***
— Добрый вечер, — буднично приветствовал Криденс, застыв на пороге и ожидая разрешения войти. — Привет, — беззаботно откликнулся Марти. Он кивнул на черный кожаный диван, будто приглашал к себе пациента. — Вы разрешили, — напомнил тот, проходя в библиотеку, и уселся спиной к выходу. — Конечно, я помню. Криденс снова облачился в свои коротковатые брюки, подпоясанные ремнем с низко болтающейся пряжкой – он был ему велик, но Криденс не удосужился сделать новые дырки, чтобы ремень сидел по размеру. Галстук, жилет, пиджак с белой отстрочкой на лацканах и несуразная стрижка, из-за которой он казался младше своего возраста. Не молодым человеком, а в короткие сроки вымахавшим подростком. — Это твоя единственная одежда? — хмуро спросил Марти. — Форма, — уточнил Криденс. — Ты из нее явно вырос, — с намеком произнес Марти, и Криденс бегло осмотрел себя, будто до этого не замечал, что вещи ему не по фигуре. — У мамы нет денег на новую, — тоскливо объяснил он. — Но ведь дома можно ходить в другом, — пояснил Марти очевидную мысль, и Криденс стушевался, не смотря ему в глаза. — Последние годы мне было совершенно не до внешнего вида, — признался он, ковыряя пальцем обивку дивана, будто хотел проделать в ней дыру. Брови Марти в удивлении приподнялись, рот приоткрылся. — Зря, ты очень красивый парень, особенно если приложишь усилия, — не контролируя себя, произнес он и тут же пожалел, что не умеет держать язык за зубами. На щеках Криденса проступили розоватые пятна, и он поднял на Марти широко распахнутые потемневшие глаза. Картинка перед глазами расплывалась, все внимание приковывали только эти глаза, словно больше и не существовало ничего в этом унылом мире. Карие внимательные глаза, готовые поймать на случайно, в эмоциональном порыве оброненном слове. Слава всем богам, что Криденс не стал цепляться к сказанному, допытываться «вы правда так считаете» или притворно отнекиваться «ну что вы, вы мне льстите». Пожалуй, последнее было бы хуже всего, поскольку тогда получалось бы, что Криденс либо строил из себя недотрогу, чтобы его всячески разубеждали, либо (что еще страшнее) свято верил, что ему это сказали из жалости. Когда Марти что-то говорил, то всегда был уверен в собственных словах. Другой вопрос – хотел ли он озвучивать свое мнение вслух или пожелал бы унести его в могилу. Вместо этого Криденс произнес единственно уместное в этой ситуации слово: — Спасибо. Марти был ему за это благодарен. Он попытался располагающе улыбнуться, чтобы закрепить эффект от своего комплимента, но понял, что уж эту улыбку точно можно будет счесть за «натянутую и лживую». Оставаться в кабинете стало невмоготу, и он с грустью заглянул в пустую чашку. — Вы уходите? Я вам мешаю, — сделал выводы Криденс, и Марти мысленно чертыхнулся, кляня себя на чем свет стоит: вместо того, чтобы заниматься сценарием, ему приходилось предаваться самобичеванию и тщательно подбирать слова в общении с Криденсом. Если с первым пунктом он справлялся на ура, то по второму – мужественно проигрывал. — Хочу сделать себе кофе, — объяснил Марти и для наглядности ткнул пальцем в чашку. — Тебе тоже? — Нет, спасибо, — хмуро ответил Криденс, явно пожалев, что заикнулся о бегстве. «Один-один», — поздравил себя Марти. Криденс тоже не умел вовремя замолчать. О том, что произошло днем на чердаке, он старался не вспоминать, а от идеи рассказать об этом испытывал липкий ужас. Он не боялся, что над ним посмеются. Он переживал, что его сочтут безумцем. Что, впрочем, было недалеко от истины. — Через три дня Хэллоуин, — напомнил Марти, вернувшись в библиотеку. Игнорируя отказ Криденса, он все же впихнул ему в руки чашку и уселся обратно в кресло, вернувшись к мозолившим глаза черновикам. — Ночь, когда мертвые вылезают из могил, а дети просят сладостей. — Я знаю, что такое Хэллоуин, — покачал головой Криденс, грея ладони об обжигающе горячую керамику вместо того, чтобы держать чашку за ручку. — Мама ненавидит этот праздник. — Я не предлагаю тебе отмечать его с ней, — слизав с губ капли кофе, возразил Марти. Криденс пытливо на него посмотрел. — Ты, наверное, хочешь встретиться с друзьями? — ненавязчиво предположил Марти. Он вновь вспомнил чердак, и ему стало не по себе. Конечно, он был реалистом и не верил во всю эту чушь с восставшими