***
Когда Юри добрался до часовни, проповедь уже подходила к концу. Он присел в самом конце зала на скамейку, сложив руки на коленях и прислушиваясь к речи пастора. Молодой мужчина стоял у амвона, на котором лежала раскрытая увесистая Библия, активно жестикулировал руками и громыхал своим зычным голосом на всё помещение молельни. Выглядел он, мягко говоря, совсем не похожим на священника, а, скорее, походил на комика, решившего шутки ради надеть католическую сутану. Речь его была пылкой, страстной, вдохновлённой, но не несла в себе какого-то конкретного посыла – на первый взгляд это казалось потоком предложений, совсем не связанных друг с другом. Сначала он с воодушевлением говорил о сотворении мира, потом тут же перешёл на драматичный пересказ мифа о муравьином льве, существование которого изначально противоречиво, а под конец и вовсе начал разговор о любви к ближнему своему, но не в том понимании, как это обычно преподносили святые писания. На секунду Юри даже подумал, что, наверное, ошибся зданием, и это никакая не церковь, а клуб любителей фантастики. То, что нёс этот пастор, было полнейшим абсурдом и никак не сочеталось с христианскими учениями. – … и засим я, апостол любви, сын божий Георгий, объявляю – идите и возвещайте о великой любви всем детям божьим, о силе её безграничной и сладостных плодах её. Когда он наконец завершил свою речь, мальчики-хористы в длинных белоснежных одеяниях друг за другом вышли на середину сцены и слаженно выстроились в два ряда по четыре человека. Органист в спешке разминал пальцы и листал свою тетрадь с нотами, когда на сцену вышел ещё один хорист – мальчик лет пятнадцати в такой же белой одежде, как и у остальных, но с прикреплёнными к его спине муляжными крыльями. Дав знак хору, пастор Георгий уселся на скамью из первого ряда и с довольным видом скрестил руки на груди. Мальчики начали исполнять какой-то мелодичный церковный гимн, которого Юри, по очевидным причинам, не слышал раньше, но мог уловить общий смысл текста на латыни: мальчики пели о безусловной любви бога к своим детям. Солист, тот самый белокурый юноша с ангельскими крыльями, стоявший впереди всех, вознёс руки к небу, и его звонкий голос отразился эхом по всей часовне. Чистый, громкий, серебристый – голос отражался в голове Юри, с каждой нотой заставляя его подрагивать от высокой тональности. Словно настоящий ангел снизошел до смертных в эту маленькую часовню и восхвалял любовь Господа своего, и его неземной глас возвещал о любви, для которой не существует эпитета ни в одном языке этого мира. Неописуемая, необъятная и всевластная – такова она, истинная любовь. Хрупкий ангел, казалось, был сделан из фарфора. Белоснежная кожа почти сливалась со светлыми одеждами, полы которых тащились позади него. Крылья за его спиной подрагивали каждый раз, когда он набирал полную грудь воздуха, протягивая каждый звук плавно и бережно, и когда хор прекратил петь, он всё ещё тянул последнюю ноту. Закончив исполнение, все мальчики вышли на поклон и удалились со сцены под аплодисменты немногочисленных прихожан утренней молитвы. Юри встал со своего места и направился к кафедре в поисках Георгия. Едва он успел открыть рот, чтобы окликнуть его, как тут же в его плечо кто-то больно врезался. Посмотрев вниз, Юри увидел того самого ангела-солиста, но теперь его безмятежное выражение лица сменилось гримасой отвращения, и мальчишка, оскалившись, грубо толкнул его в бок: – Чего тут проход загородил своей тушей? Не видишь, люди идут! – мрачно покосился ангел на парня. – Ох, прости, – Юри подвинулся и ладонью указал на освободившийся проход между рядами скамеек. – Вот, теперь