Out of the Woods

В Сен-Катери они возвращались в полном молчании. Жан-Жак даже в самых сложных ситуациях редко лез за словом в карман, однако тут и он не знал, о чем говорить. Положение становилось очевидно катастрофическим. Тварь бродила где-то около Монреаля — или вообще где угодно, учитывая ее вновь обнаружившиеся способности к быстрому перемещению, — и могла в любой момент на кого-нибудь напасть, а они преспокойно направлялись домой. Конечно, они собирались вернуться — однако просто уносить ноги, не попытавшись сделать хоть что-нибудь, было стыдно. Впрочем, они, разумеется, попытались. Отдышавшись, Жан-Жак с помощью Юры бросился переодеваться, а Отабек в это время спустился вниз — узнать, что случилось с охранником. Оказалось, что с охранником не случилось ничего — он преспокойно продолжал черкать в своем кроссворде и очень удивился вопросу о том, не проходил ли кто мимо. — Я сказал, что мы ждем еще одного коллегу из полиции, — сухо сообщил Отабек, — и что он заблудился по дороге. Кажется, Фрэнк ничего не заподозрил. Жан-Жак был просто нечеловечески счастлив от того, что Фрэнк ничего не заподозрил — поскольку это означало, что Фрэнк хотя бы жив. Он слишком устал от бессмысленных смертей. В конце концов, обойдя здание вокруг, они обнаружили открытое окно на втором этаже и решили считать, что тварь проникла внутрь через него — такой трюк был бы по силам даже какому-нибудь целеустремленному альпинисту, — очень уж не хотелось предполагать, что она телепортировалась прямо в институт. С другой стороны, конечно, если б умела, могла бы телепортироваться прямо на кушетку, которую предстояло занять Жан-Жаку. Жан-Жак представил, как, выслушав наставления Отабека, поворачивается и утыкается взглядом в сероватое лицо, которое приветственно скалится в ответ, и хотел пошутить об этом, но почему-то промолчал. Затея с медикаментозной комой отменилась как-то сама собой. Жан-Жак понимал: раз тварь попыталась напасть на него, то его смерть остановит ее с той же вероятностью, что и пуля, то есть с нулевой. Но зачем она вообще приходила? И почему сбежала, так и не причинив вреда? Где она теперь? Слишком много вопросов, каждый из которых было страшно задавать. — Что мы собираемся делать? — наконец подал голос Отабек, когда они уже подъезжали к Сен-Катери. — Насколько я понимаю, иного варианта, кроме как просто искать его в лесу, не остается? Возможно, получится взять количеством? Если будет много народа... — Вам надо проведать Милу, — перебил его Юра. — А нам... да, сгруппироваться и подумать о том, что дальше. — Нужно было заснять его на камеру, — сказал Отабек. — Я как-то не подумал. Ваши коллеги, увидев это, наверняка поверили бы. Он не уточнил, во что именно, но да: любой, кто посмотрел бы в широко распахнутые, налитые кровью, немного желтоватые глаза, кто взглянул бы на эти длинные серые когти, не усомнился бы в том, что их обладатель по меньшей мере не в себе. Тем не менее, дабы немного разрядить обстановку, Жан-Жак в шутку возразил: — А вдруг он бы не отобразился на видео, как вампир? — Вампиры не отражаются в зеркале, — заметил Отабек. — Насчет видео я не уверен. — Да вы ебанулись! — резким тоном перебил их Юра. — Какие еще вампиры? После этого вновь воцарилось молчание. Жан-Жак смотрел на Юрины побелевшие пальцы, которые судорожно сжимали руль, и вспоминал то, о чем они начали говорить до того, как Салливан явился в институт, — то, что несколько позабылось в возникшей суматохе. Ловушка. Что если Салливан действительно не перенесся магическим образом на пятьдесят километров от лесов Сен-Катери, а поджидал их заранее? Значит ли это, что может быть замешан Отабек? Но тогда и Мила... Нет, Жан-Жак не мог в это поверить. Автомобиль промчался мимо указателя, отмечающего городскую черту, и вскоре Юра, сбросив скорость, свернул на улицу, где стоял дом Отабека. Солнце, будто издеваясь, ударило в глаза, заставив жмуриться. Жан-Жак невольно подумал о солнечных очках и устыдился неуместности этой излишне летней мысли. Высадив Отабека, который просил держать его в курсе и, если это не нарушит полицейский протокол, взять с собой на операцию по задержанию, они двинулись, как Жан-Жак предполагал, к Юриному дому, однако Юра, проехав пару сотен метров, развернулся на ближайшем перекрестке и повел машину обратно. Жан-Жак посмотрел удивленно, и Юра, метнув в него быстрый взгляд, пояснил: — Поедем сначала к тебе. Надо, наверное, сменить повязку — и ты же пьешь какие-то таблетки? — Пью, — согласился Жан-Жак и хотел спросить — а что потом, — но так и не спросил. Юра поставил машину как-то криво, но Жан-Жак не стал ему на это указывать, напомнив себе, что они ненадолго. Перевязать рану, взять таблетки, проверить, все ли в порядке, — а дальше? Ехать-таки в участок и рассказывать о случившемся Рене? Собирать группу, подключать Монреаль. Небось, если кинуть в эту тварь гранату, она после не соберется из кусочков. Только лучше