Пустой дом

Темный лес окружал меня со всех сторон, как разбушевавшаяся толпа, не дающая прохода и отрезающая пути отступления. Первое время мне удавалось сохранять спокойствие, ведь было относительно светло и, несмотря на непрекращающийся тонкий дождь, тепло. Да, ноги промокли, и кончики пальцев рук и ног неприятно покалывало холодной иголкой, но, двигаясь быстро и растирая между собой озябшие ладони, еще можно было разогнать кровь по сосудам. Осознав всю прелесть своего положения, я торопливо начала выбираться из леса, следуя в обратном направлении и ориентируясь по глубоким следам от моих кроссовок. Так продолжалось минут двадцать, может полчаса, пока я не поняла, что мои следы не единственные. Случайные и плутавшие отпечатки ног появлялись то тут, то там, сбивая меня с пути. Я уже ни в чем не была уверена. Положение ухудшалось дождем, который обрушился на наш город этим утром подобно каре небесной. Размокшая от воды, склизкая почва теряла форму, съедая последние отметки, указывающие на выход из лабиринта черных деревьев. В тот момент, когда я осознала, что только углубляюсь в гущу леса, а не продвигаюсь к трассе, здравый рассудок покинул меня окончательно, и на его место пришла паника. Острая, резкая, безумная паника. Тени быстро стали удлиняться — солнце продвигалось к западу, готовясь скрыться за линией горизонта. Из-за пасмурной погоды тьма сгущалась быстрее, стало холодать. И чем меньше солнечного света становилось в лесу, тем больше становилось непонятных шорохов. Казалось, что деревья перешептываются между собой, что растения оживают и начинают двигаться сами по себе — то позади меня хрустнет тонкая палочка, то послышится шелест листвы и густой травы, то на моих глазах резво качнется куст, словно чья-то невидимая рука перебирала его ветви. Холод поднимался выше, если раньше я отчетливо чувствовала, как немеют кончики пальцев, то теперь ледяная хватка завоевывала новые участки. Сначала руки до локтя, потом ноги до колен, и, когда спина утратила последние запасы тепла, все тело начало остывать. Меня колотила крупная дрожь, настолько сильная, что иногда я непроизвольно дергалась. В последней попытке согреть себя, я обхватила талию руками, но это не принесло результата — согреться было нечем. Отчаянье пришло после паники, когда лиловые сумерки плавно начали переходить в черную ночь. Я заплакала. Сначала слезы обиды и жалости к себе молча катились по щекам, смешиваясь с дождевой водой. Но, когда к жалости присоединился страх, беззвучные слезы превратились в истерику, которая быстро начала выходить из-под контроля. Мне казалось, что чем больше я плачу, тем сильнее мне хотелось. Слезы меня никак не успокаивали, наоборот, еще больше вгоняли в состояние неописуемого ужаса, заводили и так доведенное до нервного срыва сознание. Я рыдала в голос, не сдерживая себя и свои всхлипы. Иногда, от собственного воя, у меня перехватывало дыхание, я чувствовала, как сжимается моя глотка, и тут же сухой кашель вырывался изо рта. В голове стоял шум, я не чувствовала своего лица — оно онемело от сбитого дыхания, а кожу вокруг глаз уже щипало от соленых слез. Я не знаю, сколько прошло времени, пока я, рыдая, скиталась по лесу, может около часа или более, но, когда я поняла, что истерика отступает, лес окончательно погрузился в ночь. В очередной раз, споткнувшись о кривую корягу, я решила найти место, где можно отсидеться — ноги уже гудели, как трансформатор, и нежданная слабость и голод дружно сели на мои плечи, тормозя и так вялое движение. Еле перебирая ногами, я дошла до статного и огромного дерева с увесистой и объемной кроной, и, недолго думая, плюхнулась на землю около его ствола. Видимо из-за роскошной кроны, капли дождя почти не попадали на мощный ствол дерева, и земля была почти сухая. Я обвела местность глазами, всматриваясь в чернильные сумерки ночи. Прислушалась — дождь закончился, но в воздухе витала смесь шорохов и звуков непонятного происхождения. Или мне это казалось? На виски давили невидимые железные пальцы, я чувствовала, как под кожей пульсировала вена, вызывая тошнотворную боль при каждом резком движении головой. Шумно шмыгнув носом, я поджала под себя колени и уткнулась в них лбом. Плакать не хотелось, не хотелось ровным счетом ничего, я ощущала себя использованной, разодранной