Однажды мир прогнётся под нас

Вадик ждал его на поломанной детской горке, вызывая одним своим видом молчаливое неодобрение всего двора. На голове хер пойми что. Под распахнутой курткой мятая футболка Iron Maiden. На ногах тяжёлые военные ботинки. Не хватало только спиртного шлейфа и синяка под глазом, чтобы кто-нибудь позвонил ментам. Петя уже и думать забыл, что его ждут. После напряжённых объяснений с Машей, для которых приходилось тщательно выбирать слова, сил совсем не осталось. Однако вид Вадика почему-то вызвал радость. А когда Петя подумал, как удивлены будут дворовые бабки тем, что он - отличник и хороший мальчик - якшается с кем-то вроде Вилонова… Вадик поднял на него взгляд. — Ну что, маленькая русалочка тебя простила? — спросил он вместо приветствия. Петя усмехнулся. Машу и впрямь можно было сравнить с русалкой из мультика. — Потребовалось всего лишь выдержать несколько часов допроса, и я невинен как младенец. Вадик усмехнулся и распечатал новую пачку сигарет. От предыдущей вокруг выросла горка окурков. Протянул Пете пачку, но тот покачал головой: в своем дворе нельзя, тут каждая собака настучит на него маме. — Так что с Бобом? Вадик тяжело вздохнул. — Я думаю, он опять заторчал. И наебал нас, когда мы его прижали. Возможно, у него на руках ничего и не было, а ему оставили закладку. — Ты думаешь, что это тот, из клуба? — Да. Других раздавили. У Пети мурашки пробежались по коже. — А от меня ты чего хочешь? — спросил он севшим голосом. — Если я прав и мы их прижмем, Жирный щедро баблом одарит. Но мне помощь нужна. Венома уже пиздец как заебала эта беготня с наркотиками, а остальных придурков я на дух не переношу. Вот к тебе и пришел. Поможешь? Деньги пополам поделим. Петя засунул руки в карманы куртки и пожал плечами. — Не хотел я во все это глубоко влезать, — сказал он. — Нехорошие это дела. — Так тебя ж ни убивать, ни воровать, ни драться не заставляют. Считай, за легавых работу делаем, пока они там водку жрут и челноков прессуют. С этим трудно было поспорить. — А что нужно будет делать? Вадик снова скривил губы в ухмылке. — Для начала надо Бобика найти и привести в чувства. А потом есть у меня мысля… Почему Петя согласился? Ах, если бы он знал. Позже, когда он прокручивал разговор с Вадиком в голове, у него появилось столько вопросов и возражений. Только задать их было уже некому — Вадик свалил, пообещав вернуться, когда доберётся до Боба. Как связаться с ним не через Эдика, Петя не знал. Как в принципе, и что делать дальше. Ждать? Соглашаться на другие задания, если предложат? Тихо залечь на дно и надеяться, что Вадик про него забудет, и про Боба забудет? Странное было дело. Когда Петя говорил с Вадиком, тот каким-то образом умел расположить его к себе. Пустить пыль в глаза, если хотите. Заставить слушать и даже слушаться. Но стоило остаться одному, как чары спадали. И дело было даже не в самом Вадике. Дело было в том, как Петя чувствовал себя, когда разговаривал с ним. Взрослым. Воспринимаемым на равных. Пусть даже кем-то вроде Вилонова… *** — Ма-аш, — позвал Петя, понизив голос. — Маша! — Да что? — раздражённо отозвалась она, отрываясь от тетрадки с домашкой. — Маш, тебя обокрали, — сказал Петя, кусая нижнюю губу. — Где веснушки, Маша, где они?! Ладони, лежащие на страницах тетради, на мгновение сжались в кулаки. — Отстань, придурок, — процедила Маша, наверняка покраснев от злости. Но из-за слоя штукатурки на лице наружу пробился только