Касаясь нежно клавиш чувств

Арка будущего       Гокудера поморщился от ощущения неприятной боли в руке, когда он неловко потянулся к дверной ручке. После того боя с Гаммой у храма прошло всего три дня, и раны, нанесённые ему вражеским хранителем грозы, всё ещё напоминали о себе. Так же, как и нежеланные воспоминания о той битве, заставляющие скрежетать зубами от злости, от собственного бессилия. Хаято прекрасно понимал — если бы тогда Хибари не пришёл им с Ямамото на помощь, вряд ли бы они остались в живых.       «Ямамото...» Пальцы Хаято сжали ручку двери до побелевших костяшек. Интересно, простил ли он его за те слова? Слова, которые он произнёс не думая, лишь потому, что не хотел, чтобы всё получилось именно так — с болью, со шрамами. А ведь не вышло.       Глубоко вдохнув, Гокудера из лазарета выскользнул в пустой коридор. Уже была ночь, и потому все на базе спали. Прекрасно, никто не помешает ему подумать. Он знал для этого подходящее место, в котором уже успел принять один раз решение для себя. Пусть оно и было неправильным.       Нажатие кнопки, бесшумное движение автоматических дверей, приглушённый свет, яркая зелень и ощущение свежести. Как Джанинни умудрился создать под землёй небольшой сад — то оставалось загадкой, сколько бы Гокудера не ломал над этим голову. Но всё же этот зелёный уголок пришёлся по душе всем. Днём здесь любили посидеть Хару с Киоко, болтая о всяких девичьих глупостях, а ночью... ночью тут любили бывать те, кто нуждался в ответах. Гокудера уже во второй раз понял, что он не один такой, стоило ему заметить знакомые взъерошенные чёрные волосы.       — Тоже не спится? — он сел на скамейку рядом с Ямамото и украдкой взглянул на него. Парень, казалось, сначала не обратил на него внимания, только смотрел куда-то в гущу цветов, скрестив руки на груди. Но через несколько секунд он всё-таки повернулся к Хаято, и тот затаил дыхание, понимая, что пусть у Ямамото нет шрама на подбородке, нет крошечных морщинок у глаз — он всё же почти не отличается от того Ямамото, чей взгляд тоже притягивал скрытой в нём болью. Гокудера впился пальцами в колено, невольно погружаясь в воспоминания недавних дней, которые он так безуспешно пытался скрыть в глубине души, которые так легко вырвались только из-за одного его взгляда. *** Полторы недели назад       На подземной базе стояла тишина. Её прерывали только тихие шаги — Гокудера шёл просто так, не зная, куда он хочет прийти. Просто бродил по всем этим похожим друг на друга этажам, надеясь, что прогулка без цели отвлечёт его, позволит всё взвесить и понять, поможет осознать, что ему делать теперь — как жить во времени, в котором он пока не значит ничего.       Он понимал, что его переживания, сомнения не настолько велики. Он хотя бы знал, что в этом времени он будет жить. А Десятый умрёт — и он не сможет его защитить. Всё-таки он слаб — что в настоящем, что в будущем. Самозванная правая рука, пустышка, которая не умеет выполнять свои клятвы. Которая пытается избавиться от вины нечестными путями — костяшки пальцев до сих пор горели ощущением отчаянного удара по лицу Ямамото. Гокудере теперь хотелось, чтобы тот врезал ему так же. Ведь он заслужил же.       Только уткнувшись почти что носом в раздвижные двери, Гокудера, наконец, понял, что он забрёл совсем в незнакомый коридор. Возвращаться назад не хотелось. Парень заметил небольшую кнопку и, подумав, всё-таки решил нажать на неё — вряд ли он выйдет из убежища, эти двери не были похожи на главные.       