Испанская республика

      После того, как я забежал домой, я поставил самовар, и уселся за стол, попутно раскрывая письмо. Мне хотелось уже как можно скорее его прочитать, как будто что-то торопило меня это сделать. Дальше, я, легко вздохнув, принялся за чтение:       «Дорогой сынок! Пожалуйста, прости меня за то, что стал так редко писать. А нахожусь сейчас на фронте в Африке, здесь часто бывают проблемы со снабжением, сообщением, и естественно, с доставкой писем. Недавно были сложные и затяжные бои с итальянцами, сейчас мы отбились, и можно сказать, делаем передышку. Как ты там? У тебя все хорошо? Я за тебя волнуюсь, все ли хорошо у тебя? Не забывай писать мне письма в ответ. Каждый раз, когда я получаю от тебя письмо, мне становиться легче даже в самые трудные моменты. Я надеюсь, что мы скоро увидимся. Не забывай обо мне. С наилучшими пожеланиями, твой отец Карлос «.       Когда я читал папино письмо, у меня невольно наворачивались слезы. Я вспоминал те дни, когда я был еще совсем маленьким, когда мы все были вместе: я, мама, папа. Раньше я далеко не понимал, как тяжело, если родителей нет рядом с тобой. Раньше ты мог в лишний раз обидеться на них, не общаться с ними, но теперь я хватаюсь за каждый шанс хоть как-то поддерживать связь с отцом. Также хотелось бы сказать и о матери, но, к сожалению, не могу.       Моя мама ушла из семьи еще до войны. Это было в обычный день, я тогда только пришел со школы, дома был папа. Он приготовил мне и себе еды, и мы принялись за трапезу. После того, как он поел, он принялся за чтение газеты. И стоявшую вокруг тишину прервало лишь резкое открытие дверей — то вернулась мама. Но её лицо было не так весело, каким я привык его видеть.       Еще не сняв с себя пальто, она подошла к отцу, и прямо сказала: «Карлос, извини за прямоту, но я должна это сказать. Я больше не хочу ничего утаивать. Я не хочу больше с тобой жить, у меня появился другой человек, я думаю, мы будем с ним жить счастливо «. Мамины слова вызвали у меня недоумения и я был уверен, что она просто шутит.       Отец оторвался от чтения, и подорвался с кресла. Он был ошарашен, и только сказал: " Ты с ума сошла что-ли? Ты шутишь, или что? У нас же ребенок!» —  Я знаю — ответила мама — Ты неплохо зарабатываешь, и я уверена, что сможешь обеспечить ребенка. — Ты издеваешься? Я не могу поверить, что ты хочешь этого, чтобы мы еще и ребенка делили? После завязавшейся ссоры, мама сказала: — Все, я не намерена вести долгие споры. Я не хочу никаких разбирательств и судов, я просто пришла за своими вещами. И после её слов, отец, до этого, еще пытавшийся держать себя в руках, словно всколыхнул: -Ты, после всего того, что ты сказала еще хочешь свои вещи забрать?! Да ты ничегошеньки не заработала! В этой семье только я зарабатывал, в то время, как ты шлялась не пойми где! После всего, что я для тебя сделал! Запомни, ты ничегошеньки не сделала, так еще и к другому ушла, поэтому здесь нет ничего твоего! Если хочешь, можешь бежать по судам, но мой сын, и все наше имущество останется у меня, а ты уходи, просто исчезни из моей жизни, чтобы я тебя больше не видел!       Мама молча развернулась, и ушла, громко хлопнув дверью. За этот разговор мамы с папой, у меня будто что-то перемкнуло, я даже ничего не сказал. Отец лишь подошел ко мне и сказал: Сынок, я понимаю, все произошло быстро и спонтанно, но запомни: я тебя никогда не предам, и мы справимся со всеми невзгодами. Тот день мне запомнился надолго.       Оторвавшись от воспоминаний, я приготовил вещи к завтрашней поездке, и пошел расстилать постель. После того, как я улегся, давние мысли и воспоминания прошлого все равно долго не покидали меня.       