For Everything A Reason

Марти безуспешно ворочался в гостиничной постели вот уже около часа, но не мог уснуть и успокоиться после того, что произошло. Он бы с радостью был готов списать увиденное на алкоголь или снотворное, вот только уже давно не принимал ни того, ни другого, а потому не мог найти объяснения тому, что увидел своими глазами. Но что же он все-таки видел? Когда он выбежал на проезжую часть и помчался прочь от особняка, то больше всего боялся, что на улице его схватят какие-нибудь пособники миссис Бэрбоун. У Марти не укладывалось в голове: почему вместо того, чтобы с легкостью дать отпор безоружной женщине, он предпочел бегать от нее по всему дому? Почему он не проигнорировал ее театральное представление и не вызвал полицию? Как она вообще проникла в дом? Кевин. Кевин был весь день в доме, наверняка он пустил ее. Она поговорила с Криденсом и велела ему возвращаться домой, но сама осталась в особняке, чтобы дождаться Марти и устроить перед ним этот цирк. Вот почему Кевина не оказалось в спальне! В курсе ли мистер Качадурян, как развлекается его сын? У Марти в телефоне был записан номер, который передал ему Кевин, и он решил, что обязательно позвонит с утра его отцу, чтобы поставить в известность о забавах его отпрыска. Но это никак не объясняло, почему он увидел то, что увидел. Представление с призрачными спецэффектами. Возможно, в этом тоже был замешан Кевин. Он явно не идиот и способен соорудить какую-нибудь иллюзию. А может, этот мелкий гаденыш во время обеда что-нибудь подкинул ему в тарелку? Добравшись до перекрестка, Марти остановил такси и велел отвезти его к ближайшей гостинице. Лишь усевшись на заднее сиденье, он смог немного расслабиться, ощущая слабое ликование оттого, что сумел вырваться из особняка. В его доме находились посторонние люди, там остались его вещи, компьютер, все заметки к сценарию; но больше всего пугало то, что не было вестей от Криденса, хотя теперь Марти понимал, что в этом замешана его мать. Проехав пару домов, Марти набрал номер полиции и, не стесняясь водителя, вкратце объяснил стражам порядка ситуацию, намерено умолчав о том, какой он увидел миссис Бэрбоун, боясь, что его сочтут пьяницей, наркоманом или психом, раз ему по ночам мерещатся подобные вещи. Спустя некоторое время, когда он уже устроился в гостинице на ночь, ему перезвонил офицер полиции и сообщил, что с домом все в порядке. Замки не взломаны, в доме никого нет, лишь распахнутая настежь парадная дверь и опрокинутый в холле бокал в луже виски. Марти так и не понял, воспринял ли офицер его всерьез и завел дело или посчитал вызов за ложный, однако тот пообещал, что оставит пару полицейских, чтобы они присмотрели за незапертым домом до утра, пока Марти не вернется. Но ему даже думать не хотелось об особняке, а возвращение туда в его мыслях граничило с подвигом. Марти мстительно сообщил офицеру фамилию Бэрбоун, и его заверили, что поищут семьи с такой фамилией. Он не верил, что Криденс был причастен к происшествию: скорее всего, его мать сделала выводы самостоятельно, заметив, что в ее сыне что-то разительно переменилось. Конечно. Теперь он был счастлив и любим. Марти мучительно жалел, что не сказал Криденсу прямым текстом, что любит его, будто больше они никогда не увидятся и он упустил последнюю возможность. Марти крутился под душным одеялом, поворачиваясь на другой бок каждые пять минут, не находя успокоения воспаленному мозгу. Промучавшись так около часа, он сел на постели и, свесив ноги, с облегчением коснулся стопами холодного пола. Внутри него закипало яростное негодование, ему хотелось что-нибудь уничтожить, растоптать, лишь бы не чувствовать пустого бессилия, выедавшего