Сплетница

— Знаешь, когда перед твоим отъездом в Хогвартс я говорил, что надо отрываться, я имел в виду не это. — Роксана наградила Фреда убийственным взглядом. — Что, еще слишком рано шутить на эту тему? Папа достал из корзины бумажный сверток с горячими крестовыми булочками и отвесил Фреду подзатыльник. Они сидели поверх клетчатого пледа, расстеленного прямо на сочной зеленой траве в саду реабилитационного центра. Вокруг на таких же пледах устроились остальные пациенты со своими семьями. В честь Пасхи сюда набежало кучу народа, и Роксана, успевшая за три месяца отвыкнуть от такого количества нормальных, не являющихся наркоманами в завязке людей, чувствовала себя максимально некомфортно. А еще, возможно, дело было в том, что таблетка ЛСД, которую она приняла из рук Ская с утра, заканчивала свое действие. — Мисс Разерфорд говорит, что ты по-прежнему не хочешь идти с ней на контакт, — как бы между делом обронил папа, раскладывая на тарелке шоколадные яйца в пестрой обертке цветов WWW. — Роксана, она ведь хочет помочь. — Пап, это просто немного стремно — сидеть и изливать ей свою душу, пока она прикидывается, будто ей есть до меня дело. — Роксана оторвалась от созерцания попыток Уолли разбить куриное яйцо об свой лоб и посмотрела на отца. Его сильно поседевшие волосы все еще хранили отголоски бойкого рыжего, и это было особенно заметно под лучами весеннего солнца. — К тому же, я и без ее сессий чувствую себя гораздо лучше. — Правда? — в один голос с Фредом переспросил папа, а на их лицах расплылись одинаково-гордые улыбки. Роксана даже не испытывала угрызений совести. — Да, правда, — ответила она, закатив глаза. Мимо пробежала стайка наколдованных кем-то пасхальных кроликов и принялась поедать рассаду помидоров Густаво. Роксана представила, как вытянется лицо местного повара и как он разразится гневными итальянскими ругательствами, когда увидит, что случилось с его урожаем, и тихонько прыснула. И тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, Роксана увидела Ская. Он стоял на балконе второго этажа, оперевшись локтями на мраморное ограждение, и смотрел на нее, улыбаясь. Ветер играл с его отросшими темными кудрями и трепал полы его распашонки. Роксана поспешно отвела взгляд, надеясь, что папа и Фред ничего не заметили. Ей хотелось, чтобы праздничный обед поскорее закончился и она снова смогла проскользнуть в комнату Ская, чтобы принять от него таблетки и поцелуи. Он был ее спасением. Дни и ночи напролет они проводили в его комнате, выходя оттуда лишь для того, чтобы показаться на групповой терапии, пообедать или полетать над морем. Санитары, которым платил Скай, делали вид, будто не замечают пустующей кровати в комнате Роксаны и раз в неделю оставляли за книгами пятого стеллажа бумажный пакет с таблетками и зельем, которое нейтрализовало следы наркотиков в крови. Его Скай и Роксана принимали перед очередным сбором анализов. Они не занимались сексом, несмотря на то, что Роксана очень хотела, особенно после экстази. У Ская были какие-то невъебенно-непоколебимые принципы — он отказывался «совращать несовершеннолетнюю», но при этом каждый раз после страстных поцелуев у него стоял. Они просто проводили каждую ночь в объятиях друг друга, а Роксану больше не мучили кошмары. Стены комнаты Ская были обклеены множеством разноцветных стикеров с абсолютно разной информацией. Он рассказывал, что это случилось после того, как он принял особенно большую дозу эльфийской пыли и очнулся на следующий день в очередном рехабе с абсолютным провалом в памяти. Постепенно память начала восстанавливаться, но время от времени какие-то фрагменты его жизни словно выпадали, и ему приходилось записывать мелкие детали, чтобы не забыть. Например, желтый стикер говорил о том, что его зовут Скай. На розовом было написано: «Роксана любит, когда я ее целую в шею». На голубом — «Не ешь фокаччу, которую Густаво готовит по субботам». Желтый напоминал о том, что «Холлихедские Гарпии» являются победителем прошлого сезона Лиги Квиддича. Иногда, когда он не видел, Роксана оставляла ему свои послания на стикерах. Обычно это были строчки из песен Кендрика Ламара или что-то вроде: «Ты жутко храпишь по ночам». Пасхальный обед закончился, и папа с Фредом отправились домой, пообещав заглянуть еще через пару дней. Роксана сжимала в руках