Сплетница

Альбус потянулся за телефоном, что лежал на прикроватной тумбочке, но рука Скорпиуса обхватила его поперек туловища и оттащила назад. — Нет, — прошептал он хриплым ото сна голосом, прижимая Альбуса к себе. — Не надо смотреть на время. — Я должен уйти пораньше, чтобы никто меня не увидел. Скорпиус примкнул губами к его шее и тихо усмехнулся: — Думаешь, никто не догадывается? — Одно дело — догадываться. — Альбус прикрыл глаза и запустил пальцы в его волосы. Скорпиус блаженно замычал и легонько укусил его за ключицу. — А другое — увидеть собственными глазами. Он тяжело вздохнул, приподнялся на руках и навис над Альбусом, вглядываясь в его красивое лицо, которое готов был целовать хоть всю вечность: — Хорошо, я не буду снова возвращаться к этой теме. Только не уходи никуда. Давай не будем выбираться из этой комнаты всю неделю… нет, месяц! Еду нам будет приносить домовик, а на учебу забьем. Как тебе, а? Наверстаем все, что пропустили за время каникул. Альбус закатил глаза и, не выдержав, улыбнулся, а потом потянулся рукой к лицу напротив и провел большим пальцем по скуле: — Давай. Может, хоть тогда я перестану так остро нуждаться в тебе. — Сомневаюсь, — ответил Скорпиус и подался вперед, чтобы втянуть Альбуса в тягучий, нежный поцелуй. Через минуту он перешел с его губ на подбородок, затем на шею, и принялся спускаться вниз, осыпая поцелуями каждый сантиметр фарфоровой кожи. Альбус цеплялся за спину Скорпиуса, как утопающий за круг, и нетерпеливо ерзал на постели. Скорпиус шумно выдохнул, опаляя горячим дыханием его живот, и резко подался назад, вызвав недовольный стон. — Ты — садист, — пробормотал Альбус, прикрывая одеялом очевидную выпуклость в боксерах. Скорпиус хищно улыбнулся и облизал губы: — У нас мало времени, — произнес он, передразнивая. Альбус показал ему средний палец и снова потянулся за телефоном: — Раз так, тогда пора вставать. Он поднялся с кровати и снял со спинки свою одежду. Скорпиус тем временем, заложив руку за голову, не сводил с него пристального взгляда: — Что ты делаешь на выходных? Альбус принялся застегивать пуговицы на белой рубашке: — Помимо секса с тобой и домашней работы? — Он нацепил на лицо задумчивое выражение. — Ничего. А что, хочешь позвать меня на свидание? Скорпиус усмехнулся: — А ты догадливый. — Он тоже встал с кровати, взял с прикроватной тумбочки поблескивающие запонки Альбуса и подошел к нему вплотную, беря за запястья и притягивая их к себе. — Отец наконец-то разблокировал мои счета. К тому же, я подумал, что было бы неплохо сменить обстановку. Тебе не надоели эти подземелья? — Надоели, — устало согласился Альбус, послушно подставляя манжеты, пока Скорпиус цеплял на них запонки. — Но мы ведь обсуждали это: мы не можем рисковать, чтобы нас заметили. — Чего ты так боишься? — Я не боюсь. Просто не готов еще открыться. Этот год и без того был сумасшедшим. — И сколько мы еще будем прятаться по углам и пугаться каждого шороха? — нетерпеливо выдохнул Скорпиус и выпустил руки Альбуса из своих, отходя от него на пару шагов. — Послушай, дело не в том, что я горю рассказать всему миру о нас с тобой, а в том, что вся эта скрытность меня достала. — Осталось два месяца до каникул. За лето все уляжется, я привыкну, и в новом учебном году нам уже не надо будет прятаться по углам. Если, конечно… — Альбус осекся, нервно облизнул губы и развернулся, чтобы взять со спинки кровати серебряно-зеленый галстук и накинуть его на шею. Скорпиус медленно сощурил глаза и напрягся, словно змея перед прыжком: — Если, конечно — что? — Забудь, — отмахнулся Альбус, подходя к зеркалу. Скорпиус тут же оказался позади него, разворачивая к себе, и схватился за концы галстука, наматывая на кулак, отчего их лица приблизились друг к другу. — Если, конечно, мы не расстанемся? Это ты имел в виду? — процедил он. — Послушай, нам ведь не по четырнадцать, чтобы верить в любовь до гроба. У нас все началось с секса без обязательств. Не самая лучшая почва для здоровых отношений. — Альбус особенно выделил последнее слово и поморщился. — Что ты хочешь сказать этим? — Только то, что через пару месяцев все может измениться. Я без ума от тебя, правда, но давай признаем: мои последние отношения закончились не самым лучшим образом, а ты до этого вообще ни разу в них не состоял. — Он вздохнул. — Я не говорю о том, что мы заранее обречены на провал. Просто нужно немного времени, чтобы понять, к чему это все ведет. И я не уверен, что шумиха вокруг нас поможет делу. Скорпиус поджал губы, не сводя с Альбуса внимательного взгляда, и вдруг кивнул: — Да, ты прав. — Он выпустил из рук его галстук и отошел на пару шагов. — Думаю, я просто позволил чувствам захлестнуть себя с головой настолько, что забыл про здравый смысл. Вот поэтому я всячески отрицал их до появления тебя в моей жизни. Альбус посмотрел на него в замешательстве: — Вау, это было куда легче, чем я ожидал, — усмехнулся он. Скорпиус пожал плечами: — А что, ты хотел, чтобы я закатил тебе сцену? Прости, малыш, не в моем стиле. Он подошел к нему вплотную, схватил пальцами за подбородок и крепко поцеловал.

