***
Бегущая по тропинке сада молодая девушка ничуть не напоминала тех запакованных в материю и укрытых мантильями дон, что через триста пятьдесят-четыреста лет будут приходить на ум, стоит только вспомнить испанскую аристократку. Нет, в те далёкие времена женщины знатных родов Кастилии и Арагона ещё хранили ту непокорную вольность готских женщин, которая позволяла им наравне с мужчинами участвовать в сражениях, становиться военночальниками и даже королевами. Такой же феномен в восемнадцатом веке произошёл в России, где несколько женщин, сменяя друг друга на престоле, доказали мужчинам, что государственная мудрость и умение управлять отнюдь не является их прерогативой. Да и величие Британии связано с именами Елизавета и Виктория. Девушка была одета в штаны из тонкой отлично выделанной кожи тёмно зелёного цвета и заправленные в такого же цвета сапоги. Длинный жакет без рукавов из шерстяной ткани был надет на белую рубашку с кружевами, на груди перетянут поясом, на котором висели ножны с кинжалом. Роскошные чёрные, как смоль, волосы, покрывала шапочка с лёгким пёрышком. Излишне говорить, что и жакет, и шапочка, и даже пёрышко, были того же тёмно-зелёного цвета. Её лицо прикрывала металлическая маска золотистого цвета с узкими прорезями для глаз. Всем своим видом, особенно лёгким луком за плечами и колчаном стрел у бедра, она напоминала лесную деву-эльва, про которых рассказывалось в старинных сказках. Придерживая хлопавший её по бедру колчан со стрелами, девушка спешила по аллее, часто оглядываясь, как будто убегая от преследования. Как выяснилось, опасалась она не зря. Стрела с тупым наконечником, вылетевшая из зелени кустов, едва не попала ей в плечо, и только быстрая реакция позволила девушке отбить стрелу рукой в сторону. Сорвав с плеча лук, она мгновенно выпустила несколько стрел в ответ и звонко рассмеялась, услышав тупой стук, показывающий, что её стрела встретилась с чем-то мягким. Но смех мгновенно утих, когда она услышала из кустов, куда улетели стрелы, протяжный стон.***
— Понимаете, матушка, наше родовое поместье расположено возле самой границы Гранадского халифата. Больше двухсот лет мы то воюем с ними, то торгуем, и нет ничего удивительного в том, что наш род породнился с родом знатных морисков*. Не знаю, матушка, известно ли Вам, что за четыреста лет, прошедших со смерти Мухаммеда**, сарацины захватили множество земель, и их халифат простирается от Гибралтаровых столпов на западе, до степей, граничащих с далёкой страной шёлка, на востоке. Вот оттуда, с далёкого, далёкого востока привёз основатель рода удивительное искусство боя с ножами, танто-дзюцу. Когда человек, вооружённый десятком метательных ножей и парой кинжалов, способен противостоять тяжеловооружённому всаднику, нескольким мечникам или стрелкам с луками и арбалетами. С тех пор это искусство развивалось и совершенствовалось в нашем роду. Для развития быстроты тела и умения скрытно подойти к противнику использовали мы упражнение «Уклонись от стрелы». Сначала в тебя пускает стрелы один лучник и издалека. С каждым днём он всё ближе и ближе. Затем их становится два, три. Потом они делают засады и начинают охотиться за тобой в парке или лесу. Естественно, стрелы без боевых наконечников. Они бьют больно, но не смертельно. А для защиты лица и глаз были у нас специальные маски… — Мой жених, наследник графа Толедского, с которым родители обручили нас ещё в младенчестве, приехал в наше поместье познакомиться со мной в пятнадцать лет. Мы сразу понравились друг другу. Это был стройный красивый юноша, к тому же весьма искусный в воинских упражнениях и выездке. По молодости он ещё не тренировался в тяжёлом рыцарском облачении, но был