можешь пройти. – Не нужно мне одолжений делать! От ангела, буквально минуту назад исполнявшего гимн о непорочной божьей любви, уже не оставалось ни следа. Перед Юри предстал самый настоящий демонёнок. Подросток, очевидно, нарывался на скандал. – Знаешь, – продолжил Юри, чувствуя, что зря накаляет обстановку, но тем не менее решив немного позлить мальчишку. – Ты в последнем куплете поёшь “magnum caritas”, а надо “magna caritas”. Это грамматически неверно. – Что ты там вякнул?! Ангелок оскалился, вплотную подходя к японцу и наставив на него свой кулак. – Умничать вздумал? А вот это видел? Сейчас по полной программе огребёшь! – Юра! Голос, осадивший его, принадлежал самому священнику. Отец Георгий в спешке подошел ближе к ним, рукавом своей сутаны загораживая Кацуки от разъярённого хориста. – Юра, – повторил Георгий спокойно. – Ты ведёшь неподобающе, это совсем не по-ангельски. Разве этому тебя учил апостол любви? – Пошёл ты, Жора, – юноша, которого, видимо, звали Юрий, беззастенчиво показал ему средний палец и раздражённо цокнул языком. – Ты прекрасно знаешь, что я торчу здесь только по просьбе дедушки, так что прекрати издеваться! – Ну же, ну же, – Георгий продолжал безмятежно улыбаться. – Мы все дети Божьи, дети любви. Не ссорьтесь. Давай лучше поприветствуем нашего нового прихожанина. – А? Меня? – Юри удивленно наставил палец на себя. – Нет, я тут не на постоянной основе. Я пришёл, потому что мне нужна ваша помощь. – Что же тебя привело в храм божий? – Ну… Юри неловко почесал затылок. – Мне нужен человек, способный провести обряд экзорцизма. – Что?! – завопил Юрий, резко обернувшись в сторону Кацуки. – Ты, что, совсем поехавший, окорок свиной? – Ты сказал… экзорцизм? – Георгий возбужденно выдохнул, произнеся последнее слово. Его тёмные глаза, казавшиеся и без того огромными от подводки, засияли, и он, схватив Юри за руку, с восторгом начал лепетать: “Конечно! Конечно!”. – Эй, – Юрий огрызнулся, кинув гневный взгляд на Юри. – Не знаю, что ты там задумал, но у нас в городе нет никаких сраных призраков. Юри фыркнул, почувствовав свою победу над выскочкой. – Вообще-то, я и не говорил, что проблема в призраке. Юра, явно такого не ожидавший, в испуге попятился назад, раскрасневшись. – Ну, я предположил! – он сразу же попытался оправдаться, но было очевидно, что в этом раунде победа оставалась за Кацуки. – Как я уже сказал, – продолжил Юри. – У меня в доме поселилось нечто паранормальное. Мне нужно, чтобы вы освободили его. – Как интересно! – воскликнул Георгий заинтересованно. – Наконец-то!.. Я смогу доказать всем!.. Так, а где же Вы живёте? – Двадцать третий дом на Флориш-стрит. И ангел, и священник застыли, изумленно раскрыв рты. Юри недоумевающе почесал затылок, думая о том, что же так смущает местных жителей в его адресе проживания. Юра наконец подал голос: – Эй, свинина, что это там такое обитает в твоём доме? – Ну… Юри задумался. Стоило ли говорить о том, что это был фантом Виктора Никифорова? Всё-таки, по его словам, он жил здесь некоторое время до того, как погиб, значит, многие местные жители были в курсе того, что здесь живёт всемирно известный художник. Решив не испытывать судьбу, Юри соврал: – Я не знаю, это было что-то вроде полтергейста. Оно двигает вещи в доме. – Вот видишь, Жора! – завопил Юрий, тыкая пальцем в перепуганного японца. – Я же говорил дедушке, что не стоит сдавать этот дом никому! И посмотри, что теперь происходит! – Странно… – Георгий потупил взгляд в пол. – Я же проводил обряд очищения после… Они вновь замолкли. Юри украдкой огляделся: кажется, все остальные прихожане уже разошлись, поэтому вокруг них