***
«Замечено: Молли Уизли с отекшими глазами и лицом решила пообедать в Большом зале, но долго не выдержала. Похмелье явно дает о себе знать. Поговаривают, что к тому моменту, когда ее кузина напала на их бывшего (бывшего ли?) парня, Молли была уже пьяна и пропустила все шоу. Но не волнуйся, дорогая, у меня есть видео. Все для тебя. Произошедшее вчера не оставляет никого без вопросов. К моему стыду, я и сама не могу пока найти на них ответы. Но не волнуйтесь: если чему меня и научили эти полгода, так это тому, что все тайное обязательно становится явным. Оставайтесь со мной, нас ждет много чего интересного. Люблю, целую, Сплетница».***
— Мерлин, Стэйси, а ты могла еще дольше собираться? — недовольно пробормотал пятикурсник слизеринец, таща свою подружку за руку по темным коридорам замка. — Сейчас же все уйдут без нас! Стэйси еле поспевала за ним, быстро-быстро перебирая короткими ножками, облаченными в сапоги на высоком каблуке. По коридору за ней тянулся флер приторных духов. — Ради тебя старалась, пыталась нарисовать эти стрелки ровными, а ты даже не оценил! Только ворчать и умеешь. Пошел ты, Ноа. — Зачем тебе эти стрелки? — продолжал возмущаться Ноа. — Ты и так красивая, я даже не заметил ничего. Стэйси приглушенно хихикнула и, скорее всего, покраснела, а потом дернула Ноа за руку и втянула его в неловкий слюнявый поцелуй. Альбус закатил глаза и аккуратно обошел их. Выйдя из Часовой башни, он тут же оказался во внутреннем дворике. Голос Филча, пытающегося заставить третьекурсников построиться по парам, эхом отскакивал от каменных стен замка. Профессор Лонгботтом пытался утихомирить завхоза, параллельно сверяясь со списками. Альбус нашел Доминик не сразу. Она сидела под широкой каменной аркой, закинув ногу на ногу, и со скучающим видом наблюдала за развернувшейся сценой. Ее рыжие густые волосы расплескались по бежевому кашемировому пальто, цеплялись за липкие от красной помады губы. Следы бессонной ночи и усталости были скрыты за слоем макияжа. — Не могла выбрать еще более людное место для приватного разговора? — недовольно поинтересовался Альбус, подходя к кузине и облокачиваясь на один из арочных выступов. Доминик легкомысленно хмыкнула, поведя плечом. — Сейчас все уйдут в Хогсмид, и мы останемся одни. — Понятие одиночества в этом замке очень относительное. — И что? — А то, что нас могут подслушать и донести все Сплетнице. — И что? Альбус потерял терпение: — Ты издеваешься? Доминик, судя по всему, вся ситуация только забавляла. Не сводя взгляд с редеющей толпы младшекурсников, она принялась объяснять: — Сплетница не меньше нас любит скандалы и интриги. Если она хочет качественное шоу, то не будет вставлять нам палки в колеса, несмотря на то, кто и что ей пришлет. — А ты не думаешь, что нас может услышать кто-то из приближенных к Яксли или даже он сам? — А ты не думаешь, что ты слишком параноик? Доминик и Альбус посмотрели друг на друга, обмениваясь тяжелыми взглядами и ведя молчаливый спор. — Подождите нас! Не уходите! Профессор Лонгботтом, сэр! Из башни выбежали Стэйси и Ноа. Они держались за руки, а их лица были раскрасневшимися. Профессор Лонгботом, уже направляющийся к выходу, обернулся и окинул их неодобрительным взглядом. — Мистер Боунс, мисс Гилберт, ну где вы ходите? В следующий раз вас никто ждать не будет. — Не понимаю, почему нельзя было поговорить в своих комнатах. — Альбус вытащил руки из карманов и сложил их на груди. Доминик закатила глаза: — Потому что я задыхаюсь уже в этих подземельях. Мерлин, как же хочется в Хогсмид! Когда там заканчивается наказание? — Через неделю. — И как наши родители выживали в