весьма искусен в фехтовании. Здесь, матушка, я должна сознаться во втором смертном грехе — гордыне. Я не смогла удержаться, чтобы не похвастаться своим искусством. И даже несколько раз победила виконта в схватке. Естественно, он возжелал участвовать в наших тренировках. И в тот проклятый день смог уговорить меня и моего учителя. Наученные долгим и иногда горьким опытом, мы никогда не снимали защиту во время занятий. Но виконт… День был жаркий, и он снял маску с лица. Моя стрела попала прямо в глаз. Несчастный юноша скончался на четвёртый день, не приходя в сознание. Он не смог даже исповедоваться перед смертью. — Но, дочь моя. Твоей вины в этой смерти нет. — То же мне говорил и мой духовник и даже прибывшие родители жениха. Но я-то знаю. Кабы не моя гордыня, не желание похвастаться своим искусством, он был бы жив. Я поклялась на распятии, что никогда больше не возьму в руки оружие и решила уйти в монахини, специально выбрав маленький далёкий монастырь. И Господь благословил моё решение, потому что именно здесь я встретила Вас и Мати. — Мати? Ты имеешь в виду Матильду? — Да. Её искренние и чистые чувства действуют на меня так же, как глоток холодной чистой воды в жаркий полдень. Она подобна горному цветку, издали кажется прост и незатейлив, а поднесёшь к глазам и не оторваться от точности и красоты линий. — А кстати? Где Матильда? Неужели там! Настоятельница кивнула на стену, крики за которой уже стихли и только доносившийся грохот показывал, что следом за резнёй пришло ограбление, и наёмники громят храм, одновременно обдирая всё ценное. При мысли об этом, на лицо настоятельницы снова стало возвращаться выражение безумия. Несмотря на внешнюю строгость, она искренне любила свою воспитанницу. — Успокойтесь, матушка. Я видела, как сразу после окончания службы Мати поговорила с Гвидо и выскользнула из храма. Будем надеяться, что ей удалось спастись. Между тем масло в маленьком светильнике, который зажгла Сильвия, когда закрыла дверь, стало подходить к концу, и огонёк, трепетавший на конце фитиля, в конце концов, погас, оставив двух собеседниц в темноте. Из-за чего звуки, слышимые из-за двери, стали только слышнее. — Надеюсь, они не подожгут храм. Не хотелось бы задохнуться здесь от дыма. Хотя стены и каменные… — Эй, вы, — перебил Сильвию грубый голос из-за стены. — Бернар сказал собрать всех живых девчонок этой грёбаной деревни. Вроде тот старый мёртвый дурак, что покалечил Томаса и ранил его, был близок с какой-то девкой. Так что девок пока не режьте. Давайте заканчивайте здесь. Надо прочесать всю деревню. — Слушай, наверняка ведь кто-то удрал в горы или спрятался. — Ну и что? Они всё равно ничего толком не знают. Пришли какие-то неизвестные, разграбили деревню и монастырь. Пока кто-то узнает, нас уже и след простыл. Лови конский топот. Последние слова сопровождались грубым хохотом. — А сейчас давайте быстрей. Бернар и так терпением не отличается, а сейчас у него рана болит, так может и на голову укоротить. Поторапливайтесь. И звуки за стеной стали стихать. — Ну что, выходим? — Что вы, мать-настоятельница. Вы же слышали. Они сейчас будут обыскивать деревню. Как я понимаю, ищут Мати. Значит им был нужен Гвидо. Нет-нет, мы будем сидеть здесь до ночи, а потом попробуем тихо добраться до соседней долины и оттуда послать весточку епископу. Попробуйте вздремнуть немного, силы ночью нам понадобятся.***