мертвецами. Куда опаснее были живые люди, уж кому, как не ему, это было прекрасно известно. И все же снова подниматься наверх желания пока не возникало. Как и коротать Хэллоуин одному. — Не то чтобы у меня было много друзей, — неохотно признался Криденс, снова смотря на Марти поверх чашки, что скрывала половину лица. Это начинало входить в странную привычку. — Мать? Частити? — предположил Марти. — Мать слишком набожна и не приемлет Хэллоуин, — без сожаления растолковал Криденс. — У Частити свои планы. Это редкий день, когда она может сбежать от матери. — То есть ты на праздник совсем один, — подвел итог Марти. — Как и вы, — любезно согласился Криденс, и на мгновение могло показаться, что в его глазах мелькнул задорный огонек. Марти хрипло рассмеялся. — Ла–адно, — весело протянул он, развалившись в кресле, — сходим куда-нибудь вечером. — Но у меня нет денег, — смущенно напомнил Криденс. — Знаю. Я угощаю. Как тебе такой расклад?***
Три дня, оставшиеся до Хэллоуина, прошли для Марти в радостном предвкушении праздника, будто он вернулся в прошлое. Он чувствовал почти детский восторг, какой не приходилось испытывать уже давно, возможно, со времен детства, когда разум поглощен маскарадом, бесплатными сладостями, страшилками, которых приятно бояться. Почти как Рождество. Только чтобы получить подарки на Рождество, нужно весь год быть хорошим мальчиком, то Хэллоуин был праздником для плохих и непослушных детей, которые любят пугать и делать гадости. И ничто не вызывает в них такой восторг, как полное и безнаказанное пренебрежение правилами. На следующий вечер Криденс уже привычно устроился в библиотеке, прихватив с полки какую-то книгу, как догадался Марти – для отвода глаз. Он не возражал, чтобы Криденс находился рядом, ему самому в некотором роде становилось спокойнее, что он не одинок. Дом был непомерно велик для него, а знание, что поднимись он на второй этаж, то застанет там Криденса, невероятно успокаивало. Марти с любопытством поглядывал на него исподтишка, надеясь, что его внимание было не столь очевидно. Криденс чинно и скромно уселся на самом краю дивана, прижавшись к подлокотнику, словно рядом с ним должно было уместиться еще человек пять. К удовольствию Марти Криденс прислушался к его совету касательно внешнего вида. Наконец-то он избавился от старых пиджака, жилета и потерявшей вид рубашки. Теперь его короткая стрижка, слегка взлoхмaченная, с некоторым наивным шармом сочеталась со свитером крупной вязки, на удивление пришедшимся ему впору. Белая футболка, выглядывающая из-за ворота, вместо доходящих только до щиколотки брюк со стрелкой – обычные черные джинсы… Теперь Криденс не выглядел так, словно его сюда случайно забросило из прошлого века. Оставалось только догадываться, где он раздобыл новые вещи. В начале недели Марти сподобился вырваться из плена дома в супермаркет, чтобы запастись к Хэллоуину угощением для детей. Полки с конфетами и прочей ерундой быстро пустели во всех магазинах, но все же ему удалось закупиться сладостями, которые предстояло без остатка раздать соседским детям. Отчасти Марти жалел, что давным-давно вышел из возраста, когда можно раскрасить лицо гримом, прихватить ведерко в виде тыквы, натянуть на себя костюм привидения, пирата, зомби или чародея и идти попрошайничать к соседям. Сколько он себя помнил, на просьбу «trick or treat» никто ни разу не брался его пугать, отсыпая несколько конфет. В этом было что-то разочаровывающее – у Марти не осталось ярких пугающих воспоминаний. Зато они появились с возрастом, когда он своими глазами видел, как на лбу лучшего друга внезапно возникает кровавая рана, и тот успевает по инерции прожить еще несколько минут, прежде чем навечно потерять сознание. Или когда обнаруживал приятеля, с которым прошлым вечером сидел у костра, бездыханным, расплaставшимся посреди трассы с кровью на рубашке. Trick or treat? Чердак приводил Марти в оцепенение, он не знал, что ожидать от этого места. Сигнализация не срабатывала, да и была ли она вообще исправна? Проникнуть в дом было сложно, по крайней мере сложнее, чем в стеклянный мавзолей. Разумеется, по большому счету ни один частный дом в Америке не был застрахован от того, чтобы кто-то отчаявшийся разбил окно и влез внутрь. Вандализм, но