умолчать о том, что они — что он намеревался сделать. Тем более, теперь стало очевидно, что его смерть была Салливану только на руку — на длинную узловатую когтистую лапу... Жан-Жак вдруг понял, что напомнила ему эта рука. В том сне, который он видел в больнице, у притворившегося Юрой монстра были похожие пальцы. Может ли быть так, что ему это приснилось не случайно? Но при чем здесь Юра? Юра нервно озирался, пока он поворачивал в замке ключ. Ключ как назло не желал слушаться, и ему пришлось несколько раз вынуть его и вставить снова. Наконец, дверь распахнулась, пропуская их внутрь. Жан-Жаку показалось, что он не был здесь очень долго, хотя на самом деле прошло чуть больше суток — они заезжали перед тем, как отправиться на место последнего убийства. Довольно странно было думать об убийстве Майкла Ходжеса как о последнем, но с тех пор Салливан действительно никого больше не убил, несмотря на то, что они уже дважды столкнулись с ним лицом к лицу. Юра прошел на кухню и остановился около холодильника, опершись бедром о стол. Жан-Жак, мельком ему улыбнувшись, полез на верхнюю полку за таблетками, кинул в рот одну, медленно проглотил воду и встал напротив Юры, на расстоянии полуметра, отзеркалив его позу. Юра посмотрел в ответ долгим взглядом, моргнул, взмахнув светлыми ресницами, и сказал неожиданно хрипло: — Можно мне тоже попить? Жан-Жак, не задумываясь, протянул ему свою кружку. Юра взял — и развернул так, чтобы прижаться губами там же, где прижимался он. Глотнул, не отводя глаз, из-за чего его лоб забавно сморщился — однако Жан-Жак не засмеялся. Он подождал, пока Юра допьет и отставит кружку в сторону, оближет губы, собирая ускользнувшие капли, и спросил: — Поможешь с повязкой? — Конечно. — Юра выпрямился, потер ладони друг о друга, будто не зная, куда девать руки. Жан-Жак вытащил из шкафа бинты, пластырь и антисептик, сел на стул и снял рубашку, невольно расправляя плечи. Юра подошел и взял бинт, но тут же уронил его обратно на стол и подался ближе. Жан-Жак, повинуясь наитию, раздвинул бедра, и Юра ступил между ними. Его пальцы потеребили краешек пластыря, немного помедлили и поехали по ключице к шее, а там нашли и слегка прижали пульс. Жан-Жак обнял его за талию, притянул к себе, утыкаясь носом в районе солнечного сплетения, и почувствовал, как пальцы переплетаются у него на затылке. — Блядь, — тихо произнес Юра. — Ты же мог умереть нахуй. — Не драматизируй, — пробормотал Жан-Жак, возя щекой по гладкой ткани рубашки. Юра нервно хихикнул и сказал: — Ты, наверное, и подумать не мог, что тебя здесь ждет, когда ехал в Сен-Катери. Жан-Жак согласно промычал и потянул ткань вверх. — Если бы знал, небось не поехал бы, — выдохнул Юра. Жан-Жак, наконец обнажив бледную кожу и мазнув по ней губами, прошептал: — Если б знал, что встречу тебя, поехал бы раньше. — Дебил, бля, — ласково отозвался Юра. — Как будто у тебя был выбор. Жан-Жак расстегивал чужую рубашку, с каждой пуговицей обещая себе еще только пять секунд — или десять — или пятнадцать. Юрины пальцы, зарывшись в его волосы, осторожно массировали кожу. Прошло пять минут — или десять — или пятнадцать. Жан-Жак покрывал поцелуями впалый живот, прекрасно понимая, что сейчас не время для чего-то большего, но не находя в себе сил перестать. Его руки будто по собственной воле блуждали по податливому телу — вверх, робко задевая горошины сосков, вниз, нерешительно оттягивая и вновь выпуская ремень, а потом назад, сжимая крепкие ягодицы. Когда он сделал это, последнее, Юра сдавленно простонал и дернул его за волосы. Жан-Жак заставил себя отстраниться и, задрав голову, посмотрел на него. Юрино лицо заметно порозовело, крылья носа мерно двигались от дыхания, а губы потемнели, как в тот день, когда между ними все стало ясно. — Мы не должны, — сказал Жан-Жак, с замиранием сердца наблюдая, как эти губы размыкаются, смыкаются снова, трутся друг от друга, становясь еще ярче. — Я знаю, — наконец ответил Юра и быстро сглотнул. — Я тебя хочу. Жан-Жак опустил голову и, немного пригнувшись, прижался лицом к ткани брюк, щекой задел твердое под ширинкой, руками обхватил ноги на уровне бедер. Юра толкнулся вперед, выпустил его волосы и тронул правой ладонью ухо, левой — висок. Жан-Жак стиснул покрепче. Он готов был подхватить Юру на руки и донести до спальни, но не вполне доверял собственному плечу. Юра, впрочем, не стал дожидаться, пока он решится попробовать, и, отодвинув его от себя, перехватил запястье и сказал: — Пойдем. Жан-Жак, нехотя выпустив стройные бедра, позволил ему поднять себя на ноги. Попытался поймать взгляд, но Юра, словно вдруг застеснявшись, отвел глаза. Наверное, это был их последний шанс остановиться, однако они им не воспользовались. В спальне Юра развернулся к нему лицом и, неожиданно прерывисто вздохнув, встал на цыпочки и обнял за шею. Жан-Жак понял без слов: вся эта история могла оказаться фатальной для любого из них — или для обоих. Они жили недолго — не то чтобы несчастливо, но довольно нервно — и умерли в один день от когтей жуткого монстра. Говорить этого вслух он, конечно, не стал. Юра никак не отпускал его, и он прижал губы к худой шее, зацепил зубами кожу, которая показалась ему удивительно тонкой. Юра издал какой-то полужалобный возглас, и в этот момент Жан-Жак все-таки нагнулся и, подхватив его под бедра, рывком поднял. Нести было совсем недалеко, однако плечо кольнуло предупреждающей болью за секунду до того, как он опустил теплое тело на простыни. Юра торопливо выпутался из рубашки, бросил ее куда-то в сторону, а потом сдвинулся дальше по кровати, разводя в стороны ноги, между которыми Жан-Жак немедленно поставил колено. Юра мотнул головой, сглотнул, а затем вздернул подбородок и смерил Жан-Жака воинственным взглядом, прежде чем засунуть пальцы левой руки за пояс его джинсов и потянуть на себя. Жан-Жак подчинился, наваливаясь сверху, и уже не увидел, а только ощутил, как эти пальцы выталкивают из дырки пуговицу, шарят ниже, пытаясь нащупать ширинку. Юра горячо дышал в его здоровое плечо, и от этого дыхания становилось щекотно — лишь внизу живота щекотка завязывалась тугим узлом. Жан-Жак не сомневался в том, что Юра чувствует его возбуждение. Юра тем временем, справившись с молнией, провел, кажется, костяшками пальцев по натянувшейся ткани трусов, и задышал еще горячее. Жан-Жак осторожно погладил его по дрожащей спине, остановил ладонь на талии, помассировал большим пальцем позвонки. Юра фыркнул, завозился, задевая его член своим, отчего все нервные окончания словно встрепенулись и загудели, а потом пробормотал: — Давай, чего ты тормозишь. Жан-Жак просунул руку между ними и дернул ремень, одновременно с этим скользя губами по его скуле. Юра чуть повернул голову, и их губы столкнулись — сперва неловко, но очень быстро поцелуй стал смелей и настойчивей. Ремень поддался и выскользнул из пряжки. Жан-Жак стянул брюки вниз вместе с бельем и, лаская чужой язык своим, мягко, но решительно взял рукой упирающийся ему в бедро член. Тот лег в ладонь приятным и теплым весом. Юра выдохнул ему в рот и шевельнул головой. Жан-Жак не стал противиться и позволил прервать поцелуй. Юра опустил голову, упираясь лбом в основание его шеи, и негромко произнес: — С-сука. Сейчас, конечно, уже поздно, но, наверное, надо сказать, что я этого никогда не делал. — Я догадался. — Жан-Жак сдвинул руку вниз, оттягивая кожу, и большим пальцем обвел полукруг по основанию головки. — Все нормально. — Это что, так очевидно? — Пока я не снял с тебя штаны, было не так очевидно, — успокоил его Жан-Жак. Юра прыснул, а потом спросил торжественным шепотом: — У тебя есть резинки? — Есть. — Жан-Жак чуть отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза, но он только плотнее зарылся носом между ключиц. — Не обязательно делать именно это. — Я хочу, — заявил Юра. — То есть, мне надо. Понимаешь? Жан-Жак вместо ответа выпустил его член и, перевернувшись, поднялся с кровати. Презервативы лежали в тумбочке, где им и положено было лежать, а в ванной могла найтись смазка, которую он специально не брал, но, скорее всего, выгреб из ящика вместе со всей остальной косметической ерундой, когда собирался в Сен-Катери. Смазка действительно нашлась — почти полный тюбик в шкафчике над раковиной. Жан-Жак захлопнул дверцу и прислушался. В комнате что-то прошуршало, стукнуло, скрипнули пружины. Он избавился от остатков одежды, а потом посмотрел на собственное лицо в зеркале и невесело усмехнулся. Смуглая кожа позволяла ему особенно не краснеть, но глаза горели безошибочным влажным блеском, а волосы с одной стороны прилипли к вспотевшему лбу. Удивительно, что ни недавние приключения, ни грядущие трудности, ни даже лихорадочный бред про явившуюся в больницу тварь не мешали ему действительно хотеть Юру — не от отчаяния или попавшего не в ту часть мозга адреналина, а от чего-то другого, чего-то, что растекалось вязкостью между сердцем и легкими, время от времени перехватывая дыхание. Когда Жан-Жак вернулся в спальню, Юра лежал на животе на белых простынях. Он снял брюки и нижнее белье, переложил на стул одеяло и подушки, и его сравнительно миниатюрная фигура по центру двуспальной кровати казалась еще меньше. Жан-Жак замер, глядя на бледные — впору сравнивать с простыней — ягодицы, которые под его взглядом напряглись и снова расслабились. Юра, повернув голову набок — но не в его сторону, — тихо позвал: — Джей-Джей? Жан-Жак отмер и сел на кровать, бросив рядом с собой тюбик, положил руку на лопатку, которая испуганно дрогнула в ответ на прикосновение, и сказал: — Так не пойдет. — Я не боюсь! — немедленно и слишком уверенно отозвался Юра. — Я понимаю. Но я не об этом. Жан-Жак повел ладонь вбок и, обхватив его поперек туловища, перевернул. Юра не стал сопротивляться, но в глаза не посмотрел. Его щеки пылали, словно сладкие яблоки. Жан-Жак наклонился и поцеловал ту, что была к нему ближе, быстро