***
«Хогвартс — красно-золотой! Второй год подряд команда Гриффиндора становится обладателем Кубка Школы по Квиддичу. Несмотря на то, что слизеринцы в этот раз были в позиции аутсайдера, потеряв в середине года своих ловца и вратаря (все мы помним, почему), они все равно очень бодро давали отпор гриффиндорцам, позволив тем отыграться лишь на последних минутах благодаря прорыву Дрейка Майерса, сумевшему обыграть Уинстона Селвина и словить золотой снитч. Что же, официально объявляю сезон квиддича закрытым. Впереди нас ждет финал гонки за Кубок Хогварста, в которой пока со значимым отрывом лидирует Хаффлпафф, а также экзамены, СОВ и ЖАБА. Следующие пару недель обещают быть очень насыщенными. Оставайтесь на связи. У меня для вас есть еще много интересного. Люблю, целую, Сплетница».***
В ухе звенело от пущенной в паре дюймов от лица хлопушки. Молли звонко вскрикнула, когда чьи-то крепкие руки подхватили ее и подняли в воздух. Красно-желтое море под ней волновалось: толпа, пребывающая на пике эйфории, чествовала своих победителей. Рядом проплыл светящийся Джеймс, удерживая над головой сверкающий в лучах майского солнца кубок. Где-то позади распевали победные песни Кайл, Бруклин и Дрейк. В воздухе почти ничего не было видно от красно-желтых дымовых шашек, все вокруг сотрясалось от топота, хлопков и львиного рева. — Хо-хо-хей, натянули скользких змей! Хо-хо-хей, Гриффиндора нет сильней! Через пару минут Молли вновь оказалась на земле, но все еще в гуще восторженной толпы. К ней тянулось множество рук, все ее обнимали, кричали слова поздравления в лицо и делали совместные фото. Кто-то накинул на нее гриффиндорский шарф, а Кайл сунул ей в руку открытую бутылку сливочного пива. Молли с жадностью припала к ней, все еще мучимая жаждой после тяжелой игры. Бруклин и Райли повисли на ее шее с обеих сторон, крича: — Подруга, мы сделали это! Гриффиндор — чемпион! Гриффиндор — чемпион! Все вокруг тут же подхватили их настрой, принимаясь выкрикивать кричалки, и Молли присоединилась к ним по инерции. Она давно не ощущала себя настолько счастливой. В толпе промелькнуло лицо Джеймса. Впервые за долгое время Молли видела его таким: без нахмуренных бровей, потухших глаз и ссутуленной спины. Его мокрые волосы стояли торчком, а сам он во весь голос горланил победные песни, повиснув на Брэндоне и Кайле. Мимо пролевитировала запотевшая бутылочка сливочного пива, и Джеймс ловко поймал ее, а потом притянул к себе за шею Дрейка Майерса и смачно чмокнул его в лоб. Молли рассмеялась. Словно услышав ее смех в гаме толпы, Джеймс резко обернулся и пересекся с ней взглядом. Несколько мгновений они осторожно смотрели друг на друга, а потом Молли позволила себе послать ему робкую улыбку. Помешкав секунду, Джеймс ответил ей такой же. — Моллз! Молли! Она обернулась на голос. Через рокочущую толпу к ней пробиралась Доминик, нацепив на лицо брезгливое выражение. Зелено-серебрянный шарфик, стильно обвязанный вокруг шеи, ставил ее в очень опасное положение, так что Молли поспешила к ней на встречу. — Дай пройти! Дорогу! Фу, отвали! — Доминик оттолкнула от себя какого-то шестикурсника, что на радостях полез к ней обниматься. — О, Моллз, вот ты где! — Ник? Ты что тут делаешь? Не говоря ни слова, Доминик схватила Молли за руку и потащила в сторону, выводя из толпы, по дороге отпихивая от себя потные и дрыгающиеся тела. Когда они оказались в стороне от всего гриффиндорского безумства, Молли вдруг почувствовала, как ей стало легче дышать. Теплый майский ветерок тут же успокаивающе прошелся по разгоряченному и мокрому лицу. — Ну, во первых, поздравляю с победой, — недовольно протянула Доминик, давя из себя улыбку. — Хотя я все еще считаю, что вы отскочили, а