***

Доминик с грохотом поставила кубок на стол, отчего выплеснувшийся за края тыквенный сок едва не залил ее телефон. — Чего пялитесь, курицы? — обратилась она к двум сидящим напротив пятикурсницам. — Ожидаете, что нерожденный ребенок прямо тут вылезет из меня? Пятикурсницы испуганно отвели взгляд, продолжая перешептываться. — Ник, тебе надо успокоиться. — Поверх ее ладони легла ладонь Кассандры. — Ты ведь выложила пост-опровержение в своей инсте, все уже в курсе, что ты была на обычной консультации, а не на аборте. — И все равно люди продолжают шептаться. Когда-нибудь я уничтожу эту Сплетницу, клянусь. Молли намазала персиковый джем на тост и, с хрустом надкусив его, кинула на кузину виноватый взгляд. Ее красно-золотой галстук ярким пятном выделялся в зелено-серебряном ряду, но выглядел как нечто привычное и принадлежащее этому столу. Перемирие Молли и Доминик стало едва ли не самой обсуждаемой новостью после сплетни из Мунго. Кассандра прошлась осторожным взглядом по залу и, понизив голос, вкрадчиво произнесла: — Это ведь действительно была консультация? Доминик резко выдернула свою ладонь из-под ее, как если бы та вдруг накалилась до предела, и бросила на подругу возмущенный взгляд: — Забини, ты совсем с ума сошла? Конечно, это была просто консультация! Сидящие в стороне пятикурсницы снова принялись оживленно шептаться. Кассандра невозмутимо пожала плечами: — Я должна была уточнить. Мы ведь в последнее время даже не разговариваем толком, обо всех новостях я узнаю из Сплетницы. А с Моллз и вовсе будто лет десять не общалась. — И кто в этом виноват? — Доминик подвинула к себе тарелку с миндалем и запустила туда руку. — Это ты променяла нас на Родригеза. — Стоп, что? — Молли оторвалась от тоста и кинула на подруг удивленный взгляд. Доминик кивнула, закинула пару орешек себе в рот и принялась ожесточенно хрустеть ими. Кассандра закатила глаза: — Мы разбежались, даже не успев начать встречаться. Не сошлись характерами. Он не может отличить Versace от Balmain, а я засыпаю во время квиддича. Все трое синхронно посмотрели в сторону гриффиндорского стола. В самом эпицентре хаоса восседала неизменная троица: Кайл Вуд, Брэндон Родригез и Джеймс Поттер. При виде Джеймса сердце Молли болезненно сжалось. На фоне вечно шебутных и громких друзей он казался лишь отголоском своей тени: бледное лицо, залегшие под глазами темные круги и ссутуленная спина. Молли в очередной раз ощутила укол вины. Она понимала, что ей нужно было поговорить с ним лично и объясниться на словах, а не через записку, но не могла. У нее больше не осталось энергии решать проблемы — только бежать от них. К тому же, Молли не могла быть уверена в том, что обычным разговором можно было все исправить. Она понимала: то нечто особенное, что было между ними на протяжении всей жизни, разрушил тот самый поцелуй. Больше никогда не будет как прежде. Молли вновь потеряла близкого человека. Сквозь толщу мыслей до нее донесся голос Кассандры: — Земля вызывает Молли! — А, что? — Она поспешно отвела взгляд от гриффиндорского стола и посмотрела на подруг. — Я предлагала собраться сегодня вечером у меня, выпить вина, посплетничать как обычно. Что думаешь? — Отличая идея. — Ура, девичник! Мне так не хватало этого. — Кассандра восторженно захлопала в ладоши, отчего золотые браслеты на ее запястьях задребезжали. Молли и Доминик обменялись теплыми улыбками.