Проснувшись, первым делом я взглянул в окно. На улице только начинало светить яркое теплое летнее солнышко. Я позавтракал, взял свои вещи, и вышел на улицу.       Там уже меня ждал Жозе, и человек с тридцать, желавшие проводить нас в добрый путь. Там я разглядел и дедушку Томаса, чему я удивился. Из-за своей болезни он практически остался прикованным к кровати и выходил лишь на пересчете, и лишь при особо важных случаях.Он посчитал нужным придти даже, когда я отправлялся в путь, чему я был искренне рад. Томас позвал меня, и как я подошел к нему, он пожал мне руку, и дал связку бубликов. В то время я редко вообще ел сладости, а тем более бублики.       После того, как я положил мешок своих вещей на лошадиную повозку, Жозе поднялся на большой стол в центре главной площади, который он использовал в качестве трибуны и постоянно выступал с него. Он произнес: " Товарищи! Вот, наконец, пора, пора -в путь, в дорогу. Во время моего отсутствия, главным будет Бильбо. Но в любом случае, я полагаюсь на вас и вашу самостоятельность. Со мной поедет Пабло и наш механик Витто. Дорога предстоит недолгая, около двух дней туда, двух дней обратно. По прибытии, я надеюсь, вы достроите нашу лачужку, о которой я вам говорил. Вообщем, за главного Бильбо, он, если что, посвятит в курс дела каждого. Что ж, удачи!» С этими словами, Жозе спрыгнул со своего излюбленного стола, и уселся в повозку. Я всегда невольно удивлялся, как он, всилу своего возраста умудрялся быть таким ловким и активным. Сидя в повозке, я пристально изучал вечерний закат, всматривался в то, как постепенно отдалялась от нас Коммуна: через минут десять она и вовсе была так далеко, что с виду напоминала лишь один яркий лучик света — это были фонари, расположенные на главной площади, сливавшиеся с тусклым светом в некоторых домах. Электричества у нас было только на той же площади, и в некоторых важных зданиях: мастерской, складе, и т.п. В домах мы, в основном, использовали свечи, которые так же часто приходилось закупать. Вел повозку Жозе. На одном из больших мешков наших вещей лежал и крепко спал мой второй спутник. Это был молодой бывший автомеханик Витто. Это был сильный, лет тридцати мужчина, с темными прямыми волосами, и темно-карими глазами. Все время, как я его знаю, он постоянно носил рубашки. Даже сейчас, отправляясь в столь долгий путь, через кучу грязи, дорог, луж, он не поскупился надеть синюю нарядную рубашку. Этот факт меня сильно позабавил. Так же, на лице у него имелось 2 больших полосатых шрама: один шел прямо вдоль щеки, второй был над бровью. Я не был особо знаком с ним, но услышал от него же, что получил он их во время Гражданской войны. Будучи добровольцев в армии республиканцев, он попал в плен к франкистам. Несмотря на это, всего спустя два дня, ему удалось бежать, только вот, один из заметивших его солдат пытался полоснуть его ножом, попав ему два раза по лицу. Витто успел вырваться из его рук, откинуть его ногой, и убежать из их «логова». Он рассказывал, как бежал практически вслепую, не видя дороги, ибо из-за раны, которую ему сделал солдат, кровь начала литься практически у самих глаз, что осложняло ему способность видеть. Сам он вспоминал об этом с некой иронией, а не трагичностью, что для меня, очень даже странно. И все же, я до сих пор уверен, что Гражданская война коснулась каждого из тех, кто живет сейчас в коммуне. Мне также посчастливилось попасть сюда. На самом деле, я не знаю, что было бы со мной, с моим отцом, если бы мы остались в Испании — но я уж точно, на все сто процентов