очередную пару плотных конвертов, подписанных именами кузенов, и возвращалась в особняк, предвкушая времяпровождение со Скаем, когда ее окликнули в спину. — Роксана! Мисс Разерфорд сидела в тени апельсинового дерева поверх расстеленной на зеленой траве джинсовке и игралась серым кроликом. Ее вьющиеся каштановые волосы выли сцеплены на затылке палочкой, а бледная кожа покраснела от долгого пребывания на солнце. Рядом стояла полупустая корзина с едой. Роксана нехотя остановилась перед входом в особняк и развернулась в сторону психолога: — Ну что? — недовольно переспросила она, незаметно пряча письма в карман брюк. Мисс Разерфорд, добродушно улыбаясь, похлопала рукой по траве возле себя. — Терапия только завтра по расписанию. — Это не терапия. Я просто хотела поговорить с тобой в непринужденной обстановке. — Роксана не двигалась с места. — Если поговорим сейчас, то завтра на терапию можешь не приходить. Разумно предположив, что «непринужденная беседа» в саду куда лучше двух часов в душном кабинете, Роксана, недовольно закатив глаза, побрела в сторону мисс Разерфорд и упала на траву возле нее. — Как прошел обед с братом и отцом? — Нормально. — Скучаешь по ним? Роксана пожала плечами, щурясь в сторону стоящего в зените солнца: — Не особо. Они же постоянно приходят. — А по остальным? Она помолчала пару секунд, обхватывая руками свои колени: — Да. — По кому именно? Или по чему? — По Альбусу, по его занудству. По Люси и ее забавным рыжим хвостикам. По Роуз, по Молли, по Хью, Луи и Лили. Даже по Доминик и Джеймсу скучаю. — Роксана закусила нижнюю губу. Ей нравилось здесь, — вдали от дома и рядом со Скаем — но иногда тоска по дому захлестывала ее с головой. Мисс Разерфорд задумчиво склонила голову, проходясь по Роксане рентгеновским взглядом. Кролик продолжал копошиться около ее ног, играясь со шнурками от кед. — Если ты скучаешь по ним, то почему по-прежнему не читаешь их письма? — Потому что боюсь, что тогда начну скучать сильнее. Роксана достала из кармана смятые конверты и провела пальцами по плотной бумаге. Одно письмо от Альбуса, другое — от Хьюго. В памяти пронеслись обрывки воспоминаний из прошлого: совместные праздники в Норе, квиддичные матчи, скучные уроки и полные драйва вечеринки в подземельях. Казалось, это все было в другой жизни и больше не имело никакого отношения к ней. — Нет ничего плохого в том, что ты начнешь скучать по ним сильнее, — спокойно произнесла мисс Разерфорд, кладя руку на плечо Роксаны в поддерживающем жесте. — Это будет стимулировать тебя поскорее пройти лечение, чтобы быстрее выписаться из клиники и вернуться домой. Роксана сморгнула навернувшиеся на глаза слезы и устремила взгляд перед собой: — Когда меня выпишут? Я хочу домой. Мисс Разерфорд сочувственно поджала губы: — Когда с тобой все будет в порядке. — Но со мной все в порядке. Она коротко покачала головой: — Роксана, мы не всемогущие. Мы не сможем тебе помочь до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. Роксана посмотрела на психолога озадаченным взглядом и вдруг поняла. Она все знала. Знала про таблетки, про ночные побеги и про полеты над морем. И все еще общалась с ней так, будто у нее была какая-то надежда на спасение. Скинув руку мисс Разерфорд со своего плеча, Роксана резко вскочила с места и поспешила скрыться в особняке. Скай, как и ожидалось, был в своей комнате. Он сидел на кровати, сложив ноги по-турецки, а вокруг него разноцветными кучками валялись крошечные оригами из стикеров. Не заботясь о том, что могла смять их, Роксана забралась с ногами на кровать, подползла ближе к Скаю и обняла его за талию, прижимаясь всем телом. Его длинные пальцы тут же погрузились в ее спутанные волосы, принимаясь успокаивающе поглаживать. — Что случилось? — спросил он тихо, не смея нарушить повисший между ними уют. Роксана хмуро помотала головой: — Мисс Разерфорд опять забралась в мою голову и делала вид, будто хочет помочь. Скай хрипло засмеялся, взял ее лицо в свои ладони и чуть отстранился, чтобы заглянуть в него: — Не обращай на нее внимания. — Он легонько чмокнул Роксану в нос, а потом достал из кармана брюк розовую таблетку и положил ее себе на язык. — Важны только ты и я. Роксана прикрыла глаза и с нежностью припала к его рту, принимая в себя таблетку. Только он и она. Остальные ей были не нужны.