лёгкий румянец. И, по-хорошему, ему бы сейчас отвалить… Но Петя не стал лишать себя сладкой мести. — Только не говори мне, что ты из-за новенького их замазала. — Его зовут Гарри! — взорвалась Маша. — И ничуть не из-за него, они мне просто не нравятся, вот и всё! Никому не нравятся! Я как пугало огородное! В уголках глаз блеснули слёзы. Да, кажется, Петя переборщил… — Мне нравятся, — сказал он смущённо и потупил взгляд. Машка криво усмехнулась. — Да ты что угодно скажешь, чтобы я тебе давала списывать. Напряжение было снято. Маша вновь вернулась к повторению домашнего задания, а Петя растянулся на парте, положив голову на сложенные руки. — Просто, если ты ему с веснушками не нравишься, нахер оно всё тогда нужно? Вот представь, женится он на тебе. А дальше что? Однажды штукатурку-то с лица смыть придётся. И всё, развод? — Вот это тебя понесло, — Маша отвесила ему ласковый подзатыльник. — Ну ты на мне женись тогда. — Женился бы, — Петя поднял голову, — если бы у тебя была кнопка отключения звука, как у телевизора. Следующий подзатыльник был уже совсем не ласковый и даже болезненный. Петя схватился за ушибленное место и обиженно нахмурился. — Договоришься ты, — пригрозила Маша. — Вообще с тобой разговаривать перестану. Ты же в тишине изведёшься. — Ой, вот не придумывай. Петя закатил глаза. Но в глубине души согласился с ней. Если бы Маша не говорила за двоих, ему было бы совсем тоскливо. Сам он столько разговаривать не хотел и не умел. А без общения не мог. Вот и получалась палка о двух концах. — Ладно, не обижайся. Хочешь, секрет расскажу? — Ну. — Помнишь, я с Вилоновым вчера у школы разговаривал? Он сказал, что ты красивая. Назвал тебя маленькой русалочкой. Теперь даже толстый слой крема не смог скрыть румянец на Машкиных щеках. Она отвернулась, видимо, чтобы скрыть счастливое выражение лица. А когда повернулась обратно, посмотрела Пете прямо в глаза и, не дрогнув голосом, сказала: — Приятно слышать. Но мне теперь Гарри нравится. Петя усмехнулся и отвёл взгляд. Как раз вовремя, чтобы успеть заметить тощую фигуру упомянутого Гарри в дверном проёме. Слышать их он никак не мог, даже в пустом классе Маша на секретные темы разговаривала тихо. Но новенький, кажется, и не собирался подслушивать. Он поймал на себе Петин взгляд. Побледнел и быстро скрылся из поля зрения. Интересно… *** Чем ближе подбиралась пятница, тем сильнее Петя начинал сомневаться. Не так уж сильно ему хотелось куда-то идти и с кем-то пить пиво, но, с другой стороны, аппетит мог прийти во время еды. — Дохлый позже подкатит, — сообщил парень, закинувший длинные ноги прямо на стол. — Его Принцесса выгуливает. По компании прокатился смешок. — Знаешь, ещё кто кого, — отозвался Эдик. — Она та ещё сука. — Да ты просто завидуешь, — подъебал пацан, зашедший в комнату с двухлитровой бутылкой разливного пива. — Мне мой хуй дорог, — оскалился Эдик. — А Дашка его не сама оттяпает, так батя поможет. — Вот Дохлый бесстрашный. — Бессмертый. — Да ебанутый, — Эдик пожал плечами. — Вы психов видели, по телику показывают? Во всяких там специальных заведениях. Вот Дохлый — одно лицо. Эдик прошел вглубь комнаты и уселся на ковёр, поджимая под себя ноги. Ему тут же вручили жестяную кружку с пивом. Тот опрокинул её залпом и наконец вспомнил, с кем сюда пришел. — Парни, это Пётр. Любить, жаловать и всё такое. Страдал за наши грехи в этой сраке, где наркоту толкали. Ребята одобрительно загудели. — Так, Петь. Это