мы выиграли бы, если бы не назначенный вам штрафной. Молли засмеялась. Это было в ее духе. — Спасибо. — А во вторых… — Доминик замешкалась и посмотрела куда-то в сторону. — Там Одри пришла. Попросила меня найти тебя. Моллз, я пойму, если ты не захочешь… Молли ощутила, как всепоглощающие легкость и радость, заполнявшие ее тело секундой назад, резко улетучились. Мама была здесь. — Нет, все в порядке, — ответила она, прочистив горло. — Я увижусь с ней. — Точно? — Доминик выглядела обеспокоенной. — Да. Мама ждала ее за трибунами. Она была в легком цветочном сарафане и с повязанным вокруг шеи шелковым платком. Ее каштановые волосы были собраны в аккуратную прическу, а глаза скрыты за темными стеклами очков, которые она порывисто сняла с себя, едва завидев направляющуюся к ней Молли. — Я буду ждать неподалеку, — шепнула ей на ухо Доминик и, сжав напоследок ее ладонь в ободряющем жесте, осталась позади. — Котенок, — прошептала мама с придыханием, когда Молли приблизилась к ней, и потянулась за объятиями, но та резко отшатнулась от нее, награждая безразличным взглядом. Все еще свежи были воспоминания о том, как она не защитила ее перед отцом, позволив уйти из дома. — Что ты здесь делаешь? — спросила Молли сухо, избегая смотреть на мать. Под ложечкой неприятно засосало от осознания, насколько сильно она по ней скучала. Но обида была сильнее. — Джинни сказала, что сегодня у вас решающий матч, и я решила приехать, чтобы посмотреть. Поздравляю! Ты была прекрасна. Молли сложила руки на груди и неопределенно дернула плечами: — Спасибо. Мама неловко молчала несколько секунд, прежде чем надломившимся голосом спросить: — Как… как твой ребенок? Я хотела предложить помощь… — Больше нет никакого ребенка, — перебила ее Молли с каким-то особенным мстительным удовольствием. — Я сделала аборт. На следующий день, как вы с отцом бросили меня одну разбираться с собственными проблемами. Тихонько всхлипнув, мама поднесла ладонь в лицу, и посмотрела на нее блестящими от слез глазами: — Котенок, я так виновата перед тобой. Прости, что не встала тогда на твою сторону. Мне жаль, что тебе пришлось проходить через все это в одиночку. — Я была не одна. — Тем не менее, меня не было рядом. Перси… не имел права так разговаривать с тобой. И я не должна была ему позволять. Но… — Мама замолчала, словно собираясь с духом, а затем выпалила на одном дыхании: — Мы разводимся, Молли. Я ухожу от вашего отца. — Чего? — От удивления Молли даже забыла, что принципиально не хотела смотреть на маму. — Разводитесь? Почему? — Этому есть причины, — уклончиво ответила она, теребя в руках очки. — Люси еще не знает. И я думала, может, мы сможем донести до нее это вместе, чтобы вышло не так болезненно? Ты ведь знаешь, она больше привязана к отцу, чем ты, и может воспринять это тяжело… Молли не могла поверить. В голове не укладывалось, что ее родители разводились, ведь она думала, что они всегда будут вместе. Возможно, на них с Люси это заметно не скажется: отец и так большую часть времени отсутствовал в их жизни, пропадая на работе в Министерстве, но все же сам факт того, что родители разводились, вводил в замешательство. Все детство и подростковый период Молли наблюдала за тем, как ее мать была подавляема отцом. Как ее личность постепенно стиралась, вытесняемая новой ролью: жена заместителя министра, хозяйка, мать двоих прекрасных дочерей. Молли не могла представить маму отдельно от отца, как бы не старалась. Возможно, именно ее признание заставило родителей пересмотреть свои взгляды на их семью? Понять, что у них все вовсе не так идеально, как они пытались убедить всех, в том числе и себя. Молли нанесла первый удар по фундаменту их дома, заставив его покрыться