***

Когда Лили ощущала зудящую потребность запереться после ужина в туалете и выблевать все содержимое своего желудка, она искала Дэйзи. Либо звонила ей по видеосвязи, когда та находилась слишком далеко. Они разговаривали на самые разные темы, обсуждали последние сплетни и даже иногда смеялись до тех пор, пока Лили не переставала себя чувствовать переполненной. Иногда, конечно, когда Дэйзи оказывалась вне зоны доступа, Лили все же срывалась, терзала свой желудок, а потом, пустив воду в раковине, садилась на крышку унитаза и начинала тихо плакать. В такие моменты ей казалось, что она никогда не выиграет эту борьбу. Отражение в зеркале показывало печальную картину: Лили выглядела ужасно. Ее некогда роскошные длинные волосы потускнели и выпадали клочьями. Было страшно просто провести по ним пальцами или выпустить из заколки. Лили собирала их в небольшой пучок на затылке и начала всерьез задумываться о бритье налысо, чтобы избавить себя от участи собирать каждое утро выпавшие волосы по подушке или из слива раковины. Лицо ее отекло, покрылось прыщами и казалось больше обычного, несмотря на то, что тело оставалось очерченным выступающими линиями костей. Хотя даже так, стоя у зеркала после приема пищи, Лили видела себя толстой и отвратительной. Ее кожа была бледной, словно у инфернала, а тело было лишено всяких форм и округлостей. Было противно смотреть. Дэйзи говорила, что нужно научиться любить себя. Лили обещала, что полюбит, честно, но только тогда, когда немного похудеет, когда у нее перестанут выпадать волосы и сойдут прыщи. Когда она станет красивой: такой же красивой, как Элис или Кассандра Забини. Они были идеальными, обладали светящейся смуглой кожей, длинными ногами и осиными талиями. В их сторону оборачивались мальчики, когда они проходили по коридору, окутывая его шлейфом парфюма и собственной уверенности, а их роскошные волосы блестели на солнце и словно бриллианты откидывали на стены блики лучей. Лили была уверена: когда ты выглядишь как модель с обложки «Vogue», любить себя не составляло никакого труда. — Почему ты любишь Альбуса? — спросила у нее Дэйзи однажды, когда они возвращались с совместной Травологии. Лили тщательно осматривала свою шелковую блузу, проверяя, чтобы нигде не осталось ни малейшего пятна от сока мандрагоры или удобрений. — Что? — рассеянно переспросила она, не отрываясь от своего занятия. — Ну, ты ведь за что-то любишь Альбуса? И Джеймса. За что? — Дэйзи уверено шагала по тропинке, подставляя круглое лицо лучам апрельского солнца. — За то, что они мои братья, — протянула Лили как нечто само собой разумеющееся. — Они заботятся обо мне, оберегают меня, хоть иногда и перебарщивают. — А еще за что? Лили крепко задумалась: — Ну, когда мама накладывает нам еду, Джеймс всегда предупреждает ее, чтобы она не добавляла мне базилик, потому что знает, что я его не переношу. А Альбус внимательно слушает мое нытье. Например, однажды я потеряла свою гигиеническую помаду и подняла весь дом на уши, а на следующий день он сходил в город и купил мне новую помаду и целый набор уходовой косметики, который ему помогла выбрать Элис. — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — А еще они всегда защищают меня перед родителями, если те слишком наседают со своими нравоучениями. И оставляют на ночь включенным свет в коридоре, потому что знают, что я боюсь темноты. К чему ты вообще спросила это? Дэйзи посмотрела на Лили с проскользнувшей меж пухлых губ улыбкой и произнесла: — Вот видишь, ты ведь любишь их не за худые тела или блестящие волосы. Ты любишь их за поступки и внутренние качества, а не за внешность. Так почему ты же ты считаешь, что не можешь полюбить себя за то же? — Она развернулась к Лили лицом, продолжая идти вперед спиной. — Мы девушки. Наши тела, особенно в этом