Хогвартсе, посещая Хогсмид четыре раза в год? Пять минут спустя, после того, как Филч, скрепя суставами и отборными ругательствами, вернулся в замок, внутренний дворик опустел. Повертев головой и убедившись, что вокруг никого больше не было, Доминик достала из кармана пальто сигареты Житан, прикурила от палочки и с удовольствием затянулась. Прохладный весенний ветер подхватывал дым от ее сигарет, закручивал и уносил куда-то вверх: туда, где над полуразрушенными сводами внутреннего дворика начала разрастаться розовыми лепестками душистая магнолия. Раздался звон курант. Земля под ногами пошла вибрацией, даже стены векового замка, казалось, задрожали. Альбус обернулся, чтобы взглянуть на огромные часы, что располагались на верхушке башни, ровно в тот момент, когда минутная стрелка встала на отметку «шесть». С такого расстояния через замызганное стекло циферблата невозможно было ничего разглядеть, но Альбуса не покидало ощущение, что оттуда кто-то следил за ними. Возможно, Доминик была права, и он всего навсего забивал голову параноидальными мыслями. — Давай пройдемся, — сказал Альбус, отводя взгляд от часов, когда бой курантов прекратился. В ушах все еще звенело. Доминик кинула на него странный взгляд, но все же встала с нагретого места, уничтожила окурок и кивнула. Альбус спрятал руки в карманы и галантно подставил кузине локоть. Покинув внутренний дворик, они оказались на склоне холма и принялись спускаться вниз. — Что ты придумала? — нарушил первым молчание Альбус. — Кое-что интересное, — уклончиво объявила Доминик, мстительно улыбаясь. — Но для этого нам нужен третий человек. — Только не говори, что это Дж… — Это Малфой. Альбус резко остановился на месте и развернулся лицом к кузине с нечитаемым выражением: — Никого лучше не было? — Лучше некуда. — Категоричное нет. — Да почему? — Тот же вопрос. Почему Малфой? — А я объясню, — воодушевленно произнесла Доминик, беря Альбуса снова под локоть и возобновляя шаг. — Знаешь, с кем помолвлен Яксли? — С… Малфоем?.. — неуверенно протянул Альбус. — Лучше. С Кристал Руквуд. — Стой, ты знала об этом? — Совсем недавно узнала. Уже после того, как Яксли меня бросил. — И ты думаешь, что раз девушка, — Альбус выделил это слово особенно ядовитым тоном, — Малфоя помолвлена с Яксли, то он с радостью поможет нам отомстить за нашу кузину? Доминик раздраженно возвела глаза к небу: — Нет, у Малфоя будут свои мотивы, на Руквуд ему плевать. Но через него мы сможем подобраться к ней, а через нее — к Яксли. Легко. — Будут? — Да, у меня есть кое-какая информация для него. Яксли становится излишне болтливым после хорошего секса. — Избавь меня от подробностей, — скривился Альбус. Медленным шагом они подходили к хижине Хагрида. — Все еще не вижу причин доверять Малфою. К Яксли можно подобраться и без посредников в лице его «друзей». — Малфою можно доверять в этом вопросе, — заверила его Доминик. — Мы с ним уже работали вместе. — Что? — Джейн Мэтисон, шестой курс. — Так это были вы? — пораженно переспросил Альбус. Доминик легкомысленно пожала плечом, награждая его горделивой улыбкой: — Стерва заслужила. — С ума сойти. — Теперь моя очередь задавать вопросы, — заговорила Доминик уже серьезным тоном. — Что случилось между вами с Малфоем? Кадык Альбуса коротко дернулся, но сам он продолжал держать лицо несмотря на то, что был уверен: Доминик о чем-то догадывалась. — Ничего не случилось. Я просто не доверяю ему. — Но мне-то ты доверяешь? — Вопрос с подвохом? — Именно. Ответственность за лояльность Малфоя я беру на себя. Просто не думай об этом. — Доминик сузила глаза в опасном прищуре. — Если, конечно, нет чего-то еще, почему ты не хочешь работать с ним. Альбус понял, что попал на крючок. Стоило дернуться — и он распорол бы ему все внутренности. Поэтому оставалось лишь покорно проглотить наживку и принять свое поражение. — Хорошо. Договорились. Доминик восторженно захлопала в ладоши.***