трещинами. Жалела ли она об этом? Нет, если честно. Так было лучше для всех. — Котенок, ты скажешь что нибудь? — донесся до Молли голос матери сквозь толщу мыслей. Растерянно моргнув, она уставилась перед собой: — Я рада за тебя, честно. И ты права, нам лучше рассказать Люси об этом вместе. — Обида на мать все еще клокотала где-то глубоко внутри, но она понимала, что сейчас, ради сестренки, они должны были держаться вместе и показать, что, несмотря на развод родителей, их семья все еще остается сплоченной. — Давай встретимся через час в «Три Метлы». Я приведу ее туда. Лицо мамы, раскрасневшееся от сдерживаемых слез, тут же расцвело, и она снова подалась вперед, но Молли уже на автомате отшатнулась, делая ситуацию бесповоротно неловкой. — Ладно, тогда увидимся, — произнесла она, отходя на пару шагов назад. — Мне пока надо идти. — До встречи, котенок, — прошептала мама, прижимая чуть подрагивающую ладонь ко рту. — Люблю тебя. Доминик, как и обещала, ждала ее неподалеку. Завидев Молли, она вскочила с деревянной балки, что поддерживала трибуны, и направилась в ее сторону, оправляя на себе мантию. — Ты в порядке? — Да, — ответила Молли. На лице ее расплылась легкая улыбка, когда она осознала, что действительно была в порядке. — Родители разводятся. Доминик потрясенно молчала: — Что, серьезно? — Ага. — Ну, не буду врать, что мне жаль. Без обид, но дядя Перси всегда был немного мудаком. Молли коротко усмехнулась, качая головой: — Не могу не согласиться. Мне надо найти Люси. Мы встречаемся с мамой, чтобы она сама сообщила ей эту новость. — Я видела, как она направлялась в замок, — произнесла Доминик, откидывая швыряемые ветром в лицо волосы в сторону, когда ее внимание привлекли две фигуры, прячущиеся под трибунами. — Это что… О Мерлин, фу, какая мерзость! Молли проследила за ее взглядом. Первой в глаза бросилась крепкая спина Джеймса и его вихрастый затылок, который обхватывала женская тоненькая ручка. — Это… Паркинсон? — потрясенно протянула она, вглядываясь в прижатое Джеймсом к стене тело. — Они сейчас сожрут друг друга, честное слово. Я скоро вообще перестану удивляться тому, что происходит в этой школе! Увлеченные страстным поцелуем, Джеймс и Корнелия не замечали никого вокруг. Молли показалось, будто огромная невидимая ладонь сжала ее внутренние органы. Наблюдать за этим было неприятно, и не только из эстетических побуждений. Неужели… неужели она ревновала?***
Корнелия сносила крышу. Ее пухлые губы было прикольно целовать, а пахла она карамелью и кокосом. Джеймс не планировал выносить их «отношения» куда-либо за пределы спален, но сегодня был особенный случай. Его все еще распирало от эмоций после победы над слизами, когда они с Молли пересеклись взглядами в толпе. Короткая улыбка, которую она послала ему — и у Джеймса оборвалось все внутри, завертелось вихрем и принялось отбивать бешеный ритм меж ребер, даря ту самую призрачную надежду: что все может снова стать, как раньше. Но он запрещал себе думать об этом. Как раньше больше никогда не будет, зато в попытке вернуться к этому они лишь сделают друг другу больнее. Он должен был отпустить Молли. Именно в ту минуту Корнелия удачно подобрала момент, чтобы подойти к Джеймсу и поздравить с победой. Она выглядела так прекрасно в кружевном топе и узких джинсах, с легким макияжем и изящными пляжными локонами, что ему захотелось тут же поцеловать ее. По крайней мере, Джеймс так себя убеждал: он хотел Корнелию, потому что она была чертовски привлекательной девчонкой, а не потому, что ему нужно было вытеснить из головы неправильные мысли о своей кузине. Джеймсу не хотелось ощущать себя еще большим мудаком, чем он уже был. Затолкав зудящие мысли куда подальше, он схватил