застыла мертвенная тишина. Статуя Девы Марии, высеченная в камне над кафедрой, глядела на них сверху вниз, и её серые каменные глаза как-то укоризненно, с тоской смотрели на Юри. Святая дева сложила ладони на своей груди, бережно прижимая к ней младенца, и её печальный взгляд касался каждого из рабов божьих, склонивших перед ней головы в молитве. От этого взгляда статуи Юри стало не по себе. – В общем, вы поможете мне? – Юри умоляюще выдавил из себя эти слова, и Георгий, словно проникшись его положением, приободряюще похлопал его по плечу. – Конечно, мы поможем, – он кивнул. – Юра, ты пойдешь со мной. – Что?! Зачем это? – Отпевать будешь.***
После всей этой суматохи Юри не мог поверить, что вообще решился на подобный шаг. Идея с церковью пришла к нему совершенно спонтанно – возможно, он видел это в каком-то фильме или читал в одной из книг, но почему-то он был абсолютно уверен в своей правоте. Может быть, душа Виктора не может найти покой на этой бренной земле, вот он и бродит тут, ища упокоения. Кто знает, вдруг отец Георгий смог бы ему помочь, хоть он и не внушал особого доверия. Тем злополучным вечером Юри безостановочно мерял шагами пол, задумчиво глядя себе под ноги. После того, как он прошел от кухни до камина в двадцатый раз, Виктор, не менее получаса наблюдавший за этой процессией, не выдержал и раздражённо спросил: – С чего ты вообще решил, что это сработает? Юри растерянно обернулся на его голос и виновато потупил взгляд. – Не думаю, что где-нибудь поблизости я смогу найти синтоистского монаха, который бы усмирил плутающую душу, – пожал он плечами. – А вот христианский богослов, думаю, сумеет. – Это всё чушь собачья, – сказал Виктор, не скрывая своего презрения. – Все эти обряды. Кто вообще в это поверит во всю эту магическую чепуху? – И это мне говорит призрак? Виктор замолчал, обиженно насупившись. Через несколько десятков минут в дверь наконец-то постучали – это был Георгий, облаченный в чёрный плащ с огромным деревянным крестом на груди и Юрий, который, однако, явился в обычной повседневной одежде. Засунув руки в карманы штанов, Юрий пошаркал ногами по коврику у двери и с недовольным видом осмотрел внутреннее убранство дома. – Ну и сарай. – Попрошу не оскорблять мой дом! – заявил Юри, нахмурив брови. – Я просто ещё не успел обжить тут все. – Зуб даю, что дедушка сдал тебе чистый дом, а ты его уже загадил. – Тихо! Георгий прервал их перепалку, выставив руку с поднятым указательным пальцем вперед. Он достал из кармана своей мантии небольшую Библию в потрёпанном кожанном переплёте и раскрыл её на первой же попавшейся странице. Наугад ткнув пальцем в стих, он прокашлялся и во всеуслышание зачитал его: – В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. – … И что это вообще значит? – спросил Юра, недоумевая. – Любовь – это великая сила, – высказал Георгий свою мысль. – Любовь может менять мир. Не стоит бояться того, чего ты не понимаешь, нужно принять и полюбить его. И сейчас мы изгоним нечистую силу с помощью любви. В этот момент Виктор, стоявший у стены, переглянулся с Юри и прикрыл свою усмешку ладонью. – Я же говорил тебе, они меня не видят и не слышат, – заявил он, закатывая глаза со вздохом. – Да уж, – прошептал Юри, наблюдая за тем, как Георгий доставал своё “оборудование” из наплечной сумки под чересчур громкие возражения Юрия. – Может, ты просто моя галлюцинация? Виктор обиженно скривил лицо, сделав вид, что Юри своими жестокими словами ранил его до глубины души. – А галлюцинация может сделать вот так? С этими словами призрак схватился холодными руками за талию Юри и его ладони быстро юркнули под джемпер. Японец тут