Сначала хотелось зажмуриться — глаза уже отвыкли от казавшейся обычной зелени. Гокудера переборол это желание и оглянулся по сторонам. И замер, заметив знакомую фигуру на уютной скамейке.       — Гокудера? — в голосе повернувшегося к нему Ямамото прозвучало удивление.       Мысли Хаято смешались, проносившись в голове одна за другой. Он всё ещё не знал, как вести себя с этим Ямамото, который через десять лет растерял почти всю свою беззаботность. Он не казался чужим — он просто был немного другим, немного непонятным. И поэтому он тянул к себе.       Решившись, Гокудера всё-таки плюхнулся на сиденье скамейки, чувствуя всё равно непривычную для себя робость. Глаза скользнули по маленькой ссадине у губ Ямамото. Его рук дело.       — Это... Ямамото, — Гокудера кашлянул, всё ещё сомневаясь, может ли он так просто обращаться к человеку, который старше его на десять лет, — извини. Ну за то, что ударил, — он вновь коротко стрельнул глазами на ссадину и продолжил. — И твой отец...Я сочувствую.       На душе стало капельку легче. И хотя он терпеть не мог ни перед кем извиняться, в этот раз его это не бесило.       — Всё нормально, Гокудера. Я же всё-таки понимаю, что для тебя всё это... это тяжело.       Гокудера, собравшись с силами, всё-таки повернулся к брюнету.       — Ты изменился, — тихо проговорил он, внимательно глядя в карие глаза, в которых тут же появились искорки веселья.       — Ты ещё себя не видел, — Ямамото рассмеялся и, протянув руку, потрепал опешившего от такого Гокудеру по волосам. — Хотя в тебе всё равно временами проскальзывает эта мальчишеская ершистость.       Ощущения чужой руки пропало так же быстро, как и появилось. А вот тепло всё равно осталось.       — Сколько мне ещё нужно сделать, — Гокудера всё так же смотрел Ямамото в глаза, — чтобы хоть на шаг стать ближе к тому мне?       Ямамото слегка нахмурился, но тёплая улыбка всё равно не пропала с его губ.       — Не считай себя слабым, Хаято. Ты уже силён, тебе только надо открыть эту силу в себе.       Гокудера сначала подумал, что он ослышался, когда услышал своё имя. Насколько же близок ему Ямамото в будущем, что он называет его так?       Он быстро поднялся, чувствуя, что щёки краснеют. Он затронул что-то чего не должен знать. Но в следующий миг он уткнулся носом в серо-голубую рубашку — Ямамото крепко прижал его к себе, не давая сбежать от всего этого.       — Наверное, скоро я тоже исчезну, став тем Ямамото, которого ты знаешь, — голос брюнета звучал глухо, а его дыхание, казалось опаляло кожу на плече даже сквозь футболку. — Тогда мы с тобой ещё будем только в начале. Пожалуйста, Хаято, не позволяй мне потерять тебя.       Последнюю фразу Ямамото произнёс, уже отстраняя красного до кончиков ушей парня от себя, который, однако, не спешил выпускать ткань его рубашки из пальцев.       — Наверное, я сказал больше, чем должен, — Ямамото слабо улыбнулся. — Я думал сказать эти слова другому тебе, но увы, не успел.       Гокудера молчал, всей душой желая понять, сколько ещё сюрпризов подготовит ему его будущее. Сколько ещё раз он не будет знать, что ему ответить? Может, поэтому он задал такой неожиданный вопрос:       — Откуда у тебя этот шрам?       Ямамото провёл пальцами по выделяющейся тонкой линии на подбородке.       — Пришлось как-то выручать одного горячего парня, который атаковал врага напролом, — от него вновь повеяло теплом.       — Похоже, в этом я так и не изменился, — Гокудера, наконец, разжал пальцы, выпуская измятую ткань.       