Корнелию за руку и, надеясь, что все вокруг были слишком заняты празднованием победы, чтобы обратить на них внимание, повел ее сквозь толпу за трибуны. Она даже не сопротивлялась, для нее это все было словно игрой. — Приходи сегодня на победную вечеринку у озера, — внезапно предложил Джеймс, со смачным звуком отрываясь от ее губ. Его собственные теперь были измазаны ее персиковым блеском. — Разве это не сделает меня предателем в глазах моего факультета? — томно произнесла Корнелия, проводя пальцем по линии его челюсти. — Мало того, что я трахаюсь с капитаном команды, что отобрала сегодня у нас Кубок, так еще и приду на вечеринку в их честь. От ее голоса, посылающего вниз по шее мурашки, у Джеймса стало тесно в штанах. — Плевать на их мнение, нет? — горячо прошептал он, снова припадая к ее губам. — Вовсе нет, — игриво протянула она, чуть отстраняясь и раздразнивая еще больше. Джеймс раздраженно выдохнул: — Ну, хорошо, можешь привести с собой нескольких друзей, чтобы разделить с ними гнев Слизерина. — О, так ты разрешаешь мне? — Да нет же, просто хочу, чтобы ты пришла. Это всего лишь вечеринка, тем более на нейтральной территории. Все факультеты будут там, даже ваш. Корнелия закусила нижнюю губу и сделала вид, будто раздумывает: — Хорошо. Но только при одном условии. — Каком? — Мы устроим after party в твоей спальне. Джеймс резко выдохнул, представив детали их личной вечеринки в ярчайших подробностях: — Без проблем. Несмотря на то, что скрываться им, по сути, было незачем, покидать место, в котором они провели последние десять минут за поцелуями, решено было по отдельности, чтобы не вызывать волну ненужных слухов раньше времени. Выждав для приличия после ухода Корнелии, Джеймс вышел обратно к беснующейся толпе, когда его вдруг окликнули. — Мистер Поттер? Джеймс обернулся. К нему на встречу, пробираясь через орущих подростков, семенил невысокий полноватый мужчина лет пятидесяти. Его волосы были полностью седыми, а на кончике огромного носа сидели круглые очки с желтыми стеклами. Одет мужчина был в строгий костюм тройку, который едва застегивался на его круглом животе, а на практически отсутствующую шею был накинут гриффиндорский шарф. Метким взглядом Джеймс подметил торчащий из кармана пиджака кусочек зелено-серебряной ткани. — Да, это я. — Я так и думал! Вы очень похожи на своего отца! — умасленным тоном произнес мужчина, и Джеймс смог уловить в его произношении итальянский акцент. — Меня зовут Иньяцио Гаспарини, я спортивный агент. Синьор Гаспарини протянул маленькую потную ладошку, и Джеймс, постепенно смекая, к чему все ведет, пожал ее в ответ. — Я думаю, вы понимаете, зачем я здесь, ведь так, мистер Поттер? — Догадываюсь. В воздух выстрелило несколько хлопушек, и толпа с еще большим усилием принялась горланить победные песни. Синьор Гаспарини едва заметно поморщился и жестом головы пригласил Джеймса отойти в сторону: — Вы провели отличную игру, — заговорил он, когда вокруг стало ощутимо тише. — Не только как охотник, но и как капитан. — Э-э, спасибо. — Джеймс смущенно почесал затылок и выдавил из себя неловкую улыбку. Он не понимал почему, но этот тип напрягал его. — Что вы знаете об Итальянской Лиге Квиддича, мистер Поттер? — Довольно много. Одна из самых сильных лиг мира, входит в шестерку лучших в магическом мире. Действующий чемпион — «Римские Грифоны». Гаспарини внимательно выслушал Джеймса и расплылся в довольной улыбке, не сулящей ничего хорошего: — А что, если я вам скажу, что вами интересуются те самые «Римские Грифоны»? — То я вам не поверю, — выдал Джеймс первое, что пришло ему на ум. Гаспарини лишь разразился смехом. Все лицо его поблескивало от выступившего пота, а рубашка в некоторых местах намокла