— Иногда мне кажется, будто Иисус хочет связаться со мной. Я слышу его голос между строчек песен Селестины Уорлок. Терпеть не могу ее, но у отчима дохрена ее пластинок, так что это вроде как саундтрек моей жизни. Моей дерьмовой жизни. Вы никогда не думали, что, возможно, наше существование — иллюзия. Что мы просто плод чьего-нибудь воображения? Возможно… — Уолли, ты немного отошел от темы. — Да? Простите. Так вот, Селестина поет «ты живешь лишь в Омуте моей памяти», а Иисус такой «Уолли, это я, возьми трубку». Я его игнорирую, а он все громче и громче. В итоге мне приходится переть к Лорене, покупать у нее пыльцу и занюхивать, чтобы встретиться с ним. — А ты не мог просто не слушать песни Селестины? Надеть наушники, уйти из дома? — Нет. В детстве мама говорила, что Иисус всегда со мной. Я знал, что от него никуда не убежать. Роксана широко зевнула до треска в ушах и осмотрела присутствующих. Никто не смеялся над Уолли просто потому, что никто не слушал его. Лишь мисс Разерфорд вела с ним непринужденный диалог, будто то, о чем он говорил, имело смысл. Групповые терапии были полным отстоем. Четыре раза в неделю к ним приходила мисс Разерфорд — психолог, — собирала в круг и начинала копаться в мозгах. Заставляла рассказывать о себе, о своей жизни, проблемах и прочей ерунде. Она сама была бывшей наркоманкой, плотно подсевшей на героин после войны, в которой потеряла всю семью, но смогла перебороть зависимость и теперь помогала таким же, как она когда-то. Вот только Роксане ее помощь была не нужна. Ей вообще, если честно, ничего не было нужно. Время здесь теряло смысл. Тут не было телефонов, сюда не доставляли газет, и Роксана не знала, сколько времени проторчала в этой клинике. Чувствовалось как вечность, а на деле могло быть лишь парой недель. Можно было бы отсчитывать дни, но для этого их надо было хотя бы различать. У Роксаны не получалось. Иногда она не понимала: проживает ли новый день или переживает предыдущий? Реально ли все или она спит? Идет ли время или оно замерло на месте? Каждый день происходило одно и то же: подъем, завтрак, прием лекарственных зелий, осмотр у колдомедика, групповая терапия, обед, дневной сон, свободное время, посещения, ужин, отбой, подъем, завтрак… Первые дни Роксана скучать не успевала — весь мир тогда просто перестал существовать, сузившись до размеров маленькой точки, в которой были сконцентрированы лишь боль и страдания. Роксане хотелось лезть на стены, выть на луну и сдирать с себя кожу голыми пальцами — лишь бы позволили понюхать, закинуться или выкурить. Иногда от боли и усталости она просто вырубалась, и ей снились лица. Лица матери, отца, Фреда, Альбуса, Фитца, Макгонагалл… Они смотрели на нее осуждающе, качали головами и плотно сжимали губы в тонкую полоску. Роксана кричала на них, чтобы они отстали от нее, чтобы засунули свое осуждение куда подальше, но вместо крика из горла доносился лишь сдавленный хрип. А потом она просыпалась в холодном поту от пронзившей все тело боли и уже кричала во весь голос, заставляя санитаров сбежаться в ее палату. Со временем Роксана перестала обращать внимание на боль и кошмары, перестала кричать и царапать пальцами стены. Санитары приняли это за хороший знак, начали пускать к ней посетителей и перевели в двухместную палату с персиковыми стенами. (Палаты здесь, кстати, называли комнатами, как бы