изнутри, как червь-паразит. Оперевшись на кровать ладонями, он поднялся и принялся бродить по комнате. В футболке и нижнем белье Марти довольно быстро остыл, чувствуя на коже прохладные капли пота. Он начал дрожать от лихорадочного жара, как при вирусной болезни. Такого стресса он не испытывал даже год назад. Когда умерли Билли и Ганс, он переживал трагедию, боль, пустоту, отчаяние, чувствовал несправедливость этого мира. Сейчас он испытывал ужас и страх. Марти пошарил взглядом по номеру, и ему на глаза вновь попались мини-холодильник и мини-бар. Как раз идеально рассчитанные на одного человека в период эмоционального кризиса. Сунув нос в бар, он нашел такие же мини-бутылочки, как и все в гостиницах: крем на один мазок, шоколадка на постели на один укус. Как одноразовые зонтики из автоматов, у которых ломаются все четыре спицы при первом порыве ветра. Открутив пробку, Марти сделал глоток, опорожнив бутылочку сразу не треть. На тумбочке рядом с кроватью ему мозолил глаза подло молчавший телефон. Черт, да Криденс сам не знал его номера, чтобы позвонить! Вдруг он звонит в особняк, пока Марти прохлаждается в гостинице, боясь на десять ярдов приблизиться к дому? Марти сделал второй глоток, и алкоголь горячей лавой опустился по пищеводу в желудок. За ним последовал еще один, и Марти потянулся за второй бутылочкой вроде тех, что подают в самолетах во время перелета. На этот раз он достал из холодильника лед, насыпал его в чистый стакан, а сверху залил виски. На часах уже было около двух, но у Марти сна не было ни в одном глазу, он не мог отделаться от увиденного. Что это вообще, черт возьми, было? Вряд ли суровая чопорная миссис Бэрбоун, которая даже Хэллоуин отвергает, будет устраивать спектакль для того, кто сблизился с ее сыном. Логичнее было бы тогда разыграть представление, как Кевин Пласкетт восстает из могилы. Марти задумался. Он видел много неприятных, пугающих вещей вроде пули, прошивающей череп лучшего друга, или разлетающихся после прицельного выстрела мозгов, но никогда не задумывался, что бывает кое-что похуже. Очевидно, в этом была виновата третья бутылочка из минибара – явно лишняя, раз Марти задумался о таких вещах. Усевшись обратно на кровать с ногами, он взял в руки телефон, открыл браузер и забил в поиск «Бэрбоун», но ничего путного не увидел, никаких аккаунтов в соцсетях вроде фейсбука, инстаграма или твиттера, – хотя Марти и сам их не имел, и никто не говорил, что Криденс или его старшая сестра должны находиться там под своими именами. В базах данных полиции вряд ли тоже можно было отыскать эту фамилию… Марти отставил полупустой запотевший стакан с еще не успевшим растаять льдом на прикроватную тумбочку и улегся поверх одеяла. Открыв в телефоне галерею, он нашел там старые совместные снимки с Билли, фотографии с премьеры «Семи Психопатов», фото родителей и несколько общих фотографий с Кайей, которые почему-то так и не удалил. У него не было ни одного снимка особняка, да и Криденса тоже. Почему за все недели, что они провели рядом, он не сделал ни одного фото Криденса? Сосредоточенного, уставшего, внимательного, робкого, нежного, уязвленного, заботливого, любящего… любого. Виски все же ударил в голову и помог наконец-то заснуть, когда Марти уже начал жалеть, что снотворное осталось дома. И слава небесам, что он не помнил своих снов поутру. Зато ближе к обеду его разбудил телефонный звонок из полицейского участка. Сержант сообщил, что никакой активности ни в доме, ни на улице замечено не было и ничего полезного в доме они не нашли. Про Кевина полицейский не сказал ни слова, что немного разозлило Марти: вот уж кому все было прекрасно известно. В окрестностях