***
Первым, что Юри увидел утром, был смятый клочок тетрадного листа прямо у его носа. Привстав, парень почувствовал головокружение и лёгкую тошноту. Он всё ещё плохо видел и не понимал, что происходит, но судя по яркому свету, льющемуся из окна, уже настало утро. Окно было раскрыто нараспашку, как и прошлой ночью. Оперевшись на край кровати, Юри, покачиваясь, приподнялся и посмотрел на наручные часы – они показывали 7:45. В девять часов утра у него была назначена встреча с заведующим лабораторией. – Что это, чёрт возьми, было?! – прошипел Юри, оглядывая комнату. Ничто из предметов не указывало на присутствие постороннего человека, и мебель, укрытая кусками полиэтиленовых пакетов, лишь терпеливо ждала, когда новый хозяин приведёт здесь всё в порядок. Крепко захлопнул окно, Юри посмотрел перед собой и вспомнил о том клочке бумаги, который валялся рядом с ним. Подобрав его, Кацуки сощурился, пытаясь прочесть написанное на листе. Почерк был не вполне разборчивым, но читабельным. “... сегодня я решил, что раз и навсегда покончу с этими кошмарами. Я устал жить в вечном страхе перед самим собой и каждое утро просыпаться в холодном поту, осознавая своё бессилие и невозможность противостоять этому безумному желанию. Я уже смирился с тем, что он никогда не придёт за мной. Поэтому я пойду вслед за ним в преисподнюю.” Так гласил обрывок записки. Край бумаги был неровным, будто кто-то нервно выдрал лист из альбома или записной книжки, пытаясь уничтожить эту запись. Юри внимательно вчитывался в каждое слово, но чем больше он смотрел на этот отрывок, тем хуже он чувствовал себя. Его терзало ощущение, что каждая буква, каждая запятая насквозь пропитывали его душу тревогой и безысходностью. Кажется, человек, который это написал, находился в крайней степени отчаяния. Или же… – Какой-то больной, – разочарованно произнёс Юри, сворачивая лист бумаги и убирая его в карман своих джинсов. Приняв душ и закусив холодными булками с чаем, Юри принялся собираться на работу. Поддевая указательным пальцем ботинки с полки, он ещё раз оглядел кучу коробок, стоящих в коридоре, и вздохнул.***
– Приятно познакомиться с Вами, господин Кацуки, – Яков Фельцман, глава кафедры ботаники, одобрительно качнул головой и протянул вперёд руку. – Мне тоже очень приятно, – выдавил из себя Юри, заметно нервничая, и пожал руку в ответ. Он так отвык от работы в лаборатории, что, едва зайдя внутрь, немного оторопел от наличия сидящих здесь сотрудников. В основном это были люди его возраста, кто-то был даже младше, поэтому пожилой Фельцман сильно контрастировал на фоне молодежи. – Кладини мне много рассказывал о Вас, – продолжил старик, покашливая через каждое слово и то и дело бросая взгляды в сторону своих подчиненных. – О ваших исследованиях. Лилейные, да? – Так точно, сэр. Лилии. Lilium martagon. Мы с профессором Челестино планировали вывести новый сорт – с белыми лепестками и жёлтыми тычинками. – Похвально, весьма похвально. Потягиваясь и причмокивая как сытый кот, Фельцман поглаживал себя по подбородку и с ног до головы оглядывал своего нового сотрудника. Юри ощутил мороз на коже, заметив, что и остальные работники неприкрыто пялятся на него. – Моя лаборатория в Вашем распоряжении, господин Кацуки, я с радостью помогу молодому ученому в таком нелёгком деле. При условии, что и вы подсобите мне. Ботсад всё ещё развивается и нуждается в таких молодых энтузиастах, как Вы. – Конечно, сэр, я всегда рад помочь. – Так, ребятня, хорошо примите господина Кацуки, а иначе получите нагоняй лично от меня! Все четверо сотрудников испуганно закивали, не желая спорить с начальством, и Яков, сделав вид, что на сегодня его дела закончены, радостно заковылял в свой кабинет, оставляя смущённого Юри наедине с его новоиспечёнными напарниками. – Что