До смерти и дальше

      — Пираты?..       Все переговоры и звуки работы резко стихли.       Конечно, пираты; об этом, разумеется, знал весь порт — а чье еще судно могло причалить со спущенным флагом и на скорую руку закрашенным названием? Но до сегодняшнего дня ни одному идиоту не пришло в голову прямо задать такой вопрос. Да так, чтобы весь причал слышал.       Хотя данный идиот не то, чтобы «спрашивал» — судя по тону, ответ был ему известен так же хорошо, как и прочим, а вопрос он задал из чистой... вежливости?       Капитан, до этого руководивший погрузкой припасов, мрачно оглядел пришельца. Капитан был опытным человеком. Уже тот факт, что он не заметил, как чужак приблизился к нему на расстояние десяти шагов, ему здорово не понравился.       Пришедший, мужчина среднего возраста, обладал самой невыразительной внешностью; такая нередко встречается у воров и мошенников, но прямая спина и разворот плеч выдавали скорее воина, чем вора. И все же чужак показался капитану странно блеклым и каким-то серым: броня и одежда выцвели и будто покрылись пылью, шлем и металлические элементы доспеха не блестели. Даже кожа этого человека, от природы, наверное, немного смуглая, имела слегка сероватый оттенок, как если бы он годами не видел солнца. Капитан решительно отогнал непрошеную ассоциацию со свежим покойником и резко спросил:       — Чего тебе надо?       — Хотел бы попасть на корабль.       — Ищешь работу?! — брови капитана поползли в верх. От пришедшего морем не пахло.       — Скорее пассажиром, — только теперь капитан смог взглянуть чужаку в глаза, блеснувшие из-под стального козырька шлема, — Но может быть, поговорим в Вашей каюте?       Работа команды стояла — все прислушивались к разговору и украдкой, кто с раздражением, кто с интересом, разглядывали чужака.       Капитан медленно кивнул; жестом пригласил следовать за ним. В нем вели отчаянную борьбу любопытство с бьющей тревогу интуицией: глаза пришедшего, на дне которых плескалось отчаянное, почти безумное веселье, вызвали даже у повидавшего всякое капитана непроизвольную дрожь.       — Я не разбираюсь в морском деле, но силы и ловкости мне достанет, лишним на корабле не буду, — чужак, казалось, не замечал сверлившего его тяжелого взгляда, — К тому же, я заплачу, — он извлек из сумки на поясе три увесистых кошелька — все разные — и небрежно бросил на стол. Капитан по звону угадал, что в них отнюдь не медь, — Меня, кстати, зовут Пэйт.       — Дункан Оливер, — буркнул капитан, — А теперь скажи, какого тебе на корабле надо? Мы не пассажирское судно, и, скорее всего, нигде и не высадимся, кроме как в этом же порту. Прочешем море, наберем добычи и вернемся.       — Это неважно, — глаза чужака вновь болезненно вспыхнули, — Я узнавал о пиратских маршрутах. Есть участок, где корсары, обходя хорошо охраняемые воды, вынуждены прижиматься почти вплотную к берегам Лотрика.       Капитан ощутил холодок вдоль позвоночника.       — И что с того? Никто не полезет в это гиблое место.       Пэйт равнодушно пожал плечами:       — Не хотите лезть сами — дадите мне шлюпку. Да бросьте, в кошелях, что я вам вручил, золота хватит на весь корабль, не то, что на одну лодочку.       Дункан уставился на него с нескрываемым подозрением:       — А какого ж хрена ты в Лотрике забыл-то?..       Дранглик ломал всякого, кто оказывался в его границах. Обычно это происходило быстро — опустошение, потеря рассудка, личности. Кого-то Дранглик перемалывал годами. А может, и веками — дни в королевстве никто не считал.       Жизнь Пэйта как будто бы началась в Междумирье. Остальное стерло Проклятие, начисто. Вплоть до того, что уже в Дранглике он из разговоров да по случайным книгам заново изучал те земли, в одной из которых — неизвестно, в какой — он когда-то родился.       Первое воспоминание — как они с Крейтоном бредут по Междумирью в одинокую хижину трех старух. Крейтон — как вся нежить, с желанием найти способ снять Проклятие и в положенный срок умереть по-человечески. Сам Пэйт — с идиотской фантазией о том, что если сохранить рассудок, «Проклятие» может стать настоящим даром бессмертия и — почти — неуязвимости.       Тогда идея «бессмертия» казалась ему замечательной.       С упорством, достойным лучшего применения, они вдвоем с Крейтоном рыскали по всему Дранглику в поисках возможности добиться своего.       Со временем обоих постигло разочарование. Крейтон убедился, что нет иного способа одолеть Проклятье, кроме как следовать указанием Вестницы и отбирать души у существ, чьи силы в сотни раз превосходили человеческие. Конечно же, исполнять то, что она просит, он не собирался — Крейтон не был трусом, но и самоубийцей тоже. А Пэйт... так и не смог понять, почему рассудок стремительно оставляет одних и веками не покидает других. Мужчины и женщины, слабые и сильные, достойнейшие и презреннейшие — для Проклятия ничто не играло роли.       Осознание бессмысленности происходящего приходило постепенно. Пэйт все также «искал сокровища» в старых замках, не понимая, что он, в сущности, надеется найти. Крейтон все также прикрывал ему спину. А затем...       А затем топор Крейтона перерубил Пэйту шею. И их миры разошлись.       