***

Остывшая порция фаршированного ягненка так и оставалась нетронутой на тарелке Молли с самого начала пасхального ужина. Аппетита не было совсем, лишь легкий мандраж, сопровождаемый сухостью в горле и подрагиванием рук. Молли потянулась за бокалом и сделала небольшой глоток тыквенного сока, чтобы смочить рот. Родители, казалось, не замечали ее состояния. За столом и без того царила напряженная атмосфера: они успели поругаться прямо перед ужином из-за того, что отец опоздал на полчаса. — Почему мы не поехали праздновать в Нору в этом году? — подала голос Люси, понуро ковыряя в тарелке остатки пасхального торта. Каждую Пасху, как и Рождество, семейство Уизли-Поттеров собирались в Норе, накрывали огромный стол, красили яйца, пекли крестовые булочки и играли в квиддич на заднем дворе. В этом же году традицию пришлось нарушить. — Малыш, бабушка Молли отправила совой письмо — дедушка Артур себя неважно чувствует. Ему может стать только хуже от большого скопления людей в доме. Так что в этом году празднуем в узком кругу, — мягко пояснила мама. — Но завтра мы можем наведаться к Биллу и Флер, если вы хотите. Они приобрели парусный катер и приглашали нас присоединиться к их небольшому плаванию. Что думаешь, Перси? Отец, даже не отрываясь от разделывания ягненка в своей тарелке, отстраненно закивал: — Я сверюсь со своим расписанием и дам знать. Улыбка на лице мамы дрогнула, но, тем не менее, она ничего не сказала, лишь взмахнула палочкой, отчего графин с соком поднялся в воздух и принялся самостоятельно доливать напиток в опустевшие бокалы. Молли понимала, что сейчас было не самое лучшее время для того, чтобы признаваться родителям, но больше она ждать не могла. К тому же, в каком бы расположении духа они не находились, ее новость все равно их разозлит, так что терять было нечего. Она прикрыла глаза на секунду и попыталась представить их реакцию. Мама наверняка будет плакать, а отец кричать, обвиняя ее в плохом воспитании. После этого они больше никогда не смогут видеть в Молли их маленькую дочь и гордость семьи. Она станет для них одним большим разочарованием. И все же, Молли хотела оставаться хорошей хотя бы для одного человека настолько долго, насколько это было возможным. — Люси, — произнесла она, привлекая к себе внимание сестры. — Может, ты пока сбегаешь наверх и напишешь Луи, что мы завтра навестим их? Мне надо поговорить с родителями. Люси кинула на нее слегка обиженный взгляд, но все же послушно встала со стола, поблагодарив маму за ужин, и поднялась наверх. — Что-то случилось, котенок? — обеспокоенно спросила мама, откладывая приборы в сторону. — На тебе весь вечер лица нет. Молли нервно заправила прядь волос за ухо, облизнула пересохшие губы и быстро произнесла: — Я беременна. Стук приборов по тарелке резко затих. Папа смотрел в одну точку перед собой, не двигаясь. Мама прижала ладонь ко рту: — Это что, какая-то шутка? Как это у вас сейчас называется — пранк? — Нет, мама, это не шутка, — проговорила Молли дрожащим голосом. — Мне очень жаль, что так вышло. Простите меня. — Тебе жаль?! — взревел отец, ударяя кулаком по столу, отчего вся посуда тревожно звякнула. — Перси, прошу тебя… — еле слышно пропищала мама, все еще прикрывая рот рукой. Молли обреченно смежила веки. Отец глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и поднес подрагивающую от гнева ладонь к лицу, собирая ее в кулак: — А я ведь говорил тебе, Одри, — произнес он еле слышно. — Говорил тебе, что ты позволяешь им слишком много. Посмотри, к чему это привело. Наша семнадцатилетняя дочь возвращается из школы с ребенком! Молли понимала, что отец был несправедлив. Ей хотелось заступиться за маму, но она знала, что сделает лишь хуже. — От кого хоть? — Он посмотрел на нее в упор. От его взгляда, полного презрения и разочарования, хотелось умереть на месте. Молли представила, как он посмотрит на нее, когда узнает, что отцом ребенка был потомок Пожирателей Смерти, против которых он в свое время воевал. Поэтому Молли лишь крепко сжала губы и покачала головой: — Я не могу сказать. — Ты же понимаешь, что делаешь ситуацию только хуже, заставляя нас додумывать самим? — Это… это мой однокурсник. — А имя у однокурсника есть? Молли упорно молчала, уставившись вниз на дрожащие пальцы, теребившие край футболки. Мерлин, родители ненавидели ее. — И зачем ты тогда пришла к нам? — наконец спросил отец, когда понял, что не дождется от нее ответа. — Что ты хотела услышать от нас? Что мы за ручку отведем тебя на аборт или что будем содержать твоего ребенка до тех пор, пока ему не исполнится семнадцать? Молли почувствовала, как непрошеные слезы вновь подступили к горлу, охватывая его спазмом. Действительно, на что она рассчитывала? Мама так и продолжала молчать, глядя в точку перед собой, чтобы не пересекаться взглядами с мужем или дочерью. По ее щекам текли слезы, а взгляд не выражал ничего. — Я надеялась, — произнесла Молли стянутым голосом, глотая слезы, — что вы поддержите меня. Подскажете, как быть дальше. — Ты не спрашивала у нас совета, когда спала черт пойми с кем, — выплюнул Перси, заставляя ее чувствовать себя грязной и никчемной. — Ты уже совершеннолетняя. Решай свои проблемы сама. Но постарайся, пожалуйста, не опозорить при этом наше имя. Я не хочу, чтобы завтра все магическое сообщество шепталось, что дочь заместителя министра… Он осекся. Молли почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. — Кто? — вскинулась она с места, в упор глядя на отца. Может, она и подвела их, но он не имел права унижать ее. — Шлюха? — Молли! — воскликнула мама с укором, но на нее никто не обратил внимания. — Все семнадцать лет я старалась быть хорошей дочерью. Ни разу не дала вам повода разочароваться. Но стоило допустить одну — лишь одну — ошибку, как вы сразу же отказываетесь от меня? Неужели ты никогда не ошибался, отец? Неужели ты сам все всегда делал правильно? Разве это честно? — Некоторые ошибки недопустимы, Молли. — А я допустила! Это перечеркивает все, что было раньше? Отец смотрел на нее в упор. С затаенной глубоко надеждой Молли ждала, что вот-вот его суровое лицо разгладится, и он скажет ей, что все в порядке. Что он не ненавидит ее за это, и что они справятся с этой проблемой, как семья. Но вместо этого он произнес: — Да. Молли почувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Словно в поисках кислорода, она повернулась к маме, хотя заведомо знала, что та никогда не пойдет против отца. — Мам? Она избегала смотреть ей в глаза. Все было ясно. Бросив на родителей последний, полный боли и ярости взгляд, Молли с грохотом отодвинула стул и взбежала по лестнице.