эффективный, гарантирующий успех, особенно в сочетании с хлипкой сигнализацией, и даже нет гарантии, что полицейские зафиксируют этот случай или хотя бы просто узнают о нем. — Вы собираетесь резать тыквы? — ошеломленно спросил Криденс, прерывая нескончаемый поток мыслей, однако любопытный огонек в глазах выдавал его истинные эмоции. — Во всяком случае попытаюсь, — уклончиво ответил Марти, подозревая, что его терпения может не хватить, либо он обязательно испортит тыкву, из которой уже вынул мякоть. — Хочешь присоединиться? — спросил он и кивнул на вторую поджидавшую его тыкву, у которой уже была срезана макушка. — Не уверен, что у меня получится, — с сомнением признался Криденс, однако взял из подставки средних размеров нож, блеснувший сталью при ярком электрическом свете, почти как в операционной. Он крепко сжал рукоять и, сняв с «обезглавленной» тыквы макушку, вонзил нож в податливое сочное желтоватое нутро. — Что мы потом сделаем с мякотью? — спросил он, вырезая контур небольшой окружности. — Не знаю. Выкинем? — Мама всегда говорила, что это грех – выбрасывать еду, — монотонно проговорил Криденс, сосредоточенно следя за движением ножа. — Можем съесть, — пожав плечами, уступил Марти, рисуя маркером на толстой оранжевой кожуре линии глаз, носа и рта, по которым собирался вырезать «страшную» рожицу. Криденс в ответ насмешливо фыркнул и засучил рукава свитера, чтобы не испачкать соком одежду. Его предплечья казались излишне напряженными от усердия.***
В среду утром, в канун Хэллоуина, Криденс исчез еще до завтрака, и Марти пришлось завтракать в гордом одиночестве. И именно это вынужденное одиночество заставило его с удивлением осознать, что за несколько недель, что они жили под одной крышей, он успел привязаться к этому хмурому и нелюдимому юноше. И все же первое впечатление оказалось обманчивым. Криденс походил на шкатулку с секретом или ящик Пандоры, который неизвестно что может преподнести, если в него заглянешь. Его смиренное спокойствие противоречиво сливалось со вспыльчивым характером. Он прикладывал усилия, чтобы не выдать себя, но это не значило, что Криденс буквально не сгорал от негодования, и кто знает, чем обернется для окружающих роковой час, когда он не сможет себя контролировать. Марти отлично запомнил момент, когда тот кипел от гнева, вернувшись домой, но каким-то немыслимым образом ему удалось без последствий усмирить эту бурю. Криденс лишь с виду казался хладнокровным и покладистым, на деле же внутри него таились страсти, шла напряженная борьба с самим собой и сковывающей его по рукам и ногам действительностью. Марти и сам когда-то давно был таким. В том же возрасте. Так же знал, что лучше для него, и так же не знал, как вырваться из-под удушающей опеки. Вот только у Марти был Билли. У Криденса Билли не было, и даже самого Марти ему, скорее всего, было недостаточно. Это уже становилось традицией: когда Марти слишком увлекся размышлениями, его вновь прервал звонок в дверь. Поначалу он подумал, что вернулся Криденс, забывший ключи, однако не смог припомнить, чтобы давал ему их. Оставив совершенно лишенное смысла занятие – сортировку конфет, Марти направился к парадному входу. Для успокоения он положил ладонь на темно-ореховую древесину. Он не в первый раз замечал, что она действует на него успокаивающе, будто дом обладал некой силой, которой мог поделиться. Марти для верности посмотрел в глазок, прежде чем открыть, но на крыльце стоял совершенно незнакомый ему юноша. Смутное предчувствие заворочалось на подкорке, лишая привычного до этого спокойствия. — Чем могу помочь? — вместо приветствия спросил он незнакомца, находившегося на почтительном расстоянии от порога. Тот поднял голову. Медленно, вальяжно и даже как-то нахально, словно уже был королем положения и проявлял к хозяину дома снисходительность своим появлением. — Добрый день, — вежливо сказал он, будто издеваясь над отсутствием приветствия. Марти покрепче ухватился за дверь, преграждая вход, словно незваный гость мог вздумать вломиться в дом силой. — Добрый, — неохотно согласился Марти, сурово нахмурившись, чтобы сразу дать понять – у него нет времени философствовать на крыльце. Незнакомца это не смутило. На нем было пальто не по погоде – конец октября выдался необычайно теплым для этого