пятнами. — Понимаю, понимаю ваши опасения. И они не напрасны. Вы наверняка в курсе, что в нашем бизнесе так не делается. Но дело вот в чем… — Он в миг приобрел серьезное выражение лица и пододвинулся ближе к Джеймсу. На удивление, пахло от синьора Гаспарини вовсе не потом или чем-нибудь еще мерзким, а дорогим парфюмом. — «Грифоны» очень сильно хотят к себе в команду Поттера, и я пообещал добыть им его. Поэтому, возможно, мои намерения могут показаться вам излишне поспешными и напористыми, но, поверьте, они кристально чисты. Если бы вы только согласились завтра встретиться со мной в более комфортной обстановке. Тут неподалеку, насколько я знаю, есть милая деревушка. Мы могли бы выпить там кофе, обсудить детали и, — он понизил голос, выделяя следующее слово особенно многозначительным тоном, — цифры. Поверьте, итальянцы очень щедры на цифры. Все что вам нужно — подписать контракт со мной, и место у «Грифонов» автоматически бронируется на ваше имя. Джеймс знал, как обстояли дела в квиддичном бизнесе — мама ему рассказывала. В Британской Лиге Квиддича среди руководства команд и спортивных менеджеров было распространено негласное правило: не подписывать учеников Хогвартса до тех пор, пока они не выпустятся. На это было много причин, но часто нарушение подобного правила вело к расторжению контракта до начала сезона и выплате огромной неустойки. Агентам было не запрещено посещать школьные матчи, беседовать с потенциальными клиентами и вербовать еще неокрепшие умы в какие-то определенные команды, — на Джеймса самого пару раз выходили скауты с предложениями — но подписывать контракты было строго-настрого запрещено. Такое правило вертелось только в английских кругах, но зарубежные агенты и скауты, из уважения и солидарности к своим коллегам, тоже старались придерживаться его и не совались на чужую территорию раньше положенного времени. По Иньяцио Гаспарини же было видно, что он нагло пренебрегал спортивными принципами и готов был пройтись по головам ради достижения своей цели. Возможно, это было хорошим качеством для спортивного агента. В конце концов, размер гонорара Джеймса будет напрямую зависеть от него. Еще одно негласное правило мира спорта: чем меньше чести и принципов у агента, тем больше оклад у его клиентов. Гаспарини и «Грифоны» хотели себе Поттера. Не Джеймса. И поэтому решили добраться до него такими нечестными способами, найдя лазейку. — Ваше предложение лестно, мистер… — Гаспарини. Синьор Гаспарини. — Ага, — хмыкнул Джеймс. — Ну, так вот, очень круто, конечно, но я всегда хотел играть за свою страну. В любом случае, спасибо за предложение. Он уже развернулся, чтобы бесцеремонно уйти, как вдруг синьор Гаспарини удержал его за локоть: — Мистер Поттер, я думаю, вы пока не совсем понимаете, от чего отказываетесь. В Британской Лиге Квиддича огромная конкуренция и крайне нестабильная ситуация. Вы не можете с уверенностью утверждать, что команда, которая предложит вам завтра самый выгодный контракт, останется в выигрыше по окончании сезона. «Римские Грифоны» же действующий чемпион Италии вот уже несколько лет, что обеспечивает им стабильное место в Интернациональной Лиге. Сыграв за них, вы можете очень высоко зарекомендовать себя на международном уровне, выиграть несколько титулов, а потом вернуться на родину победителем. Гаспарини пел очень красиво, что лишний раз доказывало, как сильно он лично и «Римские Грифоны» хотели в свою коллекцию трофей под названием «Поттер». Мама всегда говорила Джеймсу: возможно, такие лиги, как французская или итальянская, считались одними из самых элитных, но они были напрочь лишены конкуренции, сезон за сезоном удерживая на пьедестале одни и те же команды. Для молодого игрока