же взвизгнул от неожиданных ледяных прикосновений к своей коже и Георгий с Юрием в момент обернулись на его вопль. – Ты чего орёшь, свинина? – недовольно спросил Юра. Едва сдерживаясь, чтобы не вломить коварному Виктору за его вероломство, Юри поправил одежду и как ни в чем не бывало сказал: – Я только что видел призрака. – Где? – в один голос спросили священник и ангел. – В зале. – Идем, Юра! – приказал Георгий, двигаясь в сторону гостинной. Виктор последовал вслед за ними, вальяжно перешагивая с ноги на ногу. Приземлился боком на софу и, поддерживая голову ладонью, стал со скучающим видом наблюдать за парочкой новоиспечённых экзорцистов. Георгий встал на середину комнаты и поставил на пол три подсвечника с практически дотлевшими жёлтыми свечами. Наклонившись, он зажег каждую из них, а затем, кругом высыпав соль вокруг себя, стал зачитывать какую-то молитву на неизвестном Юри языке. Юра с лицом полным безысходности встал рядом с ним, ожидая его дальнейших приказаний. – Юра, давай. Юрий начал петь и его лицо вмиг преобразилось. Гримаса недовольства исчезла с первых же слов и вместо неё появилось то самое блаженное лицо, которое было у него во время исполнения песни на утренней молитве. Он пел тот же гимн, что и утром, но на этот раз более размеренно и протяжно. В это время Георгий с драматичным видом продолжал рассыпать повсюду соль и бормотать молитвы, а Юри всё неудомевал, как же такого человека вообще допустили до богослужения. – Я знал Георгия при жизни, – промолвил Виктор чуть погодя, – Тот ещё чудак. А Юрка-то вон как вырос, возмужал. Дядя Коля хорошо его воспитывает. – Дядя Коля? – пробормотал Юри с вопросительной интонацией. – Да, Николай Плисецкий, его дедушка. Я купил у него этот дом, когда был жив. – Господин Плисецкий – весьма пугающая персона, – Юри кивнул головой. – Это ты про какого из них? – Про обоих. Юра закончил петь и повернулся к Юри, недовольно сощурив глаза. – С кем это ты перешёптываешься, а? – зашипел он сквозь зубы. – Мысли вслух, – Юри пожал плечами. Георгий вдруг встал с колен и принялся нарезать круги по всей комнате, но теперь он не зачитывал молитвы, а бормотал себе под нос. Краем уха Юри услышал обрывки фраз вроде “любовь всепрощающая” и “милостивый Господь”. – Позвольте поинтересоваться, а что же вы делаете? – спросил Юри, с интересом наблюдая, как Георгий останавливается на каждом шагу и опрыскивает мебель в комнате какой-то жидкостью из позолоченного флакона. – Святой водой тут всё поливаю, – ответил священник с довольным видом. – Призраки не любят святую воду. – Как жаль, что он меня не слышит, – хмыкнул Виктор, облокотившись на спинку дивана. – Я бы высказал ему всё, что думаю по поводу этого колдунства. Внезапно Георгий замер на месте. Юри напряженно затаил дыхание – что же случилось? Почему он вдруг остановил свою “церемонию изгнания”? Георгий медленно повернул голову и напрягся. Спина его сгорбилась, точно на него навесили неподъемные тюки с камнями, и вдруг он скрючился как старая ведьма и его глаза нервно забегали. – Чувствуете? – спросил он. – Этот могильный холод. – Холод? – смущённо переспросил Юри. – Да… Как будто сквозняком повеяло. В этот момент Юри понял, в чем дело. Виктор, который опирался на спинку дивана, оказался почти вплотную к Георгию, застыв буквально на расстоянии в несколько сантиметров от него. Призрак внимательно вглядывался в лицо Георгия, который явно был чем-то напуган, но ещё не подозревал, чем именно. Надменно ухмыляясь, Виктор с издевательским видом встал и прошелся кругом вокруг священника, но тот по прежнему ничего не видел, лишь беспокойно оглядывался по сторонам от