***
Квентин был настоящим гением. Сунуться в такие области магии, о которых другие, несомненно трусы и слабаки, никогда и помыслить не смели мог только человек храбрый и блестящего ума — так считал Гаскар. Гаскара очаровывала магия крови. Он знал, что никогда не будет затворником, изучающим скучные заклинания пополам с писаниной братьев и сестёр Церкви. Магические способности проявились у него в довольно взрослом возрасте, а потому у него хватило ума скрыть их. Он всегда считал себя достаточно сильной личностью, чтобы не стать одержимым, и достаточно осторожным, чтобы не рассказывать о своём «увлечении» всем подряд. Квентин был особенным. Он сразу понял его, не осудил и не предостерегал. Просто сказал: «хочешь — научу». Ради открывшегося перед ним мира запретных истин стоило терпеть отвратительный характер его наставника: назвать Квентина мудрым и терпеливым язык не поворачивался, он частенько бывал раздражён и сварлив. Как-то раз в голову Гаскару прилетел тяжелый гримуар с металлическими уголками, а один раз — отрезанная собачья нога. Впрочем, Гаскар считал все это лишь издержками на пути к знаниям. Впрочем, Квентин не всегда был угрюм и мрачен. Кажется, единственным человеком, способным вывести его из подобного состояния, была его жена. Гаскар знал её — это была Ревка Амелл. Квентин боялся, кажется, лишь одного — что Ревка узнает об особенностях его исследований. И, думалось Гаскару, совершенно напрасно: насколько ему было известно, одна из девиц Амелл сбежала с малефикаром аж в Ферелден, а детей самой Ревки забрали в Круги. Ей ли бояться магии? Все шло хорошо, пока его жена не заболела. Она уже не выходила из своей комнаты, дверь в которую постоянно была закрыта. Квентин стал скрытным, рассеянным и ещё более нервным. Он часто отменял встречи, но Гаскар, распробовавший как следует настоящую магию, не собирался бросать их совместных исследований. А потом жена Квентина умерла. И всё полетело к демонам. Как ни пытался Гаскар пробить стену отчуждения, возникшую между ним и учителем, ничего не получалось. Квентин вообще перестал разговаривать: молча давал какой-нибудь толстый том в кожаном переплете и оставлял Гаскара наедине с очередным скучным трактатом, а сам, забившись в угол и невнятно бормоча, строчил что-то, обложившись фолиантами. Однажды его дом оказался пуст. В прямом смысле — дверь была нараспашку, и ветер мотал её туда-сюда, а в гостиной остался лишь резной дубовый стол. Больше ничего. Гаскар ринулся в лабораторию — но и там царила пустота. Гаскар искал Квентина всё это время — и превратил это в цель жизни. Рассылал письма по всей Вольной Марке — но получил ответ лишь из Старкхэвена — неутешительный: следы местных магов, сбежавших из Круга, затерялись сразу после побега — никто не искал Квентина, никто им не интересовался. Кроме самого Гаскара. Он уже отчаялся и готов был оставить свои бесплодные поиски, но однажды услышал разговор двух стражников, дежуривших в тот день прямо под открытыми окнами его поместья.***
— Как же он меня достал, — вздохнула Авелин. Она сидела, подперев рукой голову, и печально смотрела в тарелку с яичницей и беконом. — Кто достал? Донник? Но вы же только что поженились? — удивлённо спросила вошедшая Мерриль. В руках она держала цветочный горшок, и зеленые плети растения волочились за ней по полу. — Венан, я полила цветы. А то они были какие-то печальные, — обратилась она к Мариан. — Уверена, им стало намного веселее, милая. Авелин, так что там с Донником? Когда он успел тебе надоесть? — Да нет же! При чем тут Донник? Я про Эмерика. Помнишь такого, Хоук? — Эмерик… Эмерик… — наморщила лоб Хоук. — Погоди, это же тот храмовник, который начитался «Трудной жизни в Верхнем