Лорд Аматерасу

— Кто ты такой?! — прогремело существо. — Как посмел осквернить своей магией это место? — Меня зовут Саске, — ответил я, поклонившись, как это было принято в народе Огня.       Дух возвышался над верхушками деревьев, смотрел на меня лицом без глаз. Вообще голов у этого духа было четыре, на каждую из сторон света, а само тело напоминало по очертаниям незавершенную технику Мокутона. — Прости меня, — продолжил говорить я, понимая, что дух ждет от меня каких-то объяснений. Иначе, если бы хотел убить, давно бы это сделал. — Я искал могущественного духа, обитающего в этих местах. Мне нужна твоя помощь. — Я — Мать Лиц, — представилась она. — Благодаря мне в мир пришла индивидуальность, появилась личность.       А я же мысленно присвистнул. Вот так дух! Ей же ничего не стоит стереть человека, превратить его в овощ, просто забрав его личину, сломав ментальное тело. Против такого даже шаринган, наверное, не поможет. Но проблема была сейчас в другом: вот я нашел этого духа, умудрился оскорбить его, но, к счастью, пока убивать меня не собирались, давали шанс как-то оправдаться, возможно, мне даже тонко порекомендуют убраться восвояси и забыть дорогу сюда. При любых других обстоятельствах я именно так и поступил бы, но я не мог обрубить эту единственную ниточку, ведущую меня к матери. Я был обязан найти ее, я хотел узнать ее судьбу, помочь. Хотел просто еще раз увидеть ее и обнять… Но как мне договориться с Матерью Лиц? Как убедить ее помочь мне?       Раньше я не хотел сближаться с Урсой. В моей первой жизни моя мать умерла рано, материнскую любовь заменила мне мачеха. Да, она меня любила, но все равно – не то. Будучи Учихой, я потерял весь клан, включая родителей в возрасте семи лет. Здесь же… Урса не боялась заступаться за меня перед Озаем, не боялась горячо доказывать, что я вырасту сильнейшим воином. Эти разговоры у них были, когда я был совсем еще крошкой, и все верили, что я не надолго задержусь на этом свете, памятуя, каким болезным я родился. Да, я не хотел с ней сближаться, не хотел мешать ей покинуть дворец, где она была несчастна. Когда я отправился в свое странствие, я много думал о ней, и все-таки пришел к выводу, что, наверное, зря я не построил с ней более крепких связей. Что ж, это я собирался исправить сейчас…       А тем временем дух продолжал говорить, и я весь обратился в слух: — Раз в год я выхожу прогуляться по лесу в одно и тоже время. В каждую такую прогулку я исполняю одно желание одного человека…       Я не мог поверить в свою удачу. Вот так просто, без каких-то условий, принесения чего-либо в жертву с моей стороны? Да нет, быть не может. За все всегда надо платить, особенно когда имеешь дело с силой, превосходящей человеческое понимание. Но с другой стороны, духи ведь не люди, кто знает, что у них в головах творится, и зачем конкретно вот этому духу помогать раз в год людям? — Но ты потревожил меня раньше, — закончила говорить Мать Лиц, а я, кажется, начал понимать, к чему идет разговор.       Мать Лиц наклонилась, будто бы вглядываясь в меня, в саму мою суть и молчала. Я ожидал любую атаку с ее стороны, я верил, что она просто уничтожит меня за дерзость. Но она ничего не пыталась предпринять. — Странник из других миров, — наконец, изрекла она, выпрямляясь. — Давно я такого не видела. Что ж, я выполню твое желание. — В чем подвох? — не удержал я подозрительности. Действительно, привыкнув к тому, что все достается тяжким трудом и просто так тебе никто ничего не даст, было сложно осознать, что тебе просто предлагали одну услугу, за которую не придется ничем расплачиваться. — Нет никакого подвоха, Странник, — сказал Мать Лиц, с явным раздражением в голосе. — Говори, чего хочешь — я выполню твою просьбу. Хочешь новое лицо?       