отрицая всю концепцию лечебницы.) Соседнюю кровать занимала Алиша — просто Алиша, фамилии в этом месте не разглашались. На вид ей было лет двадцать пять, ее фиолетовые волосы отросли черным от корней, и она была чокнутой. Типа реальной чокнутой, даже хуже, чем Уолли. Руки Алиши были покрыты мелкими порезами, которые никто не смел удалить заклинаниями, потому что она грозилась наделать себе новых. Большую половину дня она неподвижно сидела у окна и не сводила взгляд с бушующего моря. Как-то раз Роксана проснулась посреди ночи от очередного кошмара и увидела, что Алиша сидела на своей кровати и смотрела прямо на нее. Пару раз мисс Разерфорд приглашала Роксану на тет-а-тет разговор к себе в кабинет. Кабинет был небольшим, уютным и пропахшим древесиной. Кругом стояли горшки с растениями, на стенах висели мотивационные плакаты, а в углу был установлен небольшой Омут Памяти. Сама мисс Разерфорд сидела в накрытом клетчатым пледом кресле: ее каштановые вьющиеся волосы были собраны в пучок на затылке, а выпавшие пряди обрамляли бледное скуластое лицо. Она не носила строгие костюмы и голубые блузки, как обычно это делают психологи — вместо них были потрепанные джинсы, мешковатые толстовки и протоптанные конверсы. Возможно, так она думала, что может стать ближе к своим пациентам, если они будут видеть в ней кого-то, равного себе. — Роксана, расскажи, как ты попала сюда? — У меня случилась передозировка, очевидно же. — А как это произошло? — Меня накачал какой-то мудак. — В прошлый раз ты говорила, что это произошло после похорон твоей бабушки. — Раз помните, то зачем тогда спрашиваете? — Потому что я хочу, чтобы ты рассказала мне правду. Когда между сеансами с мисс Разерфорд, медосмотрами и реабилитационной терапией выдавалось свободное время, Айзек из девятой комнаты собирал всех в саду позади дома и придумывал какую-нибудь дичь. В один день все вынесли из библиотеки по книге и зачитывали вслух рандомные строчки. Роксана сидела вдали от них, развалившись на лавочке под ветвями сирени, и радовалась, что ее крыша еще не настолько поехала, как у этих ребят. В саду вообще было здорово посидеть иногда. Растения, благодаря магии, росли прямо из пляжного песка, но их невозможно было сорвать без помощи палочки (Роксана пыталась, в попытке найти хоть что-то, что можно было бы засушить и скурить). Вдоль вымощенных камнем широких дорожек стояли деревянные лавочки, шахматные столики, росли фигурные кусты — все выглядело как голубая мечта аристократа. Роксана любила проводить тут время, но часто не получалось — от долгого пребывания на солнце и свежем воздухе у нее начинала раскалываться голова и становилось невероятно тяжело на душе. Поэтому, спустя полчаса Роксана возвращалась в свою палату, игнорировала сидящую у окна Алишу и заваливалась спать до тех пор, пока ее не будил санитар для очередной проверки или ужина. — Ты хочешь избавиться от своей зависимости? — Полагаю, я просто должна… — Кому должна? — Отцу. Фреду. Я заставила их помучиться. — А ты не хочешь бросить ради себя самой? — Это не имеет никакого смысла. Ради себя самой я принимала наркотики. — А так ли это? — Что вы имеете в виду? — Какова причина? Почему ты приняла наркотики в первый раз? — Вы меня запутали. Я не хочу говорить об этом. Фред и отец приходили почти каждый день по очереди. Фред приносил бургеры и картошку из «Золотого Котла», папа — заботливо приготовленные тетей Джинни тосты из авокадо и грибной крем-суп. Они рассказывали про новую продукцию в WWW, про то, как обстоят дела в турнирной таблице Лиги Квиддича, и что показывали в последнем эпизоде «Лучший пекарь Британии». Роксана