городе» и вообразил себя стражником Донненом? — Вроде того. Он расследовал исчезновения женщин в городе, а ты… — Нашла отрезанную руку в мешке из-под картошки, да. А что, он вышел на подозреваемого? Дай угадаю, убийца — садовник? — Хватит ёрничать, Хоук. Не смешно. — А, по-моему, забавно. — отозвалась Мерриль, подвязывающая цветочные побеги. Авелин только вздохнула. — Он сообщил имя подозреваемого. Аристократ по имени Гаскар Дюпюи… Хоук прыснула: — У него правда такая фамилия? — Да, Хоук. — терпеливо ответила Авелин. — Этот человек услышал разговор наших стражников — надо же им было обсуждать Эмерика именно в то время и в том месте! — и начал расспрашивать: что да как, да когда женщины пропадали, да нашли ли убийцу, да кто такой этот Эмерик, да что ему удалось разузнать… — Подозрительно, — протянула Хоук. — Вот и Эмерик решил так же. — А он откуда узнал? — Мои ребята сами ему выложили: сказали, мол, тобой интересуется орлесианская знать. А он… — Авелин зло ткнула вилкой ни в чем не повинный бекон, — Пошёл к Мередит. Та его выгнала, тогда он пришёл в крепость Наместника. Видит Создатель, я не хотела себе этих проблем! — Ты, конечно же, не могла оставить этого так, сэр Авелин. — Я, как дура, повелась на его уговоры. И отрядила стражников на обыск. — А там ничего не нашли. — Ты тоже в курсе, — вздохнула Авелин. — Да, ничего не нашли, кроме страшно злого хозяина поместья. Он устроил скандал: накатал жалобу самой Мередит. Та разозлилась, ну и… В общем, у меня были большие неприятности. Теперь мои стражники могут взаимодействовать с храмовниками только через официальные запросы, подписанные и мной, и Мередит. Как будто у меня и так мало писанины по любому поводу! — А Эмерик? — А я откуда знаю? После того, как он меня подвёл, и знать не хочу, что там у него. — Но что-то же тебя всё равно беспокоит. — Беспокоит, что он этого всё равно не оставит. Он упрям, как стадо баранов. А я не люблю, когда официальные лица создают проблемы — и неважно, под чьим началом они работают. — А от меня ты что хочешь? Чтобы я оглушила его чем потяжелее? — Просто поговори с ним, Хоук. Пожалуйста.***
Эта походка — лёгкая, невесомая, с едва намеченным покачиванием бёдер… Он сам не заметил, как прошел за женщиной почти до её дома. Она резко остановилась, будто бы почувствовав опасность, но Квентин вовремя шмыгнул за колонну. Его будто ледяной волной обдало: нельзя вызывать подозрения! Только не теперь, когда осталась всего пара штрихов. Он каждый вечер молился о том, чтобы успеть. Сколько сил уходило на магический барьер, защищающий образцы от внешнего воздействия! А раствор, сохраняющий их в свежем виде? Его приходилось менять каждые два дня и варить каждую ночь! Если все это окажется напрасным… Только бы не попасться раньше, Создатель! Он знал, что его молитвы отвратительны и богохульны, что Создатель давно отвернулся от него — ещё когда отнял Ревку… Но каждый раз, когда встречал очередную носительницу образца, не мог не благодарить Его. Женщина поднялась по отполированным гранитным ступеням, и тяжелая дверь с витражным стеклом отворилась перед ней. Дворянка — это хорошо. Они беспечнее и менее осторожны, чем жительницы трущобных посёлков — те привыкли, что их жизнь часто подвергается опасности. Квентин планировал использовать уже отработанную схему «раненный прохожий и добрая монна» — удивительно, как часто люди ведутся на это… Он не замечал, захваченный своими мыслями, что за ним следят.***