ж, господин Кацуки, мы рады, что теперь Вы будете сотрудничать с нами, – девушка в белом халате, невысокая рыжая славянка, подошла вплотную к Юри и протянула ему руку. – Лаборатория у нас довольно скромная, ещё даже года нет, так что, по сути, мы все здесь новенькие. Я Мила Бабичева, можете звать меня просто Мила. – А я тогда – просто Юри, – японец неловко почесал затылок. – Не люблю все эти формальности. – Хорошо, “просто Юри”, – кивнула Мила. – А теперь мне пора продолжить работу. Хотелось бы управиться к обеденному перерыву. Не составите нам компанию? Мы с ребятами ходим в кафетерий неподалеку, там подают просто божественный сырный суп. Юри выдохнул: – С радостью. Плюхнувшись за свой новый рабочий стол, Юри пару раз покрутился на кресле и выглянул из-за экрана компьютера. В лаборатории царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь постукиванием клавиш клавиатуры и тиканьем часов, от чего Юри мог наконец-то расслабиться. Он переносил на новый компьютер все свои данные и расчищал рабочее пространство от старого хлама. Юри вынул из сумки несколько фотографий в пластиковых рамках и поставил их прямо возле монитора. На одной из фотографий был запечатлен сам Кацуки в 13-14 лет: он стоял на фоне огромной картины, изображавшей застывшую ледяную гладь какого-то озера. В тот день он был на школьной экскурсии в Фукуоке, где проходила выставка работ молодых художников со всего света. Виктор Никифоров – юный талант из России, всемирно признанный и всеми любимый, в тот момент прибыл со своими новыми картинами. В тот день Юри даже каким-то чудом удалось заполучить автограф и одну из реплик картин молодого мастера. На другой фотографии была изображена группа людей на фоне морского побережья – его родители и близкие люди. Вот мама, пухлая и низкорослая женщина, которая не смогла сдержать слез даже во время их последней фотосессии, а вот папа, который как всегда безмятежно улыбался, хлопая по плечу Мари, старшую сестру Юри, которая недовольно скривилась, когда её заставили позировать для общей семейной фотографии, а около мамы стояла Минако-сенсей, первый наставник и учитель балета, благодаря которой Юри так крепко полюбил ботанику. Минако была балериной, гастролирующей по всему миру, и с каждым выступлением она получала горы различных букетов: от скромных одиночных розочек до роскошных корзин с каллами. Юри, который на тот момент брал у неё частные уроки танцев, всегда с восхищением рассматривал огромные бутоны дорогих цветов и расставлял их в вазы, в то время как Минако с упоением рассказывала ему о каждом сорте. Она безумно любила цветы, которые ей дарили, и поделилась своей страстью со своим дорогим учеником. Юри тихонько вздохнул. Он не навещал родной Хасецу с тех пор, как уехал учиться заграницу, и теперь ему только и оставалось, что периодически названивать своим родным да видеть их лица с экрана ноутбука. Не хватало этому всего какой-то… человечности, что ли? Знакомого с детства запаха масла на маминой одежде, покашливания престарелого отца и убаюкивающей песни моря, что манит в свои темные пучины. Сейчас бы он отдал всё на этом свете, лишь бы отведать домашнего кацудона по маминому рецепту. Как бы соглашаясь с ним, живот предательски громко заурчал, привлекая к себе внимание всей рабочей комнаты. – Ребят, может, устроим уже перерыв? – хихикнула Мила. – Кажется, новенький проголодался… Юри ещё никогда в жизни не чувствовал себя так неловко перед едва знакомыми людьми.***