***

На улице темнело. Дороги начали постепенно озаряться гирляндами уличных фонарей, в окнах по одному загорался свет, а людей на улице становилось все меньше. Апрельский теплый вечер сменялся прохладной ночью, и Молли зябко обхватила себя руками. Она выскочила из дома в одной футболке и джинсах и на автомате аппарировала в первое место, пришедшее ей на ум. Им оказалась Площадь Гриммо 12. Молли осознала, что за последний месяц она успела разочароваться во всех, в ком только можно было. Парень, которого она думала, что любила, оказался обманщиком и трусом. Родители едва ли не отреклись от нее и оставили в одиночку разбираться с проблемой, когда она доверилась им и пришла за помощью. С Доминик они по прежнему не общались. Единственный, кто всегда и беспрекословно был рядом — это Джеймс. Сейчас она хотела видеть только его. Однако, решив не пугать Поттеров своим заплаканным лицом и жалким видом, Молли сначала отправилась в маленький скверик через дорогу, чтобы успокоиться и привести себя в чувство. Но чем дольше она оставалась наедине со своими мыслями, тем глубже они тянули ее на дно. Поднявшись с лавочки, на которой провела последние полчаса, Молли перебежала через дорогу, подошла к дому и коснулась палочкой ограждения там, где был стык одиннадцатого и тринадцатого дома. Двенадцатый тут же вырос между ними, сотрясая все поверхности в радиусе нескольких футов. Молли неторопливо поднялась по лестнице и постучала в дверь. Через пару секунд ей открыл Альбус. — Молли? — Он удивленно оглядел ее с ног до головы. На нем была домашняя футболка и штаны, а руки измазаны в чем-то бирюзовом и фиолетовом. — Все в порядке? — Джеймс дома? Альбус тут же спохватился: — Да, конечно, проходи. — Он отошел от двери, пропуская ее в коридор. Тут было тускло и немного грузно от массивной мебели, но в целом, благодаря запаху еды и доносящимся из гостиной звукам, создавалось ощущение уюта. — Он с родителями смотрит матч. «Таттсхил Торнадос» против «Паддлмир Юнайтед». Полуфинал. Молли послала ему вежливую улыбку, кивнув. Она и так заявилась без приглашения, ей не хотелось отрывать Джеймса от семейного просмотра квиддича. Альбус, казалось, понял это, поэтому произнес: — Мы с Лили разукрашиваем яйца. Квиддич никогда не был нашей темой. Не хочешь присоединиться? Из гостиной донесся взрыв голосов: — Нет, ты видела это?! — кричал Джеймс. — Чистый фолл! Еще и в штрафной! — отвечала ему в тон тетя Джинни. — Вы что, слепые оба? — Это уже был дядя Гарри. — Там не было фолла, это чисто игровой… — Заткнись! Альбус тихонько прыснул и направился в сторону кухни. Молли последовала за ними. Лили была там. В милой голубой пижаме, она сидела на кухонном островке, забравшись на него с ногами, и с особым усердием разукрашивала яйцо цветами. — О, привет. — Ее брови удивленно поползли наверх, когда она увидела Молли. Молли вдруг вспомнила, что до того, как ее жизнь покатилась по наклонной, она часто проводила время с Лили, пытаясь поддержать ее в трудный момент. Интересно, как она справлялась сейчас? Наладилось ли все у нее, или она так же, как и Молли, мечтала умереть теплым апрельским вечером? — Я закончила. — Лили отложила кисточку, захлопнула крышку пищевого красителя и поставила разукрашенное ею яйцо в один ряд с остальными. Альбус одобрительно кивнул: — Неплохо, — а потом повернулся к Молли. — Будешь есть? С ужина осталась запеченная говядина и немного торта. Молли вдруг вспомнила, что так и не поужинала, а ведь ее организм теперь требовал в два раза больше питания. Желудок заурчал словно в подтверждение. Альбус достал из холодильника еду, разогревая ее при помощи заклинания. Лили, наморщив носик, умчалась наверх, говоря что-то о том, что ей надо созвониться по видео с подругой. Молли уселась на высокий табурет и, приняв у Альбуса вилку, набросилась на свой поздний ужин. Повисла неловкая тишина. Оба понимали, к чему она ведет, и заговорили одновременно: — Злишься на нас? — Почему ты пошел за Артуром? Альбус прыснул от смеха и склонил голову в приглашающем жесте: — Ты первая. Молли отложила вилку и промокнула губы салфеткой. В последнее время со всеми своими проблемами ей было правда плевать на то, что происходило с Артуром. Теперь он был для нее никем. Но последняя новость разлетелась по Хогвартсу со скоростью сниджета, и было сложно ее игнорировать, как бы Молли не старалась. К тому же, она давно знала, что все к этому шло. Доминик была не тем человеком, кто прощал подобное, а если уж ей составлял компанию Скорпиус Малфой, у которого, как оказалось, тоже были личные счета с Артуром… Был только один фрагмент в этой мозаике, который не сходился. — Он ведь не сделал ничего плохого тебе, — произнесла она, собравшись с мыслями. — Вы едва ли с ним пересекались. Почему ты участвовал в том, что устроили Ник и Малфой? Альбус слегка усмехнулся и потер подбородок рукой: — Это скорее Малфой участвовал в том, что устроили Ник и я. Яксли навредил мне, когда он навредил вам. Я просто… — Он осекся, задумчиво отводя взгляд куда-то в сторону. — Понимаешь, в последнее время я слишком часто наблюдал за тем, как мои близкие страдают по чьей-то вине. Роксана, Лили, Ник… А потом с тобой случилась вся эта ситуация, и я понял, что не могу больше стоять