тревожного ощущения чужого присутствия. В груди у Юри перехватило от изумления. – Именем Господа, – сдавленным голосом произнёс Георгий, – Заклинаю тебя, неупокоенная душа, принять господню любовь. Найди же умиротворение в этом доме, прими его хозяина как брата своего и не будь ему обузой. Виктор, кажется, был поражён словами священника. Он с изумлением смотрел на его трясущиеся руки, которые крепко вцепились в деревянный нательный крест. Словно что-то иное пробудилось в Викторе, он медленно закрыл глаза и протянул руку к кресту Георгия. Но едва Виктор попытался коснуться охваченного ужасом пастора, свет в доме неожиданно потух. Лампы даже не успели моргнуть – весь дом тут же погрузился в тьму. Юри напряженно сжал кулаки. – Вот видишь, – радостно заявил Георгий, переводя дух от испуга. – Это хороший знак. – И что же в этом хорошего? – возмутился Кацуки. – Мой дом обесточили! – Это значит, что злобный дух ушёл! Виктор устало вздохнул и снова закатил глаза. Юри охватила печаль – Виктор был прав. Какой же он дурак, раз понадеялся на какой-то глупый трюк. От огорчения у него даже пропало желание разговаривать с гостями. – Вот как… – Юри разочарованно взглянул на Георгия. Тот прямо-таки светился от счастья, поэтому не очень хотелось огорчать его в такой важный момент. – Спасибо за проделанную работу, отец Георгий, – отозвался он. – Видишь, Юра, – священник горделиво ударил себя кулаком в грудь. – Я же говорил, что я – истинный апостол любви. – Ты сам позвал нас сюда, свинина, – произнёс Юрий, складывая коробку с солью и свечи в сумку. – Да, – Юри качнул головой. – Простите за беспокойство. Юрий хмыкнул напоследок, но не стал отвечать колкостью на его слова. Лишь взгляд его был печальным, когда они переступили порог, и как только Юрий ступил на крыльцо, он украдкой оглянулся, чтобы убедиться, что Юри всё ещё в доме. Когда они покинули дом, Юри лишь бессильно присел на пол. Из окна в тёмную комнату лился тусклый лунный свет, но даже этого хватало, чтобы различить во тьме нечёткий силуэт Виктора, который развалился на диване. Безо всяких слов, но весьма красноречиво его вид показывал: “Ну, я же говорил тебе?”. – Я спать, – безэмоционально обронил эти слова Юри, волоча ноги в сторону второго этажа. – Эй, а как же я? – заявил призрак с обидой. – Оставишь меня одного? – Виктор, я уже несколько дней подряд сплю по паре часов за ночь, да ещё и на диване. Можно мне хоть один день отоспаться? Когда он, с огромным трудом пересилив себя, всё-таки дополз до спальни, Юри уже не чувствовал ничего. Он снял джинсы и рубашку, кинув их на комод, а сам без сил плюхнулся на кровать. Распластавшись на матрасе “звездой”, Юри повернул голову в сторону окна. Это было то самое окно, где он впервые увидел Виктора. Решив, что не стоит зря пропадать добру, Юри не стал перемещать спальню в другую комнату и оставил всё как есть, тщательно убравшись перед этим. Вещи, стоявшие на полке, он так же оставил на своих местах – было очевидно, что все они принадлежали Никифорову при жизни. Шкаф был забит всяческими наградами, кубками, медалями, а также личными вещами вроде документов и прочего, чего Юри опасался трогать. Зарывшись головой в подушки, Юри вдохнул аромат свежестиранного белья. С тех пор, как он стал жить один после переезда из родительского дома, бытовая рутина вошла в его привычку и даже стала приносить удовольствие. Готовил он, правда, довольно паршиво, но ему нравилась уборка. Сейчас, думая об этом, Юри мысленно поблагодарил самого себя за проявленную заботу. – Какой ты несправедливый, Юри. Услышав голос Виктора, Юри лишь спустя несколько секунд нашел в себе силы