внимательно слушала их, так и не прикасаясь к еде, и ненавидела себя за темные мешки под глазами Фреда и седые волосы в шевелюре отца. Помимо еды и новостей из реального мира они приносили с собой свежие письма от кузенов. Среди них были Роуз, Хьюго, Молли, Джеймс… Но больше всего писем приходило от Альбуса. Иногда конверты были плотными, иногда — тонкими; в какие-то дни имя адресата было подписано изумрудными чернилами, а в какие-то — черными. Все они так и оставались нераспечатанными и закинутыми в дальний угол прикроватной тумбочки. — Расскажи о своей маме. — Вы имеете в виду о той женщине, что родила меня? — Пусть будет так. — Ее зовут Анджелина. И она свалила в долбанную Австралию. — Почему, ты думаешь, она поступила так? — Потому что она эгоистичная тварь. — Роксана, мир не черно-белый. Мотивы каждого человека можно понять и объяснить. — Даже мотивы Темного Лорда? — Даже… даже его, да. Но мы сейчас говорим о твоей матери, а не о Темном Лорде. — Ага, к сожалению. Уверены, что не хотите сменить тему? Уолли продолжал нудно жужжать на фоне. Роксана притянула к себе колени, обхватив их руками, и положила на них подбородок. Окна комнаты для терапии выходили в сад. Под сочным апельсиновым деревом бродил Густаво — местный повар — и срезал при помощи палочки спелые фрукты, отправляя их в плетеную корзину. На обед готовился апельсиновый пирог. Айзек будет в восторге. Уолли, наконец, закончил говорить. Очередь от него перешла к какой-то девушке, чье имя Роксана не помнила. Между ними находился всего один человек, и это значило, что пора было сваливать. Как ни в чем не бывало, Роксана встала со своего места и направилась в сторону выхода. Затылком она чувствовала усталый взгляд мисс Разерфорд, направленный на нее. Они обязательно поговорят об этом во время индивидуальной сессии. — Что приносит тебе счастье? — ЛСД, ксанакс, тентакула… — Я не о наркотиках. Что приносит тебе счастье помимо этого? — Я… я не помню. — Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Тебя никто не торопит. — Я не знаю. Квиддич, может. Видеть раздосадованную рожу Джеймса, когда я ловлю снитч первой. — Джеймс это ловец команды противников? — Нет. Он не ловец, просто охотник. И по совместительству мой несносный кузен. — У вас большая семья, так ведь? С кем у тебя самые близкие отношения? — Ну, с Фредом, очевидно. И с Алом. — Ал… Разве воспоминания о нем не приносят тебе счастья? — Нет. Все, что я сейчас помню… Мерлин, это дерьмово. Мы много ссорились в последнее время. Я думаю, что много, но не помню. Фред сказал, что он спас мне жизнь. А я даже не могу прочесть его письма, написанные мне, и ответить на них. — Почему? — Не знаю. — Если я попрошу тебя прочесть его письма прямо сейчас, что ты почувствуешь? Что будет сдерживать тебя на месте? — Я… Черт… Не знаю, говорю же. — Ты боишься, что там может быть написано что-то неприятное? — Нет. Я боюсь, что если я прочту его письма, то внешний мир начнет существовать для меня. Здесь и сейчас я как будто в каком-то коконе, понимаете? Есть только этот особняк, море и сад. Тут время застыло на месте, а каждое утро на завтрак противная каша, будто раз за разом я вхожу в один и тот же день заново. Но так только у меня. У Альбуса жизнь продолжается. У всех. Кроме меня. И мне кажется, что если я прочту письма, то я запущу процесс. Бесцельно побродив по библиотеке и понаблюдав за начавшим бушевать морем, Роксана решила вернуться в палату. Наверняка там, как всегда, сидела Алиша, занимаясь своим сумасшедшим «ничем», и слегка пахло готовящимся обедом. Роксана поднималась по лестнице, когда ей донесся в спину тихий голос: — А