Первым его порывом было показаться, бежать следом, проситься обратно. Он сдержался. А потом понял: Квентин следил за одной из женщин. Она быстро шла по дороге Наместника, а его бывший наставник, чуть поодаль — за ней, прячась за колоннами и не отрывая взгляда. Так значит, Квентин всё это время был здесь, в Киркволле — и как искусно скрывался! Гаскар признавал: он совсем потерял осторожность, когда принялся расспрашивать городскую стражу об убийствах женщин. К счастью при обыске они ничего не обнаружили: все тайники в его поместье были тщательно замаскированы. Гаскар ни на мгновение не сомневался: убийца — Квентин. Его почерк, его безумное упорство, его демонская осторожность. Как же он восхищался наставником. Если бы только он мог привлечь к себе его внимание! Будучи в Орлее, Гаскар нередко принимал участие в охотничьих увеселениях, и знал, как использовать эту женщину в качестве приманки для более крупного и ценного зверя. Нужно лишь добраться до неё первым. А дальше кровь и магия сделают своё дело.***
Бледное рассветное солнце заливало двор Казематов, и решётки, отбрасывающие короткие тени, будто расчертили его на сине-розовую шахматную доску. Шаги Хоук гулко отдавались эхом в полупустом дворе: усмирённые ещё не начали раскладывать товары, сонные храмовники лениво беседовали, присев на каменный парапет. Эмерика среди них не было.***
Ночь прошла крайне удачно: им не только удалось найти и убить преступника, похищавшего женщин, но и спасти одну жизнь: несостоявшаяся жертва, Алесса, убежала и теперь наверняка в безопасности. — Убить его? Варрик взвёл механизм Бьянки и прицелился в Гаскара. — Ты похищал женщин три года назад? Отвечай! Фенрис красноречиво взмахнул мечом над головой подозреваемого. Дюпюи сжался было, но тут же гордо выпрямился: — Этот негодяй убил мою сестру. От тех женщин осталось хоть что-то, а мы даже не смогли оплакать её останки!.. — Похитил здесь, в Киркволле? Что-то я о ней не слышала. — Нет, нет! Это произошло… в Старкхэвене… — Ты только сейчас это придумал, да? — Там было какое-то письмо из Старкхэвена на столе, — с сомнением произнёс Варрик. — Я искал его, чтобы убить! Мариан скептически оглядела подозреваемого. Рожа в крови: нос разбит, нижняя губа уродливо распухла — раненая им женщина явно жестоко отбивалась. — Как вас зовут, монна? — учтиво обратилась Хоук к пострадавшей. Та, зажимая рану на предплечье и трясясь от рыданий, забилась в угол между туалетным столиком и стеной. — Хоук… Это же вы… Алесса, меня зовут Алесса! — Успокойтесь: вы в безопасности. Андерс, займись её раной! Алесса полузадушенно всхлипнула и, замотав головой, ещё сильнее вжалась в стену. — Ну хорошо, тогда обойдёмся без магии. Я бы тоже до усрачки боялась всякого мага после такого. — Зачем ты взял её кровь? — Он малефикар, — скучно ответил за Дюпюи Фенрис, снова замахнувшись мечом. — Они умеют только кровь пускать. Даже от нашего Андерса толку больше. — Отпустите… Не обращая внимание на просьбы Дюпюи, Хоук снова склонилась над ним: — Зачем — тебе — её — кровь? — раздельно повторила она. — Если бы её похитили, я отследил бы её местонахождение, — глядя в пол, прошептал Дюпюи. — Как в Круге магов. И вышел бы на убийцу сестры. — По-моему, он врёт. — зло сказал Андерс. — Мы со Справедливостью не верим ни единому слову. — Впервые в жизни согласен с одержимым, — задумчиво проговорил Фенрис. — А откуда ты знал, что похитят именно Алессу? — Я… Не договорив, Дюпюи резко оттолкнул Хоук, и, рванувшись к письменному столу, схватил нож для бумаги, уже готовый пустить пустить себе кровь… Сорвавшись с тетивы прозвенел болт и воткнулся в горло Дюпюи. Тот захрипел, и, захлебываясь кровью, осел на пол. — Ой, — беззаботно сказал Варрик. — Простите, рука сорвалась. В этот же самый момент Алесса, вскрикнув, бросилась вон из комнаты — и по лестнице громко застучали каблуки, а позже — хлопнула парадная дверь. — Даже не допросили гада толком, — разочарованно произнёс Варрик, выдернув болт из шеи Дюпюи. — Дайте угадаю: сматываемся отсюда побыстрее? — Давайте сначала перевернём тут всё к такой-то Андрасте. Пусть думают, что это было ограбление. У тебя есть враги, которым можно сбыть драгоценности, Варрик? — Сколько угодно, подруга, сколько угодно…***