времени года. Худые длинные ноги провокационно обтягивали джинсы – узкие не за счет кроя, а из-за того, что он явно вырос из них. Над кроссовками торчали голые щиколотки, а молния врезалась в пах, так что можно было без труда оценить его мужское достоинство. Марти поспешно поднял глаза и увидел обращенный на него насмешливый взгляд. Однако лицо незнакомца было спокойным и невозмутимым, почти безмятежным, лишь темные глаза и широкая улыбка выдавали его истинное настроение. — Можно вас попросить позвать Криденса? — хрипловато произнес молодой человек – возраст его определить было сложно: пятнадцать? Восемнадцать? Он явно не был американцем: в его чертах сквозило что-то южноевропейское. — Меня зовут Кевин. Кевин. Марти едва удержался от восклицания, потому что уже жил в бывшем доме одного Кевина. — Криденса нет дома, — ответил он, смутно сообразив, что ему нравится, как это звучит. Криденс дома. Марти никогда не считал этот дом своим, но, разделенный с Криденсом, он мог стать таковым. — Ну разумеется, — растягивая гласные, произнес Кевин. Марти невзлюбил его с первого взгляда и не мог понять по интонациям – соглашался тот или насмехался. В нем было что-то зловещее, порочное, пугающее. Совсем как в том Кевине, о котором он собирался писать. Ну конечно. Паршивец узнал, для чего он здесь поселился, и теперь глумился над ним. Вот только откуда ему было известно, чем занимался Марти? Не Марси же просветила «Кевина». Криденс? Но он не делился с ним своими творческими потугами. Хотя несложно было зайти в библиотеку и почитать черновики. Вот только зачем он это сказал? — Криденс сообщил тебе, где его найти? — хладнокровно спросил Марти. «Кевин» неприятно улыбнулся, будто уголки его губ были прихвачены леской и кто-то позади его головы тянул за них. — Скажем так, — благодушно протянул он, — я шел за ним и проследил, где он живет. Марти сжимал изнутри дверную ручку до побелевших костяшек пальцев. — Прости меня за грубость, но сейчас не самое удачное время, — настойчиво намекнул Марти. Кевин без лишних слов круто развернулся, будто был шарнирной куклой, и пошел прочь, но Марти не спешил закрыть дверь и смотрел ему вслед. — Сладость или гадость, мистер Фаранан? — насмешливо спросил Кевин, обернувшись возле ограды, и Марти неприятно поежился от его слов, наблюдая, как тот, не оглядываясь по сторонам, переходит дорогу.***
«Сладость или гадость, мистер Фаранан?» Паршивцу откуда-то было известно его имя. Не в адресной же книге Роклэнда он его увидел, в конце концов? Появление «Кевина» напрочь испортило настроение Марти. Он обещал Криденсу сходить куда-нибудь вечером, но ему уже не хотелось никакого Хэллоуина, а хотелось запереться в библиотеке с бутылкой виски и не выходить оттуда до завтрашнего утра. Мысль о том, что ему весь день будут барабанить в дверь, требуя конфеты, тоже отдавала сомнительным удовольствием. Наспех начертав маркером на листе бумаги «Берите по одной, счастливого Хэллоуина», он прикрепил объявление к кирпичной колонне большого крыльца. Рядом Марти ссыпал все конфеты в плоскую каменную чашу на ножке, служившую уличным фонтанчиком, который он так ни разу и не потрудился включить. Чтобы покончить со всем побыстрее и предаться горестному самобичеванию, Марти принес туда же две тыквы, которые они вырезали с Криденсом. Поставив их на каменной площадке, по краям от ступенек, он задумчиво почесал нос. Его тыква вышла до безобразия уродливой даже для Хэллоуина. А вот Криденс явно имел опыт: у него получилось вырезать пугающую, но аккуратную рожицу, и, судя по всему, он занимался этим не в первый раз. Вот только где успел научиться, если его мать не переносила Хэллоуин? С досадой вздохнув, Марти цапнул из чаши конфету, развернул фантик и целиком закинул ее в рот. День еще только клонился к вечеру: небо было бледно-голубым, солнце на западе окрасило горизонт в кроваво-оранжевые оттенки, а воздушные и рыхлые, похожие на вату облака – в розовый и нежно-персиковый. По обыкновению Марти решил, что Криденс придет через пару часов, а значит, у него было в запасе немного времени. Вернувшись на кухню, он воровато оглянулся и открыл шкафчик рядом со входом в буфетную: на нижней полке его ждала початая бутылка в компании низенького стакана. Решительно выдохнув, Марти протянул