возрасте, склонны к изменениям. Нельзя привязывать любовь или уверенность в себе к привлекательной внешности, потому что однажды ты можешь потерять ее, как бы ужасно это не звучало. Но ты останешься сама у себя. Это то, чего не отнять. И то, за что стоит себя любить. Слова Дэйзи заставили Лили задуматься. В них было много смысла, но Лили сложно было действительно осознать его. Ей нужно было полюбить себя, но за что? Она не была доброй, как Дэйзи, не обладала харизмой Хьюго, умом Луи или самоотверженностью Джеймса. Лили была посредственной стервой. Может быть, поэтому она так стремилась достичь идеала в том, как выглядела: чтобы компенсировать тем самым отсутствие положительных внутренних качеств? — Луи, ты меня любишь? — спросила она тем вечером у кузена, когда они корпели над очередным домашним заданием по Трансфигурации в библиотеке. Луи даже не оторвался от своего пергамента: — Вопрос с подвохом? — Нет, — ответила Лили тихо, наблюдая за ним. Он как всегда выглядел идеально. Изящные французские черты были высечены на его узком безмятежном лице, словно на лике мраморной статуи, а жемчужные волосы мягкой волной были уложены на одну сторону. По его венам текла всего ничтожная капля от крови вейлы, но это было заметно. Одет Луи был тоже, не изменяя себе, с иголочки. Из-под идеально выглаженного персикового джемпера выглядывали острые наконечники белоснежного воротничка рубашки и подвернутые накрахмаленные манжеты. Серые капри, блестящие оксфорды, темно-коричневый матовый портфель, покоящийся на соседнем стуле. Луи оставался верен своему стилю. Лили подумалось, что у него уж точно не было проблем с любовью к себе. — Конечно я люблю тебя, mon petit bébé, — произнес он, по-прежнему не отрываясь от домашней работы. — Но за что? Я ведь скучная. И стерва. Еще и загонов полная голова, — протянула Лили ровным тоном, отложила перо и подперла щеку ладонью. Луи, наконец, поднял на нее свой взгляд: — Так, Лили, что происходит? — Ничего. — Ты пугаешь меня. — Я просто пытаюсь понять, за что вы меня любите. Или терпите? Потому что мне нужно полюбить себя, но я не знаю как. Луи тоже отложил свое перо в сторону, откинулся на спинку стула и провел пальцами по волосам: — Ты слишком загоняешься, это правда. Любят не за что-то, а вопреки чему-то, иначе все отношения основывались бы на выгоде. Я люблю тебя… ну, просто за то, что ты есть. Стерва или нет, с загонами или без. Чувство теплой нежности разлилось внутри Лили, словно терпкое молоко с медом, которым бабушка Молли поила их в детстве перед сном. Сопровождаемая удивленным взглядом Луи, она вскочила со своего места и подлетела к нему, чтобы втянуть в крепкие объятия. У них не было принято выражать чувства подобным образом, но почему-то сейчас Лили почувствовала острую необходимость обнять кузена. — Я тоже тебя люблю, Лулу, — прошептала она ему в сгиб шеи. Помимо разговоров Дэйзи помогала Лили тем, что каждые два дня приносила ей склянку с нежно-розовым зельем, которое на вкус отдавало персиками и полынью. Оно успокаивало желудок и сознание и пробуждало аппетит. После него Лили шла в Большой зал, аккуратно ела, чтобы не переесть, а потом они с Дэйзи прогуливались возле Черного Озера или по окрестностям замка, чтобы отвлечься от желания запереться в туалете. Как-то раз Лили поделилась с ней своими переживаниями: ей становилось сложнее себя сдерживать, потому что СОВ стремительно приближался, а вместе с ним рос и уровень испытываемого стресса. Луи как обычно был уверен в своих силах, Хьюго было плевать — всю свою энергию он оставлял на квиддичном поле, а Лили жутко переживала, что могла завалить экзамены и не набрать нужные баллы. Ей необходимо было добиться лучшего результата — это было именно тем, в чем нуждалась ее самооценка на тот момент. Стресс наполнял каждую