Фрэнк, Смерд, Крапива… Запомнить столько кличек сразу оказалось невозможно. Имен никто не называл. Может, не принято было обращаться по именам. Может, они считали, что так круче. Какие-то прозвища, однако, впечатались в память. Особенно его впечатлил парень в очках с круглыми стёклами, который принес пиво. Его прозвали Каракатица, и когда Петя спросил почему, все заржали. — У меня фамилия Октопов, — объяснил он с выражением лица, будто смертельно устал и от этого вопроса, и от этих дебилов. — Хотел зваться Осьминогом, но ни у кого мозгов не хватило запомнить такое сложное слово. — Куда катится Каракатица? — риторически спросил Эдик, и все снова заржали. Кто-то положил Пете ладонь на плечо, кто-то всунул в руки кружку. Он и сам не заметил, как оказался сидящим на полу напротив Эдика. — Надо тебе что-нибудь придумать. А то прицепится какая-нибудь херня. Вадик сказал то же самое. Петя спросил. — А к Дохлому как кличка прицепилась? Ребята переглянулись. — Никто не знает. Он всякий раз рассказывает разные истории. Мы думаем, это как-то связано со шрамом. — Я бы не удивился, если никакой истории на самом деле нет, шрам у него — кошка подрала, а погоняло себе он сам придумал, чтобы круче казаться, — сказал Фрэнк. — Ты не думай, он не плохой, — тут же встрял Эдик. — Просто ебанутый. — Просто пиздец какой ебанутый. Петя улыбнулся. Не этого он ожидал. Почему-то думал, когда шёл сюда, что тут его ждёт толпа братков. Ну, таких, которые сидят на корточках, рыгают пивом и разговаривают исключительно матом. Но чем дольше он болтал и смеялся, чем больше в нём плескалось пива, тем больше он оттаивал. И жизнь была хороша, и молодость была хороша, и будущее казалось если и не радужным, то, по крайней мере, светлым. Дохлый пришел уже под вечер, когда пиво почти закончилось, а оставшееся никто уже не хотел пить. Он ни с кем не поздоровался, сразу налил себе стакан, снял с плеча гитару и поставил её у стенки. — Как дела, уроды? — спросил он наконец. Веном справа от Пети промычал что-то вроде «сам урод». Дохлый только рассмеялся, прикладываясь к пиву. Тут он поморщился, высунул язык и отставил кружку в сторону. — Вы в бутылку что ли нассали? Чё за хуйню вы купили?! — Как жаль, что ты ничего не купил, — подал голос Петя. Дохлый несильно пнул его в бок носком ботинка. — Полдня с этими гавриками, и уже оборзел и стал алкашом? Дохлый неодобрительно поцокал языком, от чего у Пети мурашки пошли по коже. Он покраснел и отвернулся. — Сколько ж ты с ними тогда пробыл? — пробормотал он себе под нос. Фрэнк заржал, Каракатица прыснул, а Веном просто фыркнул. Остальные ребята тоже присоединились к смеху, когда до них дошло. Дохлый не смеялся. И постепенно остальные притихли. Петя взял себя в руки и повернулся обратно, наполовину уже ожидая увидеть направленный на него ненавидящий взгляд. — Я тебе погоняло придумал, — сообщил Дохлый, прищурившись. — Балабол. Вот это было совсем несправедливо! Уж кого, а Петю назвать балаболом было никак нельзя. Он уже собирался отстаивать свою честь, как за него вступился Веном. — У него уже есть погоняло, отвали. Дохлый слез с дивана и пересел на пол — ближе к Пете, нарушая его личное пространство. — Да? И какое же? Внутри всё скрутилось, и выпитое пиво попросилось наружу и из мочевого пузыря, и через горло — обратно. Но пасовать сейчас, когда он сам по дурости начал… Что о нём подумают его новые приятели? — П-паук, — пробормотал он. — Это Крапива придумал. Он