лизнул пересохшие губы, а после раздвинул их языком. Юра, повернув, наконец, голову, нерешительно ответил на поцелуй, и Жан-Жак пробежал пальцами по его шее и груди, аккуратно пару раз коснулся отвердевшего соска, скользнул ладонью по ребрам, животу и в конце концов опять обхватил даже не подумавший обмякнуть член. Сделал несколько нарочито неторопливых движений, а потом отпустил и, поднырнув рукой, несильно сжал в пальцах мошонку. Юра охнул и толкнул его коленом, но тут же расслабился и подцепил его язык своим. Жан-Жак, воодушевившись этим, забрался на кровать и лег сверху, придавил плечом плечо, а свободной рукой нашарил тюбик и щелкнул крышкой, которую, к счастью, не надо было отвинчивать. Юра то ли не услышал, то ли был действительно готов ко всему. Жан-Жак, не видя, что делает, положил тюбик и надавил основанием ладони — на пальцы вылилось скользкое и прохладное. Он перекатился чуть влево, разорвал поцелуй и, не давая Юре опомниться, сунул колено ему между ног, одновременно втискивая руку куда-то в центр всего этого переплетения тел. Юра не противился, но его мышцы непроизвольно зажимались, пытаясь, видимо, оградить хозяина от незнакомых и подозрительных воздействий. Жан-Жак неспешно размазал то, что было у него на пальцах, а потом добавил еще — жалеть смазки точно было чревато. Дважды предложил остановиться — в первый раз Юра лишь мотнул головой, а во второй бросил «бля, да иди ты на хуй, Джей-Джей», после чего задышал тяжело и выгнулся, прижимаясь плотнее. В ответ на это Жан-Жак, который до того осмеливался лишь осторожно надавливать на горячее отверстие, скользнул одним пальцем внутрь. Мышцы тут же сжались вокруг, Юра шумно втянул носом воздух, и Жан-Жак замер, не будучи уверенным, что стоит продолжать. Опыт у него был, но не слишком обширный, а с девственниками — так вообще нулевой. Возбуждение откатило, как волна, уступая место мыслям о твари в лесу, с которой им рано или поздно предстояло столкнуться. Какое-то безумие — что они позволяют себе, в то время как люди в опасности? Что они... Юра, вдруг шевельнув бедрами, на выдохе произнес: — Ну? — Все в порядке? — спросил Жан-Жак, двигая палец чуть дальше и чувствуя, как волна накатывает снова. Расслабившиеся было мышцы опять напряглись, однако Юра ответил, пусть и с трудом, но насмешливым тоном: — Я не развалюсь. Или, хочешь сказать, это все? — Еще чего, — возмутился Жан-Жак, добавляя второй палец. Он думал, что будет гораздо сложнее. Что Юру, когда дело дойдет до чего-либо серьезного, придется уговаривать, а потом долго и терпеливо готовить. Но Юра после нескольких минут неловких ерзаний и болезненного шипения замолк, а затем начал помогать ему бедрами и глухо стонать в ответ на каждое движение. Жан-Жак, в который раз отлипая от искусанных и излизанных губ, прижался щекой к его щеке и прошептал в ухо: — Ты делал это сам. — Что? — выдохнул Юра. — То, что я делаю. Пальцами. — Немного, — признался Юра, чуть помедлив. — Мне двадцать лет, что ты думаешь? — А еще что-нибудь? — Я же сказал, нет. — Я имею в виду, не с партнером, а... — Нет. — Юра нервно засмеялся, и его мышцы вновь напряглись вокруг уже трех пальцев Жан-Жака. — Боже, нет. Я бы даже заказать эти штуки на «Амазоне» никогда в жизни не смог. А засовывать туда какие-нибудь огурцы — это уж совсем... — Все, помолчи. — Жан-Жак чмокнул его в висок. — Только это будет больнее. — Больнее, чем огурцы? — Тихо. — Жан-Жак осторожно вытащил пальцы, выпрямляясь, оставил эту руку в паху, а другой схватил с тумбочки заранее припасенный презерватив и, подумав, уронил его Юре на грудь. Юра, скользнув взглядом по его лицу, надорвал упаковку, аккуратно вытащил и растянул резинку, приподнялся на локте. По крайней мере, надевать презерватив он умел. Жан-Жак помог ему раскатать латекс по собственной коже, а потом перехватил, поднес ко рту и поцеловал гибкое запястье. Юра поднял ноги и пихнул колени ему под мышки, запрокинул голову, потерся макушкой о простынь — и Жан-Жак, решив не мучить его и не требовать более явных выражений согласия, толкнулся внутрь. Конечно, ему было больно — Жан-Жак понял это сразу, но заставил себя не останавливаться, понимая, что Юра только разозлится, если он опять начнет спрашивать, все ли в порядке. Разумеется, не в порядке — но это вопрос времени. Он медленно вошел глубже, чувствуя, как сладко сдавливают его плоть мышцы, и едва сдерживаясь, чтобы не начать двигаться быстрее. Юра часто вдыхал и выдыхал через рот. Жан-Жаку оставалось только гладить его бедра, живот, обхватывать и ласкать член, безмолвно умоляя расслабиться — но в конце концов эти нехитрые приемы принесли свои плоды. Юра задышал ровнее и легче, а в какой-то момент посмотрел на него и едва заметно кивнул. Жан-Жак подался немного назад, а затем снова внутрь, на сей раз проникая чуть дальше. Вновь назад и вперед, раскачиваясь все сильнее. Он не уловил, когда именно Юра перестал зажиматься и впустил его до