клеточку тела Лили, и она ощущала себя до предела натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть. На фоне этого резко повышался аппетит и раздражительность. Внимательно выслушав ее сбивчивую речь, Дэйзи со знающим видом кивнула и, заговорщически улыбнувшись, потянула Лили в сторону озера. — Сейчас мы будем медитировать, — сказала она, доставая откуда-то взявшийся в ее плетенной сумке плед и расстилая его поверх травы. — Чего? — глупо переспросила Лили, наблюдая за махинациями подруги. — Ты серьезно веришь в это? Дэйзи развернулась к ней, нетерпеливо вздохнув, и закатила глаза: — Конечно, верю. Медитация — это путь к осознанности. Давай, садись. Она упала поверх пледа, поджав под себя ноги по-турецки, и похлопала ладонью по месту рядом с собой. Немного поворчав, приличия ради, Лили послушно опустилась. — Мы не собираемся достигать какого-то просветления или входить в лимб. Нам всего лишь нужно, чтобы стресс отступил, — заговорила Дэйзи, прикрывая глаза. Легкий ветерок с озера трепал ее кудрявые волосы, а золотое закатное солнце отбрасывало тени на лицо. — Просто сядь так, чтобы тебе было максимально комфортно, закрой глаза и сосредоточься на своем дыхании. И выбрось все мысли из головы. — Легко сказать, — пробормотала Лили, но все же послушно прикрыла глаза. — Держи спину прямо. И просто дыши. Если хочешь, можешь представить свой стресс как нечто физическое и инородное, покидающее твое тело с каждым новым выдохом. Лили нервно передернула плечами, положила руки на колени ладонями вверх и сделала первый глубокий вдох. Она всячески пыталась огородиться от собственных мыслей, но они, словно увидев в этом вызов, начали оккупировать ее сознание с удвоенной силой. Лили снова начала думать об экзаменах, о еде, о братьях, о любви к себе, о новом сериале, который начала смотреть на выходных, о родителях, о затекающей спине, о Чейзе… — Так, все! — Она резко распахнула глаза, для пущего драматизма хлопнув руками по пледу. — Я наоборот начала думать больше. Дэйзи спокойно открыла глаза и терпеливо повернулась к Лили: — Это нормально. Ты не придешь к этому сразу. Просто каждый раз, как очередная мысль начинает лезть к тебе в голову — сосредотачивайся на дыхании. Слушай его и представляй, как кислород течет по твоим венам. Ну же, давай. Лили хотелось тут же взорваться, вскочить и убежать обратно в замок, но, посмотрев на безмятежное лицо Дэйзи, которая, казалось, действительно верила в нее, она испытала укол совести. Хорошо, Лили останется на месте и попробует эту глупую медитацию, просто чтобы доказать ей, что этот метод не работает. Они приходили на то же самое место практически каждый день в течении недели (за исключением одного раза, когда весь шотландский край залило беспросветным ливнем) и медитировали. Со временем Лили нехотя признала, что ей становилось легче. Мысли больше не атаковали ее сознание так яро, хоть иногда она и позволяла соскользнуть парочке, а стресс действительно отступал. Дэйзи советовала ей помимо дыхания сосредотачиваться на том, что ее окружает. На ветре, на тепле солнца, на пении птиц. Лили сидела с закрытыми глазами и впервые ощущала некое единение с природой. В какой-то момент, распахнув глаза, она вдруг увидела перед собой потрясающий лиловый закат, уходящий за хребты шотландских гор, и почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Тогда Лили впервые осознала. Осознала, что прелесть жизни, оказывается, заключалась не в веселых вечеринках, социальном статусе и дорогих платьях. Она заключалась в пурпурных закатах, в тепле солнца, заставляющем веснушки проступать на носу и щеках, в ярко-желтых одуванчиках, покачивающихся на ветру. Прелесть жизни заключалась в таких обычных и приземленных вещах, которые никто не замечал. И оно стоило того, чтобы бороться.