повернуть голову. Виктор стоял в проходе, недовольно глядя на Юри. – Что на этот раз не так? – Это моя кровать. – Тебе она уже ни к чему. – Но она моя, Юри. И дом всё ещё мой. Решив, что не стоит тратить последние силы на бессмысленный спор, Юри молча повернул голову в другую сторону и замолчал, проигнорировав Виктора. Виктор, возмущенный таким нахальством со стороны японца, решил пойти в наступление. Плюхнувшись рядом с ним на кровать, Виктор с довольной миной растянулся по всей длине и уставился на Кацуки с выжидающим взглядом. – Виктор, дай мне поспать, – взмолился Юри. – У меня завтра очень тяжелый день. – Кажется, ты обещал, что поможешь мне. Слова Виктора были жестокими, но это была правда. Горькая, неприятная, но всё же правда. Сглотнув, Юри глубоко вздохнул. – Да, я знаю. – Если ты не поможешь мне, я буду преследовать тебя до конца жизни, – напомнил Виктор без капли смущения. – Да-да. Поставив точку в их диалоге, Юри повернулся на другой бок и укрылся с головой под одеяло. Виктор, чувствуя свою вину, неловко прижался к его спине головой. – Знаешь, – произнёс призрак, и уголки его губ немного приподнялись. – Я даже немного рад, что это не сработало. У меня есть ещё немного времени, чтобы получше узнать, что ты за человек. Юри не ответил. Виктор ещё немного попялился в его спину, с надеждой ожидая ответа, но когда он понял, что Юри уже крепко спит, тихо засмеялся и прошептал: – Сладких снов тебе, Юри. Моя спящая красавица.***
– Крис? – Мм, – промычал Джакометти в ответ, отвлекшись от своего компьютера. – Твое предложение ещё в силе? – Юри неловко помялся, прежде чем задать вопрос, и был весьма удивлен реакцией Кристофа. – Ты…. Хочешь выпить? – удивленно спросил мужчина, вскинув бровь. Юри кивнул. – Я так устал, – выдохнул Юри. – Я хочу отдохнуть. Сегодня было две экскурсии со школьниками и мне кажется, что я вот-вот упаду на стол и больше никогда не встану. – И куда же ты хочешь сходить? – Мне всё равно, – произнёс Юри без какой-либо эмоции в голосе. – Просто будь рядом. После работы они взяли такси и Кристоф, всё ещё настороженно поглядывая на Юри, указал водителю адрес. Юри развалился на заднем сидении и бессмысленно пялился в затонированное стекло – у него уже не оставалось моральных сил на поддержание какого-то диалога, поэтому всю дорогу они ехали молча. В баре было душно даже несмотря на то, что народу там было не так уж много, что довольно необычно для вечера субботы. В нагоняющей сон полутьме цокольного этажа были едва различимы фигуры посетителей и официанток в коротких юбках с белыми фартуками, неторопливо мельтишивших туда-сюда по всему залу. Даже музыка, игравшая из колонок музыкального проигрывателя, была какой-то печальной и вгоняющей в тоску, от чего казалось, что саксофон о чём-то протяжно завывает, как воет одинокий волк на белоокую луну. Следуя за Кристофом, Юри не замечал вокруг ничего. Он чувствовал себя так, будто его только что высадили с трясущегося вагона: ноги подкашивались и его шатало из стороны в стороны, а затуманенная голова уже не была способна трезво оценить ситуацию. Чудом умудрившись забраться на высокий стул у барной стойки с первого раза и без падений, Кацуки осознал, что огромный стеллаж с выпивкой перед его глазами превращался в неясную аляповатую кляксу, где сливались воедино цветные стёкла бутылок и яркие этикетки. – Крис, – выдавил из себя Юри, ощущая, как покачивается его тело. – Закажи мне что-нибудь. Что угодно. – Юри, ты уверен, что тебе стоит пить? – Крис с беспокойством взглянул на Юри, но тот, уловив встревоженность в его голосе, тут же широко улыбнулся (пусть эта кривая улыбка больше