руку, чтобы ухватиться за холодный стеклянный бок, но тут же боязливо отдернул ее. Начинать «праздновать» не входило в его планы. Хотя день уже казался безнадежно испорченным, его все еще можно было попытаться спасти. Захлопнув дверцу, Марти застонал и с гулким стуком уткнулся в нее лбом. Его раздражали неизвестность и неопределенность, а душевное равновесие, с трудом восстановившееся после событий годичной давности, словно кто-то намеренно подтачивал. Криденс объявился спустя час: смущенный, скромный, но явно довольный, и Марти так и подмывало сбить с него этот миролюбивый настрой под влиянием черной глухой пустоты, что без спросу решила поселиться в его душе. Едва Криденс успел пересечь холл, направляясь к лестнице, как Марти вышел из библиотеки, хмуро оглядев его с головы до пят. Тот сразу напрягся, заподозрив неладное, и ухватился длинными пальцами за перила. Вид у Криденса был заведомо виноватый. — Я спрошу всего один раз, это очень важно, — сухо произнес Марти, удивляясь, как безжизненно прозвучал его голос. Будто чужой. — Ты знаешь кого-нибудь по имени Кевин? На мгновение ему показалось, что Криденс сейчас пошатнется на месте. Марти насторожился. Ему не хотелось так сразу пугать своим напором, но весь остаток дня он был на взводе и не мог выбросить из головы визит Кевина. Он накручивал себя: откуда тому было известно его имя? Мысль что это Криденс мог сказать ему, задевала за живое. С другой стороны, заявление Кевина о том, что он проследил за Криденсом до дома, разом все перечеркивало. Хотя… Полагаться на слова неизвестного парня или на слова Криденса, с которым он жил бок о бок несколько недель, к которому успел привыкнуть… Выбор был очевиден. — Есть один. Я присматривал за его сестрой, — сипло признался Криденс. — Почему перестал? — с легкой тревогой в голосе спросил Марти, сложив руки на груди. Лицо Криденса разом посерело. Он весь подобрался, будто сжатая пружина, снова опустил голову, плечи поникли. Он сдувался на глазах, как воздушный шар. — Они переехали, — выдавил он из себя. — Видимо, не очень далеко, если Кевин бродит по окрестностям, — со скепсисом заметил Марти. Рот Криденса приоткрылся, но он какое-то время не мог подобрать нужные слова, пока не… — Она умерла, Мартин. — Но… Марти почувствовал себя так, будто ему со всей дури зарядили под дых или огрели тяжелым мешком по голове. Криденс переминался на месте, по всей видимости желая провалиться сквозь землю. Он неловко схватился за локоть, свел плечи, будто пытаясь стать меньше и незаметнее, что было в принципе невозможно при его внушительном росте. — Несколько лет назад, — бесцветно добавил он. Чувствуя легкую тошноту, Марти прочистил горло. Он ожидал услышать все что угодно, но не это. — Так вот почему он назвался Кевином, — вынес он вердикт, чувствуя, что наконец-то сложил два и два. — Потому что чертов Кевин Пласкетт, который жил здесь, тоже потерял сестру. Криденс предпочел промолчать. — Но он убил ее. Он опустил голову. Марти стало невообразимо стыдно за себя, за свой тон, но вид поникшего Криденса вызывал в нем непреодолимое желание подскочить и хорошенько встряхнуть его за плечи, чтобы тот ожил и перестал смотреть так, будто это он прикончил всю семейку Пласкеттов. — Извини за горячность, я… — Я могу идти? — как провинившийся школьник, спросил Криденс. — Куда? — опешил Марти. — К себе, конечно, — с легким удивлением отозвался Криденс, поднявшись на первую ступеньку, намекая, что не спрашивает разрешения, а ставит перед фактом. — Но мы собирались погулять, — тоскливо напомнил Марти, осознавая, что вечер, которого он ждал все эти дни, катится ко всем чертям именно из-за него. Криденс грустно обернулся на входную дверь, будто там его кто-то ждал. — Не думаю, что смогу сейчас… Марти жалобно свел густые брови «домиком» и скорбно поджал губы. — Соглашайся, — попросил он. — Это лучше, чем сидеть одному в комнате. И я угощаю, помнишь? Губы Криденса тронула легкая улыбка. Чтобы спрятать ее, он свесил голову, но это не укрылось от Марти. Он видел, что его пантомима подействовала. — Даю тебе пять минут на сборы, — бодро заявил он, хлопнув себя ладонями по бедрам. Криденс наградил его долгим задумчивым взглядом, прежде чем подняться наверх. То ли оттого, что вечер все еще можно было