Нуар. Начало легенды.

      Стоявшая позади всех Матильда почувствовала, как до её локтя дотронулась чья-то рука.              — Тихо, не оборачивайся, это я, — услыхала она голос мастера.              — Ты помнишь всё, о чём мы говорили?              — Да.              — Тогда беги сейчас отсюда и спрячься до вечера.              Надо сказать, что «старый пьяница» был не только одним из самых уважаемых, но и самым богатым жителем деревни. И дело было даже не в том, что у него всегда водились такие редкие, в пору натурального обмена, серебряные монеты. Всё это оружие, которое он привёз с собой, представляло из себя немыслимое для деревни богатство. На стоимость некоторых из этих клинков можно было купить всё имущество деревни за исключением земли. На вопросы, откуда это, Гвидо только хмыкал, но, как-то вечером поманив за собой свою маленькую ученицу, направился в дальний угол долины, где не было ничего, кроме рыжих и серых скал с пробивающимися между ними редким кустарником. И показал девочке скрытое за кустами отверстие в утёсах.              — Эту пещеру мы с другом, которого потом убили в бою, нашли ещё когда были мальчишками. Так что сейчас про неё знают только я и теперь ты. Полезай.              — Хорошо, мастер Гвидо.              И Матильда, пригибаясь, полезла в проход. Через несколько поворотов стало совсем темно, но тут на стенах заиграли отблески огня от факела, который зажёг шедший сзади Гвидо. Наконец, потолок прохода ушёл вверх, и Матильда увидела небольшой грот со стоявшим в центре плоским камнем. На нём, как на алтаре в церкви, стояло два закрытых ларца, а сзади, у стены, на деревянной крестовине висел полный доспех, весь изукрашенный золотой чеканкой, и стоял большой полуторный меч, который называли «Бастардом», с изукрашенной золотом и драгоценными камнями рукоятью. По клинку голубоватого цвета проходили ветвистые узоры. Гурда[*] — голубая, драгоценная сталь персидских оружейников. За такой меч отсыпали его вес золотом и ещё считали, что купили дёшево. Рядом висели украшенные аметистами ножны.       Гвидо распахнул ларцы. Один более чем на половину был занят серебряными монетами разных стран. Больше всего там было денариев Карла Великого, но попадались также и драхмы с оболами. Было даже несколько арабских дирхемов. Во втором ларце было закрыто только дно, но, отражая свет факелов оттуда, брызнула такая разноцветная радуга, что сомневаться не приходилось — золотые солиды и драгоценные камни.              — Откуда всё это, мастер?              — Слушай, дочка. Однажды зеньор послал меня с двумя приятелями в далёкую сторожевую башню. Мы вели караван мулов с припасами. Добирались мы туда три дня. Нормально добрались, но на обратной дороге нас накрыл такой ливень, что мы уж было подумали о новом потопе. Волей-неволей пришлось думать об убежище. Обычные ручейки, которые и курица вброд переходила, превратились в потоки, тащившие булыганы величиной с корзину. Нечего было и думать переправиться. Первым пещеру заметил Парис. У нас все называли его Парри. Вход был широкий, сама пещера здоровая, и мы легко поместились там со всеми мулами. В начале мы просто сушились, благо рядом валялось несколько поваленных деревьев, и отсыпались. На второй день мне стало скучно, я смастерил себе факел и пошёл вглубь. Вскоре дорогу мне преградил большой завал. Я хотел уже было идти обратно, но обратил внимание, что пламя моего факела отклоняется, когда я подношу его к камням. Я кликнул ребят, делать нам было всё равно нечего, и мы стали разбирать завал. В конце концов, мы вырубили несколько деревянных подпорок, и нам удалось с их помощью создать маленький туннель, по которому мог пролезть человек. Я рискнул залезть туда. За завалом оказался короткий коридор, а затем ещё один зал, в котором стояла небольшая двухколёсная повозка. В ней было четверть дюжины таких ларцов, оружие и вот эти доспехи.              Гвидо кивнул в сторону стены.              — Ларцы и доспехи мы вытащили первыми, но, видимо, какие-то камни зацепили. Не успели мы с ребятами и половины оставшегося перетаскать, как наши слабенькие подпорки стали подгибаться и трещать. Я схватил что-то завёрнутое в рогожу и еле-еле успел унести оттуда свою задницу, как наш проход завалило. Причём, судя по силе удара, завалило весь второй коридор, если не саму пещеру. Потому как пламя факелов больше не шевелилось.              — Деньги мы с ребятами разделили поровну. В рогожке оказался вот этот меч. И мне, как человеку, который первый нашёл клад, отдали и его, и вот эти доспехи. Хотя, как я думаю, они просто не догадывались о его настоящей стоимости. Дождь кончился, и мы поехали дальше. Понимаешь, кроха, одно дело богатство получить, хотя и это нелегко. Иной всю жизнь бьётся, а ничего не выходит. Но сохранить богатство, особенно такое, в десять раз сложнее. По дороге каждый, где хотел, спрятал свою долю, и мы договорились держать язык за зубами. Но всего их терпения хватило на три седьмицы, а затем они дорвались до какого-то трактира и ещё через неделю их тайну знала вся округа. Про меня пока помалкивали, но я чувствовал — это ненадолго. То, что я родом из этой деревни, ни в замке, ни в селении не помнил уже никто. Я прикинулся больным, быстро собрал манатки и тихо исчез.              — Дурни, не умевшие держать язык за зубами, быстро потеряли найденное, вместе с глупой головой. А я погрузил свою долю на мулов и отправился побыстрей в родную деревню, ибо спокойнее места на Земле не знал. Сокровища запрятал сюда. А оружие победнее оставил дома. Мало ли пригодится.              — А зачем вы мне всё это рассказываете?              — Слушай. Мне уже не так долго осталось топтать наши горы. А если я оставлю это кому-нибудь из крестьян, здесь может случиться такое побоище, что и деревни не останется. Ты же будущая монахиня. Тебе запрещено иметь личное имущество. Используй эти деньги, как захочешь. Считай это моим завещанием.              — Но почему именно я, а не матушка-настоятельница?              — Потому егоза, что именно тебя я полюбил, как родную дочь. И кроме того, настоятельница потратит часть этих денег на монастырь, а остальное у неё отберут. Добром ли, силой ли. И сил сопротивляться у неё не хватит. А ты другая. Я хорошо узнал тебя за эти три года. Ты не согнёшься ни под каким давлением и справишься с любой проблемой. Поэтому береги тайну этой пещеры. Жизнь и смерть нашей деревни зависит от этого. Клянёшься ли ты?              Гвидо взял из ларца незамеченный Матильдой ранее золотой крест.              — Клянусь, — сказала Матильда, целуя крест.              — А теперь пошли отсюда. Факел вот-вот потухнет.              При выходе из пещеры Гвидо показал Матильде, где у входа в пещеру спрятан запас факелов, трут и кресало. По дороге обратно в деревню Матильда приставала к Гвидо с вопросами откуда в пещере взялись эти богатства.              — Не знаю, кроха. Честно, не знаю. Хотя предположение у меня есть. До сих пор по нашим горам идёт слава о сражении, произошедшем более ста лет назад, в котором горцы баски разгромили надменных франков Карла* и убили их главного рыцаря Роланда. Тогда горцы захватили почти весь обоз армии, но не нашли казны войска. Может быть видя, что войска потерпели поражение и разбегаются, кто-то решил спасти казну, засунув туда же эти парадные доспехи. Ты же видела их, девочка. В таких воевать жалко. Один удар секирой и сто золотых в помойку. В таких перед турнирами ездят или ко двору представляются. А может, кому в подарок везли. Как бы не самому Карлу. Взяли первую подходящую повозку. Я думаю у оружейника. Погрузили всё, закатили в пещеру, а вход засыпали. Всех, кто прятал, в бою перебили, вот она и стояла сто лет, нас ждала… На счастье ли, на погибель, не знаю. Приятелям моим получилось на погибель. А я, видишь, жив пока. Ну ладно, беги, егоза, скоро уж к вечере зазвонят. Настоятельница обыскалась тебя, наверно. Беги, да крепко помни, что я тебе говорил.       Всё это проносилось в голове девочки, пока она стремглав летела в дальний конец ущелья. Как ей не хотелось присоединиться к защитникам стены, она понимала, стоит ей там появиться, как её тотчас отправят обратно в церковь молиться вместе с монахинями. Да ещё и подзатыльник дадут, за то, что полезла в мужское дело. Добежав до большого серого утёса, который совершенно скрывал поворот маленького ущелья, в конце которого и таилась пещера, она оглянулась. Эта часть долины располагалась выше остальных и отсюда довольно хорошо было видно и невысокие строения монастыря, и защитную стену, и маленькие фигурки защитников, занявших место у бойниц. В то же время фигура девушки в сером платье была буквально с десяти шагов незаметна на фоне серых камней.              