подписывать контракт с этими командами было сродни профессиональному самоубийству: отсутствие конкуренции никак не стимулировало прогресс. — Мистер Гасарини… — Гаспарини. — …я своего решения не поменяю, — твердо заявил Джеймс, выдергивая свою руку из хватки ушлого агента, и развернулся, чтобы уйти. В спину донесся голос не теряющего надежды синьора Гаспарини: — Послушайте, вы ведь так молоды. Неужели вам не хотелось бы зажить совсем иной, новой жизнью где-нибудь в другом месте? Набраться впечатлений? Рим — самый подходящий для этого город. Теплый климат, гостеприимный местный контингент, а магическое сообщество куда более шире, чем здесь. Это потрясающий опыт и не только спортивный. Слух Джеймса зацепился за вскользь брошенное словосочетание. Новая жизнь. В голове всплыл образ Молли, и сердце само по себе болезненно сжалось. Возможно, это был единственный способ положить конец их страданиям? Разъехаться как можно дальше, начать новую жизнь, оставив все, что произошло, в прошлой. Стать дальними родственниками, что встречаются лишь на семейных мероприятиях раз в год и шлют друг другу сову с открыткой на День Рождения и Рождество. Быть может, противный итальянский синьор был послан ему не просто так, а в качестве решения их проблемы? Окей, он не будет спешить с решениями, но хотя бы дать синьору Гаспарини шанс стоило. — Хорошо. — Джеймс нехотя развернулся. — Думаю, мы могли бы встретиться завтра, чтобы я выслушал детали вашего предложения. Блестящее от пота лицо синьора Гаспарини расплылось в широкой улыбке. Он тут же судорожно принялся шарить по карманам своего пиджака, вытащил на свет визитку и протянул ее Джеймсу: — Вот, свяжитесь со мной, когда подберете удобное время и место. Уверяю вас, мистер Поттер, вы не пожалеете о своем решении.***
Последним, кто вышел из раздевалки сборной Слизерина, был Калеб Забини. Завидев Альбуса, стоящего в стороне, он поудобнее перехватил спортивную сумку на плече и направился к нему: — Ждешь Малфоя? Альбус кивнул. — Он там. Можешь зайти, все уже ушли. Коротко поблагодарив Калеба, он отделился от стены, у которой стоял, и двинулся в сторону раздевалки. Скорпиус был там. Мокрый после душа и с обвернутым вокруг бедер полотенцем, он сидел на лавке с телефоном в одной руке и фляжкой в другой. — Только не говори, что ты здесь, чтобы успокоить меня после проигрыша, — недовольно протянул он, когда Альбус вошел, и встал с места, закидывая телефон в стоящую рядом спортивную сумку. — Нет, я пришел, чтобы полюбоваться на тебя в одном полотенце, — саркастично ввернул ему Альбус, пряча руки в карманы мантии и наблюдая за тем, как Скорпиус прикладывается в узкому горлышку фляжки. — Все в порядке. — Оно и видно. Скорпиус вздохнул, закрутил крышечку фляжки и отправил ее следом за телефоном, а затем пятерней зачесал влажные волосы назад. — Послушай, я не первый год играю в квиддич, чтобы расстраиваться из-за поражений. Тут такое случается часто. Альбус подошел к нему вплотную, хватая за талию и притягивая к себе. Пробежался пальцами по татуировке змеи у него на боку, слегка надавливая, чтобы остались красные следы. Если Скорпиусу и было неприятно, то он этого не показал — лишь плотно сжал челюсти, отводя усталый взгляд в сторону. — Когда ты уже поймешь, что тебе не обязательно скрывать свои чувства при мне? — А что мне сделать? Расплакаться? Начать швырять вещи в стену? Набить морду твоему братцу? — Для начала хотя бы перестать твердить, что ты в порядке, и рассказать, что действительно чувствуешь. — Я так не умею. Альбус тяжело вздохнул и отошел от Скорпиуса на пару шагов. Он не собирался устраивать ему сеанс психотерапии. — Отлично. Доминик просила передать, что вечером ждет нас у себя. — Опять