Сложный подросток

      Помню, после той встречи я около десяти минут бесцельно ходила по книжной лавке, не замечая ни людей, ни книг. Я прокручивала в голове разговор с Мориарти и с каждым разом замечала всё больше и больше деталей. С течением времени вся наша встреча удлинялась в памяти. Вот я уже помню, что Джим был одет в прекрасный костюм тёмно-синего цвета, что под его тёмными глазами можно было заметить не менее тёмные круги, а кожа была бледнее, чем обычно. Скорее всего, у него были неприятности из-за невыполненного заказа, и сейчас он очень зол. Гнев Мориарти достанет меня даже в параллельной вселенной, и вот тогда придётся дать настоящий бой, ведь теперь Джим знает обо мне всё.       В какой-то момент я поняла, что не боюсь нашей следующей встречи, а, наоборот, предвкушаю. Я удивилась такой резкой перемене, но потом нашла ответ: умный враг иногда становится больше, чем просто врагом. Азарт от игры с таким человеком, как Мориарти, превращается в наркотик. Тебе хочется победить его в поединке умов, и ты уже не в состоянии сопротивляться этому желанию. Что ж, в этой игре первый раунд был за мной, но всё ещё может сто раз поменяться…       Подходя к Бейкер-стрит, я издалека увидела сигнальные огни полицейских машин, причудливо отражавшихся в оконах домов. Видимо, Скотланд-Ярду опять нужна помощь настоящих следователей.       Я как раз хотела зайти в квартиру, когда из двери выскочил обрадованный Шерлок:        — О, Алиса! Отлично. Нам придётся отложить химию из-за нового дела, — детектив уже почти сел в машину, но вдруг остановился и, резко развернувшись, мрачно посмотрел на меня.       Наверное, он уже догадался о встрече с Мориарти. Но, как? Поведение у меня нормальное, слежки бездомных не было… «Парфюм,» — промелькнуло у меня. Да, скорее всего, именно резкий запах выдал меня. То, что Джим предлагал сотрудничать — предсказуемо, так что Холмс уже понял это. А по моей плохо функционирующей левой руке было понятно, что от предложения я отказалась. Но… теперь Шерлок мог не взять меня на расследование из-за опасности со стороны Мориарти. Нет! Дома ещё опаснее. На деле я хотя бы рядом с Холмсом и Уотсоном, так что, скорее всего, я смогу присутствовать на расследовании, несмотря на попытки Джима меня убрать.       Холмс, между тем резко перевёл взгляд на Уотсона, выходящего из дома вместе с Лестрейдом:        — Джон, проверь левое предплечье Алисы. Она ударилась, — сказал Шерлок, а затем сел в автомобиль.       Я мысленно поблагодарила Холмса за то, что он не раскрыл истинной причины моих синяков. Уотсон бы излишне волновался по этому поводу, при этом я не стала бы более защищённой от людей Мориарти.       Во время поездки меня ввели в курс дела. Старинная картина «Вереск в поле»* была украдена прошлой ночью из центра реставрации. Уже завтра она должна была участвовать в выставке. От Лестрейда требовали быстрого раскрытия кражи. Но как поймать за один день преступника, которой, возможно, уже продаёт шедевр искусства в каком-нибудь подвале на Континенте? Грегу это было точно не по силам, а вот Холмсу — как раз!       Я не очень любила картины. Меня привлекали только импрессионисты, и то не все. Только они, как мне казалось, смогли передать настроение отдельно взятой крупинки постоянно движущейся вперёд жизни. Я не чувствовала такого же взрыва эмоций, когда смотрела на вечные шедевры классиков. Не могла понять ни романтизм, ни реализм, ни патетизм (последний вообще казался мне слишком пафосным). Только импрессионизм дарил мне глоток новых ощущений, пускай иногда далёких от реальности. Картина «Вереск в поле» как раз являлась работой известного импрессиониста, Маркэля Франсуа Марсо**.       