Розы
20 марта 2018 г. в 19:33
В последнее время Альму Койн мучают кошмарные видения, и едва ли не каждую ночь она просыпается от собственных криков (повезло, что в ее новых капитолийских апартаментах хорошая звукоизоляция) и, набросив махровый халат, идет на балкон, чтобы вдохнуть холодного воздуха и остудить собственную боль. Боль, которая преследует ее с того самого дня, как бомбежка унесла жизнь ее Дарси. Боль, которая сожрала бы ее всю, без остатка, если бы не отчаянное, на грани с безумием, желание отомстить Сноу и его приспешникам за погубленную дочь.
Она и отомстила. Как может отомстить только убитая горем мать, как мстят только прошедшие все круги ада мученики. Отдавая приказ сбросить бомбы, Койн надеялась, что в толпе капитолийских детей окажется внучка Сноу и дети палачей, бомбивших Тринадцатый дистрикт. Поглощенная отчаянием, она всего лишь желала, чтобы, рыдая над изувеченными трупами своих детей, капитолийские палачи, как и она в свое время, познали всю горечь утраты любимого существа. С трудом в это верилось, но даже такие чудовища любят своих детей...
Койн собирала Дарси по частям, а потом, запершись в своем отсеке, всю ночь выла, припав к плечу мужа, как потерявшая детеныша волчица. Тогда еще они со Стефаном были вместе, и Альма верила, что муж разделит с ней ее горе. Не разделил. После смерти Дарси Стефан покинул ее — подвергшись облучению на ядерных разработках, Альма быстро утратила репродуктивность, а бесплодная женщина не представляла ценности для крепкого и здорового Стефана. Альма возненавидела его как когда-то любила и, если бы не память о Дарси, она бы даже вернула себе добрачную фамилию. С тех пор она Альма Койн словно выгорела дотла. Остыла, превратилась в ледышку и, заморозив себя для любви и добра, открылась навстречу иным чувствам, болезненным и опустошающим.
Появление в Тринадцатом дистрикте юной Примроуз Эвердин немного согрело заледеневшее сердце. Когда Койн впервые увидела эту красивую, чистую душой девочку, ей показалось, что ее Дарси вернулась к ней в образе этого нежного создания. И вдобавок ко всему Примроуз недавно исполнилось тринадцать — если бы Дарси не погибла, девочки были бы ровесницами и, возможно, подругами.
Несколько дней назад не стало и Примроуз. Доброй, светлой, ласковой, любимицы всего Панема.
Сноу убил эту девочку.
— Мне очень жаль, что Сноу убил вашу дочь, — говорит Койн высокой худой женщине в черном — миссис Эвердин. И верит в то, что говорит: не она, отдавшая приказ о бомбежке, убила девочку, а Сноу, Сноу…
Это Сноу учредил Голодные игры, уносившие каждый год двадцать три юных жизни.
Сноу бомбил Тринадцатый дистрикт и убивал всех, кто с ним не согласен.
Сноу разбил ее сердце, превратив любящую мать в ожесточенную фурию.
Сноу, Сноу, Сноу... Он стал ее страхом и олицетворением вселенского зла на долгие годы.
До недавнего времени, пока другой не занял в ее сердце его место. Человек, которого Койн назвала своим врагом только из-за того, что знает слишком много и потому его невозможно обмануть. Человек, который видит ее насквозь, знает о ее боли, но не считает, что перенесенная ею утрата оправдывает ее действия.
Он не хочет, чтобы Альма Койн стала президентом нового Панема. Не хочет настолько, что приложит все усилия, дабы убрать с шахматной доски нежелательную фигуру. Для бывшего распорядителя Игр весь Панем — одна гигантская Арена, а он переставляет фигуры, время от времени выводя из игры неугодных. И, возможно, догадывается о том, что одна из этих «нежелательных фигур» намерена уничтожить самого шахматиста и украсить алыми пятнами его шикарный белый костюм, в котором элегантный и красивый Хэвенсби торжествующе пересекает залы президентского дворца.
Койн верит, что в скором времени избавится от него. Возможно, руками все той же Сойки, убедив ее и весь Панем, что злополучную бомбежку организовал именно Хэвенсби.
Койн верит. Даже тогда, когда в ее апартаментах появляется ничем не примечательный человек с букетом снежно-белых с алыми пятнышками роз.
Только один человек может прислать ей такое. Тот, кто знает. Эти розы — тайное послание Хэвенсби, который уже бросил ей вызов.
Алые пятна на белых лепестках. Кровь, которой она проложила себе дорогу в президентский дворец. Кровь той самой ни в чем не повинной девочки, оказавшейся не в то время не в том месте. Кровь обреченных на смерть капитолийских детей, которые, конечно, тоже не выбирали, где родиться.
Она смотрит на эти алые пятна словно в бездну и не может отвести взгляда. Спазм сдавливает ее горло, затрудняя дыхание, и жуткое предчувствие гнездится в ее сердце.
Койн словно видит свою кровь, свою смерть — алое на белом — и впервые за долгое время по-настоящему боится. Ее преследует страх, что казнь Сноу станет и ее казнью тоже. Но если она переживет этот день, она снова даст волю гневу и отчаянию, и потребует с капитолийских убийц новую кровавую плату. Кровь капитолийских детей смоет проливаемую годами кровь уроженцев дистриктов. Во имя торжества справедливости адское шоу продолжится.