***

Это произошло вечером в четверг. Густое обволакивающее предчувствие чего-то грядущего плотно присело на плечи Альбуса, заставляя его хмуриться и нервно оглядываться по сторонам. Гостиная Слизерина по его ощущениям замерла в ожидании чего-то неизвестного. Глядишь, и если принюхаться — то можно уловить в спертом сыром воздухе едва уловимый флер озона, предшествующий шторму. Неизвестность нервировала Альбуса. Ее невозможно было контролировать. Он ненавидел это. — Поттер, все в порядке? Альбус перевел взгляд на Паркинсон, полулежащую в изящной позе на оббитой изумрудным бархатом оттоманке и листающую свежий выпуск «Ведьмополитена». Глянцевые страницы ловили блики от пламени камина, перекрывая лицо роскошной модели, что обольстительно улыбалась с обложки и откидывала свои густые волосы за спину. — Да, а что? Паркинсон поджала свои пухлые губы, покрытые матовым нюдом, и кинула красноречивый взгляд на книгу, что Альбус держал в руках. Опустив глаза, он со стыдом заметил, что уже добрую четверть часа держал ее в перевернутом состоянии. Чертыхнувшись, Альбус обреченно захлопнул томик и устало отбросил его в сторону. — Просто не выспался, — произнес он в свое оправдание, откидываясь на спинку дивана и запуская пальцы в черные волосы. — Ну так иди сегодня спать пораньше, — резонно подметила Паркинсон, перелистывая страницу и заправляя выбившуюся из идеальной укладки светлую прядь за ухо. — Уверена, Лонгботтом может и в одиночку провести обход. В замке сегодня спокойно. Альбус усмехнулся, откидывая голову назад и раскидывая руки в сторону: — Твое предложение звучит чертовски заманчиво, Паркинсон. Но я, пожалуй, потерплю. — Как хочешь, — хмыкнула она, казалось, тут же утрачивая весь интерес к разговору, и вернулась к чтению. Альбус скосил на нее внимательный взгляд, некстати вспоминая теории Элис о том, что Паркинсон была в него влюблена. Словно почувствовав на себе его взгляд, она снова оторвалась от журнала: — Что? — протянула она слегка настороженно, хмуря идеальные брови. Вид растерянной Паркинсон почему-то пробудил в Альбусе азарт, позволивший на короткое мгновение отвлечься от параноидальных мыслей. На его губы набежала лукавая улыбка, а зеленые глаза зажглись огнем. — Отлично выглядишь сегодня, Корни. Тебе идет это платье. Он тут же потянулся за отложенной в сторону книгой, принимаясь листать ее в поиске нужной страницы, краем глаза подмечая то, как вспыхнуло мраморно-белое лицо Паркинсон и как она едва не выронила журнал из рук. — Спасибо, — наконец произнесла она, сумев выбраться из оков смущения с присущей ей аристократичной учтивостью. — Это Burberry. Они одновременно вернулись к страницам своего чтива, однако, Альбус не смог долго удерживать свое внимание на строках Фолкнера: тревожные мысли вновь проникали в его сознание. Проход в гостиную с журчащим звуком отодвинулся в сторону, впуская три высокие фигуры, в которых даже в полусумраке можно было узнать Розье, Забини и Малфоя. Негромко переговариваясь, юноши направились в сторону уже можно сказать забронированного старшекурсниками «островка» перед камином. — Buonasera, signor Potter, signorina Parkinson. — Калеб Забини отвесил шутливый поклон и упал на диван рядом с Альбусом, закидывая ноги в белых найках прямо на кофейный столик. Скорпиус и Стефан Розье в чуть более сдержанной манере заняли места напротив, принимая расслабленное положение. От всех троих уловимо тянуло чем-то сладковатым, и Альбус разумно подвел, что они только что выкурили по косяку. Паркинсон, тоже заметив это, выглянула из-за страниц «Ведьмополитена» и повела по воздуху своим острым носиком. — Вы что, накурились? Скорпиус, прикрыв рот кулаком, еле слышно прыснул. Лицо его чуть раскраснелось, и Альбус, снисходительно улыбаясь, старался не слишком очевидно пялиться. Хотелось подойти к нему, оседлать его колени, заглянуть в расширенные зрачки и слизать с его губ весь привкус от дыма. Последние несколько недель они все были напряжены до предела, и Альбус был рад, что в кои-то веки Скорпиус смог расслабиться, пусть и посредством запрещенных веществ. Озорной блеск в глазах и легкость в движениях и мимике безумно шли ему. — Ой, мисс староста, вы тут? Мистер староста, и вы тоже? — Розье округлил глаза в притворном ужасе и, подобно Забини, попытался закинуть ноги на столик, но промахнулся, чем вызвал приступ хохота у своих друзей. Альбус и Корнелия обменялись скептически-снисходительными