До самого вечера Матильда, вооружённая двумя кинжалами вытащенными из тайника, пряталась в дальнем конце долины. Она видела, как нападавшие поджигали дома деревни, убивая редких защитников. Как мычал и гибнул от огня запертый в хлевах скот. Как куда-то погнали небольшую группу молодых девушек. Её кулаки страстно сжимались в безнадёжном желании вступить в бой. И в то же время она понимала всю безнадёжность такой попытки. Больше всего она беспокоилась о настоятельнице, которая заботилась о ней с младенчества, и дорогой подруге, которой она искренне восхищалась, считая её во всём выше себя. Юг — не место долгих закатов. Лишь только солнце ушло за гору, в долине стало быстро темнеть и, несмотря на то, что нападавшие никуда не ушли, Мати решила отправиться на разведку. Длинный до пят серый балахон мешал движениям, и она кинжалом распорола подол с двух сторон до середины бедра, превратив рясу в некое подобие ципао, хотя ни о существовании такого названия, как собственно и страны, где носилась такая одежда, она не подозревала. Босые ноги с загрубелыми подошвами бесшумно скользили по пыльной тропинке. Обострившийся слух ловил ночные шорохи. Света звёзд, хватало, чтобы видеть на восемь-десять метров. Мати чувствовала, что внезапно все её чувства обострились, а силы резко увеличились. Никем не замеченная, она подобралась к ограде монастыря. Двор монастыря был ярко освещён десятком костров. А на нём царила обычная для того времени картина. Если уж даже в девятнадцатом веке взятые города отдавались на три дня на разграбление, то что говорить о тех далёких временах. Наёмники прямо шлемами черпали вино из монастырских бочек с выбитыми днищами. На кострах жарились целые туши коз и баранов, от которых желающие кинжалами отхватывали куски полусырого мяса. Несколько компаний играли в кости, передавая друг другу только что награбленные вещи. Никакой охраны не было и в помине. А чего им было опасаться? Все защитники деревни убиты. Редкие беглецы прячутся в горах. Матильда подобралась под самую стену и скрылась в тени ограды. — Один кабальеро дал обет убить дракона, — услыхала она чей-то пьяный голос. — Чего ты несёшь! — прервал его кто-то другой. — Драконов не бывает. — А вот и бывают, — с пьяной настойчивостью продолжил голос. — Просто сейчас они повывелись, а раньше их было… — голос задохнулся. Видимо, не в силах передать интонацией количество водившихся ранее драконов. — Ладно тебе, Лука, не перебивай, что дальше-то было? — Так вот. Один кабальеро дал обет убить дракона. Он долго странствовал в его поисках, но наконец нашёл огромную гору, в которой чернело отверстие пещеры. Вокруг валялись кости со следами огромных зубов, а из пещеры так и разило запахами отбросов огромной твари. Эй дракон! Выходи биться! — закричал кабальеро в пещеру. Биться-биться-биться — ответило эхо. Но кроме эха не услыхал никакого ответа. Выходи, трус! Вдруг, раздался откуда-то сверху громовой голос: Биться, так биться, — рассказчик изменил интонацию, придавая голосу максимальную мистичность. — А чего ты мне в задницу-то орёшь? Последние слова были покрыты громовым хохотом сидевших вокруг костра. — Чего, ха-ха-ха, ты мне в задницу, ха-ха, ну, Лупо, я ж чуть не подавился. Расскажи ещё чего-нибудь. Рыжий человек, со слегка выкаченными глазами, откуда и пошло его прозвище «лупоглазый», согласно кивнул. — Ладно, сейчас только ногу догрызу… Поняв, что здесь ничего интересного для себя она не услышит, Матильда пригибаясь отправилась дальше вдоль стены. — А чего Бернар сейчас девок не допрашивает? — Да не может он. Ему шпага вену на ноге пропорола. Хорошо заметили быстро, да калёным железом прижгли. Заодно и всю заразу выжгли, коли была. Но, после такого, не до допросов ему сейчас. Повелел в подвале запереть. — Надо же, какой дед шустрый оказался, троих на смерть положил, да ранил двоих тяжело. Томас, не знаю, выживет ли. Но даже если выживет, на всю жизнь калека. — Ничего. Он теперь Вельзевулу свою ловкость показывает. — Это да. Но всё