в стороне и делать вид, будто меня это не касается. Мы семья, Молли. Может быть, мы с тобой не провели все детство вместе, как ты и Джеймс, или не были близки, как я и Рокси, но ты так же дорога мне. Как и Люси, и Хьюго, и Роуз. И я уничтожу любого, кто посмеет причинить им вред. Странное чувство наполнило Молли. Некая терпкая нежность, разбавленная испугом, что был вызван недобрым огнем в глазах Альбуса. Ей действительно повезло быть с ним на одной стороне. В памяти всплыло давнее воспоминание. Молли было десять, Альбусу — девять. Поттеры-Уизли собрались всей семьей на празднование дня рождения Молли. То был жаркий июльский денек, дядя Чарли жарил на заднем дворе барбекю, а тетя Гермиона привезла из города огромный шоколадный торт со взбитыми сливками. Все было прекрасно за исключением того, что Джеймс и Доминик ссорились весь вечер. То они не поделили внимание бабушки, то едва ли не подрались за последний кусок пирога с вишней. Праздник обещал закончиться катастрофой. В тот вечер Альбус нашел Молли, спрятавшейся в заброшенном гараже дедушки Артура. Она сидела на пыльном капоте его старой машины, прижав к себе острые коленки, и плакала из-за того, что даже в такой особенный день Джеймс и Доминик — два ее самых близких друга — напрочь забыли о ней, зациклившись на своей нетерпимости друг к другу. Альбус не стал смеяться над ней или называть плаксой. Вместо этого он присел рядом и произнес: — Понимаю, они тоже меня достали. Давай запрем их в этом гараже, а сами пойдем есть торт? Молли даже перестала плакать и уставилась на него испуганными мокрыми глазами: — Что ты такое говоришь? — А что? В лучшем случае — они найдут общий язык, я такое в фильме видел. В худшем — просто не будут мешать нам весь оставшийся вечер. Он равнодушно пожал плечами. Молли зацепилась за этот жест, потому что он был каким-то взрослым, совсем не соответствующим девятилетнему Альбусу, у которого отсутствовал передний зуб, из-за чего он забавно шепелявил. Тем не менее, она согласилась — Джеймс и Доминик были просто невыносимы. Они заманили их в гараж под предлогом того, что нашли целый мешок конфет, который спрятала бабушка, и заперли прямо там. Правда, через час тетя Джинни спохватилась их, когда поняла, что на семейном торжестве внезапно стало подозрительно тихо. Джеймса и Доминик нашли почти стразу, а Молли и Альбуса лишили порций праздничного торта в качестве наказания. Она не вспоминала об этом случае очень давно, но сейчас, взглянув на сидящего перед ней кузена, вдруг поняла. Может быть, Молли и потеряла многое. Может быть, в ее жизни был не самый лучший период. Но у нее все еще оставалось то, чего не отнять никому. Ее семья. — Твоя очередь, — произнесла она, отправляя в рот горошек и небольшой кусочек пряного мяса. — Что ты там спрашивал? Альбус посмотрел на нее серьезно, отодвинув свою тарелку с едой, к которой так и не притронулся, и заговорил: — Я понимаю, что Яксли был для тебя важен. Просто хотел узнать, не злишься ли ты на нас за то, что мы сделали. Молли покачала головой: — Я дружу со слизеринцами слишком долго, чтобы понимать: в ваши разборки лучше не лезть. К тому же, — добавила она нехотя, — не то чтобы он этого не заслужил. Брови Альбуса удивленно взлетели, а губы выгнулись подковой вниз. Молли тут же выставила руку вперед, поспешив реабилитироваться: — Но! Но это не значит, что я одобряю ваши методы. Это все равно жестоко и нецивилизованно. — Хорошо, будем иметь в виду, — расслабленно рассмеялся Альбус. Внезапно, его лицо стало серьезным и Молли показалось, будто он хотел сказать ей что-то еще, но их прервала вошедшая на кухню тетя Джинни: — Моллз? Привет, малышка. Как родители? Все в порядке? На Молли снова обрушились воспоминания о последнем разговоре с родителями, и пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить лицо, не дав тете Джинни что-либо заподозрить. — Все отлично. Немного повздорила с отцом. Вы не против, если я останусь у вас? Тетя Джинни закатила глаза и взмахнула волшебной палочкой, отправляя пустые бутылки из-под сливочного пива и коробки от попкорна в мусорное ведро: — Ох, узнаю Перси. Дай угадаю, снова ворчал из-за того, что ты занимаешься квиддичем, когда должна учебой? — Молли поспешно закивала головой, соглашаясь. — С возрастом он становится все невыносимее. Конечно, дорогая, можешь оставаться у нас сколько захочешь. Я постелю тебе в гостевой комнате. Из коридора послышались приближающиеся голоса дяди Гарри и Джеймса, а затем они и сами появились на кухне, громко споря об итогах матча. Но, увидев Молли, оба осеклись. — Молли, какими судьбами? — спросил дядя Гарри, добродушно улыбаясь. Тетя Джинни жестами намекнула ему молчать, обещая, что объяснит все позже. Джеймс уставился на кузину и все понял в тот же момент. Фальшивая улыбка не могла обмануть его. — Ма, мы, наверное, пойдем ко мне, — проговорил он и потянулся рукой к затылку, вороша и без того всклокоченные темные волосы. — Я скачал обновление «Quiddich Manager» для приставки. Возьму реванш за проигрыш «Торнадос» хоть там. Моллз, зайдешь за «Паддлмир»? Молли ухватилась за его отговорку, как за спасательную соломинку, и встала с места: — Уверен, что хочешь увидеть, как «Торнадос» проиграют второй раз за вечер?