надеялся перевести стрелки, надеялся, что Дохлый даст ему передышку и повернётся к Крапиве, потребует объяснений. Но Дохлый только хищно ухмыльнулся. — Это потому, что тебя так же легко раздавить тапком? — Он пообещал нам помочь порно найти в этой… мировой сети! — радостно отозвался Крапива. Дохлый сдерживал смех из последних сил. Он явно не собирался просто так отступать и родил ещё тысячу дебильных шуток в своей голове. Петю спас Веном. Он сунул Дохлому под нос его гитару и попросил. — Сыграй лучше что-нибудь, нехер просто так жопу просиживать. Пете казалось, что Дохлый сейчас порвёт его как тузик грелку. Но тот послушно расчехлил гитару и взял первый аккорд. Это был ля минор — один из трёх аккордов, которые Петя знал. Но послушать дальше ему не дали. — «Кукушку» сыграй, — попросил Фрэнк. Дохлый тяжело вздохнул, отложил гитару и посмотрел на Петю. — Скажи, ты видишь во мне прорезь для монет? — спросил он. Петя не сообразил, что случилось. Но на всякий случай ответил: — Э… Нет? Дохлый пожал плечами и повернулся к Фрэнку. — Тогда схуяли ты решил, что я музыкальный автомат?! Дохлый повысил голос так, что он отразился от стен. Петя съежился, а Фрэнк даже не дёрнулся. Дохлый скривился, убрал гитару в чехол и под гробовое молчание ушёл на балкон, захлопнув за собой дверь. Едва это произошло, все заржали. Веном хлопнул Фрэнка по плечу. — Сегодня ты сам себя превзошёл. Он утёр выступившие в уголках глаз слёзы и повернулся к Пете. — В прошлый раз, когда он играл «Кукушку», Фрэнк начал петь, не попадая в ноты и путая слова. Пьяные все были… Дохлый тогда пиздец взбесился. Петя нахмурился. Через окно он видел, как Дохлый… как Вадик сгорбился и облокотился о перила. Пете стало его жалко. Мать тоже уходила вот так курить, когда не могла справиться со своими чувствами. Пете на лоджию хода не было. Внутри что-то нехорошо ёкнуло. Получается, Фрэнк нарочно Вадика задел. — Да господи, ты чё, его жалеешь что ли? — Фрэнк закатил глаза. — Покурю пойду, — сообщил Петя, поднимаясь на ноги. — Да тут кури, — сказал Веном. — Забей ты на него, он через секунду остынет. Думаешь, он нас не доёбывает? Петя их проигнорировал. К маме ему ходу не было, и успокоить её он не мог. Но он мог сделать самую малость… Уже почти стемнело. Петя прикрыл за собой дверь и подошёл к перилам. — Сигареткой угостишь? — спросил он. Вадик посмотрел на него удивлённо, но молча протянул пачку с двумя последними сигаретами. Петя дёрнул одну. Склонился к огоньку зажигалки, заботливо прикрытому ладонью Вадика. — А я Цоя люблю, — признался Петя. — И я люблю. И придурки эти думают, что любят. Знают, блять, две песни, и те с ошибками. Но раз вся страна любит, то и они любят. — Ты им поэтому играть не хочешь? — спросил Петя, хотя и так знал ответ. Вадик кивнул и почесал нос. — А тебе Пауком зваться нравится? — спросил он вдруг. — Лучше уж Паук, чем Балабол, — сказал Петя, борясь с улыбкой. Вадик захихикал и раздавил окурок, прежде чем отправить его в полёт. — Если бы ты мне время дал, я бы лучше придумал. А теперь будешь Пауком, нравится тебе или нет. Вадик повернулся спиной к улице и посмотрел через окно на ребят. Уходить он не собирался. Петя сглотнул горькую слюну и тоже выбросил окурок. — А мне бы сыграл? Вадик повернул к нему голову и прищурился. — Я тебя пока не знаю. Видно будет, Паучок. Петя вспыхнул, потому что какой он, нафиг, Паучок? А ещё потому, что захотелось вдруг больше жизни оказаться достойным. Чтобы