спасти, то ли потому, что это стало следствием всего пережитого за день, но Марти испытывал воодушевление. Когда Криденс спустился вниз, Марти украдкой улыбнулся, находя его очаровательно растрепанным. Слегка влажные от воды короткие пряди вились на самых кончиках, а челка криво лежала на лбу, взгляд был слегка шальной, решительный. На нем снова был крупной вязки серый свитер, из-под которого торчала футболка. Марти не был ханжой: внешний вид Криденса говорил в пользу того, что эти пять минут не прошли напрасно. Мысли об этом, яркая картинка, представшая перед глазами, отозвались внизу живота сладким томлением. — Я готов, — отрапортовал Криденс, остановившись на пороге. «Да, я тоже», — посетила Марти пугающая мысль. За это время на улице успело окончательно стемнеть: небо стало угольно-черным, на востоке всходил серебристый диск луны, который прорезали полупрозрачные облака. По улицам спального района Роклэнда сновали, держа в руках пластиковые ведерки для сладостей в виде тыкв, переодетые нечистью детишки. Помимо зеленоватых зомби, вампиров в плащах настолько длинных, что мешали при ходьбе, ведьм в островерхих шляпах и скромных привидений в простынях попадались герои всех мастей – от Флэша до Снупи. Криденс с детским восторгом разглядывал их костюмы, и Марти не мог перестать довольно улыбаться, наблюдая за его реакцией, хоть и старался отвернуться, чтобы скрыть улыбку. Еще пару месяцев назад он и представить не мог, что его захватят подобные эмоции, что он будет искренне радоваться чьей-то улыбке. Что почувствует себя вновь нормальным, правильным, целым. Возможно, всему виной было то, что он слишком отвык от людей, и теперь он слепо тянулся за поддержкой, вниманием, участием и в то же время пытался убежать от самого себя, защититься от кошмара, в котором жил, потеряться в другом человеке. И по иронии судьбы выходило, что этим человеком оказался Криденс. Криденс с его собственными неразрешенными проблемами. Криденс, не заслуживавший грубого обращения, которому подвергался. Криденс, умевший улыбаться так, что – Марти готов был проклясть самого себя – в животе поднималась стайка пресловутых бабочек, а душа начинала порхать вместе с ними. Марти не мог до конца осознать природу своих чувств, но одно знал наверняка – он был счастлив повстречать Криденса на своем жизненном пути. Спустя какое-то время они добрались до мало-мальски приличного паба в окрестностях Найака. Внутри помещение по случаю Хэллоуина украсили бумажными летучими мышами, разноцветными гирляндами, почти как на Рождество. Из углов скалились тыквы, начиненные фонариками, а по залу сновали сексапильные ведьмочки-официантки в развратных нарядах. Реакция Криденса немного позабавила Марти: казалось, что он никогда не посещал подобных заведений. Марти с довольным видом проследил за тем, как Криденс смущенно уставился на разодетых девиц с глубокими декольте и в коротких юбках, и миролюбиво хлопнул его по плечу. — Главное, не смотри так затравленно, они это чувствуют, — прошептал он ему на ухо, зайдя со спины. Они еще ни разу не оказывались так близко, и Марти подивился, настолько Криденс был высоким. Он увлек его за собой в дальний угол паба рядом с тонированным окном, создававшим полумрак даже в дневное время. Фоном приглушенно звучала тяжелая музыка, под стать празднику. — Ты похож на первокурсника, которого впервые привели в бар, — усмехнулся Марти, подтянув к себе меню. — Но я впервые, — согласился Криденс в тот момент, когда грянули басы и барабаны. — Что? — переспросил Марти. — Не впервые, — громко и отчетливо произнес Криденс, на что получил утвердительный кивок. После того, как миловидная и улыбчивая ведьмочка принесла им заказ, они немного посидели в тишине, привыкая к атмосфере. Марти с любопытством наблюдал, как Криденс морщился от своеобразного ячменного привкуса пива. — Ладно, не мучай себя, — сжалился он и забрал из его рук запотевший стакан. Криденс немного обиженно свел брови к переносице, хотя в глазах его читалось облегчение. — Закажем тебе что-нибудь послаще, — добавил Марти, хитро улыбаясь, и Криденс в ответ на это совершенно по-детски насупился, сложив на столе руки и выставив вперед локти. Марти демонстративно сделал глоток из стакана Криденса и поставил его на картонку рядом со