походила на оскал) и закрыл свои глаза ладонью, громко расхохотавшись. – Боже, Крис, мне не пять лет, – сквозь смех произнёс Кацуки. – Закажи мне чёртову выпивку, а то я даже название на этикетках прочитать не могу. Жестом позвав бармена, Крис снова невзначай обернулся на Юри, но, спустя несколько мгновений размышлений и взвешивания фактов у себя в голове вздохнул и сделал заказ. Юри облокотился на барную стойку и подпёр голову ладонями. – Это так забавно, – произнёс Крис с лёгкой улыбкой, покручивая свой бокал с виски. – Что мы с тобой встретились. Сидим здесь. Иронично. – Я помню, как на четвёртом курсе ты залпом выпил бутылку водки и тебя стошнило, – ответил Юри, скучающе глядя в свой бокал, уже наполовину опустевший. – А ты выдул шестнадцать бокалов шампанского и ушёл в отрыв. Первокурсницы так визжали, когда ты стал бегать в одних трусах по общежитию. Кажется, у меня даже осталось видео. – Боже… – Юри смущённо закрыл лицо руками. – Поверить не могу, что я был таким. – А знаешь, Юри, – сказал Крис. – Это было очень хорошее время. Иногда хочется вернутся туда. – И не говори, – подтвердил Кацуки. – Вот бы сейчас сидеть на скучной лекции, а не думать о том, как прокормить себя, при этом оплатив счета за коммунальные услуги и за аренду дома. А у меня ещё и проводка в доме перегорела. Просто шик. – Увы, не могу с тобой согласиться. Нынешняя моя жизнь намного лучше студенческой. – Как там у тебя… в личной жизни? – осторожно спросил Юри, решив почему-то коснуться этой болезненной темы. Крис покачал головой с грустной улыбкой. – Он всё ещё не позвонил мне, – Крис помрачнел. – Я не думаю, что он позвонит в ближайшее время. Нам обоим слишком тяжело сейчас. Мне надо немного остыть. – Остыть… – протянул Юри, глядя на дно стеклянного бокала. Лёд уже почти расстаял, и кусочки всё ещё плавали на поверхности как маленькие айсберги в тёмных водах океана. Пригубив виски, Юри задумался о чём-то и почувствовал, как засвербило у него в носу. Сдавленно сглотнув, он вытер рот рукавом и повернулся к Крису. – А есть ли у тебя кто-то близкий, кроме него? – спросил он. Крис взглянул на него, не поворачивая голову. – Есть, – он покачал головой. – Вот только этот человек – ужасный эгоист. – А кто он? – О, – Крис немного оживился. Его глаза заблестели, и он, приподнявшись, попросил бармена повторить. – Этот человек не от мира сего. Таинственный. Горделивый. Наглый. Даже не удивительно, что он подался в творчество. – Я знаю его? – поинтересовался Юри. – Может быть, – Крис кивнул. – Но речь не о его творчестве. Речь о нём самом. Он мой лучший друг, и ближе него у меня уже никого не будет. – Опиши мне его, – попросил Юри. Крис замолчал на некоторое мгновение. Он смотрел в потолок, пытаясь вспомнить что-то, и когда он отпил немного из своего бокала, улыбнулся, но улыбка его таила в себе какую-то интимную, одинокую грусть, понятную лишь ему одному. – Он потрясающий, – продолжил Крис с необыкновенной мягкостью в голосе. – Я не знаю другого такого человека, который бы был настолько… неповторимым. Ему удается сочетать в себе то, что кажется невозможным: он грубиян, но в то же время он хрупкий и ранимый. Может быть ужасным растяпой, но при этом элегантным и изящным. Наверное, этот человек продал душу дьяволу, иначе я просто не смог бы поверить в его существование. – Вы были так близки? – Настолько, что даже секс наш был дружеским, – Крис засмеялся. – Но, несмотря ни на что, он был моим лучшим другом. Даже когда я начал свои отношения с Масуми, этот человек поддержал меня. Он до сих пор придает мне силы двигаться дальше. Можно сказать, что между нами была любовь. Не романтическая, но