***

Они сидели на кровати Джеймса, поджав под себя ноги по-турецки, пока на экране телевизора проигрывалась игра, служащая звуковым фоном. — Я не могу поверить, что они действительно так поступили с тобой, — пораженно прошептал Джеймс в сложенные перед лицом ладони. — Они же… они же твои родители! — Я тоже. — Молли сморгнула, и одинокая слеза скатилась по ее щеке, приземляясь на стеганное покрывало. Заметив это, Джеймс поспешно пододвинулся ближе к ней и взял ее лицо в свои ладони, принимаясь вытирать с него слезы. — Эй, только не плачь, прошу тебя, — отчаянно зашептал он. — Они не нужны тебе. У тебя есть я. Мы справимся вместе. Но слезы уже было не остановить. Они лились из глаз Молли непрерывным потоком, сжимая ее горло в судорогах, не давая нормально дышать и грозясь перелиться в истерику. Джеймс, заметив это, тут же втянул ее в крепкие объятия и принялся поглаживать по спине, шепча успокаивающую чушь. Молли цеплялась за его футболку, как за спасательный круг, выплескивая из себя всю боль и обиду, а он не мог ничего сделать. Джеймс никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Через некоторое время слезы перестали течь из глаз Молли. Острая боль ушла, оставив на своем месте мерзкое ощущение безысходности. Выбираться из объятий Джеймса не хотелось. Он был теплым, пах домашним попкорном и дарил иллюзорное ощущение безопасности. Его сердце билось громко и равномерно, он мягко гладил ее по спине и волосам, но в каждом его жесте отчетливо проступало отчаяние, словно он разделял боль Молли вместе с ней. Она могла ощущать его заботу и любовь физически. Молли отстранилась от Джеймса и заглянула в его лицо. Он был красивым, действительно красивым. Непонятное чувство заполнило ее легкие. Внезапно, Молли больше не видела в нем своего кузена. Она видела в нем человека, который всегда был рядом. Короткая вспышка, помутнение разума. Молли подумала, что это было неправильно, но не успела она отогнать от себя эти мысли, как Джеймс резко подался вперед и поцеловал ее. Поцелуй вышел влажным и соленым от слез. Губы Джеймса были шершавыми, а язык горячим. Он целовал Молли с такой осторожностью и отчаянием одновременно, словно боялся, что она оттолкнет его. Молли понимала, что должна, но не хотела. Все казалось правильным. Через минуту, когда пришло осознание, они одновременно отпрянули друг от друга, тяжело дыша. В глазах у обоих читался испуг и замешательство. — Что мы делаем? — прошептала Молли, поднося дрожащие пальцы к губам, словно пытаясь убедиться, что она действительно целовала своего кузена пару секунд назад. Джеймс обреченно прикрыл глаза: — Давай уедем, — вдруг сказал он. — Туда, где никто не знает ни нас, ни наших фамилий. Я найду работу, мы будем растить ребенка вместе. Будем семьей. Молли шарила испуганным взглядом по его лицу, не в силах ничего сказать. — Я готов был жениться на тебе десять лет назад, когда мы были детьми. Готов и сейчас. И все ее нутро должно было кричать о том, что они делали ошибку, что им стоило остановиться прямо сейчас и забыть все, как забывают о пьяных ошибках на утро после вечеринки. Но этого не происходило. Молли понимала лишь одно: Джеймс сделал для нее больше, чем Артур и родители. Он оставался рядом с ней в трудный момент. Он любил ее. — К черту, — произнесла она сиплым от слез голосом, прижимаясь разгоряченным лбом ко лбу Джеймса. — К черту всех. Давай уедем. Начнем новую жизнь. — Давай. Молли вдруг поняла, что могла дышать. Впервые за последние месяцы она дышала полной грудью. Впервые будущее не казалось ей таким страшным и неизвестным. Усталость прошедшего дня навалилась на нее неподъемным грузом. — Я хочу спать, Джеймс. Он кивнул, нехотя выпустил Молли из объятий и принялся расправлять покрывало. Через минуту оба лежали в теплой постели, пытаясь свыкнуться с дребезжащей на краю сонного сознания мыслью, что их жизни бесповоротно изменены. Перед тем, как провалиться в сон, Молли нащупала среди вороха одеял ладонь Джеймса и переплела свои пальцы с его.