своим. — Может, просто чай? — Не выйдет. — Марти наконец-то развеселился и почувствовал себя свободнее вдалеке от дома. — Сегодня праздник. Спустя два бокала пива и один сладковатый, но освежающий коктейль, который Марти бессовестно «одолжил» у Криденса попробовать, они все же расслабились. Марти страстно желал продлить этот вечер, переживания дня казались далекими и маловажными. Что значил какой-то Кевин, когда перед ним сидел привлекательный молодой собеседник, смущавшийся присутствия полуголых официанток и смотревший на него так, что можно было лишь молиться, чтобы черти забрали его, Марти, с собой под землю как можно скорее. Ему откровенно льстило то, о чем он наконец-то начал догадываться – он нравился Криденсу. Причем нравился по-особенному, по-взрослому. Парень был скромен и не позволял себе лишнего, и было нечто интимное в том, как они сидели в молчании в библиотеке, бросая друг на друга любопытные взгляды, искренне надеясь, что другой их не видит. Марти не понимал, как это произошло, но и его самого тянуло к Криденсу. Он скучал без него днем и пару минут просто наслаждался щелчком замка, тихими шагами, когда тот возвращался после колледжа и работы. — Расскажете, как вы оказались здесь? — не скрывая любопытства, попросил Криденс, бездумно помешивая коктейль черной соломинкой. Марти по-доброму усмехнулся. — А ты хочешь знать? — спросил он, откинувшись на спинку мягкого клеенчатого диванчика, и почесал нос. Криденс сдержанно кивнул. — У меня был друг, которого звали Билли, — решительно произнес Марти, не оставляя себе времени на раздумья. — Лучший друг, — веско подчеркнул он. — Оказалось, что Билли ничего не стоит убить человека. Криденс потрясенно округлил глаза. Соломинка застыла в бокале. — Он занимался тем, что проворачивал махинации со своим приятелем, — принялся объяснять Марти и неприятно поморщился от воспоминаний. — Причем люди даже не знали, что их обводили вокруг пальца. Билли и Ганс воровали собак, а потом возвращали их за вознаграждение. Пока однажды они не украли собаку одного гангстера, который не оценил их тонкий подход. — Его убили из-за собаки? — сосредоточенно уточнил Криденс. Марти крепко задумался. — Да. По сути… да. Обоих. Криденс настороженно уставился на него, ожидая подвох, будто тот мог сказать «я тебя разыграл» или выхватить из-за пазухи пистолет. — Психопаты, — почти с любовью подвел итог Марти. Дальше Криденс не рискнул развивать эту зыбкую болезненную тему, к тому же по отрешенному виду Марти сразу становилось понятно, что он находился уже не в пабе с Криденсом, а на Западном побережье вместе с призраками своих ушедших друзей. Затяжное молчание становилось вязким, как смола. Криденс жалел, что завел этот разговор: уютный вечер плавно перетек в неловкий. Наконец ближе к полуночи Марти сдался и попросил счет. — Тебе наверняка завтра на учебу, — догадался он, роясь по карманам в поисках денег. Криденс неопределенно пожал плечами и отвел взгляд, чтобы не показать свое сожаление. Он мог и не стараться: Марти в этот момент был занят совершенно другими вещами, не горя желанием разгадывать по выражению лица Криденса, что было у того на уме. В некотором роде Криденс был даже рад некоторой отчужденности: Марти не лез в его жизнь, не спрашивал подробно об учебе, работе, матери, не вынуждал врать. Он просто был рядом, всегда готовый поддержать, и именно это Криденс ценил в нем больше всего.***
С каждым шагом, что они делали в сторону дома, настроение их становилось все более гнетущим и хмурым. Особенно у Марти: он не тешил себя возвращением, ноги будто не хотели идти. В какой-то момент, когда они только на квартал отошли от паба, его посетила смутная мысль предложить Криденсу переночевать где-нибудь в городе, например, в гостинице или мотеле, лишь бы не приближаться к дому убийцы. К своему дому. — Что тебе известно об особняке? — Марти замедлил шаг. Криденс, не сбавляя темпа, ушел вперед, пока не остановился, вникнув в суть вопроса. — Он построен в конце двадцатых, — ровно проговорил Криденс, почти так же, как это делала Марси, рекламируя дом потенциальному покупателю. — Потом сюда переехали Пласкетты. Иронично фыркнув, Марти закрыл лицо руками и бессильно застонал. — И ты согласился поселиться в нем, — с сарказмом проговорил он. В