На мгновение я задумался. Что если попросить вернуть себе личину Саске? Но, нет. Я верну лишь лицо. К нему не будет прилагаться сил, шарингана, это будет просто оболочка, наполненная моей болью и сомнениями. К чему заниматься самообманом. Тогда, может, избавиться от моего уродства? Но зачем? Намного важнее было найти мать, наверняка за столько лет она нашла друзей, у которых были полезные связи. Так, постепенно, я смогу выйти на нужных мне людей, но для этого сперва нужно найти маму. В конце концов, именно за ней я сюда и пришел. — Я хочу найти принцессу народа Огня Урсу. Скажи мне, где я могу найти ее? — твердым голосом озвучил я свое желание. Нет, все правильно. Я не должен больше размышлять и сомневаться. — Урса… — задумчиво повторила имя матери Повелительница Личин. — Я помню ее. Никак не могла понять, зачем человеку с такой прекрасной внешностью потребовать новое лицо.       Она опустила руку ко мне, и в ее ладони стал вырисовываться образ моей матери. А потом вдруг сменился лицом Норико, этой вполне себе обычной, ничем ни примечательной женщины. — Чтобы проверить чистоту ее намерений, я предложила ей настолько невыразительную внешность, насколько возможно…       У меня внутри будто бы все заледенело. Я смотрел в это чужое, некрасивое лицо женщины, пытаясь осознать эту мысль — она моя мать. Я все искал оправдания таким переменам, наверное, думал я, Озай приказал своим агентам убить ее, поэтому ей не оставалось ничего другого, кроме как согласиться на другое лицо, тем самым спастись. По правде сказать, мне плевать, как она выглядела. Я был счастлив, что она жива. Но это не объясняло, почему ее новый муж направил меня сюда. Почему она сама не пришла ко мне, хотя я совершенно точно знал, что в деревне нет солдат, которые могли бы узнать меня и предать суду за самовольное возвращение на территорию страны Огня. Нет. Это ничего не объясняло, только запутало еще больше. — Она согласилась. — закончила Мать Лиц, поставила точку в этом абсурде, вызывая лишь новые вопросы и ничуть не разъясняя ситуацию.       На этом мое желание, можно было считать выполненным, я получил то, зачем пришел сюда, но Мать Лиц не ушла, она рассказала свою историю встречи с Урсой, как в желании забыть прошлое, она согласилась не только на новое лицо, но и на новый разум. Она действительно забыла все, что было с ней: своих родителей, мужа-деспота, жизнь во дворце. Она даже отказалась от своих детей, только чтобы быть вместе с тем, кого любила в молодости. — Если я попрошу, ты вернешь ей ее личность? — с трудом выговорил я. — Верну, — просто согласилась Мать Лиц. Правильно, ей было плевать на разборки людей. Она выполняла одно желание одного человека раз в год. Моим было найти Урсу, а Норико Урсой не была. А потому-то Мать Лиц и согласилась вернуть мне ее. Что при этом я чувствовал, ей было не интересно.       Я до крови закусил губу, даже этого не почувствовав, и с силой стиснул кулаки. Меня трясло от этой истории, от одного только осознания столь подлого предательства. Нет, я мог бы принять любой удар в спину от кого угодно, только не от нее. Слепая ярость затопила меня, уничтожила во мне все светлые чувства к этой женщине. Я точно знал, что не смогу это принять, не смогу смириться с этой подлостью. Она казалась мне хорошим человеком, она была замечательной матерью для меня, и во что же этот светлый образ превратился сейчас?       Тень, на миг обретенного счастья, рассыпалась в пыль, не оставив даже возможности быть вновь восстановленной. Последняя и единственная связь, что была у меня с этим миром, оборвалась. Больше не было людей, которыми бы я мог дорожить, за кого смог бы отдать жизнь. Самый близкий, самый дорогой — предал, отвернулся, не пожелал иметь со мной ничего общего.       Развернувшись, я со всей доступной мне скоростью помчался обратно в деревню, я хотел посмотреть в глаза этой женщине, спросить, какого это преспокойно спать по ночам, когда твоих детей превращают в чудовищ.       Я с силой оттолкнул встречную ветку, не замечая, что использую еще и магию. Ветка вспыхнула, сгорая за секунду. А я не видел ничего вокруг. Ненависть затопила меня, клокотала внутри, как когда-то очень давно, когда я узнал правду о гибели клана Учиха. Тогда я ненавидел так сильно, что дни, прожитые в этой боли, казались мне мгновением, одной сплошной смазанной чередой, каждый день мало отличался от предыдущего, а ночь не приносила покоя, только ворошила старые раны, а когда цель была достигнута, пришла долгожданная пустота.       Нет, я не забуду. Ведь я — Учиха Саске, и я не прощаю.

