Под каблуком

      Бывшая ученица Орочимару почувствовала освобождение после того, как прошло болезненное жжение. Она разлепила глаза и попыталась вспомнить, что произошло: «Где я? И как я здесь оказалась?»       Анко вспомнила, что попала в скользкие «руки» Кабуто. Его змеи обвили её тело, а потом она позорно отключилась. Она проиграла. Её хотели использовать для опытов. Тут Анко резко подскочила, озираясь по сторонам: «Я ведь не в плену?» — она ведь свободна.       — А? — Анко не только убедилась, что её никто не держит: ни за решеткой, ни вообще, но и ещё, что её тюремщик сейчас похоже… — «беспомощен?».       Кабуто будто висел в воздухе, точно был не здесь.       Анко не чувствовала в нем опасности; инстинкты, которые были в ней сильны, как у змеи, подсказывали ей это. Но она все же с осторожностью подошла к нему. И, убедившись, что враг безвреден, сжала зубы, не испытывая должной радости. К тому, кто так похож на Орочимару… хоть она освободилась от метки, но её сердце все ещё хранило рану.       «Нужно связать его», — женщина усмехнулась.

***

      Пока Кабуто находился в иллюзии поиска себя, в логово забежала Шизуне и успела подлечить Анко, как и рассказать о том, что техника Эдо-тенсей развеялась.       Кабуто даже не представлял, что его ждет.       Двум женщинам определенно было, что вспомнить. У каждого свой зуб на протеже Орочимару. Шизуне не забыла то, что он сделал с её учителем, как и то, что сделал с ней, но злость от первого была сильнее. А что до Анко, то это была возможность поквитаться за свою зависимость от проклятой печати.       «Плевать, что не Орочимару, — он похож на него. И схватил меня для своих грязных игр».       Якуши пробуждался ото сна… и ощутил, как оказался внутри печати, не в состоянии пошевелится. Все его обнаженное тело было исписано иероглифами. Над ним возвысилась Анко с хищной улыбкой, которую она переняла от Орочимару-самы:       — И как думаешь, что мы будем делать с тобой?       Тут Кабуто заметил еще одну женщину, в которой узнал ученицу Пятой. Шизуне достала иголки. В отличие от Анко, ее лицо ничего не выражало — никакой дикости, только холодный взгляд. Шизуне начала вкалывать в него иголки, от чего по телу прошелся слабый разряд.       Приспешнику Орочимару не привыкать. Он лично ставил на себе эксперименты, стараясь прийти к совершенству, — Орочимару-саме. В начале. На самом деле он просто искал себя — как оказалось, по ложному пути.       — Послушайте, я понял, что был не прав, — начал Якуши. — И сейчас хочу помочь вам на войне.       Куноичи перевели взгляды друг на друга, как бы говоря: «Неужели он думает, что мы поверим в эту дичь».       — Вы не верите мне, но это важно. Сейчас на счету каждая секунда, — Кабуто сам не понимал, почему волнуется: боится потерять шанс или же… все-таки потому, что они могут с ним сделать.       Тело начало нагреваться, как в печке, что плохо для пресмыкающегося организма, которое сопротивлялось теплу. За своими мучениями он не сразу понял, что возбужден. Только когда его член зажали кольцом.       — Давай закрепим, — Анко задернула юбку, ведомая инстинктами; она присела на корточки и больно схватила гемипенис очкарика, вводя его к себе влагалище.       Шизуне нашла это зрелище мерзким, но только не покрасневшие щеки Анко, которые были похожи на пьяные вишни. Ученица Пятой подкралась к ней сзади и высвободила её груди, которые теперь свободно колыхались с каждым движением бедер Анко.       Пленник тяжело задышал, а его член болезненно сжимало кольцо и сжатые мышцы бывшей ученицы Орочимару-самы, которая, похоже, успела взять у него уроки безумия. Кабуто вообще не по девочкам, чтобы ему нравилось, как сейчас его имеют. Но судя по змеиной улыбке Митараши, она все поняла. Поняла по измученному лицу такого же змеюста — возможно, они способны понимать друг друга телепатически, но Якуши не был рад тому, что она сейчас предложит: — Возьми-ка голову змеи, торчащую из его живота, и засунь в задницу. Что? — Анко улыбнулась ещё шире, казалось её рот стал больше. — Сколько лет вы пользовались чужими телами, как вам вздумается. Разве твое не выдержит?       Кабуто не уверен, выдержит ли он такое унижение. Он против, чтобы его сейчас насиловали, — его, кто только приблизился к силе, которая не снилась даже Орочимару-саме.       «Нет, я отказался от этих мыслей», — Кабуто сжал зубы и поморщился, когда огромная голова его собственной змеи начала проникать ему в анус.       Шизуне вводила змею, проведя её вокруг Анко, и могла засунуть внутрь только головку. Сложность была ещё в том, что Анко все ещё прыгала на гемипенисе, который был весь в пупыршках, — теперь Шизуне видела это вблизи, а змея в руках вялая, но делала попытки открыть рот.       «Тем хуже для него», — она вталкивала змею каждый раз, когда она выскальзывала.       Насильнице понравилось, что прихвостня имеют с двух сторон, и заметила, что у того пока свободен рот.       «Надо это исправить».       Она придвинула к Кабуто руку, из которой вылезла змея:       — Давай, возьми в ротик. Иначе она тебя кусь-кусь…       Кабуто разжал рот, и холодная рептилия скользнула по его языку, имитируя минет. Его очки съехали на бок.       — Соси получше, я знаю, у тебя должна быть глубокая глотка.       Змея проползла к самому горлу, а его зад расширяла голова змеи, когда как Анко уже успела кончить, облизавшись с Шизуне.       Когда Митараши слезла, забрав свою змею под рукав, никто и не думал снимать кольцо, как и вытаскивать с его тела иголки. Он все-таки с трудом выдерживал эту пытку.       Куноичи смотрели на пленника, который им слишком быстро наскучил:       — Ну что ж, пойдем на войну.