равно боец был славный. Матильда прикусила нижнюю губу, давя подступившие слёзы. Нет никаких сомнений, наставник был мёртв. — Так, а с девками чего? — Ну утром допросим и… Тень человека, лежащая на земле, характерным жестом чиркнула себя по горлу. — Но перед этим повеселимся, а? — Ну это уж само собой. У сидевшей на земле за оградой Матильды слёзы мгновенно высохли, а рука сдавила рукоятку кинжала. Ощущение клинка, вонзающегося в грудь говорившего, было таким сильным и явственным, что говоривший за стеной внезапно поперхнулся и стал растирать себе грудь с левой стороны. — Ты чего? — Да почудилось что-то. Как будто холодным чем в грудь ткнуло. Говоривший перекрестился. — У меня такое бывает, иногда. Помню, три года назад вот так же вечером плечо заболело, а на утро я в это плечо стрелу получил. — Да ерунда это. Совпадение. — Может и совпадение. Матильда разжала руку на рукояти и двинулась дальше, туда, где ограда вплотную подходила к стене базилики. Перед тем как предпринимать что-нибудь, ей было необходимо узнать о судьбе Сильвии и матушки Леонсии. Отомстить за них, если они мертвы, и помочь, если живы. Сильвия могла быть и среди запертых девочек, но Мати так же хорошо помнила и о потайной комнате в храме. Поэтому её не покидала надежда, что её подруга жива. Оглянувшись вокруг, она взобралась на ограду и, нащупав наверху щель в старой римской кладке, изо всех сил загнала туда один из кинжалов. Покачав рукоять и убедившись, что кинжал засел прочно, она ухватилась за него и стала искать опору для носка левой ноги. Так потихоньку она поднялась на десяток футов. Это было не очень сложным занятием. Стена, сложенная из римских кирпичей много столетий назад, была вся в трещинах и выемках от выпавших камней. Недавний ремонт покрыл штукатуркой фасад и внутреннюю часть здания, оставив тыл в прежнем виде. Целью Матильды было небольшое полукруглое окно, располагавшееся примерно на половине высоты стены. В него вряд ли пролез бы взрослый человек, но четырнадцатилетняя девочка вполне могла пройти. Добравшись до ничем не прикрытого отверстия, Матильда заглянула внутрь. В храме было темно, но отсветы костров, проникавшие через проём выбитой и висевшей на одной петли двери, позволяли осмотреть помещение. Внутри царил разгром. Иконы с окладами и распятие были сорваны со стен и безжалостно ободраны. Та же участь постигла драпировки. Из алтаря пропали священные чаши. Скамьи и аналой были перевёрнуты и частично сломаны. На полу лежали мёртвые тела и подсыхали лужи крови. Стараясь как можно меньше шуметь, Матильда, опираясь ногой на один из кинжалов, извиваясь полезла в окно. Кинжал согнулся, но хорошая сталь выдержала. И сжимая второе оружие в правой руке, по пояс высунулась из окна. Одна из полуободранных драпировок висела рядом, и Матильда, всем сердцем надеясь, что она не оборвётся, ухватилась за неё и стала спускаться. Через пять футов крепление не выдержало, и девичье тело полетело вниз. — А… Что? Одно из тел, лежавших на полу, внезапно подняло голову. Пьяный наёмник, забредший в храм в поисках уютного местечка, уснул на полу, завернувшись в обрывки драпировок. Теперь он пытался выпутаться из них и встать на ноги, но было поздно. Ни секунды не сомневаясь, Матильда нанесла любимый удар старого Гвидо. И восемь дюймов холодной стали в горле прервали начавшийся крик и никчёмную жизнь. Матильда выдернула кинжал, хладнокровно отступив на шаг, чтобы её не окатило хлынувшей кровью. Тело ещё дёргалось на полу в агонии, когда она, переступив через него, кинулась к стене за алтарём. Ключа у неё не было, поэтому она тихо, трижды постучав в дверцу и приставив руки рупором ко рту, спросила: — Сильви, ты здесь? Сильви.