предела, двигаясь навстречу, — только понял вдруг, что ему становится слишком уж хорошо, — и замедлился. Опираясь здоровой рукой сбоку от Юриной головы — волосы выбились из хвоста и разметались, лицо покрыли бисеринки пота, ресницы подрагивали, а приоткрытые губы призывно темнели, — он ладонью второй взял член, погладил набухшую головку, несколько раз дернул, прижимая кожу к уздечке. Юра выгнулся и заныл, поднял руки вверх, упер пальцы в изголовье кровати. Жан-Жак задвигал рукой быстрее, и через пару минут мышцы сжали его собственный орган так сильно, что стало даже больно, а по пальцам разлилась горячая влага. Ему самому после этого потребовалось совсем немного времени. Когда он снял и завязал презерватив, как мог вытер себя и Юру бумажными салфетками, сил уже почти не оставалось. Юра развернулся, чтобы забрать со стула одеяло, и Жан-Жак обнял его сзади, прошептал в затылок: — Надо в душ. А потом ехать в участок и все рассказать. — Да, — отозвался Юра. Одеяло накрыло их сверху приятной прохладой. — Сейчас, пару минут. Жан-Жак согласно промычал, коснулся губами по-прежнему разгоряченной кожи и провалился в сон. * * * Ему опять снился Бен. Тот стоял посреди поляны, перед черным провалом входа в дом, и, когда Юра приблизился к нему, поднял огромные серые глаза. — Ты бросил меня, — сказал он, и его рот искривился в беззвучном плаче. — Мне было так страшно, а ты сбежал. Предал нас, оставил ему. — Кто он такой? — Юра наконец смог разлепить губы, но Бен печально помотал головой. Лес, стоявший за домом стеной, начал разрастаться, окружая их. — Если ты скажешь, я смогу помочь тебе. Он обернулся — прямо за его спиной из-под земли прорывались темные колючие ели, — а когда снова посмотрел на Бена, на его месте стоял монстр. — Ты сделал его сильнее, — прохрипел он низким рычащим голосом. Монстр протянул к нему руку — как будто просил о помощи. Лес подобрался уже вплотную, иглы впивались в тело через одежду, и в тот момент, когда Юра все-таки протянул руку в ответ, ветви возникли прямо перед лицом того, что раньше было Беном, — Юрины пальцы скользнули по чужой руке, почему-то без когтей, — а затем их обоих поглотила темнота. Юра подскочил на кровати и сразу же зажал себе рот ладонью, чтобы не заорать. За окном стеной лил дождь, и даже не начинало светать — сколько сейчас времени, пять часов, шесть? Он взглянул на лежащего рядом Джей-Джея, но тот продолжал спать. Телефон, который он вытащил из-под подушки, услужливо подсказал, что сейчас четыре. Юра сел на кровати и поежился — в доме было прохладно, — а потом с тоской посмотрел на одеяло — но одеяло любовно обнимал Джей-Джей, так что он, тяжело вздохнув, отказался от этой идеи. Наверное, как-то так это и происходит, — подумал он, открывая буфет в поисках чашек и стараясь делать все как можно тише. Сначала ты рискуешь собой, чтобы защитить человека от монстра, потом не можешь спиздить у него одеяло. Что дальше, я отдам ему корочку с куриных крыльев? Юра налил воды, сделал несколько глотков — и понял, что пить ему совершенно не хочется. Он вернулся в кровать, поставив на всякий случай чашку на пол рядом с собой, подвинулся к Джей-Джею, окинул внимательным взглядом его расслабленное во сне лицо, и обнял правой рукой за плечо — осторожно, чтобы не тревожить рану, — а левую подложил себе под голову, но было неудобно — и Юра, так и не решив, куда ее деть, перевернулся на другой бок. Неловко поерзал, пытаясь придвинуться ближе, прижался спиной к чужой груди. Спать больше не хотелось — то есть он, конечно, не выспался, но лучше потом выпить кофе или энергетик, чем снова видеть эти сны. Нужно было съездить покормить кота и вообще проверить, как он там — только предупредить Джей-Джея, что он не съебался насовсем. Можно отправить сообщение — с другой стороны, вдруг оно его разбудит. Юра повертел головой в поисках ручки и бумаги, но ничего не обнаружил — поэтому сдался и решил подождать до того момента, когда Джей-Джей все-таки проснется. Не до двенадцати же он будет спать. Юра взял телефон, открыл Инстаграм — но тут же заставил себя закрыть. У него, в конце концов, имелись куда более важные темы для размышления. Во сне Бен сказал, что из-за Юры то, что управляло им, стало сильнее — и это могло бы быть просто сном, если бы не факты. Во время нападения на Милу, монстр упал после выстрелов по ногам — потом, конечно, поднялся, но ведь упал же. А вчера он как будто вообще не обращал на пули внимания. Может быть, нанесенный урон и сделал его мощнее? Но он, скорее всего, перестал быть человеком прежде, чем его кто-то ранил — после того, как выстрелил в Джей-Джея. Можно предположить, что тем самым он завершил ритуал призыва — но ведь Джей-Джей тогда не умер. И — Юра вспомнил их разговор в доме, — если уж говорить о ритуале, то Джей-Джей вообще не походил на предыдущих жертв. Впрочем, Майкл Ходжес и Мила на них тоже не походили — да и между собой у них было мало общего. В основном, то, что