сваливать с групповой терапии некрасиво. Ожидая увидеть очередного фрика, вроде Уолли или Алиши, Роксана вяло обернулась. В тени под лестницей кто-то стоял. — Отвали. — Хочешь апельсин? Из тени вышел парень. У него были темные кудрявые волосы, такие же темные, блестящие озорством — как у папы временами — глаза и светлое скуластое лицо. Он был высоким, худощавого телосложения и держал в своих широких ладонях по апельсину. — Что? — переспросила Роксана, впав в ступор. Парень казался галлюцинацией. Она никогда не видела его здесь прежде. — Апельсин, — повторил он терпеливо, протягивая ей зажатый в правой руке фрукт, словно был падшим ангелом, соблазняющим Еву запретным плодом. — Стащил у Густаво из корзины, пока тот болтал с садовником о погоде. — Воровать фрукты у Густаво — некрасиво. — Туше, — парень криво усмехнулся. — Я — Скай. — Роксана. — Так что, будешь апельсин, Роксана?***
Они сидели на ступенях лестницы, ведущей в сад, и ели апельсины. Сок стекал по подбородку и рукам Роксаны, заливая браслет с данными и капая на футболку Фреда. Есть что-то такое сочное и вкусное было непривычно — рот неприятно вязало, уголки потрескавшихся губ жгло, но она не обращала на это внимания. К ней внезапно вернулся аппетит. Скай неустанно болтал. Из его хаотичного рассказа Роксана поняла, что его помещали в эту клинику уже второй раз, а до этого он объездил почти все реабилитационные клиники Королевств (а так же побывал в Испании и Швейцарии). — Тебе сколько лет-то? — спросила Роксана хмуро, выплевывая косточку от апельсина себе под ноги. — Двадцать один. А тебе? — Двадцать. Скай проворно схватил ее за руку и развернул запястьем вверх, читая надпись на браслете. Черным по белому возле имени Роксаны значился ее возраст — шестнадцать. — Врунишка, — по-доброму засмеялся Скай, качая головой. Роксана раздраженно выдернула руку из его хватки и швырнула в него кожуру от апельсина. — Ты чего такой довольный? На курорт что ли приехал? Скай с наслаждением потянулся, подставляя лицо легкому ветру: — А с чего мне не быть довольным? — С того, что мы заперты в частной тюрьме с мозгоправами и фриками? — Роксана смотрела на Ская с возмущением. Тот, казалось, не замечал ее настроя, продолжая жмуриться, словно низзл. — Я побывал во многих рехабах. Строгого режима и не очень. И поверь мне, Роксана… — произнёс он ее имя, как-то по-особенному смакуя. — Здесь — все пять звезд. — И все же мы тут против своей воли, заперты от остального мира. — А зачем тебе остальной мир? — Скай повернулся к Роксане и заглянул ей в глаза. — Там взрослая жизнь, в твоем случае — школа, нудящие предки и вечные обязанности. А тут ты живешь спокойно возле моря, тебя кормят пять раз в день, а в качестве бонуса — огромная библиотека и сладкие апельсины. — Ты на удивление счастлив для наркомана в принудительной завязке. Скай как-то загадочно улыбнулся: — Тебе так не терпится вернуться в реальный мир? — спросил он, устремляя свой взгляд вдаль. Роксана замолчала, принимаясь безжалостно раскурочивать половинку апельсина. Запах цитруса особенно ярко выстрелил в воздух. Хотелось ли ей вернуться в реальный мир? Она не знала. Возможно, ей хотелось бы вернуться на пару месяцев назад, еще до того, как весь этот кошмар с наркотиками начался, но только при условии, что ей не придется проходить через это снова. Сейчас же Роксане казалось, что вся ее жизнь — та, прежняя, оставшаяся в Хогвартсе — была безвозвратно испорчена, как тот апельсин, над которым она продолжала измываться собственными руками. Но и оставаться в этом месте она тоже не хотела. Ее уже физически тошнило от сеансов мисс Разерфорд и стряпни