Пустой дом

Иногда, когда в жизни происходит череда ужасных событий, и Вам кажется, что уже ничего не будет как прежде, не остается ничего другого, как пытаться абстрагироваться от заградившей солнце кучи дерьма, и радоваться мелочам, на которые в свои обычные дни Вы и внимания бы не обратили. Нужно отвлечься, не думать о том, что ждет меня дома, не думать о последствиях ночи и о своем наказании. Да, случайно улыбнувшийся прохожий не изменит всей ситуации. Да, чудесная погода не решит проблему. Но что тогда способно помочь, когда все настолько плохо? Стоит ли уничтожать себя тяжелыми мыслями и бессмысленными сожалениями? Утешительные мысли плавно текли в моей голове, пока я медленным шагом возвращалась домой. Хорошо, что мистер Уайт отпустил меня раньше, и у меня освободилось время. Но что я буду с ним делать? Идти домой не хотелось. Сильнее, чем на экзамен. Сильнее, чем на свидание с человеком, который тебе противен, но ты проиграл тупой спор, и теперь обязан выполнить его условия. Я тяжело вздохнула и нервно потерла шею. Как долго это будет продолжаться? Гнев матери, молчание друзей? Почему еще никто из них со мной не связался, не попытался извиниться? Что я сделала не так? Почему они обошлись со мной так жестоко? Я не знала ответа на эти вопросы. Знала только одно — мне больно от всего этого, и остается только ждать, пока время залечит эту колотую рану. Небольшой магазинчик вырос на моем пути случайно, оказывается, я и сама не заметила, как свернула в не ту сторону, и шла в противоположном направлении от дома. Может зайти? Желудок ответил на вопрос положительным урчанием, вновь напоминая голове, что неплохо было бы закинуть в себя парочку кусочков чего-нибудь съедобного.  — Ты чего такая? Что-то случилось? — голова Сальной Бетти на пару секунд показалась из-за кассового аппарата, оглядывая меня больше с интересом и любопытством, чем с сожалением. Видимо разглядывание витрины пустым взглядом в течение минут десяти, привлекло ее внимание. Интересно, она знает, что произошло? Судя по ее сверкающим поросячьим глазкам — да. Продавцы в маленьких магазинчиках прямо как мыло в общественных туалетах. Главные разносчики инфекции. Всех знают, и все знают их. — Нет, все нормально, — я хотела ей улыбнуться, но у меня ничего не получилось. Да и надо ли излучать вежливость перед человеком, который после твоего ухода будет судачить о твоих проступках с каждым покупателем, жадно поглощая не только жирные гамбургеры, но и все подробности разразившегося скандала. Она брякнула что-то нечленораздельное и снова скрылась из поля видимости. Косорылая свиноматка. Улыбнувшись собственным мыслям, я продолжила осмотр витрины, ассортимент которой не менялся годами. Но сегодня я словно видела ее в первый раз. Пришлось одернуть себя и заставить взять первое попавшееся под руку. В голове царил плотный вакуум, ведь все мысли устремились к мрачному человеку, живущему в доме на окраине города. Касса звонко пискнула, пробивая бутылку питьевого йогурта, и я, не поднимая глаз на ждущее подробностей лицо любопытного продавца, схватив покупку, быстрым шагом покинула магазин.  — Аманда? — робкий девичий голос окликнул меня из-за спины, пока я в сумасшедшем темпе осушала содержимое пластиковой упаковки. Последний глоток сбился и я, сдавленно кашлянув, обернулась. Ева стояла в нескольких шагах от меня, испуганно осматривая меня, словно не веря своим глазам. — Аманда, я. — Что? Что ты? — хриплый голос вырывается из моего горла самостоятельно, в первую секунду я даже не узнаю его. От вида подруги, стыдливо прячущей глаза, во рту становится кисло, и нижнюю челюсть неприятно сводит. — Я не знаю, как тебе объяснить, — она делает шаг мне навстречу, смущенно закусывая щеку. Знакомая привычка. — Просто дай мне все объяснить, пожалуйста. Ты не представляешь, как мне жаль, что тебя схватили в этом проклятом доме. Черт, это была дерьмовая идея. Не нужно было нам туда идти. — Не нужно было вам бросать меня! — выкрикиваю я, замечая, что ладонь непроизвольно сжалась в кулак. Гневно швыряю пустую бутылку в сторону, не задумываясь о том, что мусорная урна магазина всего в пяти метрах от меня. — Так поступают друзья, да? — Да послушай же меня, пожалуйста! — Ева сокращает расстояние до одного шага и