Лестрейд дал мне фотографию, где был запечатлён пропавший шедевр. На картине изображено вересковое поле, покрытое туманом, который приобрёл золотистый оттенок из-за заходящего солнца. Казалось, что вереск тонет в пламени. Я мысленно восхитилась красотой картины и продолжила внимательно слушать Грега:        — Две камеры в центре были отключены этой ночью ровно в 23:34, включившись только в 23:44. Картина исчезла. В центре никого не было, кроме охраны. Снаружи никаких следов. Куда исчез преступник — неизвестно, а «Вереск в поле» требуют уже завтра.        — Кто эксперт? — сразу же спросил Холмс.        — Андерсон, — ответил Грег с ноткой разочарования в голосе.        — Чёрт!       «У них, что, на весь Скотланд-Ярд только один эксперт?» — подумала я, но очень быстро переключилась с размышлений на рассматривание мелькающих за окном зданий.       На месте преступления уже работала группа полицейских, среди которых, к сожалению, были Андерсон и Донован. Они с презрением взглянули на меня и Шерлока.        — Детский сад через квартал, мисс Уайт, — пропищал Андерсон.        — Центр для умственно отсталых вообще на другой стороне улицы, — парировала я и поспешила зайти внутрь здания, ведь если перечислить все причины, по которым Андерсон уже давно должен быть там, я потрачу половину своей жизни.       В ночь похищения за картину отвечала Оливия Парсонс. Именно эта женщина должна была отреставрировать «Вереск в поле» к выставке. Оливия стояла рядом с одним из полицейских и захлёбывалась слезами.        - …понимаю, как никто другой, — услышала я отрывок её речи, когда мы с Холмсом и Уотсоном подошли к Оливии.       Шерлок быстро оглядел Оливию:        — Вы можете идти, — сказал он, обращаясь к полицейскому.        — Но вам нельзя… — начал полицейский.        — А нет. Лучше бегите, так как именно в этот момент в вашу квартиру пробрался вор, следящий за вами… — Холмс снова пару раз взглянул на несмышлёного паренька, -…неделю и два дня.       Полицейский промычал в ответ что-то невнятное и поспешил удалиться. Шерлок тем временем уже хотел взять на себя разговор с Оливией, когда я прервала его:        — Можно мне?       Холмс пристально посмотрел на меня и произнёс:        — Хорошо. Мы с Джоном осмотрим мастерскую.        — Но… Шерлок! Может, я лучше помогу Алисе? — спросил Уотсон.        — Она сама справится, — ответил Холмс на ходу.        — Удачи, — успел прошептать Джон прежде, чем скрылся с единственным в мире детективом-консультантом.       Я повернулась к Оливии. Это была полненькая женщина средних лет с светло-русыми волосами и смуглой кожей. Она немного успокоилась, слушая наш разговор.        — Здравствуйте, меня зовут Алиса Уайт. Я расследую это дело вместе с моими друзьями — Шерлоком Холмсом и Джоном Уотсоном. Вы — Оливия Парсонс? — спросила я, попутно вспоминая психологический факт — человеку приятно слышать своё имя.        — Д-да. Эт-то я. я… — женщина оказалась заикой.        — Давно вы работаете с картинами? — спросила я совсем ненужный вопрос, так как уже знала на него ответ, судя по характерным пальцам и привычке держать себя.       «Сейчас она скажет восемнадцать лет,» — загадала я про себя.        — Д-давно. Ш-шестнадцать ле-лет, — ответила Оливия.       Вот чёрт! На два года ошиблась! Ну ничего, зато теперь художница более спокойна.        — С детства любили их? — ещё один ненужный вопрос.       «Нет. Потому что родители не водили меня на выставки. Отец пил, а мать слишком много работала,» — загадала я второй раз.        — У моих родителей н-не получалось от-твести меня в кружки или на в-выставки. Поэтому н-нет, — ответила Оливия.       Отлично! Я втёрлась в доверие. Пора приступать к действиям.        — К моменту похищения картина уже была отреставрирована или оставалось добавить пару штрихов?        — Уже была отрестав… отреставрирована.        — Ключ от мастерской только у вас или есть копии?        — Т-только у меня. Я всегда отдаю е-его охране под конец дня.        — И в ту ночь тоже отдали охране?        — Д-да.        — Кто ещё работает вместе с вами?        — Э-этан Стивенсон и Уэсли Чем… Чен…        — Ченсингтон?        — Н-нет. Чен…        — Чентон?        — Нет. Чендлер, — наконец-то выговорила Оливия.        — Вчера они работали с другими картинами?        — Да. Они реставрировали произведения дл-для той же выставки, что и и я.        — У вас были ещё картины для реставрации?        — Д-да. «Серая ива» и и «Женщина с платком». Н-но они были ещё не до конца г-готовы.        — Когда вы и ваши коллеги заканчиваете работу?        — Я, как сам… самая опытная ухожу позже в-всех. Обычно получается около девяти. Этан ух-уходит в семь-восемь в-вечера, а Уэсли в-вообще не задерживается, п-поэтому в шесть его уже не б-бывает на рабочем месте.        — Спасибо за помощь, Оливия. Не плачьте, мы обязательно найдём картину и того, кто её украл.        — Правда? — спросила она с надеждой в голосе.       Не факт.        — Правда, — ответила я и улыбнулась самой искренней улыбкой, на которую только была способна.       Уходит позже всех, ключ только у неё. Очень странно. Мне нужно больше информации.       Следующим реставратором был Этан Стивенсон. Это был худощавый вытянутый мужчина лет сорока — сорока-пяти с тёмными волосами, в которых уже проглядывала седина, с серыми глазами и длинными костлявыми пальцами. Это был явно нервный человек судя по голосу и по привычке постоянно чесать себя.        — Здравствуйте, меня зовут… — начала я, но была перебита Этаном:        — Элис Уайт. Я слышал краем уха ваш разговор с Оливией. Как продвигается расследование? Вы хотя бы знаете, где искать картину?! — он говорил не со злостью, а скорее с постоянным волнением в голосе.        — Вы очень волнуетесь за состояние «Вереска в поле»? - мне стоило очень больших усилий не исправлять его с "Элис" на "Алису", так как английский манер произношения имени навеивал мне отнюдь не самые приятные воспоминания, но Этан был очень нервным человеком и мог неправильно понять простое исправление и впоследствии вообще замолчать, так что ради дела я была готова пожертвовать комфортом.        — Конечно! Любой художник на моём месте волновался бы.        — Когда обычно уходит с работы Оливия Парсонс?        — Я точно не знаю. Что точно, так это позже меня, а значит позже всех. Я думаю, где-то в полдевятого — в девять.        — Хорошо…       Этан опять перебил меня:        — Ничего хорошего!       Я немного помолчала, ожидая пока он успокоится, а потом продолжила:        — Мистер Стивенсон, а когда вы обычно уходите домой?        — Смотря сколько придётся выполнить работы. Обычно получается в семь — восемь часов вечера.        — А когда уходит домой Уэсли?        — Что за идиотские вопросы?!       Я пристально посмотрела на Этана, заставив его тем самым успокоиться и ответить на мой вопрос:        — Он не любит здесь особо задерживаться. Поэтому как только Биг Бен отбивает шесть ударов, Уэсли уже нет на рабочем месте.        — Что за спешка? Он не так увлечён работой, как все остальные?        — Нет. Ещё как увлечён. Просто он ещё слишком молодой, чтобы до поздна сидеть на работе. Всё ищет, где бы талант свой показать.        — Уэсли — перспективный художник?        — Очень. Но, как по мне, слишком много о себе думает. Видимо в голове Наполеоновские планы на всю Европу, вот и ходит с вздёрнутым носом.        — Уэсли давно здесь работает?        — Нет. Устроился совсем недавно по сравнению с той же Оливией, которая уже четырнадцать лет отдала искусству.        — Насколько недавно он устроился?        — Год, ну может полтора назад. Да, полтора! Это ведь была зима… И вообще, вы начали искать картину или нет?! Кто ведёт это дело?!        — Успокойтесь. За дело взялся Шерлок Холмс.        — Это тот самый детектив, о котором все говорят?        — Я вижу, вы его знаете.        — Конечно! Как тут не знать, если весь Лондон гудит о каком-то гении сыска, который, мол, прямо как Пьер из той популярной книжки, ходит везде со своим помощником и дела на раз-два раскрывает, — последнюю фразу он сказал писклявым голосом, всем видом показывая, что не верит в гениальность Шерлока.       Легко быть гением среди идиотов. Я говорила это раньше и скажу ещё раз, пускай и в этот раз про себя.        — Что ж, не доверяете слухам и правильно делаете.        — И вам я тоже не доверяю! Вы выглядите на шестнадцатилетнего подростка, как я вообще могу вас слушать?!       Если я сейчас скажу, что мне и есть шестнадцать, то он вообще с ума сойдёт прямо на месте. Лучше уж соврать.        — Я представитель Скотланд-Ярда, так что вы можете положиться на меня и на моих коллег.        — Тогда почему вы не в полицейской форме?        — Сегодня не моя смена. Буквально с отпуска на дело выдернули.        — А я говорил, что у нас в Скотланд-Ярде чёрт-те что творится!        — Согласна. Никакой организации! Скажу вам по секрету, есть у нас тут пара сотрудников, которым не стоит доверять категорически. Это Андерсон и Донован. Во-о-он они стоят, — я указала на горе-агентов. — Вы лучше с ними не связывайтесь, — в глубине души я смеялась самым злобным смехом.        — Да… спасибо.        — Что ж, мне пора. До свидания. И, прошу вас, не нервничайте так сильно. Я не допущу того, чтобы с картиной что-нибудь случилось.        — До свидания. И ещё раз спасибо.       Этан очень сильно нервничал. Он всегда такой или же только сегодня? Нужно выяснить. Показания насчёт времени сходятся у обоих, значит никто из них не врал. Остался последний работник…       Им был молодой паренёк лет двадцати-пяти — тридцати с тонкими приятными чертами лица. Уэсли Чендлер — перспективный художник с завышенной самооценкой.        — Здравствуйте… — начала я старую речь, в течение которой Уэсли взглянул на меня только один раз при имени «Шерлок Холмс». — Вы — Уэсли Чендлер?        — Да, — ответил парень после небольшой паузы.        — Когда вы устроились сюда?        — Прошлой зимой.        — Когда вы обычно уходите с работы?        — Когда и все нормальные работники. В шесть вечера.        — То-есть вы считаете ненормальными Этана и Оливию?        — Им просто терять нечего.        — Вы собирались сменить место работы?        — В перспективе — да. Но пока у меня нет достойных вариантов.        — Этан — нервный человек?        — О да. Но сам он привык называть свой нервоз «творческим кризисом».        — Я вижу, что вы не особо волнуетесь за состояние картины.        — Если я не выставляю на показ какие-то чувства, это не значит, что их нет, мисс Уайт.        — Так вы волнуетесь?        — Конечно. Я — художник. Я не могу не волноваться.        — Я так понимаю, у вас с Этаном была общая мастерская, а у Оливии — отдельная, верно?        — Верно.        — Вы знали, какие картины находятся на реставрации у Этана и Оливии?        — Безусловно. Как и они знали, какие картины реставрирую я.        — Вы рисовали собственные картины на рабочем месте?        — Да.        — Я так понимаю, что вы хотите быть именно художником, а не реставратором?        — Я и так художник. Иногда мы бываем не на своём месте.        — Что ж, спасибо за ваше терпение. До свидания!       Уэсли не ответил мне. Он уставился в одну точку и задумался.       Мистер Чендлер смог полностью подтвердить слова своих коллег. Никто из них не врал. Не стоит забывать и того, что вор может и не связан с этими людьми. Он может быть совершенно случайной личностью! Возможности кружили мне голову, а голова кружила возможностями. Баланс Вселенной восстановлен.       Собрав достаточно материала, я нашла Холмса и Уотсона на улице, а не в мастерской, как предполагала. Шерлок ползал на корточках с лупой, видимо, ища следы, а Джон стоял рядом и постоянно комментировал действия друга. Я подошла к ним и рассказала всё, что узнала.        — У нас тоже есть информация… — ответил Уотсон, внимательно выслушав всё, что я смогла накопать.        — Охранник был оглушён тяжёлым предметом, — продолжил мысль друга Холмс. — Ключ взяли именно у него. Далее отключили две камеры, а после, по мнению полиции, скрылись здесь.        — Но ты считаешь по-другому, ведь так? — спросила я.        — Они не могли пройти незаметно, отключив всего две камеры, — тут Шерлок встал в полный рост, убрав лупу в карман. — Да и следов здесь никаких нет. Камеры отключили для того, чтобы отвлечь нас от чего-то важного.        — Ты думаешь, преступник вынес картину каким-то другим путём?        — Это тоже возможно.        — «Вереск в поле» был дороже остальных? Почему вор взял именно её?        — Ответишь на этот вопрос — найдёшь преступника, — ответил Холмс, открывая передо мной и Уотсоном дверь.        — Нам стоит найти больше информации об этом художнике, — сказал Джон, и я не могла с ним не согласится.       Лестрейд смог рассказать нам очень многое о Маркэле Франсуа Марсо. Художник жил в девятнадцатом веке во Франции. Изначально писал патетические картины, но после ушёл в импрессионизм. В углу картины всегда ставил подпись одной и той же оранжевой краской. В картинах любил запечатлять пейзажи и изредка море. На выставке это была единственная картина Маркэля. Вернее, должна была быть.       День летел неприлично быстро. К пяти часам меня уже сильно клонило в сон из-за накопившегося недосыпа. Поэтому половина слов, сказанных Шерлоком, до меня не доходила. Единственное, что я всё же смогла понять, так это то, что мы решили ещё раз осмотреть мастерскую Оливии на предмет секретных проходов.       В комнате царил творческий беспорядок, но это не помешало нам осмотреть каждый её уголок, правда, ничего найти не удалось. Отчаявшись, мы также перерыли и соседнюю мастерскую Этана и Уэсли, но и там тоже ничего не было.        — Мы что-то упускаем, — констатировал Уотсон и был совершенно прав.        — Вот именно. Мастерские и коридор, прилегающий к ним — единственные места, где отключались камеры. Не могла же картина просто испариться, — сказала я.        — Испариться… — повторил задумчиво Шерлок.       Его задумчивость была заразительна, так что теперь и я, облокотившись на стену и уставившись в одну точку, проворачивала все детали этого загадочного дела.       «Ответишь на этот вопрос — найдёшь преступника,» — вспомнила я слова Холмса. Почему нужно было красть картину именно этого художника? И как её выкрали, не попав на включённые камеры?        — Джон, ты не знаешь, это первая выставка, где должна была демонстрироваться эта картина? — спросила я вдруг.        — По-моему, первая, — ответил он. — Да. Первая.       Значит, на ней было что-то, что нельзя ни в коем случае увидеть зрителям. Но что?! Боже, как мы близки!        — Испариться, конечно! — вдруг вскочил со своего места Холмс.       Уотсон и я дёрнулись.        — В смысле? Шерлок, что ты понял? — спросил Джон.       Холмс тем временем ходил из одного угла мастерской в другой. Я молча наблюдала за этой сценой.        — А потом испариться. Гениально! — воскликнул детектив и повернулся к нам.       Возможно, сейчас в его глазах промелькнуло бы разочарование в наших с Уотсоном мозгах, если бы он не был так рад своей догадке. И тут до меня дошло то, что так и вертелось у Шерлока на языке.        — Ты же не хочешь сказать… — начала я, но прервалась.       Холмс подошёл ко мне ближе:        — Именно, Алиса.       И это тот ответ, который мы так искали?        — Гениально! — только и могла прошептать я. — Всё гениальное — просто.       Джон, конечно, мог терпеть нас очень долго, но в этот раз ему и самому было очень интересно, поэтому он не сдержался и воскликнул:        — Да что происходит?! Объясните мне, наконец!       Холмс повернулся к своему другу:        — Джон, картина никогда не покидала это здание. Она всё ещё где-то здесь…