До смерти и дальше

      – Это.... Тебя.... Не... Спасет, – с каждым словом на выдохе Крейтон бил решетку топором. Оружие пока держалось, хоть и покрылось уже знатными выщерблинами. "Такой же тупой теперь, как и его владелец", – с презрением подумал Пэйт.       Впрочем, топор не стилет, зачем ему острота. Покойникам не важно, ударом тупого или острого топора им раскроили череп.       Пэйт натянуто улыбнулся – оскалился, вернее:       – Что бы я сейчас не сказал, ты ведь и слушать не станешь, да?       Ответом ему послужили ругань и абсолютно звериное рычание.       – Как я и думал, – кивнул Пэйт сам себе.       Внутри него на секунду подняла голову простая детская обида. Но тут же ее похоронил под собой опыт: смирись; если обвиняют в том, что ты не совершал, орать и все отрицать бесполезно, и слушать не станут. Докажи, что не виновен. Не можешь? А даже если и мог бы, какие твои доводы стал бы слушать идиот вроде Крейтона, что насмерть бился сейчас с отделяющей его от тебя решеткой (на твоё счастье, Крейтон решетке проигрывал).       Просчитав в уме все скромное количество вариантов, что ему делать, Пэйт медленно побрел прочь. Не оглядываясь. Вслед ему с новой силой раздались проклятия и звон металла о металл.       Когда Пэйту было лет девять, ему довелось побывать в мастерской модного тогда в Мирре талантливого художника (хотя титул "Превзошедший Ариамиса" звучал, все же, неубедительно), и даже увидеть его за работой. Тот наносил полупрозрачные мазки разных цветов, они частично перекрывали друг друга и были так тонки, что без увеличительного стекла разглядеть отдельный отпечаток кисти не удавалось. Из сотен тысяч мазков складывалась цельная картина.       А картина их мира – их общего мира – складывалась из миров отдельных людей. Тонкие слои реальности пересекались, сливались, частично наслаивались.       Бывало, реальности противоречили друг другу.       – Это.... Тебя.... Не... Спасет, – с каждым словом на выдохе Крейтон бил решетку топором. Оружие пока держалось, хоть и покрылось уже знатными выщерблинами.       – Крейтон, ради всех богов, – Пэйт прикрыл глаза, – Никто не пытался тебя убить. Ни я, ни кто-либо ещё, – Пэйт понимал, что смысл его слов сейчас вряд ли доходит до сознания разъяренного убийцы, и пытался успокоить его голосом и интонацией, как зверя, – Иногда обвал – не ловушка, а просто... просто обвал. В руинах такое бывает...       Постепенно удары становились медленнее, видимо, Крейтон выдохся. Потом и вовсе прекратились. Теперь они стояли, разделенные лишь решеткой и полудюжиной шагов, глядя друг другу в глаза.       Пэйт первый сделал шаг вперёд. Затем ещё один. Так дрессировщик приближается к клетке с недавно пойманным зверем. Помедлив, Крейтон тоже подошёл ближе.       – Веришь мне? – вкрадчиво спросил Пэйт. Крейтон медленно кивнул и сделал последний шаг к решетке. Глаза смотрели не мигая, как у человека под гипнозом. Пэйт немного удивился. Он знал, какой сильный эффект оказывал иногда его голос, но… не настолько же. Не отводя глаз, Пэйт сделал еще полшага – показать, что оценил доверие Крейтона…       Это была ошибка. Пэйт осознал не сразу, лишь когда услышал хруст собственного позвоночника.       За секунду до того, как тело распалось сияющей пылью, Крейтон заметил в застывших глазах почти детскую обиду. Убийца поморщился: еще один, последний, обман. "Не ловушка", "случайность", как же. С Пэйтом случайности не происходят. Или почти не происходят.       Краем глаза Пэйт заметил какое-то движение, но тут же почти успокоился – кристальная ящерица. Красная. Мародер убрал нож, и даже бросил ей кусочек мха, так, чтобы тот упал с балкона, где он сидел, в проход уровнем ниже. Ящерица подозрительно посмотрела на него, и скрылась, вероятно, за неожиданным угощением.       "Интересно," – лениво подумал Пэйт, – "У нее тоже своя реальность? Или существует какая-то главная, объективная?"       – Это.... Тебя.... Не... Спасет, – с каждым словом на выдохе Крейтон бил решетку топором. Оружие пока держалось, хоть и покрылось уже знатными выщерблинами.       Пэйт выразительно молчал, ожидая, пока Крейтон выдохнется и град бессмысленных ударов сойдет на нет.       – Успокоился? – поинтересовался он, дождавшись если не остановки, то паузы, – А теперь послушай меня. Помнишь эту штуку? – стараясь не порвать перчатку, он снял с пальца кольцо с шипами и поднял его так, чтобы видел Крейтон. Тот, тяжело дыша, переводил взгляд с кольца на его владельца, не понимая, к чему тот ведет.       – Напомню: ты дал мне его за то, что я спас твою шкуру. От реальной угрозы спас, забыл уже? И зачем я, по твоему, это сделал? Чтобы через неделю похоронить тебя под завалом?       Крейтон молчал. Топора он не опустил.       – Подумай сам, – Пэйт без опаски подошел к решетке, – Желай я твоей смерти, не проще ли мне было дать другому разобраться с тобой, чем… чем что? В тайне от тебя шатать колонны, удерживающие потолки? Крейтон, очнись. Бездны ради мне сдалась твоя смерть? Я даже твое тело из-под камней достать не смог бы, если ты думаешь, что мне очень нужна твоя ржавая кольчуга.       Крейтон все же опустил топор. Когда порыв ярости, подкрепленной острой – хоть и успешно игнорируемой – болью прошел, он и сам увидел, что в словах Пэйта была логика. Это не гарантировало того, что тот не врал, однако…       – Возьми обратно, – Пэйт бросил кольцо Крейтону, – Знаю, что ты мне не доверяешь. Возможно, правильно делаешь. И это тоже возьми, – следом полетел ключ, – Хочешь меня убить – пожалуйста, попытайся. Я никуда не убегу.       Крейтон не торопился отпереть решетку. Все также молча он разглядывал два куска железа в руках, тщетно пытаясь найти несуществующий – на этот раз – подвох.       "Нет, у ящерицы своего мира нет", – решил Пэйт. Скорее всего, они были лишь у многочисленной проклятой нежити, призраки которой постоянно мелькали по всему Дранглику. Пэйт представил, что там, в мире каждого из них, есть своя – разная – версия и самого Пэйта, и его истории. Забавно.       Прошло уже достаточно времени. Пэйт встал и отправился на поиски красной ящерицы, которая, наевшись отравленного мха, уже должна была тихо, без взрыва, уснуть, чтобы никогда не проснуться. Камни в ее теле не годились для улучшения оружия… зато из них получались превосходные бомбы.