взглядами. Внезапно, телефоны всех пятерых издали трель оповещения о входящем сообщении, синхронизируясь с гаджетами остальных студентов, присутствующих в гостиной. Над комнатой тут же нависло предвкушение вперемешку с испугом. Альбус вдруг ощутил кульминацию своего плохого предчувствия и нехотя выудил из кармана блейзера телефон. От одного взгляда на снимок, прикрепленный к сплетне, внутри все оборвалось, а к горлу подступила тошнота. Альбус впервые осознал весь смысл выражения «земля ушла из-под ног». Потому что на снимке были изображены двое. Он и Скорпиус. Целующимися за гобеленом на седьмом этаже между последними двумя уроками. «Чувствую, что после такого мне в пору закрывать сайт, потому что грандиознее этой сплетни уже не будет. Слухи о некой связи Альбуса Поттера и Скорпиуса Малфоя ходили еще с осени прошлого года. Вы все их слышали, вы все ими спекулировали. Сколько времени я гонялась за этими двумя, в надежде урвать хоть кусочек эксклюзива и добыть для вас настоящие доказательства, чтобы не орудовать пустыми, ничем не подтвержденными слухами, и вот, наконец, все мои страдания окупились. Небеса послали мне прекрасного анонима, наделенного способностью появляться в нужных местах и делать нужные снимки. Если у кого-то и были до этого сомнения, то теперь они явно не имеют никаких оснований. Альбус Поттер и Скорпиус Малфой — двое самых ярких представителей элиты Хогвартса, наследники враждующих семей, принцы, чья кровь действительно оказалась окрашена в голубой — встречаются. Сейчас все, начиная от печального расставания пары Поттер-Лонгботтом, до внезапного появления Альбуса Поттера на рождественском приеме в Малфой Мэноре, предстает в совсем ином свете. Дам вам время, чтобы переосмыслить. Ах да, вы слышите? Это по всему Хогвартсу разбиваются сотни сердец. Люблю, целую, Сплетница». Первым прорезал повисшую в гостиной потрясенную тишину голос Розье: — Охуеть. Вы что, реально трахаетесь? — Он укуренно заржал, продолжая глупо втыкать в телефон. Альбус почувствовал себя в террариуме, окруженный со всех сторон ядовитыми взглядами. Оторвавшись от экрана, он испуганно посмотрел на Скорпиуса. Тот, казалось, начал постепенно трезветь, умудряясь даже в таком состоянии держать марку и выглядеть так, будто ему на все плевать. Альбус старался не уступать, несмотря на то, что хотелось прямо сейчас яростно вскочить с места, раскидав все вокруг вспышками заклятий. Он не знал, что делать дальше. Как принято реагировать в таких ситуациях? — Это… это правда? — послышался со стороны неуверенный голос Паркинсон. — Они буквально целуются на фото. — Это началось еще до Руквуд? — А кто из них сверху? Слушать это было невозможно. Альбус, старательно сдерживая эмоции, резко вскочил с места и, игнорируя поднявшуюся волну шепота, ретировался в свою комнату.

***

Настойчивый стук повторился с той стороны двери. Телефон выдал очередную пулеметную очередь из уведомлений. Альбус нервным движением сорвал галстук с шеи, отбросив его в сторону, и взлохматил волосы, продолжая расхаживать по комнате. — Малфой, проваливай, я не в настроении сейчас разговаривать! — закричал он в сторону двери. Видеть Скорпиуса сейчас не хотелось, потому что Альбус понимал: они по-разному воспринимали размер произошедшей катастрофы. Любая попытка разговора привела бы их к недопониманию и последующей ссоре. — Это не Малфой, — послышался тонкий голосок Элис, приглушенный дубовой дверью. Альбус ощутил облегчение и торопливо впустил подругу в комнату. — Ты знал, что однажды это случится, — было первым, что произнесла она с порога. Альбус раздраженно тряхнул головой: — От этого не становится менее неприятно. — Я понимаю. Элис подошла к нему и заключила в плотное кольцо своих объятий. Мягкая и воздушная, пахнущая ирисом и жасмином — она дарила Альбусу так давно потерянное чувство умиротворения и спокойствия. Он позволил себе выдохнуть, обвить ее талию и зарыться носом в пушистые локоны: — Мне конец, Эл, — произнес он приглушенно. Элис фыркнула: — Ты чертова королева драмы, Альбус Северус Поттер. Ну и что такого страшного случилось? Альбус отстранился и посмотрел на нее возмущенным взглядом: — В каком смысле «что страшного случилось»? Сплетница только что совершила мой каминг аут. — Ну, да, фигово. — Элис пожала плечами, разорвала их объятия и прошла к кровати, плюхнувшись поверх покрывала. — Но что теперь поделаешь? Или ты боишься, что люди будут тебя осуждать? Альбус