такая любовь, которую можно испытывать только к человеку, который является твоей родственной душой. – Надо же, – Юри слабо улыбнулся ему в ответ. – Хотел бы и я встретить такого человека. – Всё может быть, Юри. Крис закрыл глаза и допил все, что оставалось в рюмке. – Бармен, – прикрикнул Крис. – Запиши на мой счёт две рюмки и Тирканел. Мне нужно навестить старого друга. – Уже уходишь? – грустно произнёс Юри. – Да, – сказал Крис. – Прости. Когда ты спросил про моего друга, я вспомнил, что сегодня у него годовщина. Надо навестить. – А… удачи тебе. Крис положил рюмки в свою сумку, а дорогой виски понёс в руках. Проводив его взглядом, Юри продолжил топить своё отчаяние в алкоголе и уже ничего не сдерживало его.***
– Давно не виделись, – произнёс Крис. Мрачные могильные плиты поприветствовали его в ответ молчанием. Городское кладбище было небольшим и располагалось на окраине, не очень далеко от апартаментов Кристофа. Он бывал здесь нечасто – всё-таки тормошить старые раны не стоит, слишком уж нежны их рубцы, и стоит лишь немного коснуться их, как сердце пронзает ноющая боль. Неспешно зашагав по утоптанной тропинке, Крис сунул бутылку себе подмышку и озирался по сторонам, пытаясь углядеть нужное ему надгробие. Он остановился недалеко от старых, почти развалившихся склепов, которым, наверное, было не меньше сотни лет. Всего в паре шагов от них его, как обычно, ждал старый друг, который неизменно оставался на своём привычном месте. – Привет, Виктор, – Крис ухмыльнулся, засунув руки в карманы штанов. Виктор, запечатлённый на фотографии, улыбался, и, словно бы печатное изображение могло ему ответить, Крис продолжил. – Ты тут не скучал? Мне жаль, я уже так давно не навещал тебя. Крис подошел ближе и опустился на колени. У плиты лежало несколько свежих цветков – похоже, какая-то преданная поклонница не так давно заходила к Никифорову. Но внимание Криса привлекли вовсе не цветы. – Похоже, Маккачин в последнее время зачастил к тебе, – Крис поднял с земли сахарную косточку – корм для собак в форме маленьких костей. – Какой же он всё же хороший мальчик. Крис хотел улыбнуться, но у него не получилось. Щемящая боль в груди не давала ему даже сделать вдох. Вытащив рюмки, он поставил их на плоскую поверхность плиты и откупорил бутылку виски. – Твой любимый вкус, – произнёс он, разливая алкоголь. Взяв одну рюмку в свою руку, Кристоф приподнял её. – Пью за тебя. Залпом осушив её, он налил себе ещё немного. – Всё-таки ты был прав, Виктор, – сказал Крис. – Мы с Масуми иногда должны отдыхать друг от друга. Будь ты сейчас со мной, ты бы наверняка рассмеялся и позвал меня к себе домой, мы бы опустошили твой бар и всю ночь напролёт смотрели глупые фильмы. К горлу подступил тяжелый комок. Губы Криса задрожали, когда он сделал ещё один глоток. – Так не честно, – прошептал он срывающимся голосом. – Ты оставил меня совсем одного, а мне всего лишь двадцать пять лет. Но Виктор, смотрящий на него с фотографии, не проронил ни слова. Холодная улыбка навсегда застыла на его устах, а в глазах – фальшивое счастье. Крис смахнул подступившие к глазам слёзы большим пальцем. – Не понимаю, как же мне удается прощать тебя каждый раз? – Кристоф выдавил из себя смешок. – Глупый Виктор, почему ты ушел так рано? Почему оставил меня одного? Осушив рюмку до дна, он вылил весь остаток во вторую рюмку и поставил её на землю, заросшую травой. – С годовщиной, друг, – произнёс Крис, прикоснувшись к надписи на надгробии. – Уже второй год одиноко без тебя. Никифоров Виктор Михайлович 25 декабря 1988 года – 10 октября 2015 года “Свеча, горящая ярко, тлеет быстрее. Спи сладким сном, принц”.