***

      Словно во сне я занес руку и постучал в хлипенькую деревянную дверь. Открыл мне Норен, с каким-то паническим, обреченным выражением.       Завидев меня, он отшатнулся, а потом будто опомнившись, кинулся закрывать дверь. Вот только я одним мощным ударом ноги снес дверь с петель. Та задела Норена, и вместе они рухнули на пол. В доме испуганно вскрикнула женщина — Норико. Она прижала руки к груди в каком-то молитвенном жесте, и как курица принялась причитать. — Ты узнаешь меня? — спросил я у женщины, проходя в дом и останавливаясь прямо напротив нее. — Нет… — растерянно отозвалась она.       Я молчал, вглядываясь в ее лицо, пытался увидеть малейшее узнавание в ее глазах, но в них был только страх: передо мной, за мужа, за дочь, она боялась, что я могу с ними сделать.       Если бы она только узнала, хотя бы одно короткое смутное воспоминание промелькнуло бы у нее во взгляде — я бы простил, я бы постарался принять эту действительность. Я бы тоже забыл все обиды, попробовал бы начать все с начала, без оглядки на прошлое, как она того и хотела.       Но она не узнавала меня. В ее глазах я был бандитом, тем ужасным человеком, что приходит среди ночи в чужие дома, убивая и грабя.       Что ж, самое время напомнить ей, кто она. — Мать Лиц, — твердо и четко проговорил я, прекрасно зная, что та, к кому я обращаюсь услышит, — верни ей ее лицо и воспоминания.       В ту же секунду вокруг головы Норико зажегся яркий свет, а через мгновение на меня смотрела напуганная Урса.       А у меня же внутри все буквально похолодело и… оборвалось. Эта женщина утверждала, что любила меня, говорила, что все, что она делала, было ради меня. Так вот, значит, какова ее любовь? Забыть меня, вычеркнуть из своей жизни? Я до последнего не верил, что какая-то мать может так поступить со своими детьми. Но вот правда появилась передо мной в рассеявшемся золотом сиянии, оставляя внутри лишь звенящую тишину.       Мы молча смотрели друг другу в глаза: она — напугано, неверяще, я — с ненавистью. — Зуко… — прошептала она, делая ко мне шаг. Но я тут же рванул вперед, смыкая пальцы на ее шее и припечатал к стене, выбивая из груди женщины слабый вскрик. — Не смей, — зло прошипел я ей прямо в лицо, — не смей называть меня этим именем. Зуко мертв. Его больше нет! — Пожалуйста! — взмолился Норен, оказываясь рядом. Он схватил меня за плечи, пытаясь оттащить от Урсы, но я направил свой огонь туда, где меня касались чужие конечности, и Норен отшатнулся с диким воем, тряся обожженными ладонями.       Я же, не отрывая взгляда от Урсы, медленно стянул с лица маску, обнажая перед ней свое уродство и наслаждаясь тем ужасом, что появился в ее глазах. Она попыталась отвести взгляд, смотреть куда угодно, только не на изуродованную плоть, но я с силой встряхнул ее. — Ну что же ты, мама, смотри, — приказал я насмешливым тоном, чувствуя внутри противоестественное удовлетворение, когда я видел испуг, читающийся в ее глазах. — Смотри на меня!       В ее глазах был страх, отвращение, я буквально читал по ее лицу: сын Озая. Такой же… — Ты предпочла забыть меня? — тихо спросил я, но не скрывая презрения в голосе. — Решила оставить одного в этом гадюшнике, забыв о том, что у тебя есть дети и долг перед ними? — Зуко, ты не понимаешь… — начала причитать она. Бесполезно. Я принял решение — я не прощу.       Я брезгливо разжал пальцы. Урса со стоном осела на пол, а потом закашлялась, растирая шею в тех местах, где были мои пальцы. Ее муж оказался рядом, схватил ее за плечи и прижал к себе, пытаясь как-то утешить. — Что же именно я не понимаю? — смог вернуть я холодности в голос. — То, что ты предпочла кувыркаться со своим любовником вместо того, чтобы как-то помочь мне и Азуле? — Прошу вас! — снова начал причитать Норен. — Мы любили друг друга, когда были детьми, но… — Закрой рот, — холодно процедил я.       В этот момент из соседней комнатки раздался плач ребенка. Я слышал, когда ходил по деревне, что девочке должно быть около двух лет. Еще совсем малышка, не понимающая, что происходит вокруг. Но я питал к этому маленькому существу непонятное мне омерзение, жгучую ненависть и глупую детскую обиду, что ей досталось то, что по праву могло быть моим. Покой, любовь заботливой семьи, вдали от проблем большого мира и войны. Я ведь тоже мог стать частью этой семьи, если бы Урсе достало ума и храбрости забрать меня с собой.       