не так много школ, чтобы потрудиться проверить их все. И раз уж стражи порядка не готовы напрягаться, то он сделает это сам. Марти набрал номер мистера Качадуряна, еще до конца не успев придумать, как собирается начать неприятный разговор, но этого и не потребовалось. Вместо отца Кевина трубку сняла какая-то женщина, которая и знать не знает никого по фамилии Качадурян. Возможно, он ошибся, когда вбивал номер в телефон? Клочок бумаги, который ему вручил вчера Кевин, лежал у него в кошельке. Марти внимательно проверил номер, но все было верно. Может, мистер Качадурян сам ошибся, когда записывал его? Но как можно забыть свой номер? Для современного человека это сродни тому, как забыть свое имя, пинкод от кредитной карты или дату рождения. Нахмурившись, Марти сердито отшвырнул телефон и злобно уставился на него, будто это именно он подвел его, не сумев дозвониться даже по неверному номеру. Оставаться дальше в гостинице было бессмысленно, но Марти не хотелось возвращаться назад. Но стоило ему потянуться за телефоном, как тот зазвонил. Марти резко схватил его и уставился на смутно знакомый входящий номер. Это был домашний номер роклэндского особняка. С гулко колотящимся сердцем Марти нажал на «ответ» и зажмурился, молясь про себя, чтобы это был единственный человек, которого он хотел услышать. — Марти? — тихо спросил Криденс, и сердце Марти ухнуло вниз. — Криденс, — произнес он с облегчением, чувствуя, как накатывает запоздалая истерика. — Ты дома. — Да, а ты – нет, — ответил тот. — Я в гостинице, — объяснил Марти, вскочил на ноги и заметался по номеру. — Сможешь приехать сюда? Запиши адрес… — Марти, я не могу оставить дом, — печально сказал Криденс. Его тихое дыхание во время пауз в разговоре успокаивало. До боли похожее на дыхание, которое он слышал, когда проснулся посреди ночи. — Почему? — Марти резко остановился. — Не могу найти ключи. — Полицейские уже уехали? — нахмурился он. — Ты там один? Кевина нет в доме? — Я… — Марти отчетливо представил, как Криденс озирается по сторонам, пытаясь обнаружить кого-нибудь поблизости. — Я не видел его с того момента, как вернулся. — Где ты был? — отчетливо спросил Марти, просчитывая в голове, как быстрее добраться до особняка. — У матери, — сипло ответил Криденс. На Марти вновь накатила волна гнева. — Старая… — Марти, прошу, не надо, — взмолился Криденс, оборвав его на полуслове. — Я сейчас приеду, — твердо заявил Марти. — Никуда не уходи. Пока они разговаривали, он начал собирать свои вещи в кучу, скидывая их на кровать, чтобы ничего не забыть. — Я постараюсь, — тихо фыркнул Криденс, и Марти услышал с того конца треск пластика телефонной трубки, которую слишком крепко стиснули в кулаке. — Я… — Марти едва удержался от того, чтобы произнести «я люблю тебя», но вовремя осекся, решив, что скажет это лично, глаза в глаза. — Я скоро буду. Он поспешно сбросил звонок, чтобы не искушать себя дальнейшим разговором и не тратить бесценное время. Еще из номера он вызвал такси, уже ждавшее его на выходе, когда он покинул гостиницу. Обратная дорога, скрашенная предвкушением встречи, показалась менее длинной, чем когда он убегал оттуда посреди ночи. Мстительная старая стерва. Марти бы понял, если бы она пришла побеседовать с ним лично, донести свою мысль и пренебрежение, попросить никогда не приближаться к ее сыну и заявить, что Криденс съедет из особняка в тот же день. Ему было бы мучительно и больно, но он понял бы ее позицию. Но вместо этого миссис Бэрбоун пошла на поводу у эмоций, проникла в чужой дом, а значит, каким бы подонком ни оказался Марти, закон на его стороне. И слава американскому правительству, что здесь так щепетильны к личному