Вадик сыграл ему. Это было всего лишь секундное желание, но оно было такое сильное и такое отчаянное, что это немного испугало. — М-мне домой уже пора, — ляпнул он. Вадик понимающе кивнул. — Я тоже пойду. Нам с тобой в одну сторону. Они вышли с балкона, Вадик терпеливо подождал, пока Петя со всеми попрощается, сам лишь показал всем средний палец. Дверь за ними закрылась. Вадик побежал вниз, перескакивая через ступени. Петя поспешил за ним. *** — Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём… — промурчал Вадик под нос. Петя хмыкнул и засунул замёрзшие руки в карманы джинсовки. — Меня даже с перепоя с восьмиклассницей не перепутаешь, — сказал он. Вадик повернулся к нему и дружелюбно оскалился. — Ты себе льстишь. К тому же, кто сказал, что восьмиклассница — ты? Он остановился, чтобы прикурить от зажигалки, и Пете пришлось его ждать. — И я курю, а ты конфетки ешь, — подпел он вдруг. Улыбка Вадика стала ещё шире. Он закинул руку Пете на плечо и потащил их вперёд по улице. — И светят фонари давно, ты говоришь: «Пойдём в кино»… — А я тебя зову… в кабак, конечно… Несмотря на то, что час был ещё ранний, на улицах не было почти никого. Не тот район, не та ситуация в стране, чтобы вот так вот — безрассудно и беззаботно разгуливать по широким и не очень улицам и голосить песни, обращая на себя внимание ночных обитателей — гопников да бомжей. Но ебало ли это Петю в тот момент? Нет. Как не ебали и пиздюли, которые ему светили дома. Какая разница? Воздух был так прохладен и свеж, и внутри было так тепло и приятно, и рука Вадика на плече — знак расположения, знак поддержки. И песни Цоя — любимые с детства, разделённые теперь с Вадиком. Новые воспоминания в копилку связанных с ними счастливых моментов. И двадцатиминутная дорога до дома заняла целую эпоху. И на протяжении этой эпохи он был свободен. Свободен и счастлив, и ещё очень юн. Вадик вызвался проводить его до подъезда, и Петя не нашёл в себе сил отказаться. Лампочку с крыльца постоянно выкручивали, вот и теперь под козырьком было темно. Но Петя и Вадик видели друг друга в свете окон первого этажа. — Можно спросить? — Петя прикусил губу. — Откуда шрам? Вадик нахмурился на мгновение, а потом его лоб разгладился. — Ааа, этот. — Он указал на щёку. — Да босс как-то решил, что я на него стучу. Ну и отловил меня, начал по кусочкам нарезать. Дочь его вмешалась, помогла настоящую крысу найти. Но осадочек, как видишь, остался. Петя выдавил из себя улыбку. Вадик говорил так складно, что его нельзя было бы поймать на лжи, если не знать две вещи. Во-первых, ребята сказали ему, что история каждый раз меняется. Во-вторых, шрам был у Вадика с детства. Когда Петя впервые увидел Вилонова в школе — шрам уже был. Но настаивать Петя не стал. — Мне понравилось с тобой петь, — сказал вдруг Вадик. И прозвучало это очень искренне. — Ты странный, — сказал Петя. — Не такой, как Веном и другие ребята. — Да, да, знаю, — рассмеялся Вадик. — Ебанутый наглухо. — Можно и так сказать. Вадик отвёл взгляд в сторону и покачал головой. К его губам приклеилась улыбка. — Ладно, поздно уже. Скачи домой, пока «Спокойной ночи, малыши» не начались. Петя вздохнул и закатил глаза. — Если поторопишься, то тоже успеешь. Хотя бы на мультик. Вадик округлил глаза, рявкнул «мультик!», поправил гитару на плече и убежал. Петя ещё какое-то время стоял, глядя ему вслед, и перебирал в руках ключи. Потом вздохнул, дёрнул подъездную дверь и поплёлся домой.