они общались с Юрой. Юра повторил эту мысль, и ему показалось, что потолок падает — прямо на него. Он арестовал Ходжеса — и после его смерти полиция думала, что преступник указывает на ошибку. Милу могли убить — и это была бы Юрина вина, потому что он упустил нападавшего. Они могли бы воспринять указания в книге буквально, без этих ебанутых планов с искусственной комой, и Юра собственными руками убил бы человека, которого... который, в общем, был ему дорог. По всему выходило, что нечто хотело заставить его страдать от осознания собственной вины, — а что дальше? Допустим, он мог бы покончить с собой — но, судя по тому, что монстр не стал убивать его тогда, в институте, тот к такому исходу не слишком стремился. Или, как во время нападения на Милу, почувствовал прилив любви к ближнему? Юра с трудом сдержал стон. Возможно, Бен и правда периодически возвращал контроль над собственным телом — но если Милу он действительно не хотел убивать, то Юру... Бен определенно злился на него — одни надписи в дневнике чего стоили — и, скорее всего, не стал бы сдерживаться. Юра вспомнил про Бетани и поежился. Наверное, херово так думать, но хорошо, что она умерла. Бегали бы по лесам сейчас уже два одержимых монстра. Бетани была младше брата — может, ее разум просто не выдержал? Бен, по информации от Софи, конкретно поехал кукухой и находился по умственному развитию примерно на том же уровне, как когда с ними все это случилось. Неудивительно, что он почти не мог сопротивляться влиянию. Возможно, будь он постарше… Мысль мягко толкнулась в виски, и Юра тут же отмахнулся от нее — слишком уж бредовой она была, — однако та не уходила. Он напряг память, пытаясь отыскать что-то, что могло бы ее опровергнуть, но нашел только подтверждения — и все равно. Надо было выкинуть эти глупости подальше из головы, а утром рассказать Рене все, как есть — и надеяться на то, что она поверит, а еще на то, что твари не поебать, десять пуль в нее выпустят или тысячу. Так и сделаем, — говорил себе Юра, уже понимая при этом: нет, не сделаем. На часах было четыре двадцать — еще рано, он вполне мог полежать минут пять. Или десять. Как будто пытаясь урвать последние мгновения покоя, прежде чем зазвенит будильник, поднимающий на работу. Юра заблокировал телефон и закрыл глаза. Если постараться, можно представить, что ничего вообще не случилось. Что он сейчас просто закутается поплотнее в одеяло и заснет, а утром они проснутся вместе. Юра сглотнул и с усилием, как будто это было физически трудно, сел на кровати. Джей-Джей что-то пробормотал во сне, и Юра погладил его по щеке, осторожно провел пальцами за ухом. Нужно было одеться и уйти как можно незаметнее. Брюки, которые он так и не повесил, валялись на полу — он поднял их и тоскливо на них уставился. Я делаю это для себя, — мысленно повторил он слова, которые вчера говорил Джей-Джею. Потому что не могу просто сидеть и надеяться на то, что все разрешится само собой. Потому что один раз я уже... — он попытался подобрать менее унизительный аналог слова «сбежал», но так и не смог — и не стал додумывать эту мысль. Закрывая за собой дверь, Юра на секунду задумался, не запереть ли Джей-Джея в доме — на тот случай, если он проснется слишком рано и решит идти за ним, — но сразу же передумал. С Джей-Джея сталось бы вылезти в окно — а так, возможно, все пойдет по плану и не придется никого искать. О том, что что-то может пойти не так, размышлять вовсе не хотелось — поэтому всю недолгую дорогу до собственного дома Юра, конечно, именно об этом и размышлял, прокручивая в голове различные варианты событий. Поднимаясь на порог, он ощутил странную ноющую боль в груди — как будто должно было случиться что-то плохое, хотя куда уж хуже, — и почувствовал нестерпимое желание отказаться от своей идеи. Вернуться, рассказать все Джей-Джею — и вместе они что-нибудь придумают. Он открыл дверь и вошел, ожидая, что Петя выбежит ему навстречу с требовательным мявом — но кот лежал на диване и при виде него лишь снисходительно приподнял голову. Юра, не разуваясь, прошел в гостиную, взял его на руки, уткнулся носом в пушистую шерсть, от которой тут же захотелось чихать. Петя его действия не оценил, практически сразу же извернувшись всем телом и выскользнув из объятий. Юра проводил взглядом его пушистую задницу, суетливо потопавшую на второй этаж, и, пожав плечами, насыпал ему доверху корма. Затем достал из шкафа глубокую тарелку, из которой ел сам, и положил еды еще и туда — но этого ему все равно показалось недостаточно, так что он потянулся за второй. Интересно, дедушка заберет Петю, если с ним что-то случится? Он сам много раз говорил, что скучает без кота. Или Джей-Джей — хотя шерстяной говнюк все еще относился к нему настороженно. Юра с грохотом поставил на пол кастрюлю — налитая до краев вода всколыхнулась, выплеснувшись на пол. Я просто не могу втянуть его еще и в это, — с отчаянием подумал Юра. Это сделал я, и это мой сраный монстр, который вышел из леса и идет ко мне. Он нервно хихикнул и добавил про себя: и не знает, что я тоже к нему иду.