пространству и частной жизни. Марти больше не был уверен, как относиться к особняку, и против воли напрягся, когда еще издалека увидел крышу после того, как водитель свернул с главного авеню. Сначала он долго привыкал к дому, как к дикому зверю, и тот был насторожен в ответ. Затем он подарил ему забытый с годами уют вроде предрождественского вечера, когда пахнет теплым имбирным печеньем, пряным глинтвейном, в камине трещат дрова, а рядом в кресле ждет пушистый плед. Криденс походил на канун Рождества, как ожидание чуда, холодный, обжигающий воздух и горячие поцелуи. Но после того, что произошло ночью, Марти больше не был уверен в их безопасности, если чужой человек мог безнаказанно проникнуть в их дом. Расплатившись с водителем такси, он перебежал дорогу и оказался у калитки. Особняк неприветливо взирал на него потухшими окнами, черепичная крыша походила на выгнутую дугой спину ощетинившегося зверя. Каждый шаг в сторону крыльца по каменной дорожке отзывался гулкой горечью под сердцем, будто Марти добровольно шел в ловушку. Когда он ехал в такси, то взвесил все за и против. Он позвонил Марси, номер которой чудом не удалил, и договорился о встрече, чтобы обсудить продажу дома. Он признавал, что слишком остро и впечатлительно отнесся к проникновению в дом, но и не собирался из него бежать, пока работа над сценарием еще не окончена, а продажа дома требовала времени. Поднявшись на крыльцо, Марти отворил незапертую дверь и вошел в тихий холл. Меньше суток назад он в ужасе убегал отсюда, и оттого каждая деталь дома напоминала о том, что он бы предпочел забыть. Светильники от Тиффани больше не мигали, но продолжали настораживающе освещать первый этаж. Дубовый старинный пол, на котором он несколько раз чуть не растянулся, ступени, укрытые дорожкой, гасившей топот бегущих ног. — Криденс! — громко крикнул Марти, опасливо проходя в коридор к библиотеке. Криденс ждал его там, устроившись на черном кожаном диване, будто на кушетке для пациентов психоаналитика. Он весь подобрался, вскочил на ноги и с облегчением осмотрел Марти от макушки до пят, прежде чем подступить ближе, чтобы его заключили в объятия. — Я скучал по тебе, — прошептал ему в висок Марти. — С тобой все хорошо? Что произошло? Криденс крепче сцепил ладони на его спине, прижимаясь к груди. — Сейчас хорошо. Мать давно догадывалась, теперь она знает. Она в ярости. Марти влажно чмокнул его в висок. — Я заметил вчера, — подтвердил он. — Как она попала сюда? — Кевин. Кевин впустил ее и… рассказал о нас. Марти знал, что услышит именно это, но хотел убедиться лишний раз. — Мелкий засранец. Где он сейчас? — Он успокаивающе поглаживал Криденса по спине, прижимаясь губами к виску. — Я звонил его отцу, но Кевин дал мне неправильный номер. — Кевина сейчас здесь нет, — заверил его Криденс и немного отстранился, чтобы видеть его лицо. — Только мы. Грустно улыбнувшись, Марти коротко, но нежно поцеловал его в губы. — Давай я сделаю нам чай? — заискивающе предложил он и потянул Криденса за руку, но тот не сдвинулся с места. — Марти? — Да? — Я должен тебе кое-что показать. Его мрачный тон не понравился Марти, но он позволил Криденсу отвести себя наверх. По его настроению было ясно, что они направлялись отнюдь не в спальню, да Марти и сам сейчас думал о сексе в самую последнюю очередь. — Ты помнишь, что видел наверху? — спросил его Криденс, пройдя мимо ставшей уже их общей спальни и комнаты Кевина и свернув к лестнице. — Чердак? — насторожился Марти, сглотнув слюну. Ему показалось, что он вновь отчетливо слышит детское пение. Тихое, тонкое, морским приливом нарастающее в ушах. Раз мама, два мама, ведьма не сбежит. Раз мама, два мама, на метле