Я пошел туда, когда вдруг вокруг моего локтя сомкнулись руки той, что смела называться моей матерью. — Нет, пожалуйста… — прошептала она упавшим голосом. Я не смог скрыть легкого удивления во взгляде, когда обернулся к ней. Она что, думала я причиню вред ее дочери? Вдруг я перестал быть ее сыном, стал в ее глазах чудовищем, сыном Озая, которого она так боялась… и… — Я просто хочу посмотреть на что ты променяла меня, — улыбнулся я, после чего отшвырнул эту женщину в сторону к ее мужу. Он успел ее поймать, не давая удариться об пол, я же прошел в комнату, где исходился криком ребенок. Увидев меня, девочка сначала замолчала, а потом буквально отпрянула, когда увидела мое лицо.       Это было больно. Настолько больно и невыносимо тошно, что мне не хотелось даже дышать. Но почему-то я упивался тем, что мое лицо вызывало в этих людях такие чувства. Противоестественное удовольствие, что меня считали монстром, что так боялись моего уродства. Неужели годы, проведенные среди дворцовых интриг, находясь в постоянном ожидании яда в своем бокале, так сильно повлияли на мою личность? Да, глупо было бы отрицать, что это на мне никак не сказалось. Я знал, догадывался, что начинаю меняться еще очень давно.       Я схватил девчонку за шкирку и вытолкнул в коридор. Она орала от ужаса, а когда увидела родителей, бросилась к ним, тут же упав рядом с Урсой и крепко вцепившись в нее ручонками. То, что теперь у матери другое лицо, она будто бы и не заметила. — Я скорбел по тебе, — тихо заговорил я. — Все ждал, что ты вернешься или дашь хоть один знак, что с тобой все хорошо. Я никогда не верил в то, что ты умерла. Ни я, ни Азула. Но мы были вынуждены переживать свою потерю, свою боль каждый сам по себе, скрывая это ото всех. Мы не имели права даже оплакивать тебя.       Я ненадолго замолчал. А Урса неожиданно поднялась, глядя на меня с жалостью, с этим невыносимо-раздражающим извинением во взгляде. — Но ты предпочла забыть своих детей, вычеркнуть это все из жизни, построить новую. Я бы понял, я бы принял твою дочь, твоего мужа. — Зуко… — растерянно пробормотала Урса, делая шаг ко мне. Наверное, она хотела обнять меня, как мать, благодарная сыну за понимание, но я остановил ее одним взглядом. Наклонившись, я подобрал с пола маску, вновь водружая ее на лицо. — Но ты предала меня. И то, что именно ты родила меня, делает твое предательство таким страшным. А я не прощаю предателей.       Молния вырвалась с кончиков пальцев раньше, чем Урса успела даже вздохнуть, и поразила Норена прямо в сердце. Под крик дочери он упал замертво. Запах паленной плоти наполнил помещение тошнотворным ароматом. Урса прикрыла рот рукой, удерживая желчь, готовую выплеснуться прямо на дощатый пол. А потом она бросилась к мужу, кричала, пытаясь растолкать его, но ему было уже не помочь. Я же с презрением смотрел на это, и… не чувствовал ничего. Лишь желание сделать еще больнее, причинить как можно больше боли, чтобы эта тварь почувствовала, каково это, когда тебя ранят в самое сердце. Я подхватил ее отродье, зажав локтем. Урса было бросилась ко мне, пытаясь отбить дочь, но я отправил ее в свободное падение до ближайшей стены, ударившись, она без чувств сползла на пол. Девчонка хоть и пыталась кусаться, отбиваться — было бесполезно. Что мне ее брыкания - так, не больнее комариного укуса.       Когда я покидал дом, с кричащей девчонкой, то впервые услышал это. Голос. Он был не громче шепота, обращался ко мне и в тоже время ко всем сразу. Я вырубил орущую девчонку, нажав на точку на шее и замер на мгновение, пытаясь разобрать направление, откуда исходил этот зов, но голос смолк так же внезапно, как и появился. Тряхнув головой, отгоняя наваждение прочь, я перехватил девчонку поудобнее, концентрируясь на выполнении самой сложной техники магии огня. Сюда уже спешили люди, видимо, привлеченные криками, а, значит, мне нужно было поскорее убираться отсюда.       Огонь вырвался наружу, поднимая меня над землей и унося прочь от этой проклятой деревни.