяйничать, рождая такую бурю ощущений, что юноша невольно ощутил себя девственником, каковым не являлся уже достаточно давно. Упираясь руками в грудь мужчины, Рикки, все же, еще пытался отстраниться, хотя в противовес собственным действиям отчаянно пылко отзывался на его поцелуй. Мужчина же продолжал вылизывать каждый миллиметр его жаркого маленького рта, столь соблазнительного и узкого, что желания в нем относительно Рикардо лишь крепкли. Его руки медленно перебирались с талии Рикардо на его маленькую, упругую задницу. Сжав в руках соблазнительные округлости, он принялся их с упоением мять, вслушиваясь в жалобный, возбужденный скулеж юного аристократа, успешно заглушаемый его умелым ртом; однако и его выдержка имела некие границы. Его собственное возбуждение давно требовало внимания, а потому мужчина жестко потерся плотью о промежность юноши, сорвав с его губ сдавленный стон. Чутье его не подвело - юнец был до предела возбужден, и теперь, когда его тело прошибла первая волна удовольствия, уже сам не сможет пойти на попятный.       Осторожно пересадив юношу со своих колен на подушки рядом, мужчина без лишних слов поднялся на ноги, а затем протянул руку юноше, создавая иллюзию свободного выбора.       - Пойдешь со мной? - почти что промурлыкал он, растягивая губы в многообещающей, лукавой улыбке, в то время как в глазах у него танцевали опасные искорки.       И Рикардо, смущенный до слез, безумно возбужденный, поддался на провокацию. Ведь пока он в маске, можно все. Никто ведь не увидит, а ему так хочется! С недовольством отмечая, как дрожат руки, Рикки все же взял предложенную руку и в одно мгновение оказался поднят с подушек. Теперь он оказался по-хозяйски обнят за талию, и вновь - едва ли не притиснут к крепкому телу мужчины, который, к слову, оказался очень высок. Прохладные пальцы мужчины рождали в его теле странное пламя, прикосновения его рук ощущались отчего-то сразу всей кожей, и Рики едва сдерживался чтобы не стонать в голос, пока мужчина вел его к одной из ширм, за которой крылась уединенная комната.       На счастье юноши, здесь ширма была действительно плотной. Он бы не пережил, если бы его соблазнитель принялся брать его за той же пародией на занавесь! Ведь подспудно Рикки понимал, что даже в том случае не нашел бы сил отказаться. Едва за ними опустился полог "двери", взору юноши предстала небольшая комнатка, стены которой так же обтягивали полотна дорогой ткани. На полу - густой, пушистый ковер, и ворох маленьких шелковых подушек. Никакой кровати не было и в помине, однако Рикки отчего-то подумалось, что для его первого раза этот легкий восточный колорит - самое то. Словно догадавшись о его мыслях, мужчина хмыкнул и тут же сжал его ягодицу, заставив сладострастно изогнуться, прижаться к нему теснее, плавясь от острого желания.       Подведя юношу к ковру, незнакомец словно бы приласкал его взглядом... а затем полностью стянул с себя маску. Его бледное лицо мягко сияло в полутьме комнаты, тонкие черты завораживали, бесподобные от краешков приподнятых в лукавой улыбке губ, до мелких прядей седины на висках. И Рикки, наконец отпустивший на волю и себя, и собственные руки, первым делом потянулся к мелким серебристым прядкам, осторожно коснулся их, нежно погладил. Но мужчина даже не склонился, чтобы Рикардо было проще - а ему приходилось подниматься на цыпочки и буквально распластываться по мужчине, чтобы дотянуться.       Внезапно тонкие сильные пальцы незнакомца поймали руку юноши, немного болезненно сжав, и губы его прильнули к запястью в болезненном, жгучем поцелуе. Рикардо всхлинул. Хотя жесткая ласка и отозвалась во всем теле волной безмерного удовольствия, боль была немного сильнее. Но вскоре поцелуй-укус сменился нежными прикосновениями языка незнакомца. Несколько рубиновых капелек скатилось по нежной коже, и Рики запаниковал, однако тут же его тело пронзило острейшее удовольствие - как оказалось, прикосновения языка к свежим ранкам могли оказаться еще упоительнее прочих ласк. С опозданием юноша осознал, что постыдно кончил, даже ни разу себя не коснувшись.       - Приятно? - в момент острейшего наслаждения ноги Рикардо подкосились, и он тут же угодил в сильные объятия своего соблазнителя, который принялся вылизывать его так удобно подставленное ушко, отчего волны наслаждения и желания вновь принялись захлестывать тело Рикки.       - Д... да... - с трудом выдохнул он, утопая в сладкой неге и с трудом вспоминая, как следует говорить.       Меж тем мужчина уже выпустил его из объятий, и пока Рикки заново учился стоять на ногах самостоятельно, руки мужчины умело заскользили по его телу. Первым в сторону полетел камзол, следом - рубашка. Прочую одежду он сорвал с юноши одним махом и тоже отбросил в сторону. Теперь Рикардо стоял перед ним полностью обнаженный. Гибкое, стройное тело юноши притягивало взгляд, и мужчина, не скрываясь, любовался им, чем смущал еще больше. Мягко улыбаясь, он тут же шагнул к нему навстречу и принялся ласкать и выкручивать соски, отчего Рикки принялся извиваться стоя, пытаясь не то податься навстречу ласке, не то - отстраниться. Он вцепился в руки мужчины, пытаясь вырваться. Его грудь и без того болезненно ныла от возбуждения, и грубоватая ласка оказалась слишком острой. Однако целью мужчины было совершенно иное, и он своего добился. Едва юноша в очередной раз качнулся пытаясь освободиться, он легонько его толкнул.       Несколько пугающих мгновений пустоты и совершенно свободного падения, и Рикардо упал на склад подушек и подушечек, едва переведя дух. Незапланированное падение обеспечило сильный выброс адреналина, и теперь он глядел на своего соблазнителя немного более осмысленно, и то что он видел - ему безумно нравилось. Мужчина уже успел скинуть свой камзол и теперь избавлялся от рубашки, нарочито медленно, чтобы юноша мог полюбоваться его сильным телом. И Рикки любовался. Он готов был потерять сознание от желания, что терзало его тело все сильнее, отвоевывая все новые и новые участки. Мужчина же самодовольно улыбнулся, глядя как член юноши довольно резво поднимается, гордо поблескивая раскрывшейся головкой, на которой тут же выступила капелька смазки. Однако, раздеваться до конца он не стал, ограничившись лишь рубашкой... пока.       Медленно опустившись рядом с юношей на колени, мужчина скользнул рукой вверх по внутренней стороне бедра, лаская и чуть пощипывая нежную кожу, отчего Рикардо сперва пытался зажиматься, а затем бесстыднейшим образом развел ноги в стороны, позволяя мужчине полюбоваться на богатство, которое ему досталось, и заодно демонстрируя впечатляющую растяжку. Чуть хмыкнув - вполне себе одобрительно - он принялся жестко ласкать плоть Рикки кольцом из пальцев, что уже само по себе дарило незабываемые ощущения, а затем осторожно уместился у него между ног и, склонившись, принялся рисовать языком восьмерки вокруг его поджавшихся яичек. Полный наслаждения стон сорвался с искусанных губ Рикардо, который тут же изогнулся всем телом, сгорая со стыда и острейшего наслаждения, подаваясь бедрами навстречу ласке, и умоляя мужчину не останавливаться. Меж тем незнакомец принялся целовать чувствительную кожу за яичками, отчего распаленный Рикардо едва не стал на мостик, крича и еще шире разводя ноги, чтобы мужчине было удобнее. Язык незнакомца тем временем скользнул меж половинок маленьких, соблазнительных ягодиц, смачивая слюной тугую дырочку. С наслаждением отметив, что тут юноши еще никто не касался, незнакомец довольно облизнулся, слизывая с губ восхитительно терпкий привкус его нежной, дышащей возбуждением кожи. Пошарив рукой меж подушек, он вытащил на свет небольшую лакированную шкатулку. Такие здесь принято оставлять в каждой комнате для уединений - мало ли что придет в голову сошедшим с ума от вседозволенности аристократам. До безумия распаленный, умирающий от ставшего болезненным возбуждения, Рикардо не без страха уставился на своего сладостного мучителя.       - Что... что это?... - сбито прошептал он, безуспешно пытаясь дотянуться до собственной плоти - мужчина перехватил его руки и, сложив вместе, сжал у него над головой, отчего перевозбужденный Рикардо пытался потираться о его тело, неудовлетворенно поскуливая.       - Сейчас посмотрим, - довольно улыбаясь и даже облизываясь от предвкушения, отозвался мужчина, свободной рукой открывающий шкатулку. Внутри оказалась небольшая склянка с ароматным маслом и целая связка гладких ониксовых шариков постепенно увеличивающегося размера. Мужчина тут же расплылся в довольнейшей улыбке: "То что надо, чтобы его как следует растянуть."       - Эй?... Что там? - нетерпеливо проскулил мальчишка, все еще пытаясь потираться плотью о мужчину, но, конечно же, только сильнее распалял сам себя. Тихо хныча от безумного возбуждения, он готов был уже умолять, чтобы мужчина позволил ему кончить, но тут его задницы коснулось что-то влажное и скользкое. Тесное колечко мышц тут же инстинктивно сжалось, однако нечто умудрилось проскользнуть вовнутрь. Рикки тихо ойкнул, во все глаза уставившись на мужчину, продолжая елозить попкой по подушкам, пытаясь вытолкнуть инородный предмет. Но к тесному отверстию уже был приставлен следующий. Он входил уже не так легко, и Рикки даже немного запаниковал, но тут и второй шарик проскользнул в него, и парнишка едва не заскулил от удовольствия. Мгновенно нагревшись от его тела, шарики двигались внутри тем больше, чем сильнее он ерзал, вызывая безумнейшее удовольствие.       - А... ах!... А... а-а-ах!... - воскликнул он, в очередной раз изгибаясь всем телом, и за острым удовольствием не заметил, как мужчина протолкнул в него еще шарик... а затем и еще один. А потом безжалостно поставил Рикардо на ноги. - Аа... так... так остро... что это, что?!... - сбито шептал и вскрикивал юноша, едва удерживаясь на ногах; а его мучитель и не думал помочь.       Отойдя на несколько шагов, он любовался возбужденным до предела, прелестным парнишкой, который пытался устоять на постыдно дрожащих, подкашивающихся ножках.       - Иди ко мне, - повелительно произнес он, и Рикки, неизвестно отчего послушавшись его, медленно двинулся мужчине навстречу.       С каждым шагом его крики становились все более громкими и исступленными - с каждым его шагом, шарики перекатывались внутри, сильно надавливая на простату, распирая его изнутри. В объятья мужчины он упал, содрогаясь всем телом, но передышки ему не дали. Ухватив край цепочки, которой шарики были скреплены, он разом вытащил их из юноши, отчего тот закричал в голос от боли и наслаждения, пронзившего его тело подобно молнии. Рикки излился, обильно оросив каплями жемчужного семени свой живот, и брюки мужчины.       - Ну вот. Ты меня испачкал, - прошептал мужчина в самое ушко мальчишки, что цеплялся за его плечи ослабевшими руками и судорожно хватал ртом воздух, спешно пытаясь понять где остался потолок, а где - пол.       - Прости, - тихо выдохнул юноша, а затем кое-как все же выпрямился, и потянулся к нему, надеясь на поцелуй. И не прогадал. Смилостивившись, мужчина подхватил его на руки и понес обратно к его нехитрому ложу, попутно страстно приникая к его губам. Рухнув вместе с мальчишкой на нагромождение подушек, он принялся исступленно ласкать тело юноши, попутно приспустив с себя брюки вместе с бельём, чтобы перестали давить на и без того ноющий от возбуждения член. Он оглаживал, вылизывал, целовал Рикардо, отчего тот срывался на жалкий скулеж, извиваясь и дрожа, полностью раскидываясь перед мужчиной. Наконец, закинув ноги юноши к себе на плечи, он принялся потираться плотью о впадинку меж ягодиц, вызывая у Рикки судорожные всхлипы от гремучей смеси страха и желания. Однако, он был неплохо растянут шариками, а потому, когда мужчина принялся в него проникать, боль не была такой сильной, как могла бы быть.       Сходя с ума от жаркой тесноты его задницы, явно еще никем неиспробованной, незнакомец принялся двигаться в нем, с каждым разом сильно надавливая на простату, заставляя Рикардо складываться едва не пополам. Пощипывая его ягодицы, мужчина осыпал поцелуями и укусами его ноги, вталкиваясь в него до пошлых шлепков плоти о плоть. Комната наполнилась его хищным, полным наслаждения рычанием, и судорожными всхлипами Рикардо, что задыхался от боли и удовольствия...       