Едва не поскользнувшись на натёртом до блеска паркете, Алесса бросилась к выходу, к спасительной двери. Всего пара кварталов — и она окажется в безопасности… Ей заступили дорогу. Она вскрикнула и ринулась было назад, но высокий мужчина успокаивающе протянул к ней руку. — Я вместе с Хоук, спокойно. Я с Хоук… Вы в безопасности, мерзавец больше вас не тронет. — Он усмехнулся: — зная Хоук, он вообще никого больше не тронет. Алесса облегченно вздохнула: значит, самое страшное и в самом деле позади. — Я провожу вас, — протянул ей мужчина руку, — в этот час на улицах небезопасно. Благодарно кивнув незнакомцу, Алесса, опёрлась на его руку и направилась с ним в сторону дома. Больше никто не видел её.***
Эта Хоук прикончила Гаскара, Квентин не сомневался. Одной помехой меньше. С женщиной, которую ему удалось перехватить на улице, он церемониться не стал — усыпил с помощью смоченной сонным зельем тряпки. Подняв её на руки, точно невесту, Квентин поспешил туда, где этой женщине суждено было стать частью чего-то куда более важного, чем её собственная жизнь. Задрав многочисленные юбки, он оглядел лежащую без сознания женщину. Он не ошибся: ноги стройные и сильные, ступни — маленькие и аккуратные: туфли Ревки, по орлесианской моде украшенные лентами, будут ей как раз впору. Следовало бы сразу убить её, ну, или стреножить, как лошадь. Почему он не сделал этого сразу — Квентин ума приложить не мог. Очнувшись, женщина сначала пыталась вырваться, затем — перегрызть верёвки, стягивавшие её запястья, и наконец, принялась брыкаться, точно молодая необъезженная кобыла, даром что сама была уже не девочка. Ударив острым носком туфли его под дых, а потом — связанными руками в нос, она ринулась куда-то в темноту. Ах, как она двигалась! Далеко убежать ей бы не удалось: взобраться по шаткой приставной лестнице со связанными руками было невозможно. Квентин взял канделябр со свечой и, весело насвистывая, отправился на поиски беглянки. В другой руке он держал железный прут: портить ценный образец ему совсем не хотелось, но что поделаешь, если эта — совсем дикая? Он знал собственную лабораторию как свои пять пальцев — и она от него не спрячется… Квентин резко обернулся на почти неслышный шорох в дальнем углу подвала и, держа прут наготове, тихо пошёл туда. Позже, бросив в угол залитую кровью рабочую мантию, он поправил рубашку, пригладил взъерошенные волосы и смыл алые брызги с лица. Вот теперь он выглядит, как простой обыватель — и может отправиться в город, не вызывая подозрений. — Эй, парень! — окликнул он пробегавшего мимо чумазого мальчонку. — Хочешь серебряк заработать? — Хочу, — охотно согласился оголец. — А что делать? — Передай это, — сунул он мальчишке письмо в запечатанном конверте, — храмовнику Эмерику в Казематах. Скажи, от сударыни Хоук. Он заранее написал письмо: «Сэр Эмерик! Есть информация об убийце. Получила непосредственно от главного свидетеля: таковой имеется. Всё при встрече. Хоук.» Тот храмовник, натравивший на него Хоук три года назад, был глуп, но упрям — настоящая ищейка. Следовало вывести его из игры, пока тот не начал копать слишком глубоко.***