от вида ее глаз, наполненных слезами, я устало выдыхаю, наклонив голову вниз. Ее любимый прием. Решать проблемы крокодильими слезами, фальшивыми сожалениями и дешевыми обещаниями. Я видела это сотни раз, еще когда мы учились в школе, но, почему-то, не думала, что эта игра когда-нибудь будет и для меня. Нет, Ева, я слишком зла на тебя, что бы этот прием прокатил. — Я была пьяна и если бы парни меня не вытолкали на улицу, я бы не выбралась сама. Я хотела найти тебя, прошу, поверь мне! Но Сэм сказал, что мы потерям время и нас всех схватят, а потом мы просто побежали. Я не знаю, что нами руководило в тот момент, адреналин так и шпарил по ушам. Я обо всем забыла, Аманда, это как помешательство. Не знаю, как такое случилось, правда, — Ева утирает слезы рукавом толстовки и дрожащими пальцами достает из заднего кармана джинсов помятую пачку сигарет. — Я звонила тебе, как только пришла в себя. Я звонила тебе сотни раз, — девушка протягивает мне сигарету, и я молча ее принимаю. — Но твой телефон не отвечал. Ночью я глаз не сомкнула, все утро опять тебе звонила, но ты не брала трубку. Мой взгляд устало блуждает по парковке магазина, пока Ева с привычной для нее драмой описывает свои душевные мытарства, с надеждой заглядывая в мои глаза. Пытается понять, простила ли я ее предательство, или быть может, хотя бы думаю об этом. Но ее слова летят мимо меня, моих ушей и моего сердца. Этим словам место возле одиноко лежащей на сером асфальте выброшенной бутылки. — Почему ты не отвечала? Я так волновалась за тебя, — пальцем стряхивая пепел с конца сигареты, спрашивает девушка, упорно смотря себе под ноги. — Я потеряла телефон, — сухо отвечаю я, и тут же два наполненных слезами колодца впиваются в мое лицо. От такого пристального взгляда мне становится неловко. Как будто я ей сказала страшное, запретное, чего она от меня никак не ожидала. — Что ты врешь? Ты не могла потерять телефон. Ты была в сети еще полчаса назад. Настал мой черед смотреть на Еву, как на восставшую из могилы. Первая мысль, пробежавшая в наэлектризованной голове, что подруга врет, подбрасывая в беседу ложные обвинения в мою сторону. Хотя Ева обычно не переводила стрелки таким способом. — Что за хуйню ты несешь? — брови сдвигаются к переносице и я чувствую, как усталость и раздражение с новой силой давит на плечи. — Я его не нашла. Дома его нет. Я с плеером хожу. — Да отвечаю, я же тебе сама писала. И Адам писал, и Сэм. Ты прочитала сообщения, — девушка полезла в сумочку и, повозившись в ее содержимом почти минуту, выудила телефон в ярком чехле. — Я же не буду тебе врать, — не отрываясь от экрана гаджета, пробубнила подруга и с ликующим видом ткнула мне светящийся экран практически в лицо. В закладках был открыт мой профиль, и напротив знакомой фотографии была запись, которая гласила о том, что я была в сети всего двадцать минут назад.  — Ты пока садись, я сейчас приду, — Ева небрежно скидывает бледно-розовые кроссовки в прихожей комнате и, немного запнувшись о них же, скрывается из вида, оставив меня в странном, заторможенном состоянии. В голове туго проворачиваются густые мысли, отдавая в виски тупой болью. Невольно зажмуриваюсь и нервно потираю лоб. Что за день такой? Я не раз была в гостях у Евы, и найти гостиную комнату не составило труда. Устало плюхнувшись на огромный белый диван, и закинув по привычке ноги на низкий журнальный столик из темного дерева, я медленно обвожу стены взглядом. Тут почти ничего не изменилось за год. Разве что на полке, висящей над серым камином, появилась фотография подруги с выпускного вечера. Ева, облаченная в сверкающее серебристое платье, лучезарно улыбается в камеру, ее тогда еще длинные, каштановые волосы, упругими локонами лежат на покатых плечах, практически полностью скрывая под собой нежное колье из россыпи металлических снежинок.  — Родители еще не скоро придут, — Ева вихрем врывается в комнату, по пути поправляя огромную черную футболку, заменяющее ей платье, и с шумом садится около меня. — Ты что тут сидишь? Пошли на кухню? — тут же она оказывается на ногах и в ту же секунду скрывается за дверным проемом. От чужой суеты становится как-то неловко, и, с трудом оторвав свою пятую точку от мягкого дивана, я иду за подругой, чтобы помочь ей с приготовлением еды. — Ты какая-то странная, — не оборачиваясь на мои шаги, заявляет девушка, рассматривая содержимое холодильника, — похмелье никак не отпустит? Может пиво? — она окидывает скользящим взглядом и тут же возвращается к полкам с продуктами. — Хотя его, похоже, отец уже выпил. Тогда может виски? — с новой порцией оптимизма спрашивает она. — Нет, я буду только кофе, — я присаживаюсь за стол и спешу напомнить подруге причину своего визита, — давай сразу приступим к делу? Я не могу сегодня задержаться. Мать с меня три шкуры спустит. Уголки губ девушки на пару секунд проседают вниз, и она понимающе кивает головой, а через мгновение Ева уже несется в свою комнату, и я не могу не улыбаться, слыша топот ее ног по лестнице. В ее поведении всегда было много ребячества и детской непосредственности. Этим она многих подкупала, за это ей многое прощалось и сходило с рук. Ева почти ни к чему не относилась с серьезностью, практически все делала спустя рукава. Да ей и не надо было напрягаться, ведь у нее был старший брат Итан, который до старших классов гонял всех ее обидчиков-мальчишек, были друзья, которые помогали ей с учебой, и была ее мама — один из самых крупных инвесторов нашей скромной школы. Думаю, что не нужно объяснять то, что Еве в школе жилось легко. Учителя не спешили ставить ей отрицательные оценки, давали шанс исправить заваленную контрольную, не звонили сообщать о пропусках занятий, и, увидев девушку курящей за углом школы, часто делали вид, что не знают ее.  — Вот, — испуганный ноутбук с грохотом приземляется на стол всего в нескольких сантиметрах от меня и тут же запыхавшаяся подруга пришвартовывает соседний стул около моего стула и запрыгивает на него, устроившись плечом к плечу со мной. — Входи. Еще слабо веря во все происходящее, я набираю свой пароль и вхожу в аккаунт. Брови начинают ползти вверх, когда среди прочитанных сообщений я нахожу послания от друзей, о которых я даже и не подозревала. — И что это значит? — боковым зрением я замечаю, как Ева смотрит на меня в упор, не скрывая страха в дрожащем голосе. — Кто-то нашел мой телефон, — слова даются с трудом. Сердце бешено прыгает в груди, вызывая неприятные волны тошноты в желудке. Боже, как же мне хочется, чтобы этот кошмар прекратился. Но с каждой минутой становится только хуже, как будто ты спишь и проваливаешься в другой сон, еще ужаснее предыдущего сновидения. — И прочитал мои сообщения. Скорее всего, не только здесь. Ева сдавленно охает и закрывает рот руками, от ее театральной драматичности на душе становится еще мрачнее. Это так подло. Горький дискомфорт скребет где-то внутри, отстраняя усталость и злость на Еву на второй план. Кто-то видел мои сообщения, прочитал их, возможно, он не ограничился социальными сетями и прошелся по всему содержимому гаджета. Листал мои фотографии, слушал мою музыку, смотрел мои видео. Так паршиво я не чувствовала себя даже на гинекологическом кресле, хотя тогда, на плановом осмотре врача, я думала, что познала верх смущения и стыда.  — Надо удалить страницу, — приходится брать себя в руки и действовать, ведь от долгих размышлений меня все больше накрывает волна страха. Что еще было в моем телефоне? Что неизвестный видел там? Что успел посмотреть? А может там осталась переписка с ней? Нет, нет, нет. Я не могла ее оставить, нет. Это точно! Или же пара сообщений могла затеряться в потоке входящих писем? Нет, даже не смей думать об этом! — А если ее опять восстановят? — предположения перепуганной Евы только подливают масла в огонь. Она как всегда думает о самом худшем, потом этого пугается и начинает нервничать от собственных фантазий. — Я не вышла из профиля, поэтому так случилось. Кто бы не нашел мой телефон, пароля у него нет, — я уверенно нажимаю на необходимую кнопку и страница исчезает с монитора ноутбука, оставляя лишь стандартное сообщение о том, что ее еще можно восстановить, а пока вся информация стерта. — Почему ты не заблокировала телефон? Это же просто. — Ева! — резко окликаю я подругу, со злостью захлопывая ноутбук, — ты можешь помолчать? Мне и так тошно, окей? — И-извини, — чуть заикаясь, произносит она и переводит взгляд на свои пальцы, словно рассматривать маникюр синего цвета безумно интересно. Усталый выдох с шумом вырывается из моей груди. Надо бы извиниться перед ней за грубость, наверное, я так бы и сделала, если бы не события минувшей ночи, о которой я скорее всего буду всегда вспоминать, глядя в лицо подруги. Хочу домой, хочу попасть в свою комнату как можно скорее. Захлопнуть дверь и рухнуть на кровать, накрываясь одеялом с головой. Чтобы это все осталось за пределами моего купола.  — Я пойду, — бесцветным голосом сообщаю я, забирая сумку со стола. Взгляд Евы сложно передать словами, это трудно описать. Взгляд брошенного щенка из приюта для бездомных животных, который смотрит вслед уходящим людям. Вот только этот щенок сам укусил руку того, кто готов был всегда ему помочь. И теперь непонятно чего в этих глазах больше: обиды, жалости к себе или сожаления о содеянном. — Аманда, я…. — Потом, — с раздражением отмахиваюсь я, — давай оставим все на потом, я просто хочу домой. — Да, — смиренно соглашается девушка, — я тебя провожу. В прихожей не оказалось туфлей ни мамы, ни отца. Замечательно, значит, они еще не вернулись с работы и у меня есть пару часов на то, чтобы хоть немного поспать и привести в порядок свои мысли. Тишина пустого дома не казалась мне удручающей, вовсе нет. Она казалась мне просторной, свободной. Без гнета недовольства родителей, без их осуждающих взглядов. Первое, что мне показалось странным, так это еще теплый чайник. Но родители ушли еще утром, примерно минут через сорок после того, как я покинула дом. На обед ни отец, ни мать никогда не возвращались. Я автоматически посмотрела на время. Двадцать минут шестого. Черт, я провела у Евы намного больше времени, чем рассчитывала. Может, все же кто-то из родителей возвращался домой? Входная дверь была закрыта, я сама открывала ее ключом минуту назад. Так, успокой свою паранойю и выдохни. Надо покурить. Срочно надо покурить. Второе, что бросается в глаза, когда я поднимаюсь на второй этаж, криво висящая фотография на стене. Словно кто-то, поднимаясь по лестнице, задел ее плечом или рукой, и не посчитал нужным вернуть портрет молодой женщины в черном платье на место. Или же просто не заметил, как сдвинул с места рамку с фотографией пятнадцатилетней давности. Зная педантичность мамы, сразу можно сказать, что эта женщина никогда бы не позволила себе оставить фотографию в таком положении. Тем более свою фотографию. Нет, она обязательно бы поправила бы черно-белое фото, и еще провела бы пальцем по грани рамки, проверяя, не скопилось ли хоть немного пыли с момента ее последней уборки. Отец? Папа редко поднимается на второй этаж, да и ушел он этим утром раньше. Даже если предположить, что это он сбил портрет с законного места, то все равно не сходиться. Он прожил двадцать два года в браке с женщиной, которая расставляет приборы на ужин с равным расстоянием между собой, и которая расценивает нарушение порядка и симметрии в доме как личное оскорбление. Нет, у папы уже давно выработался рефлекс поправлять за собой все вещи. Может это я? Утро было таким бешенным, что я запросто могла не заметить этого, и умчаться в дом Уайта. Но, пытаясь припомнить столкновение со стеной, я натыкалась только на растерянность и незнание. Не помню такого. Такого не было. Поправляю рамку, возвращая ее в центральное положение, не переставая погружаться в растущее беспокойство. Что-то не так. Я не могу понять что, но что-то не так. Одергиваю себя, пытаясь прогнать тревожные мысли, но они лишь разлетаются в стороны, а потом опять собираются в кучку.  — Ой, не страдай фигней, — говорю я сама себе, оглядывая другие идеально висящие фотографии, и поднимаюсь к себе в комнату. Неведомая сила припечатывает меня к стене, дыхание сбивается, и ноги моментально слабеют. Я беззвучно хватаю воздух ртом, как рыба, рефлекторно схватившись за сердце, чувствуя, как оно безумно быстро стучит прямо под моей ладонью. Трещина в левом нижнем углу от столкновения с полом, глупый брелок, прицепленный к чехлу в виде желтого смайлика. Теперь я понимаю, что чувствуют люди, увидевшие призрака. Я отказывалась верить своим глазам, но мозг упорно твердил, что никакой ошибки быть не может. На ровно застеленном покрывале, строго в центре кровати, лежал мой потерянный телефон. И не родители оставили его на самом видном месте, а тот, кто был сегодня в сети вместо меня.