летит. Раз мама, два мама, ведьмы слез не льют. Раз мама, два мама, ведьмы все умрут. — Мне не нравится эта затея, — серьезно предупредил Марти и накрыл ладонь Криденса, прижав ее к перилам, чтобы тот остановился. — То, что ты вчера увидел… Наверняка ты нашел этому более консервативное объяснение. — Вчера я видел твою мать, — опередил его Марти. Мозг отчаянно сопротивлялся, боясь даже подумать о том, что ему собирался поведать Криденс. — Я не хочу, чтобы ты считал себя сумасшедшим. — Голос Криденса дрогнул, пытаясь справиться с эмоциями. Когда Марти поднялся на третий этаж, Криденс уже распахнул люк и проверял устойчивость лестницы. — Не думаю, что это хорошая идея… — полушепотом предупредил Марти. Повернувшись к нему, Криденс честно и открыто посмотрел в его глаза, давая понять, что полностью уверен в своих действиях, хотя было видно, что его потряхивает от страха и неизвестности не меньше Марти. Сделав шаг навстречу, он горько улыбнулся, губы предательски дрогнули, а между бровей залегла тонкая складка. — Помнишь, ты просил довериться тебе? — страдальчески спросил он. Марти видел, что Криденс готов в любую секунду передумать, увести его вниз, подальше от чердака, но что-то мешало ему переступить через себя. Как человеку, набирающемуся храбрости перед физический болью, чтобы потом наступило облегчение. Марти заторможено кивнул. Ладонь Криденса легла на его щеку, непривычно горячая. — Сейчас я прошу тебя о том же. Он долго и отчаянно поцеловал его, как перед расставанием, и почти сразу резко отстранился. Больше Криденс не смотрел на Марти. Ухватившись за перекладину лестницы, он шустро поднялся наверх, и Марти ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. В его голове царил хаос. Еще больший, чем ночью. Криденс не хотел говорить напрямую, судя по всему, опасаясь, что Марти сочтет его ненормальным или лжецом. — Сели? Модести? — позвал Криденс, выходя на середину чердака, когда Марти поднялся и ступил на пыльный деревянный пол. Из-за груды коробок показалась хмурая девочка в стареньком теплом платьице и замерла поодаль, исподлобья наблюдая за Криденсом и его оторопевшим спутником. И тут появилась еще одна, она налетела на Криденса маленьким ураганом, появившись словно из воздуха, и обхватила тонкими детскими ручками за талию. — Криденс, ты мой друг! — радостно заявила она. Криденс осторожно погладил ее по светлым волосам и обернулся на опасливо наблюдавшего за ними Марти. — Кто они? — прошептал он, крадясь к Криденсу и не отводя взгляда от девочек, будто те могли в любой момент напасть. — Что они здесь делают? Марти был в смятении и уже не знал, как реагировать на происходящее. Но если вторжение в дом на почве ненависти он еще мог как-то понять, то никак не присутствие двух маленьких девочек, обитающих на чердаке. Кто они, как давно здесь находятся? Почему Криденс до сих пор молчал? Последняя мысль была обиднее всего. Как много еще ему было известно из того, о чем Марти и понятия не имел? Умалчивание во спасение? В его собственном доме? Марти чувствовал себя преданным, обманутым, использованным, глупым и недостойным того, чтобы быть посвященным в правду. — Ма забрала у нас игрушки. Остались только классики, — опередила Криденса с ответом хмурая девочка и, насупившись, сложила руки на груди. — Можете спуститься вниз. Поиграть во дворе, — предложил Криденс, обернувшись, и с болью посмотрел на Марти, словно извиняясь, что затягивает с ответом. — Сели боится, — ответили ему. Модести, судя по всему. — Выход с чердака рядом с комнатой Кевина. Криденс посмотрел вниз на светловолосую макушку Селии, прижавшейся к нему хрупким тельцем. — Кевин там больше не живет, — напомнил