Кафетерий, в который они направились, оказался небольшим дайнером, который, однако, был популярен среди студентов и работников колледжа. Пробившись сквозь толпу у кампуса, они наконец-то зашли в дайнер и Юри был абсолютно ошеломлён, очередной раз убедившись, что не стоит судить книгу по обложке. Оформление у кафетерия было выполнено в ретро-стиле – полупрозрачные огромные окна, столики с низкими и обитыми кожей диванчиками и лаковая барная стойка, прибывшая прямиком из фильмов 50-х годов – все это вызвало у Кацуки если не экстаз, то ментальный оргазм точно. – Что за божественное место? – воскликнул Юри, вскинув руки к небу. – Джей-Джей просто огромный фанат подобного старья, – Мила пожала плечами. – Не могу сказать, что я в восторге от оформления, но еда здесь отличная, Леруа знает в этом толк. – Я хочу лично пожать ему руку… – Не переусердствуй, Юри. Когда вся компания уселась за столик, японец заметил, что помимо Милы к нему присоединился ещё один мужчина, лицо которого показалось ему смутно знакомым. – Простите, – неуверенно произнёс Кацуки, прищуриваясь, – а мы с Вами раньше нигде не встречались? Мужчина широко улыбнулся, кокетливо подперев лицо руками. В его зелёных глазах сверкнул задорный огонёк азарта, когда он уставился на Юри и присвистнул себе под нос. – А ты ничуть не изменился с момента нашей последней встречи, Юри, – заметив, что Кацуки пребывает в лёгком шоке, он воспользовался этой ситуацией и насупился, вытянув губы в трубочку. – Что? Хочешь сказать, что не помнишь меня? Юри, какой же ты бесчувственный, забыл о нашем страстном танце? – Крис, – выдохнул Юри, массируя виски. Точно, Кристоф Джакометти. Тот самый, из-за которого два года назад Юри стал известен как герой-любовник всея общаги и засветил свои трусы перед всем курсом. Тот самый Крис. – Нехорошо забывать своих старых товарищей, – Крис неторопливо вглядывался в меню, но на его лице застыла ехидная ухмылка. – А ведь я всего лишь сменил линзы на очки. – Такое точно не забудешь. – А я всё никак не могу забыть твои мягкие булочки и то, как ты отплясывал в одних трусах... – Крис! – А у вас, похоже, очень теплые дружеские отношения, – подметила Мила, наблюдая за перепалкой этой парочки. – Крис учился на два курса старше меня на том же факультете, – пояснил Юри, всё ещё не отводя недовольный взгляд с ухмыляющегося Криса. – Жили в одном общежитии, занимались в одной библиотеке и ходили на одни и те же вечеринки… В общем, сейчас мне крайне стыдно за свои студенческие годы. По правде говоря, я не думал, что вообще когда-нибудь увижу тебя вновь. – Разве ты еще не понял? – спросила девушка, пристально глядя в глаза Кацуки. От её взгляда ему на секунду стало не по себе. – Что понял? – нерешительно спросил Юри, сглотнув. – Люди не встречаются просто так в Гринлайт Хиллс. Это значит, что ваша встреча была предрешена судьбой. – Судьба, говоришь… – Ты можешь отрицать это сколько угодно, но Гринлайт Хиллс – по-настоящему необыкновенное место. Нельзя просто словами описать то, что происходит здесь. – Потому что этот город считается “перекрестком тысячи дорог”, – Юри закатил глаза и цокнул языком. – Да-да, слышали уже. Звучит как фраза из какой-то назойливой рекламы. К большому удивлению Юри, Крис с Милой никак не отреагировали на его колкое замечание и продолжали глядеть в меню. Задумавшись над тем, не слишком ли грубо прозвучали его слова, Кацуки не заметил, как мальчик-официант подлетел к их столику, возбуждённо покачиваясь из стороны в сторону в ожидании заказа. – Добрый день! – пропищал он тоненьким голосочком, – Добро пожаловать в “JJ Style”, сегодня я, Кенджиро Минами, буду обслуживать Вас! Могу ли я принять Ваш заказ? – Сырный суп, латте с карамельным сиропом и булочку на пару, пожалуйста, – произнесла Мила, не отрываясь от своего телефона. – Мне то же самое, только без сиропа, – добавил Крис. – А мне… – Юри не успел продолжить, как почувствовал на себе пожирающий взгляд мальчишки-официанта. Тот внимательно глядел на него своими огромными глазами и нетерпеливо покусывал нижнюю губу. Лёгкий румянец вспыхнул на