уверен, что было бы гораздо хуже, не оказался б я здесь. Эти мысли натолкнули меня на воспоминания о дедушке, он же до сих пор находился в Испании. Причем, сто самое страшное, я не знаю до сих пор, что с ним случилось, а случилось ли вообще. Мне до сих пор врезаются в память его слова о том, что он скоро и непременно вернется, только вот, с каждым днем, становится все страшнее, от того, чего я так искренне боюсь — страха неизвестности. Жозе, видимо, заметил мою переменчивость настроения и невольно спросил: «Пабло, чего приунываешь?» На что я ответил: «Да так, о деде вспоминал.» — И что же, чего грустить от этого? Он вернется, рано или поздно вернется, уж будь уверен. — Я знаю, я верю в это, и каждый день для меня имеет смысл только благодаря тому, что я верю в скорейшее возвращение папы и приезд дедушки. Но уж хочется как можно скорей их увидеть! — Не переживай, не переживай — начал успокаивать меня Жозе — скоро ты их увидишь, я уверен. В конце концов, папу твоего уж скоро в увольнение отправят, бьюсь об заклад. В Африке, вроде как, ситуация улучшается, Италию бьют по всем фронтам! Скоро уже, папка твой вернется, это ж лишь вопрос времени. — Что ж, я надеюсь на это. — Конечно, уж я ручаюсь за это. — А дедушка что? Я же и вовсе ничего уже про него не слышу, никакой весточки! — сказал я так, что у меня начали наворачиваться слёзы. — Пабло, успокойся. Все с твоим дедом хорошо, я более, чем уверен. Думаешь я не знаю, что сейчас творится в Испании? Еще как знаю. Во власти, Франко окончательно избавляется от своих политических конкурентов, делает чистки от республиканцев. В народе же стоит некий страх, страх быть расстрелянным, ну или в лучшем случае — арестованным. Но уж деда твоего они не тронут. Он же не какой-то чиновник, он им к черту сдался, не боись! — приободрил меня Жозе — там уж, как я знаю, полностью перекрывают возможные пути для беженцев, боятся эмиграции видимо. Вот твоего дедушку и не пускают походу. — Но почему же он тогда не пишет? — Скорее всего, ему просто запрещают отправлять почту за кордон. Так что уж, просто жди. У меня есть пор знакомые в Испании. — Правда? — с удивлением спросил я. — — Конечно, еще бы, Пабло — захохотал Жозе — а ты как думаешь, откуда я все знаю, что в Испании творится? Уж не байки тебе рассказываю, а друзья у меня там остались, они мне весточки и присылают — Ничего себе. То есть, вы можете найти моего дедушку? — Ох, ну уж обещать не могу ничего наперед, но даю слово, что как вернемся, я как минимум попрошу своего друга найти твоего дедушку. Ты знаешь, где он живет? — В Сарагосе, как и вся моя семья, жили. Если, конечно, дедушка не переехал. Но куда уж ему деться? У нас там дом, ему более и некуда идти. — Вот и славненько, мой друг в Калатаюде, не так уж и далеко! Попрошу, чтоб отыскал твоего деда, уж имя его, да и примерный адрес дома вашего, надеюсь помнишь. — Конечно! — Вот и прекрасно! Что ж, тогда, больше не буду тебя нагружать вопросами и рассказами своими, пойди отоспись — Хорошо, до завтра, Жозе. — До завтра, Пабло! От нашего разговора с Жозе мне стало сказочно приятно на душе. Это было некое чувство успокоения, которое уже начинало переполнять меня. По факту еще ничего не произошло — Жозе даже еще не связался со своим приятелем, но мне уже рисовалась приятная картинка, как этот приятель находит моего дедушку, оповещает об этом Жозе, а он говорит мне — от таких мыслей я начинал чувствовать себя счастливым. Теперь, мне даже хватило бы хотя бы новости о том, что дедушка жив и с ним все хорошо. От этого приятного потока мыслей и желаний, я сам не заметил, как погрузился в сон.