***

Запах поджаренных тостов и кофе просочился в комнату. Молли глубоко вдохнула его, но не успела насладиться ароматом, как к горлу подступила тошнота, вынуждая ее резко подорваться с постели и, зажимая рот ладонью, скрыться в уборной. Токсикоз уже давно вошел в ее утреннюю рутину. Прочистив свой желудок и умывшись, Молли вернулась в комнату. Джеймс все еще спал. Утреннее солнце мягко касалось своими лучами его безмятежного лица. Молли присела на краюшек кровати и легонько зарылась пальцами в его волосы. Она все еще не понимала, что произошло вчера. У Джеймса были чувства к ней. Он всегда смотрел на нее иначе, всегда касался ее с осторожностью, он переживал ее боль как собственную, и только сейчас на Молли обрушилось осознание. Все это время она предпочитала не замечать его чувств, воспринимая их связь как родственную, потому что так было проще. Но Молли все еще не могла разобраться со своим отношением к Джеймсу. Как можно было понять, где заканчивалась ее сестринская привязанность и начинались настоящие чувства? А быть может, и не было никакого разделения? Быть может, Джеймс был ее родственной душой, а любовь — это любовь, и не важно, в какой форме она происходила между двумя людьми? — Что же мы натворили, Джим? — тихо прошептала Молли себе под нос, одергивая руку от его волос, и поднялась с места, чтобы выйти из комнаты. Поджаренные тосты и дольки апельсина вовсю летали по кухне, подчиняясь воле тете Джинни, пританцовывающей под доносящийся из старенького проигрывателя голос Мадонны. Альбус сидел за кухонным островком с книгой в руках, время от времени отпивая свежий кофе из своей кружки. Дяди Гарри и Лили поблизости не наблюдалось. — Нужна помощь? — спросила Молли, проходя на кухню. Альбус оторвался от своей книги на секунду, чтобы приветственно кивнуть, а затем снова вернулся к ней. Тетя Джинни резко обернулась, отчего ее собранные в пучок рыжие волосы блеснули ослепительным золотом в лучах солнца. — Доброе утро! — бодро отсалютировала она, очередным взмахом палочки укладывая жареный бекон поверх глазуньи. — Нет-нет, не нужна. Лучше садись и позавтракай, пока не проснулся Джеймс и не уничтожил все съедобное в радиусе мили. Кстати, я заглянула вчера к вам перед сном, чтобы предупредить, что постелила тебе в гостевой комнате… Сердце Молли пропустило удар, и она едва не села мимо стула. Тетя Джинни видела их вчера. Мерлин, что она могла подумать? — …но вы так сладко спали, что я решила не будить тебя, — тем временем продолжала она, не заметив испуганного выражения лица племянницы. — Знаешь, в детстве вы часто засыпали вместе в самых неожиданных местах. Как-то раз, когда тебе и Джеймсу было лет по пять, мы потеряли вас. Часа три, наверное, искали по всей Норе, пока Флер не нашла вас спящими в клумбе с подсолнухами мамы. Вы были самыми гиперактивными среди всех детей, неудивительно, что у вас так быстро иссякали силы. Ты помнишь это? — Что-то подобное припоминаю, — легко засмеялась Молли. Иногда в ее голове всплывали обрывочные воспоминания: цветы подсолнухов над головой, горьковато-терпкий запах меда, голубое-голубое небо и разбитые коленки Джеймса. Вместе с этим воспоминанием из детства на Молли нахлынуло осознание. Джеймс был ее кузеном. Они не могли сбежать и прятаться всю жизнь, они не могли любить друг друга. Если они поступят так, то разобьют слишком много сердец: тети Джинни, дяди Гарри, бабушки Молли, Люси, Лили. Молли не могла поступить так со своей семьей. Она не хотела становиться позором для той ее части, которую еще не успела разочаровать. И она не хотела подобной участи для Джеймса. Внезапно, решение проблемы само собой всплыло на поверхность с того дна, на которое Молли так долго пыталась его потопить. Она достала почти разрядившийся телефон, открыла контакт, который уже долгое время не использовался ею, и написала короткое сообщение. «я нуждаюсь в тебе прямо сейчас»

***

Джеймс разрывал ее телефон. Должно быть, он уже проснулся и нашел рядом с собой записку, которую Молли оставила перед уходом. «мы не можем. это неправильно. прости». Сидящая рядом Доминик взяла ее за руку и сжала в поддерживающем жесте. Они сидели в полупустом коридоре отделения женской терапии больницы Св. Мунго. Молли била крупная дрожь, в руках она сжимала талон с номером очереди и направление на аборт. — Ты поступаешь правильно, — тихо произнесла Доминик, не выпуская ее ладони из своей. — Перестань корить себя. — Может, надо было поискать другую клинику? Вдруг кто-нибудь узнает меня? Записи могут просочиться в прессу или в Сплетницу… Доминик нетерпеливо возвела глаза к потолку: — Если ты действительно думаешь, что я позволю тебе рисковать своим здоровьем, делая аборт в какой-нибудь подпольной клинике, лишь бы избежать огласки, то ты глубоко ошибаешься. К тому же, тут все конфиденциально. Если хоть что-то всплывет в прессе, то мы их засудим, будь уверена. Разве не ты метишь в магическую юриспруденцию? Молли легонько засмеялась, покачав головой, отчего потускневшие и заметно поредевшие пряди волос упали ей на лицо. Происходящее казалось ей одним большим непрекращающимся кошмаром. Через пару часов она навсегда избавится от беременности, но ее жизнь уже никогда не станет прежней. Сможет ли она и дальше спокойно жить с осознанием, что убила потенциальную жизнь? С осознанием, что ее родители отвернулись от нее? С осознанием, что между ней и Джеймсом было нечто большее, нежели просто родственные чувства? Молли ощущала себя загнанной в тупик. Она не знала, как ей быть дальше. — Мне страшно, — прошептала она еле слышно, пряча лицо в ладонях. Доминик мягко провела рукой по ее спине: — Я понимаю. В сознании снова всплыл осуждающий взгляд целительницы за стойкой регистрации, когда та узнала, за чем пришла Молли. Она недовольно поджимала свои накрашенные неброской помадой губы, когда спрашивала, есть ли ей семнадцать, есть ли противопоказания по состоянию здоровья, аллергия или случаи хронических заболеваний в семье. Она вписывала имя Молли в графу «будущая мать» и спрашивала, уверена ли та в своем решении «прервать жизнь ребенка». Она как будто специально давила, заставляя ее чувствовать себя еще хуже или, возможно, передумать. Дверь в кабинет осторожно приоткрылась и оттуда выглянула немолодая целительница в лимонном халате. Ее покрытое тонкой сеткой едва проявившихся морщин лицо излучало какую-то добрую энергию, а каштановые длинные волосы, собранные в сдержанную прическу, были спрятаны под широким колпаком. Она позвала Молли по номеру талона и жестом пригласила проследовать ее за собой в кабинет. Доминик на прощание сжала ее ладонь и прошептала: — Я буду тут. Молли благодарно кивнула ей и зашла в кабинет. — Меня зовут миссис Джемма Боунс. Я буду проводить процедуру аборта. Как ты себя чувствуешь, — она заглянула в анкету пациента и слегка нахмурилась, — Молли? — Нормально. — Обещаю, больно не будет. Я просто дам тебе зелье, ты уснешь, и проснешься через полчаса. — Целительница взмахнула палочкой, отчего дверцы стоящего в углу шкафчика распахнулись, и оттуда выплыл небольшой светло-желтый сверток. Она перехватила его и протянула Молли. — Вот, можешь пока пройти за ширму, переодеться и лечь на кушетку. Я скоро буду. Молли молча приняла у нее из рук больничную сорочку и послушно прошла за ширму. Тут ничего не было, кроме вышеупомянутой кушетки и высокого металлического стола, поверх которого стояло несколько колб с зельями и один неглубокий сосуд, наполненный серебряной субстанцией. Примерно такой же она видела в кабинете у Лекса. Стараясь ни о чем не думать и не нагнетать себя лишними мыслями, Молли быстро переоделась и легла на кушетку. Сердце оглушительно громко отбивало ритм где-то под ребрами. Она осознавала, что это был ее последний шанс передумать, но не собиралась этого делать. У нее больше не было выбора. Через минуту за ширмой появилась миссис Боунс. Ее лицо было скрыто за маской, но теплые зеленые глаза внушали Молли доверие. — Готова? — Она кивнула. Целительница протянула ей склянку с темным зельем. — Вот, выпей. Это поможет тебе уснуть. Молли осторожно приняла у нее из рук склянку, поднесла к губам и залпом опрокинула в себя. Вкус зелья отдавал травами и чем-то еще неуловимо сладким. Веки тут же налились тяжестью, а все остальное тело наоборот стало невесомым, будто Молли плыла куда-то на поверхности воды. «Хоть бы я не умерла», — пронеслось у нее в сознании прежде, чем оно полностью отключилось.