***

Юра не ожидал, что этого импульса хватит надолго — но с каждой минутой с момента принятия решения ему становилось легче и спокойней. Он должен был бояться, должен был нервничать — а вместо этого чувствовал себя ученым, который подобрался к разгадке сложнейшей задачи. Впрочем, если он прав, ему понадобится сохранять бодрость духа и рассудок в целом — так что азарт в данном случае куда лучше паники. Под дождем куртка быстро промокла, высокая, почти до пояса, трава хлестала по рукам и бедрам, в кроссовках хлюпало. Будет смешно, если он выживет после встречи с монстром, зато потом умрет от воспаления легких. Юра прошел метров десять вперед и планировал пройти еще немного, но влетел ногой в кротовую нору и решил считать это знаком. Он достал из-под куртки пистолет и поднес к виску. — Я нужен тебе, — сказал он. — И ты не хочешь, чтобы я это сделал. Над его головой пролетела ворона, громко каркнув — видимо, выражая сомнения по поводу Юриных интеллектуальных способностей. Юра и сам не был уверен, что идея хорошая — монстр мог и не следить за ним, мог не иметь возможности быстро перемещаться, хотя нападение в институте доказывало обратное. Может, он вообще преспокойно спал — шесть утра, в конце концов. Юра вздохнул и перехватил пистолет поудобней. Будет глупо, — подумал он, — если я сейчас пожму плечами и просто уйду. Но, видимо, это мне и придется сделать. Грязь под его ногами чавкнула, так что он сделал шаг вбок — и стал проваливаться. Юра инстинктивно схватился за мокрую траву — стебли обожгли кожу, когда он все-таки упал на колени. Земля была влажной, но при этом твердой — и Юра, по-прежнему сжимая пистолет, начал подниматься. Оперся ладонью левой руки, встал на четвереньки — а затем поднял взгляд и увидел перед собой знакомую фигуру. — Ты не сделаешь этого, — произнесла тварь, и ее лицо — то, что раньше было лицом, — исказилось в ухмылке. Позади вырастал, чернея, лес, дождь хлестал по лицу и плечам ледяными струями. Юра все-таки поднялся на ноги, на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться, — и неожиданно для себя понял, что ему больше не страшно. Может быть, он просто устал бояться. — Почему ты не бежишь? — прохрипел монстр. — У тебя ведь так хорошо это получается. — Мне так жаль, — сказал Юра, — Бен, я не должен был оставлять вас. Это я виноват. Он сделал шаг вперед — а потом еще один, оказавшись почти вплотную к твари. Та была ростом уже под два метра — ему пришлось задрать голову. Вместо привычной куртки тело облепляла плотная черная ткань — и Юра мог разглядеть, как под ней проходит рябь, будто все мускулы непрерывно двигаются. — Бена больше нет, — выплюнул монстр — но затем судорожно дернул головой и выдавил захлебывающимся голосом: — Ты сбежал. Ты бросил меня! Юра несколько раз моргнул — перед глазами все почему-то плыло. Тварь — нет, теперь уже Бен — смотрел на него, и, хотя Юра все еще ничего не помнил, тот сон как будто до сих пор стоял перед ним: искаженное лицо, лежащая на земле Бетани, протянутая в безмолвной просьбе рука. Нож по-прежнему висел у Бена на шее — розовые прожилки стали темно-красными. Юра сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. — Я больше тебя не брошу, — пообещал он и потянулся вперед. Бен отшатнулся — но Юра оказался быстрее, и его пальцы успели сжаться на неожиданно горячем лезвии. Он ожидал боли, готовился к ней — но боли не было. Просто как будто кто-то выключил свет и прижал его голову к кровати подушкой. Дождь продолжал идти, но его шум теперь звучал где-то совсем далеко. Юра попробовал открыть глаза — темнота не рассеялась, попробовал вдохнуть, произнести хоть что-нибудь — но безрезультатно. Только не паникуй, блядь, пожалуйста, только не паникуй. Он должен был взять верх над этой тварью, должен был сопротивляться — но даже не понимал, чему именно. Ничто не контролировало его, не пыталось подавить — вокруг царила непроглядная темнота и раздавался тихий, еле уловимый шорох дождя. И он, Юра, был здесь совсем один. Ты справишься, — сказал он себе. Думай о том, что тебе дорого. Если бы он был ебаным супергероем, сейчас бы к нему пришел... да хотя бы дед. Ага, и сказал бы — Юрочка, я же говорил, нужно поступать в университет, а не заниматься ерундой. Юра попытался заставить себя улыбнуться, но не смог — и это оказалось страшнее, чем когда у него не получилось вдохнуть. Давай, — мысленно повторил он, — если Бен, всю жизнь пускавший слюни в психушке, мог сопротивляться, то ты точно должен. Шум дождя нарастал, пальцы нащупали что-то холодное и скользкое — и Юра не сразу понял, что это означает, а когда понял, рванулся изо всех сил в этой бескрайней пустоте. Перед глазами вспыхнуло белым, все чувства вернулись разом — мягкое и влажное под затылком, ледяной дождь, бьющий по лицу, серое небо и трава над