он, ласково поглаживая девочку по плечам и узкой спине. Ростом она едва доставала ему до пояса. — Объясни это Сели. — Криденс, что происходит? — почти у самого уха спросил Марти, и тот вжал голову в плечи, будто чувствовал за собой вину. — То, что ты слышал тогда на чердаке, – это были девочки, — объяснил Криденс, но он словно говорил с Марти на чужом языке – тот не мог понять ни слова из сказанного. — Я просил их играть потише, чтобы не пугать тебя. — Ты впустил их в дом? — не поверил Марти. Криденс промолчал, продолжая бездумно водить ладонью по спине Селии. — Он не впускал нас, — обиженным голосом выпалила Модести. — Я не… — хрипло проговорил Криденс, будто у него стоял ком в горле. — Я не впускал их, — повторил он. — Мы умерли здесь, — мрачно отчеканила Модести и буквально растворилась в воздухе, как дым. Криденс нервно оглянулся: из груди Марти вырвался испуганный возглас. Он неподвижно застыл на месте, едва сумев на нетвердых ногах отступить на пару шагов к люку. Его лицо побелело, глаза расширились от непонимания и ужаса. После вчерашнего Марти был готов поверить во многое, но никак не в ребенка, способного исчезнуть прямо на глазах. Его затрясло, на спине выступил липкий холодный пот, а в висках заломило. Он во все глаза смотрел на Криденса, без слов прося его хотя бы намекнуть, что ему все это снится. Что миссис Бэрбоун тоже приснилась ему, как и бесследно растворившаяся в воздухе Модести. — Марти, — простонал Криденс, вывернувшись в объятиях Селии, когда услышал громкие шаги: Марти направился к люку. — Детка, — он резко повернулся к обнимающей его девочке, — мне надо поговорить с дядей Марти, а потом я вернусь, и мы поиграем. — Ты всегда обещаешь, — тусклым тихим голоском ответила она, уткнувшись лбом ему в живот, — а сам играешь только с ним. — По вечерам, — возразил Криденс. — Днем я играю с вами. Хорошо? — Хорошо. Марти испуганно наблюдал за маленькой Селией Пласкетт: выпустив Криденса из цепких ручек, она закружилась на месте, мурлыкая себе под нос мелодию без слов. — Она призрак, — сипло заключил Марти, схватившись за голову. Он едва мог соображать, но то, над чем он упорно работал вот уже несколько месяцев, невозможно было выбить из головы. — Селия Пласкетт, которую старший брат застрелил на заднем дворе из лука вместе с отцом. Сомнений больше не возникало. Марти чувствовал себя растоптанным. Потому что когда маленькая Сели отстранилась от Криденса, он отчетливо увидел, что один ее глаз, от которого после хирургического вмешательства осталась только зияющая дыра, заклеен пластырем. Криденс испуганно обернулся на Сели, но той уже не было на чердаке. — Франклин тоже здесь? — не своим голосом спросил Марти и вдруг хрипло рассмеялся. — Ну конечно, мистер Качадурян! — Его лицо окаменело. — Кажется, я схожу с ума. Думать сейчас о Кевине было попросту страшно, и Марти понимал, что если даже хотя бы попытается сложить варварски вываленные ему на голову факты в единую картину, то лишится рассудка или впадет в неконтролируемую панику, и никакой психоаналитик ему уже не поможет. Голову Марти разрывали сотни вопросов, к ответам на которые он не был готов, а потому он трусливо предпочел перевести тему: — А эта девочка, Модести… Криденс стоял перед ним, не зная, как подступиться, чтобы усмирить нараставшую истерику. Его лицо было почти таким же мертвенно-бледным, как у Марти, уголки губ скорбно опущены. — Моя сестра, — сипло ответил Криденс. — Значит, ты тоже? Марти не стал продолжать, что именно «тоже». Это было ясно без слов. — Да, — хрипло ответил Криденс, — я тоже призрак. — Господи! Он осел прямо на пыльные доски, и Криденс подскочил к нему, опустившись на колени, но Марти