Ямамото сделал шаг к дверям, но всё-таки обернулся и произнёс:       — Десять лет назад или сейчас, я всё равно тебя защищу. Неважно, сколько получу шрамов. Потому что ни сейчас, ни тогда я не хочу тебя терять. ***       — Чего задумался, Гокудера? — голос Ямамото вырвал Хаято из воспоминаний.       Он ошарашено захлопал глазами, потом уставился в лицо парня напротив. Ямамото. Ямамото из его настоящего, который пока ещё не говорил ему тех слов.       Тогда Гокудера решил — он не позволит кому-то защищать себя. Не позволит, чтобы шрамы, предназначавшиеся ему, стали принадлежать другому человеку. Он ведь всегда так жил — сам за себя. Но, похоже, теперь у него это не получится — этот «кто-то» ему не позволит такой роскоши, не примет такого его решения. Вот упрямый — что сейчас, что десять лет спустя. Ямамото удивлённо ойкнул, когда Гокудера впился пальцами в его плечи, заставляя потянуться к себе.              — Мы с тобой два идиота! — Гокудера чувствовал, что его голос звенит, срывается, как звук сломанного фортепьяно. — Я никому не хочу верить, а ты никогда не сможешь избавиться от желания заставить меня это сделать. И, чёрт тебя дери, у тебя же получается! — Гокудера ещё сильнее впился пальцами в чужие плечи. — Ты всеми путями пролазишь мне в душу, пытаешься добраться туда, куда я вообще никого не пускал!       — Гокудера... — тихо произнёс Ямамото, когда Гокудера замолчал, переводя дыхание и отпуская его плечи, но тот не дал ему продолжить:       — Ты же добьёшься своего, гад...Уже ведь добился.       Ямамото не успел ничего сказать — чужие горячие губы прикоснулись к его быстро, жадно. Не завладевая, не целуя — просто касаясь, робко и как-то по-детски.       Десять лет могут пролететь как секунды, а секунды могут показаться годами — так и было сейчас. Это говорящее, интимное прикосновение не длилось долго, но оно оставило самый яркий отпечаток для каждого из них.       Гокудера, до которого первого дошла вся странность его поступка, отпрянул на другой край скамейки, ругаясь про себя и снова краснея, как полторы недели назад.       — Мы с тобой и правда два идиота, — в голосе Ямамото слышалась приятная, завораживающая хрипотца.       — Ты больший идиот, — огрызнулся по привычке Гокудера, наконец решившись посмотреть на бейсболиста, который тоже напоминал по цвету помидор.       — Гокудера, я... — Ямамото смущённо отвёл взгляд и зарылся пальцами в волосы на затылке.       — А ну молчи! — Хаято прервал его. — А то сейчас скажешь какую-нибудь глупость!       — Ха, наверное, ты прав, — Ямамото улыбнулся.       — И это... спать пора! — подскочил со скамейки Гокудера, которой уже не знал, что делать в этой смущающей ситуации, которую он, впрочем, сам и организовал. Но Ямамото успел ухватить его за руку.       — Подожди, — брюнет на секунду замялся. —Я хотел сказать...Тогда, в бою с этим Гаммой — я думал, он тебя убьёт. Я не хочу, чтоб такое повторилось! Хочешь ты этого или нет, но я всегда встану на твою защиту.       — Вот почему ты такой отчаянный идиот? — Гокудера вздохнул, но всё же не спешил освобождать руку.       — Потому что не хочу тебя терять.       Гокудера знал, что Ямамото так ему ответит. Что сейчас, что десять лет спустя — Ямамото всегда останется Ямамото.       Ещё он знал, что на утро они будут вести себя так, будто и не было этого разговора в саду. Догадывался, что через пару дней они не выдержат. И принял то, что за день до нападения на базу Мильфиоре они снова будут целоваться в том саду — на этот раз по-настоящему, сплетаясь языками и кусая губы друг друга, жадно наслаждаясь каждой секундой до тех пор, пока не будет хватать воздуха, пока не будет шуметь в висках, пока сердце не познает новый ритм.