Вскоре мужчина обильно излился в него, выгнувшись дугой и особенно сильно рыкнув. Рикки кончил мгновением раньше, стиснув в себе его плоть и зашедшись особенно громким, рваным стоном. Оба они дрожали от сокрушительного оргазма, Рикардо и вовсе не был уверен, что способен нормально двигаться после такого. Все его тело, хоть и наполненное сладостной истомой, ныло от укусов, засосов, и хуже всего было заднице, которую совершенно точно порвали даже несмотря на подготовку. Мужчина медленно, неспешно покинул его тело, вызвав новый взрыв боли, и только теперь Рикки понял, что из глаз у него обильно текут слезы. И незнакомец так этого не оставил. Склонившись к юноше, он принялся мягко целовать его лицо у самого края маски, слизывая стекающие из-под нее слезинки.       Из соседней комнаты - той самой залы, полной дыма и людей - раздавались громкие крики... о помощи? Рикардо ничего не соображал и не мог пошевелиться, а мужчина тем временем склонялся к его ушку. Глаза его пылали, а Рикки неожиданно прошил сильнейший, почти животный страх. Но слабость после любовных утех оказалась сильнее.       Сейчас, когда с той ночи прошло уже три дня, Рикки немного успокоился. Все его тело до сих пор было покрыто метками ненасытного незнакомца, но что же тот сказал на последок? Рикардо помнил только первую часть: "Меня зовут Кристиан - граф Аллауди. Отныне ты - мой" - дальше все терялось в мешанине дурных образов, почему-то крови. Но Рикардо казалось, что напоследок мужчина назвал его по имени. Хотя, конечно же такого быть не могло - ведь он не представлялся ему! А еще юноша смутно помнил, как Кристиан нес его через зал на руках, там царила почти кромешная темнота, но юноша, кажется, успел заметить среди подушек тело того парня, что танцевал без маски - бледное и безжизненное, оно валялось у сцены поломанной куклой, а на тонкой шее зияла кровавая рана. На этом все воспоминания Рикардо обрывались, но они казались ему теперь не более чем горячечным бредом, ведь он был на вечеринке тайного клуба аристократов, а там никто и никого не убивает. Про возвращение домой он тоже узнал из чужих уст. Отца в ту ночь не было дома, но слуги Рикардо все же рассказали, что домой он вернулся сам, хоть и пешком, долго стучал в двери особняка, словно не помнил, в каком из карманов лежат ключи, а когда двери ему открыли, буквально упал в заботливые руки старого дворецкого, который, решив что молодой господин в очередной раз напился, отвел его в покои и уложил спать.       Сейчас, сидя в экипаже и поглядывая в окно на заледеневшую улицу, медленно проплывающую мимо, юноша слабо представлял, как возвращался пешком. В такой мороз, один, ослабевший после любовных игр? Должно быть, граф привез его к дому, а уж там, не желая светиться, отпустил. Вот только откуда знал, куда везти? Или Рикардо сам ему все рассказал, но не помнит? В таком случае, что еще он мог сказать? Множество вопросов грозило свести с ума, юноша никак не мог сконцентрироваться и это пугало, раздражало.       Рикардо осторожно потер запястье и содрогнулся всем телом - безумное удовольствие пронеслось по его телу, едва не заставив кончить, и юноша едва не заскулил от безысходности. Шрамов или ранок не осталось, хотя Рикки твердо помнил те несколько капелек крови, что сбежали по руке. И в подтверждение воспоминанию - запястье безумно болело, конечно, пока юноша не рисковал к нему прикасаться. И тогда боль подменялась удовольствием, а мысли наполнялись отчаяньем. Он понятия не имел, что этот граф Кристиан Аллауди с ним сотворил, и что случится дальше... Однако, беззаботный нрав Рикардо не позволял ему подолгу отчаиваться и утопать в пробелах, которые восполнить самостоятельно он все равно был не в силах. Отец уже уехал, стоило заняться подготовкой к вечеринке, а там отвести в сторонку Леонарда и рассказать ему все - полностью. Он поверит, точно поверит - и поможет. Ведь он всегда помогает! Экипаж остановился перед роскошным особняком, принадлежащим мэру города - его отцу, и Рикки прежней беззаботной пташкой выпорхнул из дверей, тут же бодро отправившись к дому. Уже на пороге ему почудилось, будто кто-то пристально смотрит ему в спину, и Рикардо резко обернулся вокруг своей оси. На доли секунды ему показалось, что в тени деревьев на той стороне мощеной площади промелькнул знакомый силуэт. Глаза незнакомца... горели синим пламенем.