испуганно отпрянул. Он чувствовал, как с каждым вздохом в нем что-то безвозвратно умирает. Человека, которого он любил, единственного, с кем чувствовал покой и комфорт, больше не существовало. Не будет никакой Флориды, Карибского моря, Лос-Анджелеса. Во всяком случае, не для них двоих. Про колледж и работу Криденс ему бесхитростно лгал. О чем он еще соврал? О своих чувствах? О том, что Марти нужен ему? Но ведь Криденс никогда и не говорил ему этого: Марти читал его взгляд и объяснял то, что видел, понятным для себя языком. Теперь он не знал, как сможет и дальше доверять Криденсу. Единственный человек, ставший для него смыслом, был мертв. — Давай я сделаю тебе чай? — тихо предложил Криденс, но Марти грустно фыркнул, запоздало сообразив, что в глазах его стоят слезы: — Лучше виски. Криденс расстроено поджал губы. — Марти, — жалобно позвал он. Его плечи поникли, руки повисли безжизненными плетями. Он стоял на коленях прямо в пыли, как приговоренный к казни, и Марти было невыносимо на него смотреть, правда разрывала ему душу. И, черт, побери, как он хотел заблуждаться. Марти поднялся с пола, с болью смотря на Криденса. — Мне нужно побыть одному, — быстро проговорил он с сильным от волнения ирландским акцентом. — Извини. Не помня себя, Марти спустился с чердака на третий этаж, и только когда его ботинки коснулись пола, он замешкался. Должен ли он был закрыть люк, или Криденс способен проходить сквозь стены? Эта мысль повергла его в еще больший шок, и он поспешил убраться подальше. Прежде чем выйти на лестницу, он выразительно взглянул на бывшую комнату Кевина, будто та могла ответить на его вопросы или из-за двери должен был показаться ее владелец, но ничего не произошло. Спустившись на первый этаж, Марти зашел в библиотеку: оставлять в доме сценарий было опасно, хотя Кевин в его отсутствие наверняка успел все прочитать. Тогда тем лучше для Марти, потому что ничего вызывающего он еще не писал, выстраивая начало истории, на основе которого собирался создавать кульминацию. День был в самом разгаре; Марти провел в особняке не больше часа, хотя за этот час были напрочь растоптаны все наивные, романтические мечты, которыми Марти тешил себя последние недели. Сложив все до единой страницы в рюкзак вместе с ноутбуком, он вышел из дома на промозглую туманную улицу. Почти все свободное время проводя в доме, Марти и не заметил, что давно прошел Хэллоуин и наступил декабрь. Он велел водителю такси отвезти его на вокзал, но для этого им предстояло проехать через весь Гладстон. В его спальном районе почти не было никаких намеков на приближающееся Рождество, но чем ближе они оказывались к центру городка, тем отчетливее ощущался праздничный дух. Владельцы магазинчиков нарядно украсили витрины гирляндами, искусственными хвойными ветками, блестящими елочными шарами, хотя за окном до сих пор стояла осень, лишенная даже призрачного намека на снег. Большой нарядный дом с уличной подсветкой, пышная ель в гостиной, жаркий, хорошо протопленный камин и носки для подарков на полке, сладковатый эгг-ног, самодельное печенье, дети, поющие на улицах рождественские хоралы, нахально развешанные по дому омелы и на парадной двери – венок из остролиста с покрытыми инеем алыми, как кровь, ягодами… Ничего этого у них не будет с Криденсом. Марти насильно запрещал себе думать о том, что узнал сегодня, потому что физически не был готов понять этого. Слишком мало времени прошло, чтобы переварить ту кашу, что царила в его голове. Но это не мешало обреченности неумолимо терзать его, особенно когда люди вокруг него даже не догадывались, что за границей жизни и смерти начинается новый путь и каждый конец имеет свое начало.