его пухлых щеках, когда они с Кацуки встретились взглядами. – … мне греческий салат и зеленый чай, – продолжил Юри, преодолев неловкость момента. Официант мгновенно исчез, а Юри почувствовал, как ему внезапно стало легче дышать. Когда же он вернулся с подносами, Юри старался не думать ни о чем, кроме еды, но что-то его все же беспокоило. Он никак не мог выкинуть из головы события сегодняшней ночи. Конечно, он мог бы списать все это на переутомление от переезда, после такого стресса не только призрачные фигуры начнут мерещиться, но и нечисть всякая, однако его пугал сам факт того, что он довел себя до такого состояния. – Мила, Крис, как давно вы живете в Гринлайт Хиллс? – внезапно спросил Юри, допив свой чай. – Около двух лет назад я переехала сюда из Санкт-Петербурга, когда узнала, что господин Фельцман окончательно покидает Россию, – задумчиво произнесла Мила, наматывая свой огненно-красный локон на изящный тонкий пальчик. – Он мой дальний родственник, который во многом помог мне, за что я его очень уважаю. Яков сказал, что ему так будет спокойнее и он хочет провести свои последние годы здесь. А я последовала за ним, и нашла здесь нечто, из-за чего ни капли не жалею, что покинула родной дом. – Я живу здесь три года, – сказал Крис, помешивая свой кофе. – С тех пор, как решил закончить учебу в Детройте. – Ты не скучаешь по своей родине? – Немного. Но, как я думаю, здесь я обрёл пристанище, где никогда не чувствую себя одиноким. Я могу быть потерянным в толпе в огромном городе, но чувствую себя нужным здесь, в этом небольшом городке среди таких же людей, как я, которые нашли то, что искали всю сознательную жизнь. – Вот как… – пробормотал Юри, лениво ковыряя вилкой свой салат. Закончив с обедом, Юри снова столкнулся со взглядом официанта, полным обожания и какой-то пугающей одержимости, но как только они зашли в здание колледжа, мысли заняли уже совсем другие проблемы. Всё оставшееся время он уделил очистке полок и изучению оборудования в помещении лаборатории, и когда время подошло к шести часам, не заметил, что все сотрудники уже разбрелись по своим домам. – Юри, ты идешь? – скучающе спросила Мила, наблюдая за чересчур увлечённым работой японцем. – А? Да, секунду, только… От неожиданности Юри выронил из рук пакет с семенами. Цокнув языком, Мила подошла к нему и присела на корточки, чтобы помочь собрать рассыпавшиеся маленькие зернышки. – Тебя что-то беспокоит, Юри? – спросила она, слегка качнув головой. – Конечно, это не очень корректно спрашивать тебя об этом с моей стороны, ведь это лишь первый день нашего знакомства, просто… – Все в порядке, – резко оборвал её Юри, поправив очки. – Я в порядке. Задумался. Мила промолчала, но взгляд девушки говорил сам за себя. – Мы действительно очень рады, что ты появился в нашем коллективе, – тихо произнесла она, не поднимая голову. – У нас редко что-то меняется так кардинально, поэтому каждое изменение – как глоток свежего воздуха. Мы все здесь как одна семья. И я надеюсь, что когда-нибудь ты станешь частью нашей семьи, Юри. – Я тоже… – ответил Юри, отводя глаза – слишком тяжело было смотреть на человека, который тебя жалел. – Просто я пока не могу тебе об этом сказать, прости. Я и сам не до конца уверен в том, что понимаю, что происходит в моей жизни. – Хорошо. Просто знай, что мы всегда готовы помочь тебе. По крайней мере, я и Крис. Тебе здесь понравится. – Спасибо, – Юри улыбнулся как можно искренней, но у него выходило из ряда вон плохо, поэтому он почувствовал себя ещё отвратительней.***