будем играть в детективов? — ядовито усмехнулся Скорпиус. — Тебя никто не заставляет, — тут же отбил его удар Альбус. В раздевалке повисла напряженная тишина. Казалось, вот-вот — и зазвенит в ушах. Первым отмер Скорпиус: — Прости, — произнес он на выдохе. Было видно, как тяжело давались ему эти слова. — Мы уже две недели пытаемся вычислить эту Сплетницу, но все еще не сдвинулись с мертвой точки. Я… я устал проигрывать. Плечи Альбуса расслабились, а выражение лица заметно смягчилось. — Мы даже не пытались в полную силу. Ты был погружен в тренировки, Доминик — в подготовку к собеседованию. Теперь нам ничего не мешает. К тому же, тебе нужно отвлечься. На этот раз Скорпиус был первым, кто преодолел расстояние между ними и притянул Альбуса к себе, касаясь губами его губ, сжимая в кулак ткань мантии у него на спине. — Ты прав. Как всегда, — шептал он в перерывах между поцелуями. — А я черствый мудак. — Ну вот, и ты иногда можешь быть правым, — хитро усмехнулся Альбус. В отместку Скорпиус укусил его за нижнюю губу. — Ауч. Ладно, мне нужно еще забежать в совятню. Увидимся вечером? — Да. Пора заканчивать с этой Сплетницей. Альбус поцеловал Скорпиуса в уголок губ на прощание и вышел из раздевалки, держа курс на совятню. Пару часов назад ему пришло сообщение от Фреда о том, что Роксана передала письмо, которое уже летело к нему через всю страну. В совятне было непривычно много людей — очевидно, восторженные студенты спешили оповестить своих родителей о победе Гриффиндора. Осторожно обходя толпящихся младшекурсников, Альбус прошелся вдоль жердей, выискивая глазами Укропчика — сову дяди Джорджа. Тот нашелся в одной из верхних ниш, спокойно посапывая после длительного перелета. Стоило Альбусу зашуршать упаковкой от корма для сов, как Укропчик тут же встрепенулся, принимаясь растерянно моргать своими глазками-пуговками. И пока он был увлечен поглощением корма, аппетитно хрустя клювом, Альбус отвязал от его лапки письмо. Конверт был подписан почерком Роксаны, и у него перехватило дыхание от осознания того, насколько ему не хватало ее. Все это время от нее не было ни весточки: его письма так и оставались без ответа, и все, что Альбус знал о ее состоянии, было лишь со слов Фреда, который давал очень обтекаемые сведения о том, что лечение шло своим чередом. Выйдя из совятни, он, не торопясь, направился в сторону замка, на ходу распечатывая письмо. «привет, альбус-мальбус. кажется, что в последний раз мы с тобой нормально общались в прошлой жизни. так давно это было. и столько всего произошло за это время. папе и фреду я говорю, что у меня все в порядке. не знаю, верят ли они, но тебе я врать не хочу. мне тяжело, ал. мне так пиздецки тяжело, что временами я даже не знаю, смогу ли так дальше. мой психолог говорит, что это нормально — лечение не будет эффективным, если оно будет легким, но я вроде делаю успехи. вот, например, написала тебе. это своего рода часть терапии. прости, что я долго не отвечала. прости, что заставила тебя пройти через кучу дерьма. наверное, я просто не осознавала, что мои поступки могут влиять еще на кого-то, кроме меня, потому что… не знаю почему. наверное, потому, что такая вот я эгоистичная тварь. или просто не могла даже допустить мысли, что я могу быть для кого-то важна настолько, что способна причинять боль своими действиями. ох, ладно, это письмо становится слишком сопливым. сожги его на хрен после прочтения. просто хотела сказать: спасибо тебе. за то, что не сдавался, и за то, что спас мою жизнь. надеюсь, мы скоро увидимся. передавай остальным привет. я скучаю. рокси-покси». Закончив читать, Альбус тепло улыбнулся и сложил письмо, чтобы спрятать во внутренний карман. Черта с два он его сожжет.