Густаво. — Не знаю, — наконец ответила она. — Я не хочу быть ни там, ни здесь. — А что ты хочешь? Роксана усмехнулась и устремила мечтательный взгляд в небо: — Летать хочу. Скай насмешливо фыркнул: — И всего-то? — А что, мало? — Пошли со мной. Он вдруг резко поднялся на ноги и, откинув кожуру от апельсина под близстоящий куст, протянул Роксане свою липкую ладонь. Та пару секунд смотрела на нее в недоумении. — Что ты задумал? — спросила она, переведя взгляд на его лицо. Оно словно искрилось от возбуждения и какой-то идиотской детской радости. Скай нетерпеливо закатил глаза и пошевелил пальцами своей руки, призывая Роксану. Он не хватал ее без спросу и не тащил куда хотел насильно, а позволял сделать выбор самой. — Доверься мне. Тебе точно понравится. Роксана обхватила его ладонь, позволяя поднять себя с места. Через пять минут они стояли напротив неприметной ветхой двери, ведущей в подвал особняка со стороны моря. — Ты же понимаешь, как жутко все это выглядит со стороны? — пробормотала Роксана издевательски, косясь на Ская. Тот возбужденно кивнул, присел на корточки и принялся шарить в песке перед порогом. Наконец, он издал победный клич и выудил из песка маленький ключ, одиноко висящий на белой веревке. Роксана удивленно округлила глаза. — Что там? И откуда ты… Скай, высунув от усердия язык, пытался открыть дверь: — Я успел обзавестись связями среди санитаров и персонала, пока отдыхал здесь в первый раз. У них тут не такой уж и большой оклад, так что всего за пару сотен галлеонов их глаза мигом закрываются, а языки развязываются. — Замок щелкнул, и дверь со скрипом отворилась на пару дюймов. Скай не спешил распахивать ее полностью, выжидая драматичную паузу. — Ты знала, что после отбоя санитары играют в квиддич? Проигравшая команда берет себе дополнительную смену. — Нет… — осторожно произнесла Роксана, не сводя с него взгляда. Она начала догадываться, что происходит, и почувствовала, как сердце забилось чаще. Скай расплылся в самодовольной улыбке и толкнул дверь. Роксана зачаровано наблюдала за тем, как постепенно дневной свет выхватывал из темноты крошечный чулан, до отказа забитый метлами. Она уже чувствовала, как фантомный ветер трепал ее волосы и забирался под одежду. Словно пребывая в трансе, Роксана сделала шаг вперед, но, опомнившись, затормозила. — Что ты хочешь? — спросила она, повернувшись к Скаю. — Полетать, очевидно. — Тот закатил глаза со снисходительной легкостью. — А от меня что ты хочешь взамен? — Скай уже было открыл рот, чтобы ответить в своей привычной манере, но Роксана продолжала. — Тебе нужен секс? Улыбка моментально сползла с его лица, кажется, впервые за весь день. — Не все в этом мире определяется товарными отношениями, Роксана. К тому же, ты все еще несовершеннолетняя. Скай полез в чулан и пошарил там пару секунд, прежде чем выудил из общей кучи две более-менее презентабельного вида метлы. Роксана все это время стояла позади, переваривая его слова. Было стыдно. — Прости, — наконец произнесла она. — Просто я привыкла, что… Она вспомнила Фитца. Его потные ладони, похотливый взгляд и липкое дыхание над ее ухом. Слова застряли в горле. — Все нормально, — тихо произнес Скай, растолковывая молчание. — Я тоже был там. Я знаю. Роксана благодарно кивнула ему, избегая смотреть в глаза, и приняла из его рук метлу. Все проблемы тут же отошли на задний план. Метла была старой — на затертом древке виднелись призрачные золотые очертания букв: «Нимбус-2003». Прутья торчали во все стороны и местами были обломаны, но все это не имело значения. — А если нас увидят? — спросила она. Резким движением ноги Скай захлопнул дверь