Зайдя в продуктовый после первого рабочего дня, Юри купил немного овощей и мяса в надежде, что у него хватит сил после хорошего ужина разобрать эти чёртовы коробки, однако брюхо, набитое мисо-супом, напрочь отказывалось перекатываться с дивана на пол и перемещаться в вертикальное положение. Юри лежал уткнувшись в свой телефон и листал сообщения в чате. Несколько лет назад он зарегистрировался в популярной на тот момент онлайн-игре под названием Grand Prix, в которую играл не переставая в периоды, когда его захлёстывали тревожность и необъяснимый страх перед обществом. Там он познакомился с человеком, которого, пожалуй, мог бы назвать другом, потому что они переписывались и выходили на связь чуть ли не каждый день, но со всей этой суматохой и переездом Юри напрочь забыл об игре и о своем сотоварище, поэтому чувствовал сильную вину перед ним. Пролистав все сообщения за последний месяц, Юри набрался сил, чтобы написать другу. katsudon: привет, @hamster_on_ice katsudon: прости, я был весь в делах. как ты там? katsudon: мой ранг уже упал так низко, ха-ха… katsudon: серьезно, Пхичит, если ты убьешь меня, я всё пойму, потому что мы с тобой так сладились на рейдах, что я просто не могу представить какого-то другого напарника для себя katsudon: позвони мне в Скайпе, когда прочтёшь это С тяжелым сердцем он нажал кнопку “отправить” на последнем предложении, но когда две галочки на экране под его текстом подсветились, – сообщение дошло – Юри стало настолько стыдно перед самим собой, что это чувство пересилило даже лень. – Здравствуй, тьма, мой старый друг… – пробормотал он, присаживаясь на колени перед коробками. Потихоньку он стал разбирать своё барахло, выкладывая его позади себя, и чем скорее он старался расправиться с этим, тем выше росла гора одежды и книг за его спиной. – Господи, – Юри раздраженно цыкнул, увидев свою старую университетскую футболку. За его страсть к свиным котлетам одногруппники решили прозвать его Кацудоном, и хоть такое прозвище его не смущало, подарок в виде футболки с принтом в виде тарелки котлеток на рисе всё же выходил за рамки его понимания современного юмора. Чёрт побери, свиные котлеты это святое! С мыслью о том, что эту футболку надо сжечь, Юри взял её в руки и увидел под ней вещь, о которой он не вспоминал так давно, что даже забыл о ее существовании. Картина. – Столько лет уже прошло… – с сокровенной нежностью произнёс Юри, осторожно поглаживая обветшалую рамку. Золотистая краска уже облупилась в некоторых местах, обнажая деревянную основу рамки, а стекло потрескалось в уголке, но Юри всё с такой же теплотой, как и десять лет назад, рассматривал не очень аккуратный набросок, сделанный гуашью. Покрытая толстой коркой льда поверхность уснувшего озера слегка поблескивала под лучами холодного зимнего солнца, и сложно было поверить, что жирные мазки кисти могли передать такое необычайно лёгкое и почти эфемерное настроение картины, словно потрескивающий мороз декабрьского утра взаправду обдавал лицо лишь при взгляде на лист бумаги в фоторамке. Он не видел эту картину с тех пор, как уехал из общежития и стал жить в одиночестве, заперевшись в своей темнице из четырёх стен. Наверное, если бы он увидел её в моменты, когда ему не хотелось жить, он бы не задумываясь вышвырнул картину в окно, но сейчас, размышляя о столь жестоком поступке, Юри прижал фоторамку к себе, точно ребёнка. Он закрыл глаза, вспоминая тот счастливый день, когда купил её практически за бесценок на той выставке, а потом часами рассматривал каждый божий день, сделав своей персональной иконой. – Откуда это у тебя? Юри резко распахнул глаза, точно его в эту секунду внезапно окатили ледяной водой. Он хотел бы закричать, но лёгкие сжались так сильно, что он лишь приоткрыл рот, издав шумный вдох. Всё его естество, всё тело было напряжено так сильно, как только возможно. Перед ним стоял мерцающий голубоватый силуэт, и этим силуэтом был не кто иной, как Виктор Никифоров – автор данной картины и причина, по которой Юри всё ещё не потерял рассудок.