головой. Трава, — понял он, — не лес, — и чуть не разревелся от облегчения. Привстал, опираясь на колено, которое почему-то ужасно болело, и огляделся. Лес отступил, вокруг снова простиралось поле. Сбоку кто-то застонал — Юра посмотрел вниз и увидел Бена. Теперь уже действительно Бена — он лежал на земле и жадно хватал воздух ртом, ткань размоталась, и Юра заметил, что волосы у него и впрямь рыжие. — Он еще здесь, — простонал Бен. — Я пытаюсь бороться, но этого недостаточно. Юра хотел сказать, что им нужно уходить, — но прежде чем он издал хотя бы звук, что-то черное и вязкое накрыло его волной и сдавило череп так, что в ушах зазвенело. Он попытался обхватить голову ладонями в надежде уменьшить боль — руки послушались не сразу, с задержкой в несколько секунд, а потом правая ладонь развернулась, пальцы сжались в кулак. Кто-то другой сжал его пальцы в кулак, а затем разжал и покрутил кистью, прикоснулся костяшками левой руки, изучая. Обвел синяк на косточке запястья и надавил на него. Юра смотрел, не в силах отвернуться — или это нечто внутри него не давало отвести взгляд. Происходящее казалось таким безумным, что на секунду сдаться и потерять сознание показалось ему не такой уж плохой идеей. Вдруг ему повезет, и он очнется в собственной постели, или в постели Джей-Джея, или в больничной палате, где приветливая медсестра скажет — наконец-то вы пришли в себя. Правую руку пронзила боль, пальцы выгнуло, сухожилия напряглись — и кулак снова сжался, а когда разжался, перед Юрой была чужая нечеловеческая кисть, обтянутая синеватой, как у мертвеца, кожей. Увиденное будто подстегнуло его — он заорал, каким-то чудом вернул себе контроль над левой рукой и с силой ударил ей по правой. В кисть словно вонзилась тысяча иголок, но теперь он был рад боли. Блядь, да он был рад чувствовать хоть что-либо. Волна чужого сознания отступила — однако вряд ли надолго. Юра прислушался к собственным ощущениям, напоминая самому себе школьника, который пытается убедить родителей, что горло у него уже в порядке и мороженое ему можно. Тупая, сдавливающая виски боль возвращалась — медленно, но неумолимо. Его план не сработал, но — Юра с сожалением вздохнул — у него был запасной. Бен, до этого лежавший на земле, приподнялся на руках, а затем издал какой-то полувсхлип-полустон. Дернул челюстью, будто пытаясь схватить зубами невидимую добычу. Юра торопливо, пока тело его еще слушалось, сел перед ним на корточки, и, замахнувшись, ударил кулаком в лицо — куда-то в область носа, который отозвался неприятным хрустом. Возможно, твари действительно было сложно контролировать сразу двоих, возможно, он не ошибся, и она черпала силу из его чувства вины — но тело Бена, совсем недавно неуязвимое для оружия, обмякло после первого же удара. Юра поднял его, перекинув руку себе через плечо, и потащил в сторону машины, оставленной, к счастью, неподалеку. Боль становилась невыносимой, сознание как будто выключало — ненадолго, меньше, чем на пару секунд, но часто. В ушах звенело и скрежетало, и сквозь этот скрежет Юре мерещился чей-то голос — однако он старался не вслушиваться, сконцентрировав все усилия на том, чтобы идти. Словно во всем мире не существовало ничего, кроме его леопардовых кед, теперь уже безвозвратно испорченных, и мокрой травы под ними. Это, как ни странно, сработало — он добрел до машины, разблокировал двери и запихнул все еще бессознательного Бена на пассажирское сиденье. Пристегнул его запястье наручниками к дверце — кожа на нем была такой же синеватой, как пять минут назад у самого Юры, — сел за руль, достал вторые наручники. Щелкнул замок — Юра выкинул ключи в окно, и только после этого позволил себе облегченно вздохнуть. До реки было ехать минут пятнадцать, однако в нынешних обстоятельствах это расстояние казалось непосильным. Юра несколько раз вдохнул и выдохнул, будто это могло помочь ему сконцентрироваться. В прошлом году он однажды ездил с температурой под сорок — ему стало плохо ночью, когда аптеки уже закрылись, и пришлось тащиться аж в соседний город, где была дежурная. И ничего — никуда не врезался, никого не сбил, даже штрафов ему не выписали. Вряд ли сейчас будет сложнее. Хотя он прекрасно понимал, что да — конечно, будет. Он завел машину и медленно тронулся с места. Перед глазами периодически мелькали черные всполохи, словно кто-то на мгновение выключал свет, рулить одной рукой на особенно крутых поворотах было неудобно, но он, кажется, справлялся. Ограждение на мосту достаточно хлипкое — машина должна пробить его, если как следует разогнаться. Левую кисть свело, запястье вывернуло, кромка наручника врезалась в кожу, ногти царапнули пластик обшивки. Юра втянул воздух сквозь сжатые зубы и приказал себе смотреть на дорогу — а через мгновение свободная рука до упора выкрутила руль. Колеса заскребли по земле, когда он вдавил тормоз в пол, машину подкинуло — а затем раздался металлический лязг, и его накрыла темнота.