Пустой дом

Сон оборвался. С трудом разлепив глаза, я уставилась на циферблат часов, стоящих на прикроватной тумбе. До будильника еще почти час. Тяжелые шторы практически не пропускали свет, в комнате царили сумерки. Веки закрываются сами собой и, спустя пару секунд, я уже чувствую, как кровать подо мной растворяется, и тут громкий голос матери, доносящийся с первого этажа, вытаскивает меня в реальность. Снова открываю глаза, пытаюсь прислушаться. Часть слов из бесконечного монолога мамы я не могу расслышать, но это не мешает мне понять, что родители ссорятся. Перекатываюсь на спину и упираюсь взглядом в ровный потолок. Голова гудит от бесцеремонно прерванного сна, на виски давят невидимые кирпичи, а в глазах сухо. Доброе утро, Аманда! По привычке тянусь за сотовым телефоном, но как только холодный пластик гаджета оказывается в руке, я тут же опускаю его обратно на тумбу. В нем ничего не изменилось внешне, это все тот же телефон, с которым я никогда не разлучалась, который видел все мои успехи и достижения, который проигрывал мне музыку во время прогулок и поездок, который смешил меня веселыми видеороликами из социальных сетей на скучных занятиях или когда мне было грустно. Да, все тот же телефон, но он уже не мой. Связь потерялась, нет общей тайны, секрет испарился в чужих руках. Словно кто-то прочитал личный дневник, подсмотрел за вами в душевой, носил ваше нижнее белье. Может, пройдет время и отчуждение между нами превратится в доверительную связь, но сегодня у меня никакого желания прикасаться к нему лишний раз. Уже не говоря о том, чтобы заходить в сети или делать фотографии. Разговор на повышенных тонах прекращается громким хлопком входной двери, от которого в моей спальне затряслись стекла. Отец ушел на работу раньше, чем обычно. В этом нет ничего удивительного, ведь мать может довести до предела любого человека. И тогда лучший выход — просто взять и уйти из дома. Сбежать. Оставаться в кровати смысла нет: заснуть у меня не получится. Тридцать минут до будильника. С титаническим усилием сажусь в кровати и свешиваю ноги, попутно взъерошивая волосы руками. Мать никак не может угомониться. Ее оппонент уже покинул поле брани, но женщина все высказывает и высказывает накопившиеся претензии, разговаривая сама с собой. Чудное начало нового дня. Спускаться вниз, на кухню, ужасно не хотелось. Я тянула время как могла: простояла под душем почти двадцать минут, даже маску для волос сделала, нарочито медленно наносила макияж, вырисовывая стрелки и растушевывая тени так, словно мне сегодня не на вынужденные трудочасы, а на церемонию вручения какой-то премии. Раз пять меняла вещи, которые собиралась надеть, в итоге даже убралась на полках в шкафу. Но часы словно смеялись надо мной. Чем дольше я копошилась над ненужными делами, тем медленнее текли минуты. Ждать пока мать уйдет на работу, смысла нет, как и нет смысла сидеть в комнате еще полчаса. Пора спуститься на завтрак.  — Что вскочила? — мать даже не развернулась в мою сторону, просто ориентировалась на шаги, продолжая гордо отпивать горячий чай из своей любимой кружки. — Мне к мистеру Уайту же, — тихо ответила я, мешая растворимый кофе в кружке, и соображая чего же быстро перехватить из еды. Где-то должны были маффины остаться, да и сыр есть в холодильнике. — Ну и как? Хорошие каникулы ты себе устроила? — женщина больно полосонула по мне гневным взглядом и вернулась к своему занятию. Я уже понимала, что остаток невысказанной злобы сейчас выльется на меня. Я юркнула к холодильнику и быстро взяла с полок все, что мне было нужно: сыр, хлеб, пару стаканчиков йогурта. Сделаю парочку бутербродов и лучше поем по дороге на «работу», чем задержусь в этой клетке с разъяренной тигрицей еще минут на десять.  — Только и умеете, что нервы мне трепать, — нет, успокоиться этим утром мама точно не хотела. Я прекрасно знала, что сейчас произойдет. Она сама себя заведет бессмысленными обвинениями, выставив нас с отцом монстрами, и потом, поверив в собственные бредни, накинется на меня с удвоенной силой. И мне лучше убраться из дома до того, как ее голос вырастет до интонации крика. — Эта вся ваша благодарность, да? Я всю свою молодость угробила на вас, все, что есть в этом доме — моя заслуга, это все куплено на мои деньги! И вот благодарность?! Теперь я вам не нужна? Один ходит, отворачивается, даже не смотрит на меня, я для него пустое место. Ты приехала тут, смеешь матери перечить! Я же говорила, чтобы ты не ходила к своим тупым друзьям. Но нет! Папочка любимый же разрешил! Все через жопу, лишь бы не по-моему! Довольна? Я тебя спрашиваю! Довольна? Ответить я уже не могла, так как бросив контейнеры с едой в рюкзак и обув первые попавшиеся кеды, вылетела на крыльцо со скоростью пули. Вечером продолжения беседы не будет, потому что придет отец и мама или промолчит, или продолжит разговор с ним, оставив мое позднее прибытие без внимания, так что можно считать себя спасенной. Закурив сигарету, я, со сбившимся дыханием и чувством облегчения, двинулась в сторону места обитания мрачного мистера Уайта. Нервно теребя металлическую «собачку» замка серой ветровки, я выкуривала уже вторую сигарету подряд, стоя в нескольких шагах от массивных ворот дома Уайтов. Казалось бы, делов-то. Докурить и зайти во двор, ведь владелец дома, как и вчера, оставил ворота незакрытыми, ожидая моего утреннего визита. Все, вот сейчас докурю, и пойду. Но сигарета быстро заканчивается, сгорая в пальцах до фильтра, и в пальцах появляется третья. Сделаю пару шагов, толкну одинокий камешек на дороге, поковыряю носком белого кроссовка землю, посмотрю на небо, на линию горизонта, постою. Потом снова сделаю пару шагов уже в другую сторону, уберу руки в карманы, спустя секунду вытащу их, глубоко вздохну, постою. Со стороны это, скорее всего, выглядело так, словно я танцую танец пингвина-аутиста. Но я-то знала, что между мной и воротами существует прозрачная стена, не дающая мне зайти вовнутрь. Стена неловкости, возведенная мастером Конфузом из стыда. Мало того, что мне было стыдно перед мистером Уайтом за то, что произошло в его доме той ночью, так еще теперь мне стыдно и за ту глупую выходку с кофе. Еще вчера эта идея казалась мне разумной и благородной, а этим утром, стоя около его дома, я внезапно осознала, что выставила себя еще большей дурой. Это возможно? Лишь когда от очередной затяжки к горлу подступает тошнота, я понимаю, что дальше нет смысла тянуть и, предусмотрительно выкинув окурок на другую сторону дороги, на дрожащих ногах вхожу во двор. Меня встречает тишина. Одинокое дерево кажется мне еще более зловещим и черным, а за каждой занавеской в окнах мне мерещится странный владелец дома, наблюдающий за мной с презрительной усмешкой на устах. Я безрезультатно пытаюсь убедить себя в том, что это всего лишь игра моего больного воображения, и так погружаюсь в свои мысли, что когда входная дверь распахивается передо мной, не дождавшись моего стука, от внезапности происходящего я запинаюсь об собственные ноги и чуть не слетаю с верхней ступеньки. Брайан смотрит на меня не то с презрением, не то с сожалением. Становится душно, и я чувствую, как волна жара приливает к моим щекам, хотя кончики пальцев остаются ледяными. Я дохожу до двери под его тяжелым взглядом надсмотрщика и останавливаюсь. Господи, только не сморозь очередную глупость, ну пожалуйста!  — Я пришла, — говорю я первое, что приходит на ум, и тут же жалею о сказанном. — Да ты что? — мужчина изгибает одну бровь и смотрит на меня с издевкой. Его забавляют мои глупые поступки? — Проходи, раз пришла, — Брайан отходит к стене, открывая мне путь в дом. Проходя в нескольких сантиметрах от его тела, я отмечаю про себя нашу с ним разницу в росте. Мужчина выше меня как минимум сантиметров на двадцать. Следующие два часа я провожу в огромной кухне: убираю мусор, пытаюсь отмыть пол, посуду, расставляю по местам уцелевшие сервизы. За делами я совершенно забываю о том, что с утра еще не ела. И только когда в очередной раз, поднявшись на высокий табурет, чтобы дотянуться до последней полки серванта, у меня темнеет в глазах, я понимаю, что пришло время поесть. Пока стальной электроприбор готовит мне порцию восхитительного капучино, я снимаю перевернутый вверх ногами стул с обеденного стола и устало плюхаюсь на его мягкое сиденье. А ведь эта привычка мне досталась от матери. Она всегда, когда мыла полы на кухне, поднимала так стулья. Мысли утекают в сторону утреннего разговора и обида, до этого тихо стоявшая в углу, снова обрушивается на меня с новой силой. Нельзя сказать, что родители меня в чем-то ущемляли. Нет, у меня была последняя модель модного телефона, вещи, которые я захочу, карманные деньги. Но, если в старшей и средней школе мне этого хватало, то сейчас, в разгар конфликта, я остро осознаю тот факт, что после смерти Нэнси мною никто не занимался. Я училась и жила сама по себе. Мне никогда не стать Нэнси, чтобы я не делала, родители не будут любить меня так сильно, как ее. Между нами была разница в четыре года, но по факту — пропасть. Мама около трех лет лечилась от бесплодия и почти все врачи говорили, что можно пробовать только искусственное оплодотворение, и то, не давали надежды на положительный результат. И вот, когда денежные ресурсы и эмоциональный запал родителей почти иссякли, случается чудо — мама узнает, что находится на втором месяце беременности. А через семь месяцев и две недели на свет появилась маленькая принцесса. Родители ничего не жалели для столь выстраданного ребенка и потакали всем ее желаниям и прихотям. Маленькая Нэнси росла, нежась под лучами любви и всеобщего обожания. А потом появилась я.  — Перекус? — прозвучавший за спиной мужской голос вырывает меня из мыслей, отчего я не сильно вздрагиваю, словно меня поймали за чем-то неприличным. — Да, не успела позавтракать, — я машинально поправляю волосы и украдкой наблюдаю за владельцем дома, который что-то ищет в многочисленных ящиках и полках шкафа. Почему, когда он находится в одной комнате со мной, взгляд автоматически устремляется к нему? Потому что он как черное пятно в светлом доме? Потому что мне стыдно перед ним? Почему? — Странно, а пришла раньше, чем вчера, — произносит Брайан вполголоса, словно обращаясь к самому себе. Несколько минут я молча наблюдаю как мужчина скрупулёзно перебирает содержимое полок, явно не находя того, за чем он пришел.  — Вам помочь? — робко спрашиваю я и тут же отвешиваю себе ментальную оплеуху. Нет, ну разве ты не можешь просто помолчать? — Нет, — холодно отвечает Брайан, не разворачиваясь ко мне, — у тебя и так дел предостаточно. О, вот и они. Я не вижу, что именно мужчина прячет в один из карманов брюк, но на мгновение от солнечного света в его пальцах появляется металлический блик, и тут же исчезает.  — Мне нужно уехать на пару часов. Можешь брать еду из холодильника и пользоваться ванной комнатой на первом этаже. И давай без глупостей, — его взгляд останавливается на моем лице, словно пытаясь что-то рассмотреть на нем. От такого изучающего взгляда становится неловко. В затянувшейся тишине отчётливо слышен ритм, отбиваемый секундной стрелкой часов. И что он так смотрит? Наконец-то до моей головы доходит, что мужчина просто ждет ответа, и я спешно киваю головой. Мужчину этот ответ видно устраивает, и он выходит из кухни, обдавая меня шлейфом горького парфюма. Мои плечи расслабляются, и я выдыхаю скопившийся в легких воздух, когда ледяной голос мужчины достигает меня из коридора дома.  — Разрешаю курить во дворе, — и входная дверь закрывается с таким грохотом, словно мистер Уайт хотел одним ударом разрубить настигающих его монстров. Он меня пугает, черт возьми. Можно курить во дворе? Оттягиваю за горловину свою футболку и принюхиваюсь. Нет, вроде не пахнет. Хотя курильщик и не замечает от себя табачного запаха. Может он видел меня сегодня утром? Да, скорее всего так и было. Как тогда объяснить встречу на крыльце? Я же даже в дверь постучать не успела. Капучино уже стынет в высокой черной кружке, бутерброды томятся в ожидании трапезы. Но мне снова не до еды, почему-то от мысли, что мрачный хозяин дома наблюдал за мной этим утром, невидимые каменные пальцы скручивают желудок. Не проходит и часа, как я скидываю свои резиновые перчатки, отбросив половую тряпку в дальний угол, и отправляюсь на поиски той самой ванной комнаты, про которую мне говорил владелец дома. Я понятия не имею, где ее искать, поэтому не нахожу ничего умнее, чем просто открывать все двери подряд, пока не найду искомую. И все же, у этого дома своя, особая атмосфера. Неспешно передвигаясь по коридору, рассматривая фотографии на стенах и напольные горшки с цветами, я ловлю себя на мысли, что в интерьере дома нет ничего пугающего. Тут не встретить готических люстр с многочисленными рожками, странных бурых пятен на обоях, каких-то магических атрибутов, черных свечей и темных алтарей с козьим черепом. Да, планировка дома весьма замысловатая и в нем достаточно легко заблудиться, а из-за расположения здания даже днем во всем западном крыле царит легкий сумрак. Да, в доме практически всегда стоит гробовая тишина, но дело вовсе не в тишине и тенях. Я никогда не боялась оставаться одна в родительском доме, наоборот, это было мне в радость, ведь можно врубить любимое радио на полную громкость и кривляться перед зеркалом пока не надоест. Дом Евы тоже всегда встречал меня дружелюбно. Я могла проснуться посреди ночи и так же спокойно заснуть, не прислушиваясь к звенящей тишине спящего дома, не боясь черных, неосвещенных лунным светом углов комнаты. Дом Уайтов нельзя сравнить с домами, в которых я была раньше. Его гнетущая атмосфера давила на плечи, заставляла прислушиваться к шорохам и боязливо оборачиваться назад через каждые пять шагов. Еще вчера, убираясь на кухне, я почувствовала себя странно, но с легкостью списала все неприятные ощущения на волнение. Но сегодня, медленно открывая двери на первом этаже, я поняла, что меня не покидает ощущение того, что на меня кто-то смотрит. Мне казалось, что вот-вот и позади меня скрипнет половица, или, приоткрыв новую дверь, я увижу стоявшую в углу девушку в длинном, белом платье, и она резко, с хрустом, повернет голову в мою сторону и уставит на меня свои белые, мертвые глаза. И хоть я пыталась выгнать из головы эти бредовые образы, они возвращались снова и снова, заставляя покрываться гусиной кожей. Моя вспотевшая ладонь вновь опускается на холодную ручку двери и плавно двигает ее вниз, но дверь не открывается. Странно. Дергаю ее еще раз, а потом еще и еще, и только с четвертого раза до меня доходит, что дверь закрыта на замок. Хм, будет прикольно, если мистер Уайт разрешил мне пользоваться туалетом на первом этаже, а сам закрыл его на ключ и уехал. Придется идти по стопам Сэма и полить единственное дерево на участке? Ну уж нет. Снова дергаю ручку двери и толкаю дверь бедром и плечом одновременно. Нет, теперь точно никаких сомнений. Дверь заперта. Уже отчаявшись попасть в нужную комнату, я нахожу ванную в самом конце коридора и, радостно вбегаю в выложенное белой плиткой помещение, но, секунду спустя, возвращаюсь к двери и закрываю ее на защелку. Наверное, я схожу с ума или от этого косяка у меня развилась паранойя, но даже в совершенно пустом доме мне спокойнее только с запертой дверью. Погрузившись в нерадостные мысли, я не слышу