Эмерик расхаживал туда-сюда по темному переулку в ожидании Хоук. В том, что ей удалось раскопать что-то важное, он не сомневался. Только к чему такая таинственность? И почему она не пришла в Казематы сама? В любом случае, он это дело так не оставит. И если его вмешательство в расследование повлечёт за собой новые неприятности на службе или выговоры от Мередит — так тому и быть. На все воля Создателя. …Когда воздух вокруг него сгустился туманом и стал почти ледяным, когда из сумерек показались сотканные самой Тенью бесплотные фигуры призраков — отступать было уже некогда — и некуда: они зажали его в кольцо. Хватаясь за меч одной рукой, готовясь обрушить Святую Кару на головы мерзких тварей, Эмерик уже чувствовал, как жизненные силы покидают его, и понял, что не победит в этой схватке. Он успел лишь подумать, что подлец Дюпюи перехитрил его…***
— А где Эмерик? — спросила Хоук у нежащихся под утренним солнцем храмовников. Ни одного знакомого — все новенькие, подумала она, глядя на юношески-свежие лица этих рекрутов. Много их рвётся в храмовники последнее время. — Он получил записку и ушёл, хотя ему запрещено было покидать Казематы. — Он не сказал, куда собрался? — Вообще-то… он пошёл на встречу с вами, сударыня. — раздался голос за её спиной. — Но вот она я, здесь — и никаких записок не посылала… — растерянно протянула Хоук. Молодая храмовница нахмурилась: — Тогда… кажется, у него большие проблемы. — Ты знаешь, куда он пошёл? — Он объяснил: это переулок рядом с… — Литейным кварталом? — закончила Хоук. — Именно. Но как вы?.. Хоук уже не слушала: почти бегом она направилась к ступенькам, круто спускавшимся от площади к Нижнему городу. Эмерик был уже мертв. Его глаза заволокло белесой слепой пеленой; одна рука его по-прежнему сжимала меч, другая была сжата в кулак. — Никаких видимых повреждений… — Демоны. — произнёс за спиной Хоук Андерс. — За милю чувствую эту грязную магию. — Андерс. Сколько он уже мертв? Тот присел возле покойного, внимательно осмотрел: — Недавно. Тело даже не остыло толком. — Что у него в руке? Хоук осторожно разжала пальцы храмовника, вытащив смятый листок. Разгладила его на коленке, поднесла к глазам. — Оно… от меня. Но я его не писала: почерк не мой. Кто-то выманил его сюда. И снова этот Литейный квартал! Почему вся хрень происходит именно здесь? — Есть ещё один вопрос — не менее интересный, Мариан. Хоук осторожно прикрыла глаза Эмерика. — Славный был старикан. — Скорбеть о нём не стану, и не проси. Хоук едва удержалась, чтобы не закатить глаза: опять Андерс за своё! Чтобы сменить тему, она напомнила: — Что за интересный вопрос? — Каким образом уже несколько часов как мертвый Дюпюи мог призвать демонов, убивших этого храмовника?..***
— Дюпюи? Убит? Хоук удивлённо ахнула и, широко открыв глаза, покачала головой. — Хватит придуриваться, — нахмурилась Авелин. — Кто-то убил его и очень постарался обставить всё так, чтобы это выглядело, как ограбление. Ты ходила к Эмерику, Хоук. Это он тебя подбил? Хоук не стала отпираться. — Дюпюи оказался магом крови! Он поймал и мучил женщину! — Я знаю. Мы нашли в его доме доказательства — он вёл дневник с описанием опытов… Эмерик оказался прав, Хоук. Мариан принялась взволнованно ходить по кабинету: — Он ошибался только в одном: Дюпюи не убивал тех женщин! Дюпюи не мог написать Эмерику письмо якобы от меня. Наконец, Дюпюи никак не связан с заброшенной литейной и чисто физически не мог убить храмовника! — Теперь ты будешь доставать меня своими расследованиями? Хоук шутливо воздела руки к небу: — Кто-нибудь, позовите преподобную мать! Кажется, в меня вселился дух почившего Эмерика! Авелин даже не улыбнулась. — У меня куча неотложных дел, Хоук. Рапорт об ограблении поместья Гаскара — одно из них, — веско сказала она, глядя на Мариан исподлобья. — Ухожу-ухожу. Встречаемся в «Висельнике»: не забыла про нашу грандиозную гулянку в конце недели? — Хоук, у меня… — Куча дел, я поняла! Бери Донника и приходи, и это не обсуждается! Авелин лишь обреченно вздохнула.