***

Ветер, тянущийся со стороны Темзы, пронизывал до костей. Молли крепко затянулась сигаретой, что сжимала меж подрагивающих пальцев, и слегка поморщилась от дыма. Доминик рядом струсила пепел со своей сигареты и поплотнее запахнула на себе пальто. Ее рыжие волосы находились в полном беспорядке. Молли проводила равнодушным взглядом проплывающий мимо пароход и снова затянулась. — Что ты чувствуешь? — спросила у нее Доминик, избавляясь от своего окурка. — Не знаю. — Молли пожала плечами. — Ничего. Только тошнит немного. И слабость. — Это нормально. — Я ведь только что убила своего ребенка. Разве я не должна чувствовать что-то еще? Доминик наконец развернулась к ней в пол оборота и наградила задумчивым взглядом: — А что, если не должна? Ты не плохой человек. И ты не сделала ничего ужасного. Да, это неприятно, но ты должна отпустить ситуацию. Не смей убиваться по этому поводу. Не наказывай себя так. Молли посмотрела на кузину слезящимися от ветра глазами и прошептала одними губами «Спасибо». Поддавшись внезапному порыву, Доминик пододвинулась ближе и крепко обняла ее. — Что дальше? — спросила у нее Молли, когда они шли по набережной Виктории, держа друг друга под руку. Доминик хотела есть, поэтому они брели по оживленному Лондону в поисках какого-нибудь приличного кафе. — Останешься пока у меня, а послезавтра уже в Хогвартс. Я связалась с Люси, пока ты была у целителя, и попросила отправить через камин твои вещи. — Как она? Они остановились на светофоре. Магловские машины носились взад-вперед нескончаемым потоком. — Переживает за тебя. Родители ей ничего не сказали, но я пообещала, что с тобой все в порядке. Все ведь в порядке? — Нет. Но будет. Доминик сжала локоть Молли в ободряющем жесте: — Будет. Жду не дождусь, когда мы наконец поступим в Шеффилдский и оставим Хогвартс, Сплетницу и всю драму позади. — Звучит как план. Смотри, я вижу на той стороне какое-то милое кафе. Загорелся зеленый свет, и Молли с Доминик, крепче ухватившись друг за друга, уверенно двинулись вперед.

***

«Замечено: Доминик Уизли проводит пасхальные каникулы не как положено с семьей, а в приемной отделения женской терапии больницы Св. Мунго. Конечно, женщинам следует очень бережно относиться к своему здоровью, вот только мой источник поговаривает, что у Д.У. обычной консультацией дело не закончилось. «Привет, Сплетница. Мои младшие братья не поделили за обедом шоколадное яйцо с ирисками, и в итоге нам пришлось везти одного из них в больницу Св. Мунго, так как у него из ушей полезли гусеницы. Пока мама носилась с младшим, я случайно услышала, как целительницы за стойкой регистрации шепчутся о том, что некто по фамилии Уизли пришла делать аборт. Конечно же, мне стало интересно, и я тихонечко пробралась на пятый этаж, чтобы убедиться во всем самой. И собственными глазами увидела Доминик Уизли, ожидающую своей очереди у кабинета. Чтобы никто не думал сомневаться, прикладываю фото. Как думаешь, от кого она была беременна? — М». Спасибо за бесценную наводку, М. Я бы осмелилась предположить, что отцом ребенка мог быть Яксли, но они с Доминик расстались довольно давно, а аборт на поздних сроках делать не рекомендуется. Хотя, конечно, кто знает. Также в последнее время ходит много слухов о том, что между Доминик и Калебом Забини что-то назревает. Вполне возможно, что именно он был тем, кто оставил ей пасхальный подарок… Калеб, неужели нельзя было обойтись скромным бриллиантом от Tiffany's? В любом случае, если вы знаете больше меня, то жду ваших подсказок у себя на почте. Увидимся в школе совсем скоро. Люблю, целую, Сплетница».