тряпкой, брошенной в дальний угол. Всеми забытая, одинокая, никому не нужная. Одежда облепила тело подобно пленке и холодная, раздраженная кожа уже начала ныть от такого соседства. Хотелось избавиться от мокрого прикосновения ткани, хотелось сорвать с себя вымокшие до последней нитки джинсы. И еще хотелось открыть глаза и понять, что мне все это приснилось. Проблемы, с которыми я проснулась этим утром, казались далекими и несущественными. Они витали мрачной дымкой где-то глубоко в сознании, словно неприятное чувство после ночного кошмара, которое невозможно сформировать во что-то конкретное. То, из-за чего я переживала всю прошлую неделю, вдруг потеряло очертание, стало незначительным, надуманным, где-то даже смешным. Меня не понимает мать? Она не выгоняет меня из дома, никогда не поднимала руку и помогала по мере возможности. Аманда, не будь эгоисткой, сотни тысяч детей живут в страхе, бесконечном ужасе перед своими или приемными родителями, а ты чувствуешь себя отверженной только из-за того, что мать на тебя справедливо рассердилась. С тобой плохо поступили друзья? Они тебя предали? Да, а разве ты не сделала точно также на их месте? Ты бы не сбежала из дома вместе с остальными, когда услышала вой подъезжающих полицейских машин? Брайан тебя унижает, и относиться как к дерьму? А как бы ты к нему относилась, если бы мужчина разгромил твой дом и написал на стене слово-клеймо. Например, лгунья. Ты же знаешь, что ты лгунья. И разве эти мелкие неурядицы сравнятся с тем, что тебя ожидает, когда правда всплывет на поверхность? Думать об этом дальше не хотелось, я одергивала себя от неприятных мыслей, но внутренний критик яростно топал ногой и продолжал обвинительную речь. Хотя он мог и не усердствовать так, ведь я уже поняла, что он хотел мне сказать. Я во всем виновата сама. Я загнала себя в «лес», я добровольно воздвигнула вокруг себя стены непонимания, создала тучи над своей головой, и в моем царстве всегда шел дождь. Дождь жалости к себе. Вот бы только выбраться из ночного леса. Сколько я проживу без еды? Дней десять? А без воды? Так, хватит думать об этом. Это не бразильские джунгли, а ты не Робинзон Крузо. Устроившись в довольно удобной позе, я, сама того не замечая, начала засыпать. Видно, усталость и голод стали брать свое, и тело решило перейти в энергосберегающий режим. Реальность медленно падала в темноту, словно меня вместе с ней засасывало в воронку. И, когда я уже была готова ступить за границу бодрствования, неясный звук оттащил меня от дремоты. Чуть встряхнув головой, я подняла голову с колен и прислушалась — ничего. Голова немного шаталась от полусна, и казалось, что шея ее не удержит, и я снова вернулась в исходное положение. Но звук повторился, теперь он прозвучал четче и громче, чем в предыдущий раз. Я встрепенулась, теперь сон, словно ветром сдуло, как будто томительной дремоты и не было вовсе. Обратившись в слух, я замерла, боясь лишний раз вздохнуть и пошевелиться. В лесу явно кто-то был помимо меня. Воображение тут же подкинуло кандидатуру заблудившегося наркомана, способного зарезать меня в любой момент. Я уже ожидала услышать треск хвороста под его ногами и увидеть его темный силуэт, появившегося из зарослей поросли деревьев и кустарников. Страх, смешавшись с кровью, молниеносно охватил все тело. Я сидела ни живая, ни мертвая, ожидая встречи с чем-то ужасным в любую секунду.  — Аманда! — теперь звук повторился еще ближе, и я смогла расслышать его. Кто-то звал меня по имени, и это был однозначно мужской голос. Сердце радостно подпрыгнуло в груди и оковы страха, сжавшие моё тело пару секунд назад, рассыпались, словно тонкая яичная скорлупа. Я резко поднялась на ноги, отчего в глазах потемнело, а тело немного повело в сторону. — ….да! Клич повторился, но лес откусил половину слова и до меня донесся только обрывок. Кто-то поменял направление, и теперь отдалялся от меня. Нет, нет, нет! Я здесь!  — Я здесь! — хотела выкрикнуть я, но из горла вырвались непонятные каркающие звуки, мало чем напоминающие человеческую речь. — Я здесь! — повторила я снова. Вторая попытка удается лучше, но голос звучал тихо и неестественно. Нужно было идти. Нужно идти, если я хочу выбраться из гребанного леса. Первый шаг дался с трудом. Колени затекли, и распрямить сустав стоило немалых усилий — я ощущала себя Железным Дровосеком, заржавевшим под дождем. Но, когда я вышла из-под зеленого купола дерева, я поняла, что каждый следующий шаг дается легче, и, сделав еще пару шагов вглубь леса, я сорвалась с места, словно получила второе дыхание или сильный пинок под зад. Окрепшая надежда гнала меня вперед, заглушая все сомнения и опасения. В лесу кто-то есть, и он зовет меня по имени. Может, это отец? В гнетущей темноте леса, который этой ночью даже не освещался серебряным светом Луны, юркнул желтый луч электрического света. Всего на мгновение он появился в густой тьме ночи, пробежавшись по сочной листве вымокших деревьев. Но на меня он подействовал как разряд дефибриллятора.  — Я здесь! — закричала я в голос, после чего закашляла. — Помогите! Луч возник снова. Теперь он искал меня, в этом я была уверенна, ведь желтый круг исследовал одну территорию, пока не выхватил меня из темноты. Слезы радости брызнули из глаз, тело охватила такая легкость, что мне казалось еще чуть-чуть, и я взлечу в облака. Черный мужской силуэт двинулся мне навстречу, в нем я сразу узнала мистера Уайта. Никогда бы не подумала, что буду так рада его видеть. Моя душа была готова петь немногословному мужчине дифирамбы.  — Что ты за наказание такое, — мужчина отвел свет фонаря в сторону, не желая ослеплять мои глаза, привыкшие к темноте, и уже был готов разразиться тирадой о моей глупости, но не успел. В тот момент мне не вспомнились ни мои обиды на него, ни эмоциональная беседа, состоявшаяся этим днем, ни его отношение ко мне. Для меня он не был ни мистером Уайтом, ни Жабой, ни несправедливым наказанием на все лето. Он был Спасителем. Едва замедлив скорость, я врезалась в тело мужчины, отчего он пошатнулся и сделал шаг назад, едва сохранив равновесие. Я обняла его так крепко, насколько была способна. Мокрая куртка мужчины неприятно холодила щеку и лоб, но мне было все равно. Я продолжала из последних сил держаться за Брайана, боясь, что он исчезнет в темноте в любую секунду. Все тело дрожало, то ли из-за холода, то ли из-за вновь накативших слез, а может и из-за всего сразу. Мужская грудь плавно опускалась и поднималась под моей головой. Мистер Уайт, ошарашенный неожиданным финалом своих поисков, поначалу замер на месте, соображая как же ему поступить в такой ситуации, а потом молча обнял в ответ, уложив свои руки на моей спине. И, когда я ощутила тяжесть его прикосновения, меня вдруг наполнило чувство тотальной защищенности, словно катившуюся по полу игрушку вернули в ее заводскую коробку. Такого спокойствия я не ощущала даже в отцовских объятьях. Внутри что-то приятно звякнуло, и я прижалась к мужчине еще сильнее, словно пытаясь слиться с ним в одно целое. Как будто, так и должно быть, как будто, так и было раньше.  — Ты совсем замерзла, — голос Брайана прозвучал прямо над ухом, но в доселе неслышимой интонации. Он не был холодным лезвием, режущим душу направо и налево. Это был человеческий голос, густой и с небольшой хрипотцой, и с едва уловимыми нотами тепла и заботы. Мистер Уайт переместил свои ладони на мои дрожащие плечи и мягко отстранил от себя. — Надо возвращаться домой. Быстро сняв с себя непромокаемую ветровку, мужчина накинул мне ее на плечи, достаточно крепко укутывая в согретую теплом его тела материю. Ощущение реальности немного пошатнулось, и мне показалось, что все происходящее не имеет ничего общего с явью, что это просто глупый сон.  — Пойдем, — Брайан направил луч фонаря на землю и развернулся ко мне спиной и начал уверенной походкой продвигаться в лесную чащу. Я, невольно опьянев от обнимающей меня теплой ветровки, с полу блаженной улыбкой на лице, двинулась следом за ним.  — Иди в рабочий кабинет. Сядь возле камина. Я поищу тебе сухую одежду, — Брайан начал командовать сразу же, как мы переступили порог его дома. Большую часть пути мы провели во взаимном молчании: мистер Уайт был сосредоточен на поиске дороги, а я не могла совладать с трясущейся нижней челюстью. Стук моих зубов был неофициальным музыкальным сопровождением нашего ночного похода. Брайан часто оборачивался, проверяя, успеваю ли я за ним, потом ему это, скорее всего, надоело, и он взял меня за руку, ведя за собой. Я едва за ним поспевала, часто спотыкалась и пару раз чуть не упала, столкнувшись с настырными кочками, бросающимися под ноги. Мужчина на мои телодвижения не реагировал, продолжал идти, практически таща меня за собой, словно человеческий бульдозер. Кое-как стянув с себя кроссовки, утонувшие в грязи, я первым делом кинулась к своему рюкзаку, который остался висеть на изголовье одного из кухонных стульев. Телефон обнаружился ровно там, где я его и оставила — в левом боковом кармане. Сенсорный экран долго не хотел реагировать на прикосновения моих ледяных пальцев, пришлось их с усилием растирать и дышать. Выглядела я, наверное, глупо, но принятые меры сработали и экран разблокировался. От увиденного внутри все похолодело не меньше, чем от долгого плутания в лесной чаще: десять непринятых от мамы, два от Евы и один от Адама. Спустя пару секунд, когда шок, оглушивший мою голову, понемногу сошел, я заметила значок входящего текстового сообщения. А потом я перевела взгляд на время, и истерический смешок сорвался с моих губ. Шутка ли, пятнадцать минут третьего. — Ты почему еще здесь? — серьезный и даже сердитый оклик застает неожиданно, отчего я вздрогнула, и телефон выскользнул из деревянных пальцев. Бум! Гаджет поцеловал паркет и отскочил к стене, оказываясь прямо под столом. Я медленно обернулась, словно меня застали за чтением чужих сообщений. Мистер Уайт стоял в дверном проеме с пушистым белым полотенцем в руках, и почему-то легкая усмешка улавливалась на его губах. Я несмело улыбнулась в ответ.  — Иди купайся, я достану его, — мужчина делает два больших шага в мою сторону и оказывается в метре от меня. — Одежду я тебе приготовил. Грязную закинешь в стиральную машину. До утра вещи должны высохнуть. Я осторожно приняла из его рук мягкое на ощупь полотенце, словно боясь, что в любой момент Брайан сделает неожиданное, резкое движение. Моя заторможенность достигла апогея — голова, как устаревшая оперативная система, зависла от количества задач. Еще когда мы шли по ночному лесу, я была готова к любым неприятностям, была собрана и сосредоточенна, несмотря на то, что лесная дорога подкидывала немало неприятностей. Но в тот момент, когда я поняла, что мне больше ничего не угрожает, что события ужасной ночи оказались позади, моё тело расслабилось, мысли превратились в переваренную кашу, а от тепла помещения нещадно морило в сон.  — Спасибо, — я держала пахнущее порошком полотенце в вытянутых руках, не смея прислонить белоснежный текстиль к своей грязной и мокрой одежде. Наверное, я хотела сказать еще что-то, но мой взгляд снова вернулся к глазам Брайана и слова внутри меня растворились. Его волосы намокли, вымокшая под дождем листва щедро окропляла нас водой при каждом движении, и видимо стали ему мешать, и поэтому он убрал их назад, скорее всего используя вместо расчески растопыренные пальцы руки. На лбу пролегали три горизонтальные борозды, которые не распрямлялись, даже когда мужчина был спокоен. Левая бровь мужчины неожиданно прерывалась сразу после изгиба, как будто кто-то прошелся по ней ластиком, а потом продолжалась, как ни в чем не бывало. Может густую и почти прямую бровь перечеркивал шрам?  — Неужели я такой интересный? — звучат слова, и даже не сразу понимаю, что их произносит мистер Уайт. Зрительный контакт разрушился, и прозрачный, невесомый миг странного наваждения был безвозвратно утерян. Смущение тут же окатило мое лицо кипятком и я, старательно пряча глаза от насмешливого взгляда собеседника, постаралась как можно быстрее покинуть кухню. Вот только из-за неловкой спешки я поскользнулась на гладком паркете, чудом устояв на ногах, а потом, не решаясь обернуться и посмотреть на владельца дома, решила еще немного ускориться и задела плечом косяк двери. От столкновения меня немного развернуло, и тупая боль захватила все плечо и часть предплечья. Глухой смешок достиг меня уже в тот момент, когда я все же скрылась от изучающего взгляда мистера Уайта. Лицо горело огнем, особенно щеки и уши, словно их обдали горячим паром. Сердце билось так быстро, как будто я только что пробежала марафон по пустыне. Закрыв за собой дверь спасительной ванной комнаты, я, прислонившись спиной к белой стене, выдохнула — моё временное укрытие полностью исключало внезапного появления Брайана. Мысли плавно вернулись к загадочному мужчине, и я сама не заметила, как на лице появилась глупая и неуместная улыбка.