чулана и, щурясь, посмотрел на облачное небо: — Если будем летать над особняком, то нас никто не заметит. Но надо быть осторожными. А к следующему полету я попробую достать палочку, чтобы мы могли снять защитный барьер и улететь подальше. — Он вдруг спохватился. — Только при условии, что ты никуда не сбежишь. Роксана заглянула в теплые глаза Ская и поняла, что сбегать в ее планы пока не входило. Они оседлали метла и оттолкнулись ногами от земли. Соленый морской ветер тут же швырнул отросшие волосы Роксаны ей на лицо, и она засмеялась. В ту же секунду весь остальной мир перестал существовать. Роксана рассекала воздух с такой скоростью и ловкостью, будто в последний раз летала вчера, а не месяцы назад. Казалось, протяни она руку — и сможет коснуться облаков, обнять весь мир и окунуться в солнечные лучи. — Ну как? — донесся до нее приглушенный голос Ская. Роксана обернулась. Он находился в паре ярдов от нее, с его кудрявыми волосами играл ветел, а в глазах застыл восторг. — Охуенно! — крикнула Роксана, не заботясь о том, что ее мог кто-то услышать. Пики крыш особняка мелькали внизу. Можно было сдать чуть вниз и пробежаться по ним. Немного поодаль яркими красками брезжил сад. Пролетая над ним, Роксана почувствовала, как соленый воздух резко насытился ароматом апельсинов и сирени. Это было настоящим волшебством. Роксана поднялась на пару ярдов выше, а затем, покрепче перехватив древко метлы, резко спикировала вниз. Желудок сделал кульбит. На секунду показалось, будто уши слышали привычный вой толпы, собравшейся на игру. Роксану охватил привычный азарт. Она летела вперед, не разбирая дороги, стремительно набирая скорость, пока до нее не донесся крик Ская: — Осторожно! Роксана не успела отреагировать, как послышался треск метлы. Всем телом налетев на невидимую преграду, она полетела вниз. Рев толпы усилился. От приземления на мягкий песок пляжа из груди выбило весь воздух. Роксана скорчилась, отчаянно ловя его ртом, но в легкие будто поместили вакуум. В глазах потемнело. Когда зрение прояснилось, она увидела Ская. Тот навис над ней, что-то бормоча, а лицо его выражало испуг. Роксане стало смешно. — Ты чего… ты чего смеешься, больная? — услышала она голос Ская, словно сквозь пелену. Собственный смех звучал оглушительно громко. — Ты напугала меня до усрачки, ты понимаешь это? — Что… — попробовала проговорить Роксана между приступами смеха. — Что случилось? — Ты налетела на защитный барьер. Ская, казалось, опустило. Облегченно выдохнув, он устало откинулся на песок, уложив свою голову рядом с Роксаной. — Это было… — она замялась, не в силах подобрать подходящее слово. — Спасибо. Дыхание восстановилось. Спина немного ныла, но бушующий в крови адреналин заглушал всю боль, усиливая эмоции. Роксана никогда не чувствовала себя такой свободной. Повернув голову она посмотрела на точный профиль Ская. Тот, почувствовав ее взгляд, повернулся к ней. Внезапно, Роксане до боли в пальцах захотелось прикоснуться к его лицу. В следующую секунду она рывком приблизилась к нему и поцеловала в губы. Скай ответил сразу же, будто только этого и ждал. Где-то на фоне шумело море и отдаленно пахло цветами. Зыбкий песок путался в волосах, в одежде и перекатывался на губах. Через некоторое время Скай оторвался от Роксаны, чтобы перевести дыхание. Несколько мгновений он смотрел в ее искрящиеся глаза, а потом полез в карман и достал оттуда небольшой пакетик с голубыми таблетками. Глаза Роксаны широко раскрылись, а сердце забилось еще чаще, если такое было возможно. Заметив это, Скай довольно улыбнулся и облизнул успевшие пересохнуть губы. — Готова для второго захода?