его голове витал хмель, но он твердо держался на ногах. Вот только язык держать за зубами не получалось. — Заче-е-ем? — поморщившись, хрипло протянул он, растягивая гласные. Криденс стоял перед ним, виновато опустив руки, уткнув взгляд в землю, на его скулах ходили желваки, будто он едва сдерживал раздражение. Причем сдерживал исключительно ради Марти. — Мне больше некуда было идти, — предпринял он вялую попытку. — Чушь, — твердым голосом охарактеризовал ситуацию Марти. — Твоя сестра, — он указал пальцем на грудь Криденса, — искала тебя. Она пришла в мой дом, чтобы позвонить. И я пустил ее. — Я знаю, — хмуро согласился Криденс. Марти помахал в воздухе рукой, намекая, что ему самому все это тоже прекрасно известно. — Почему именно этот дом? Из всех в округе. Марти еще ни разу за проведенный в доме месяц не ощущал такой ясности мыслей. Ему казалось, будто он находился под дурманом. Но вот иллюзии развеялись, и он мог здраво и трезво рассуждать. — Лучше объясните, почему вы сами это предложили, — сухо посоветовал Криденс. У Марти перехватило дыхание. И ведь правда, почему он сам это предложил? На тот момент он чувствовал себя одиноко, но это не было поводом приютить незнакомого парня под своей крышей. — Если хотите, я уйду. В другой ситуации Марти скорее всего мигом ухватился бы за эту идею, но сейчас мысли о доме без Криденса навевали безжизненную пустоту. Он просто физически не смог бы оставаться там один. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — грустно прошептал Марти, разведя руками. Он чувствовал себя как побитый пес. — Я погорячился, — тускло покаялся он. — Сегодня был слишком тяжелый день. — Я знаю, — с сожалением поддержал Криденс. Уголки его полных губ чуть приподнялись. Оказавшись вновь в доме, Марти почувствовал себя пугающе спокойно, будто правда вернулся домой – туда, где его ждут. Поднявшись по лестнице, они остановились у комнаты Криденса. За вечер было сказано слишком много неудобной правды, мрачно нависшей над ними хищным жнецом в черном балахоне и с острыми когтями, готовыми в любой момент вцепиться в горло. Но, несмотря на это, они оба чувствовали удовлетворение от проведенного вместе времени. Марти не хотелось уходить, но час был поздний, и он не имел права задерживать Криденса, как бы ему того ни хотелось. К тому же Криденс сам не спешил скрываться в своей спальне. Буквально секундное промедление, и его уже можно счесть за неловкость, обязывающую что-то сказать друг другу, чтобы не выставить себя нерешительным дураком. — Спокойной ночи. — Марти подергал себя за ухо, чувствуя, что фраза прозвучала скорее вопросительно, нежели утвердительно, и потому поспешно добавил: — Спасибо за вечер. — И вам спасибо, — тут же ответил Криденс, как по команде. — Спокойной ночи, Марти. Он нашарил за спиной ручку, открыл дверь и просочился через узкую щель в темную спальню. Марти остался в коридоре один. Он немного потоптался на месте, оглянулся по сторонам, словно надеялся, что его могло что-то заинтересовать. Хмыкнув под нос, он поплелся в конец коридора к своей спальне. Не включая света, на ходу снимая одежду, он прошел мимо холодного камина, который еще ни разу не разжигал. За окном царил мрак: грязно-серое беззвездное небо, луна скрылась за облаками. Дорогу освещала лишь гирлянда тускло-оранжевых уличных фонарей. Поежившись, Марти забрался в холодную постель и закутался в одеяло до самого подбородка. Спустя пару часов он заворочался во сне, преследуемый кошмаром. Широко распахнув глаза, он затравленно вглядывался в темноту, но не мог различить даже контура подушки. И все же ему показалось, что рядом он уловил какое-то движение. Тяжело дыша, чувствуя болезненную испарину на лбу, он осторожно и медленно вытянул руку, будто собирался прибить назойливое насекомое, и с силой хлопнул по кровати. Ладонь с сопротивлением прорезала воздух, будто тот был плотным и вязким, и упала на простыню, так ничего и не нащупав. И все же Марти казалось, что он слышит тихое, едва уловимое дыхание, как у человека на пороге смерти, когда легкие уже не справляются. Легкий шелест на губах, как дуновение теплого весеннего ветра. Недоуменно вглядываясь во тьму, он осторожно улегся назад на подушку и еще долго не мог сомкнуть глаз, пока сон наконец не сморил его.