Дорога, ведущая в деревню, петляла между валунов по дну длинного, изгибающегося несколько раз, узкого ущелья. Хотя дорогой эту тропу для мулов, по которой они могли пройти цепочкой по одному в ряд, не рискнул бы назвать никто. Поэтому любой отряд, шедший от перевала к деревне, тратил часа три-четыре, в отличие от местных пастушков, знавших горы, как свою ладонь, и пользовавшихся тропками, по которым могли пробраться только они, да горные козы. Пепе опередил отряд пришельцев минимум часа на два.              В том месте, где ущелье после поворота сужалось перед выходом в долину, ещё в незапамятные времена крестьяне сложили из плоских камней стену. Естественно, она ничуть не походила на гордые стены крепостей и замков гордых кабальеро. Высотой примерно в два человеческих роста, стена была сложена без связующего раствора, в ней не было бойниц и ворот. Тропа огибала стену и проходила между скалами ущелья и краем стены. Несколько крупных камней наверху изображали зубцы, за которыми прятались лучники. Даже в таком виде для крошечной деревушки это было весьма мощное укрепление, а ежегодные старания по поддержанию его в порядке были одной из основных повинностей крестьян перед феодалом. Впрочем, никто не пытался отлынивать, так как стена несколько раз спасла деревушку от разграбления.              Когда из-за поворота показались первые фигуры, староста махнул рукой, и стрела с серыми гусиными перьями воткнулась в землю за полшага перед идущим. Тот, дёрнувшись, остановился.              — Эй, кто такие? И чего вам надо в наших краях?              Вперёд продвинулся высокий мощный человек в кольчуге с нагрудником и круглом шлеме.              — Меня зовут Бернар. И у меня есть дельце к одному жителю вашей деревни. Его зовут Гвидо. Пропустите нас к нему поговорить. И клянусь святым Себастьяном, я ничего не сделаю вашей деревушке.              — Эй, Бер, ты чего говоришь? — сказал стоявший рядом боец в кожаном доспехе с деревянным, обтянутым бычьей кожей, щитом.              — Молчи, дурак! Деревне-то я может ничего не сделаю. Но про жителей не говорю. А там ещё и монастырь с бабами есть. Ну, что? — снова заорал он в сторону стены. — Пропускаете нас?              — Идите своей дорогой, пока целы. В деревню мы вас не пустим.              — Ладно. Я пытался договориться по-хорошему. Теперь пеняйте на себя.              Из-за поворота выдвинулось ещё несколько человек. Было заметно, как пренебрежительно они относятся к занявшим стену крестьянам. Небрежно прикрываясь щитами, разномастно одетые и вооружённые кнехты побежали вперёд. Узкая тропа заставляла их двигаться по двое в ряд, и арбалетный болт, попавший точно в правый глаз одному, а также стрела в плече другого сильно охладили их пыл. Вторая пара стала тщательнее закрываться щитами, но слабые доспехи не давали достаточной защиты от стрел. Левый получил стрелу в бедро и только вовремя подвернувшийся под ноги камень, спас правого от болта, который вместо того, чтобы пробить колено, пробил щит и державшую его руку. Нападавшие откатились обратно, а защитники встретили этот первый успех громкими криками и насмешками.              — Рано радуетесь, ребята. Рано. Это ещё не конец.              На самом деле у нападавших были проблемы. Долгая и тяжёлая дорога в долину не позволяла принести с собой осадные орудия, даже такие простейшие, как деревянные щиты для защиты от стрел. Сделать их на месте тоже не представлялось возможным. Так как банда, естественно, не тащила с собой плотницкий инструмент и мастеров. Нападающие ещё раз выкатились из-за поворота и, потеряв ещё одного убитым, отхлынули обратно, оставив в укрытии за камнями несколько стрелков, которые вступили в перестрелку с защитниками. Примерно через час несколько раненых добавилось с той и другой стороны.              Все перипетии этой стычки отлично видела своими зоркими глазами Матильда. Стоя возле утёса, она не отрывала глаз от защищающей долину стены. И глубоко переживала каждую, каждую подробность схватки. Когда всё немного успокоилась, глубоко вздохнув, она оторвала взгляд от входа в долину и, подняв глаза к небу, хотела вознести благодарственную молитву… Как вдруг громко вскрикнула.