Мучительное, разрушающее рассудок одиночество тоже подкрадывалось постепенно. Вскоре ему пришлось запереть Лисию — в той самой камере, где не так давно спасавший свою жизнь Пэйт закрыл — как он думал, навек — Крейтона. Но на этот раз камера для полой нежити послужила по своему прямому назначению, и вряд ли кто-то решил бы выпустить обезумевшую обезображенную жрицу, беспомощно и злобно глядевшую бельмами глаз сквозь прутья решетки. Беспомощно — и колокольчик, и нож, и все свитки Пэйт у нее сумел отнять.       Потом он вынужден был скинуть в лаву лишившегося рассудка Магеролда. Слава всем богам, старым и новым, их миры тоже разошлись, и Пэйту не пришлось убивать его дважды. Иначе во второй раз он шагнул бы в жидкий огонь вслед за другом, в надежде, что очередная смерть, наконец-то, лишит разума и его тоже. Но тогда он лишь выкинул в лаву железный щит — какой в нем смысл, если нет желания защищать свою якобы «жизнь».       Однажды от костра в Маджуле пропала Вестница, казавшаяся вечной, как небосвод. Старая торговка прошамкала, что та, "значит, выполнила свою миссию, и новый монарх занял Трон. Вот только Проклятие это не сняло. Никаких перемен". На этом месте Мелентия зашлась кашляющим смехом и рассыпалась в пыль. Метка Проклятия под ключицей Пэйта мучительно ныла.       Но старуха оказалась неправа: изменилось. Больше никто не приходил в Дранглик. Целое королевство опустело. Похоже, Проклятие перестало искать новых жертв, зато над старыми решило поглумиться вдоволь.       Пэйт часто поднимался теперь на холм с обелиском. На Солдена было жалко смотреть — у того не осталось душевных сил даже моргать, десятки дней напролет он сидел, не шевелясь и уставившись в одну точку. Пэйт отчетливо понимал, что вскоре то же ждет и его. Имя «Пэйт» продолжало появляться на обелиске, отмечая много сотен смертей, а рассудок так его и не покинул. Конечно, что-то в сознании Пэйта поменялось — не таким человеком он пришел в Дранглик многие годы назад — но не Проклятие было тому виной.       Когда однажды Пэйт шел на холм его поймала за локоть Розабет.       — Пэйт, — в ее шепоте слышалось отчаяние, — Ты ведь еще в своем уме? Он удивленно посмотрел на колдунью и, поборов неуверенность, кивнул. Та, в каком-то почти истерическом порыве, стиснула его в объятьях, наплевав, что еще не так давно она Пэйта на дух не переносила.       — Сегодня меня не узнала Хлоэнн, — пробормотала она ему в плечо.       Пэйт невесело усмехнулся — ей бы радоваться, что бывшая подруга не пыталась ее убить. Ему трижды повезло куда меньше.       — Надо уходить из Дранглика, — прошептала Розабет, а потом подняла голову и твердо посмотрела ему в глаза, — Надо уходить из Дранглика. Проклятие давно никого не поражало, ведь так? Люди сбавили бдительность, облавы на нежить наверняка прекращены, мы можем затеряться в больших городах... Вести нормальную жизнь, — она засмеялась, тоже почти истерически. Розабет не была дурой и прекрасно понимала, что никакой «нормальной жизни» им не светит, — Никто не заподозрит в нас Проклятых.       — ...А даже если нас убьют, — медленно произнес Пэйт, мысленно выстраивая план, не такой уж и безумный, — Мы возродимся у костра Дранглика в сотнях миль, и сможем вновь скрыться в любом другом королевстве. Мир огромен.       Розабет отчаянно закивала. В ее глазах горел огонь. Пэйт почувствовал, как и в нем самом душа — истинная душа — чуть ярче полыхнула черным пламенем.       В землях людей их дороги разошлись. Пэйт подался в наемники, куда исчезла колдунья он не знал, да и не сильно беспокоился. Больше им не суждено было встретиться.       Никто не подозревал в нем нежить — может, помогало отточенное за годы в жизни в Дранглике искусство обмана, а может, Пэйт слишком быстро менял людей, которые его окружали. Он не мог сказать наверняка.       Но Проклятие вернулось, и гораздо быстрее, чем Пэйт ожидал. Центром его стало молодое королевство Лотрик. И хоть Пэйт и пытался держаться оттуда подальше, куда бы он не приходил, везде его встречало одно и то же: массовая истерия, подозрение всего и вся, облавы, новоотстроенные Прибежища нежити. При мысли о возможность попасть в такое Прибежище у Пэйта внутри все холодело: он отлично помнил высасывающее все силы мертвящее одиночество, и не желал испытать его вновь, оказавшись запертым в тесной одиночной камере на проклятую вечность. Но угроза такого исхода с каждым днем становилась все реальнее.       Оставалось одно — променять людей обратно на компанию нежити. Лотрик пал под натиском Проклятия. Дорога Пэйта лежала туда.       — Я знаю, о чем вы сейчас думаете, капитан, — Пэйт дружелюбно улыбнулся. Даже слишком дружелюбно, — Вы думаете, в какой бы момент выбросить меня за борт, а золото, разумеется, оставить себе. Вы, конечно, можете попытаться меня убить, и даже преуспеть в этом деле. Но тогда к моменту, когда корабль вернется в порт, я буду уже ждать вас на берегу, притом в менее добродушном настроении. Окажите любезность, позвольте мне тихо и мирно попасть туда, где я бы вновь смог встретиться с... собратьями по несчастью. Интересно, что на этот раз им предлагают совершить, чтобы «снять» Проклятие...