звука мотора подъехавшей машины, и поэтому, когда входная дверь с грохотом закрывается за только что вошедшим мужчиной, я непроизвольно вздрагиваю всем телом от испуга и чуть не роняю мыльную тарелку. Стоя спиной к двери, я не вижу, как входит Брайан, но прекрасно слышу его четкие, торопливые шаги. Он проходит в метре от меня, открывает один из шкафчиков и в ту же секунду что-то звякает, ударяясь об дно полки. Врожденное любопытство горячо умоляет меня обернуться и хоть краем глаза подсмотреть, что и куда положил мистер Уайт, но я не двигаюсь с места. Это меня не касается, и я не хочу создавать себе новые проблемы. Хватит. Он положил то, что взял перед уездом. А мне-то что? Это что-то металлическое. Ты же видела утром что-то металлическое? Я ничего не видела и ни в чем не уверенна. Это ключи. Какие ключи? Ключи от той двери. Ну и что? Он их забирал с собой. Пусть делает что хочет. Он забрал с собой ключи от единственной запертой комнаты для того, чтобы не нашла их и не открыла дверь. Возможно, но мне насрать.  — Закругляйся с посудой и иди домой, — холодный, ровный голос мужчины остужает все внутри не хуже, чем ледяная газировка в жаркий, летний день. В недоумении я обращаюсь к настенным часам. Еще и трех часов нет. Такими темпами я буду отрабатывать заслуженные пятьсот часов до своего тридцатилетия.  — Но я еще хотела… — я попыталась намекнуть ему, что мне положено быть тут до вечера, но властный рык чем-то разгневанного мужчины, оборвал мое предложение на корню.  — Я сказал, проваливай! — его тон не терпел оправданий и возражений. Хорошо, что я осталась стоять к нему спиной и не видела его лица. Он был зол. Очень зол и это чувствовалось за километр. Мне ничего не оставалось, кроме как покорно промолчать, проглотив горькую пилюлю. В какой-то момент до дрожи в пальцах захотелось со всей силы швырнуть недомытую чашку в стену, чтобы она разлетелась на десятки осколков, сорвать с себя дурацкий черный фартук и, скомкав его в руках, бросить пафосному мужчине прямо в лицо. А потом, подхватив рюкзак, с высоко поднятой головой, выйти из его дома гордой походкой и больше никогда в него не возвращаться. Но злобный импульс быстро погас, утопая в моем болоте Обиды. И он туда же. Почему на мне все вечно срываются? Что я делаю не так? Почему меня все ненавидят?  — Хорошо, — я могу выдавить из себя только это банальное слово и то, чуть запинаясь, и чувствуя, как дрожит голос. Пусть он уйдет, пожалуйста. Черт возьми, изо дня в день одно и то же. Я не должна стоять тут и намывать посуду, я ее даже не трогала той ночью. Но разве хоть кому-то это важно? Мистер Уайт стоял где-то у лестницы, буравя мою спину прожигающим взглядом, а потом молча стал подниматься на второй этаж, оставив меня в столь желанном одиночестве. Я не спеша домыла посуду и аккуратно расставила ее на сушилке, осмотрела кухню, подмечая то, что мне нужно сделать завтра, и, закинув рюкзак на спину, покинула враждебный дом. На улице стало пасмурно, тонкая пелена серых облаков полностью застелила голубое небо, и от бесцветной погоды стало еще тоскливее. Я дошла до середины пожухлого газона и обернулась, вглядываясь в окна дома. А ведь я вернусь в него еще пятьдесят восемь раз. Глубокий, вымученный вздох вырывается из моей груди. Этот дом похож на одноглазого бандита. И зачем они полностью зацементировали одно окно? Какая в этом была необходимость? А если прикинуть, то это же примерно та комната. Какая еще комната? Та, что закрыта на ключ. И этот ключ он забрал с собой. И окна в ней нет. Господи, почему я все еще думаю об этом? Но ведь это интересно. Зачем запирать дверь и закладывать окно? Он фрик. Он что-то скрывает. Закурив по дороге домой, я поймала себя на мысли, что сильно хмурю брови и что до сих пор думаю о таинственной двери на первом этаже. Там что-то есть. Что же это?