устало побрел за ней и обреченно упал на соседнюю часть кровати так, чтобы их головы соприкасались. Хотелось храбро заявить, что ни черта он не боится общественного мнения, но Элис, скорее всего, видела его насквозь. Так что он лишь неопределенно хмыкнул: — Я понимаю, что сейчас двадцать первый век и многие относятся к этому толерантно. Просто… дело не в том, как люди в целом относятся к этой теме. А в том, как они начнут относиться конкретно ко мне. Почему я не хотел, чтобы все знали? Я ведь Альбус Северус Поттер, — произнес он четко и с расстановкой, — Сын Героя, староста, лучший ученик в классе. Но теперь люди будут видеть во мне только… гея. Хоть я и бисексуал. — Никто не будет так считать, пока ты не будешь, Ал, — мягко проговорила Элис. — Конечно, первые пару дней все будут обсуждать вас. И, возможно, ты услышишь парочку неприятных вещей в свой адрес. Но потом все примут это как должное и забудут. Знаешь, что пишут в комментариях? — Не уверен, что хочу знать, — кисло отозвался Альбус. — А зря. Половина комментаторов сокрушаются о том, что ваши с Малфоем сердца теперь заняты, а другая половина дико шипперит вас. Конечно, парочка противных высказываний тоже присутствует, но это вообще не важно. Вы теперь самая главная power couple Хогвартса. Даже завидно немножко, вокруг нас такого ажиотажа не было. Альбус закатил глаза и легонько рассмеялся. Тугой узел в его груди начал потихоньку ослабевать. — Мерлин, с каких пор моя жизнь превратилась в гребаную мыльную оперу? Элис задорно рассмеялась, перевернулась на живот, нависнув над Альбусом, и чмокнула его в лоб: — Так, ладно, в свете последних событий разрешаю пропустить тебе сегодняшний обход. Справлюсь сама. Но это одиночная акция, больше такого не жди от меня. — Ты лучшая. — Ага, знаю. Она поднялась с кровати, кинув короткий взгляд в сторону зеркала, чтобы поправить свитер и волосы, и направилась в сторону двери: — Ах да, и впусти уже своего парня. Он ждет под дверью добрых полчаса. — Чего? — Альбус приподнялся на локтях и в замешательстве посмотрел на Элис. — Скорпиус? — А что, у тебя есть еще один парень? И ты молчал? Он посмотрел на нее с каменным выражением лица: — Элис, иди отсюда. — Люблю тебя. Дверь за ней захлопнулась, а через пару секунд Альбус, собравшись с мыслями, поднялся с кровати. Скорпиус, как и говорила Элис, стоял снаружи, лениво облокотившись о стену. Когда дверь, скрипнув, приоткрылась, выпуская в темный коридор полоску золотого света, он лениво оторвался от своего телефона: — Лонгботтом, значит, ты впускаешь сразу, а меня заставляешь мариноваться в коридоре, так? Альбус наградил его усталым взглядом и пропустил в комнату. — Почему ты здесь? — спросил он, когда дверь захлопнулась, отрезая их от всего остального мира. Скорпиус отвел глаза, делая вид, будто ему жутко интересен интерьер: — Я волновался, — наконец произнес он, словно нечто постыдное. — С чего это? — нахмурился Альбус, складывая руки на груди. — Уверен, тебе все равно на то, что пишет Сплетница. Даже наоборот: ты хотел, чтобы мы перестали скрываться. — Да, — подтвердил Скорпиус ровным тоном. — Но этого не хотел ты. Повисло молчание. — Я, может, и эгоист, Ал, но мне не плевать на тебя. Альбус почувствовал, как произнесенные Скорпиусом слова заставили его окончательно расслабиться, отпуская ситуацию. Он подошел к нему, втягивая в объятия, и осторожно поцеловал в скулу. Скорпиус немного напрягся, не привыкший к столь обнаженной нежности между ними, но все же прижался ближе к Альбусу, потираясь носом о его щеку и вдыхая его запах. — То, что ты сказал утром, — произнес он шепотом куда-то ему в шею. — Ты действительно считаешь, что мы можем не справиться? — Нет, — тихо, но твердо ответил Альбус, чуть отстраняясь и заглядывая в его аквамариновые глаза, все еще слегка покрасневшие после выкуренной травы. — Нет, я так больше не считаю. Он мягко поцеловал его в нижнюю губу, плавно переходя на челюсть и подбородок, а затем потянул в сторону постели. В ту ночь они не занимались сексом — лишь крепко заснули под пологом альбусовой кровати в объятиях друг друга, деля между собой самый интимный момент за все время их отношений. Ночь уверенно вступила в свои владения, затягивая в небытие все события прошедшего дня, когда телефоны Альбуса и Скорпиуса одиночно сверкнули в густой темноте, уведомляя о новом сообщении. queendominique: Сплетница зашла слишком далеко. Мы должны ее уничтожить.