Однажды мир прогнётся под нас

Вадик сидел, скрестив руки на груди, и выглядел мрачнее тучи. Боб ходил по квартире и запихивал вещи в рюкзак. Все молчали, и Пете было ужасно неловко, что он стал свидетелем чего-то подобного. Ему всегда было неловко, когда при нём ссорились. И, хоть Боб ему никогда особо не нравился, его уход теперь воспринимался как предательство. Всё-таки Петя привык к его незримому присутствию рядом с Вадиком. — Когда поймёшь, какой ты дебил, поздно уже будет, — предупредил Вадик. — И не беги ко мне плакаться. — Я к тебе и не бежал, — ответил Боб спокойно. — Я не просил тебя мне помогать. — Ну извини, что не бросил тебя подыхать. — А бросил бы — что изменилось? Вадик так громко скрипнул зубами, что Петя вздрогнул. И едва поборол в себе желание отползти на другой конец дивана. Боб ушёл. Вадик ещё долго молчал. Он то вскакивал на ноги и принимался нарезать круги по комнате, то садился и замирал, уставившись в одну точку. Наконец он повернулся к Пете и сказал: — Я ему посоветовал на спидак провериться. Сам видел, какой он бледный и тощий стал. Он разорался, мол, я те чё, пидор что ли. Вадик зло встряхнул головой. — Да по мне, лучше б он пидором был! Ты просто не видел, откуда я его достал. Придурок. Петя ничего не ответил. Речь Вадика больше походила на монолог. — И что это значит — что бы изменилось? Может, ты знаешь, чего он так взъелся? — Догадываюсь, — робко сказал Петя. — Он по-своему прав. Он ведь не просил… Вадик зыркнул на него сердито. — Ну конечно, блять. Я тут такой злодей. Вытащил уёбка из его мочи, ночи над ним сидел, пока его ломало, и теперь, оказывается, меня об этом не просили! Охуенно. — Вадик… — попытался сказать Петя как можно мягче. — Никто не говорит, что ты злодей. Но если ты делал это, ожидая благодарности… — Да иди ты, — рявкнул Вадик, подскакивая с дивана. — Вслед за ним вон. Ты же меня тоже не просил с тобой тут путаться. Вот и шуруй. Он сказал бы ещё что-то, но тут зазвонил телефон. Вадик сморщил нос и нахмурился. Ничего хорошего звонившему это не предвещало. — Да? — крикнул Вадик в трубку. — Блядь, тебе-то от меня что надо? Давно ни в кого ядом не плевалась? Иди вон, у водилы своего кровь пососи. Или чё ты там у него сосёшь. Он швырнул трубку на рычаг и ушёл на кухню. Петя не знал, что ему делать. Такой Вадик его пугал. В прошлый раз ничем хорошим для Пети это не обернулось. Может, стоит просто уйти и переждать это его настроение? Телефон снова зазвонил. — Паучок, будь другом, возьми ножницы и отрежь провод у этой ебанины, — крикнул Вадик с кухни. — Или хотя бы скажи этой шлюхе, чтобы больше не звонила. Он ушёл на лоджию. Стекло звякнуло, с такой силой Вадик захлопнул за собой дверь. Петя вздохнул и поднял трубку. — Алло? — Язык ещё не отсох? — поинтересовалась Даша холодно. — Это Петя. — Ааа… Слава богу. Не знаю, что я бы ему сейчас наговорила… — Даша громко вздохнула. — Что опять случилось? Вчера всё было нормально. Петя пожал плечами, забыл, что Даша не может его видеть. — Боб ушёл, — пояснил он. — Они поссорились. — Понятно… — Даша вздохнула. — Ладно, скоро отойдёт. Петя оглянулся в сторону дверного проёма и на всякий случай закрыл динамик и губы ладонью. — Даш, а мне сейчас что делать? Уйти или попытаться его успокоить как-то? — спросил Петя, понизив голос. Даша молчала несколько секунд, по-видимому, размышляя. — Не знаю. Спроси у него. Скажет уходить — уходи. Скажет, что можешь остаться — сам решай. Он тебе всякого говна наговорить может. Если сумеешь не обращать внимания… Петя вспомнил, как обидно ему было, когда Вадик назвал его занозой в жопе. — Думаю, смогу, — сказал он. — Конечно сможешь. Иначе с этим придурком нельзя. Не понимаю, почему мы все до сих пор вокруг него трёмся. Петя улыбнулся. — А по-моему, всё ты понимаешь, — подначил он. — Ну да, — согласилась Даша. — Поёт неплохо. И целуется… Петя рассмеялся. — Последнее не проверял. — Нет? Подожди, пока он напьётся. Они посмеялись вместе. Петя смущённо, а Даша расслабленно. Наконец она сказала: — Ладно, удачи тебе. Если совсем задерёт — уходи. Когда остынет, тогда и выскажешь ему всё. — Хорошо. Спасибо. — Пожалуйста. А, и, если спросит… Скажи, что ещё раз он так со мной посмеет разговаривать, не досчитается яйца. — Почему только одного? — спросил Петя. — Потому что второго он лишится, если опять порвёт моё блядски дорогое французское бельё! — возмущённо объяснила Даша. Это было лишним. Петя теперь не мог выгнать образ из головы. И его тело с жаром отреагировало на воображаемую сцену. Будь проклят подростковый возраст. — Ладно, я побежала. Удачи! Петя сделал глубокий вдох, прежде чем зайти на лоджию. Как бы он ни готовил себя к тому, что может сказать Вадик, всё равно было страшно. Страшно, что его пошлют надолго и подальше. Страшно, что Вадик скажет что-то такое, чего нельзя будет взять назад. — Зря ты так с Дашей, — выпалил Петя. Чёрт. Он ведь шёл сюда не чтобы читать нотации. Вадик обернулся к нему. Лицо его больше не выражало гнева. Оно ничего не выражало. — Я просто не сдержался. Она бы сейчас опять начала меня пилить. У меня нет сил её слушать, — объяснил вдруг он, выпуская дым изо рта. Петя вздохнул и подошёл ближе. — А меня слушать силы есть? — спросил он. — Или мне лучше уйти? Вадик окинул его взглядом с ног до головы и пожал плечами. — Как хочешь. Со мной не очень-то весело, когда я зол. — С чего ты взял, что с тобой весело, когда ты не зол? — спросил Петя. Он тоже закурил и встал рядом с Вадиком. Тот коротко рассмеялся. Но сразу же затих. — Дай ему время, — сказал Петя. — Думаешь, что-то изменится? — Не знаю. По крайней мере, он понимает, что ты для него сделал. И либо поблагодарит тебя за это, либо опять… Ну, доведёт себя. И ты ничего не сможешь изменить. — Я ненавижу это! — признался Вадик, швырнув окурок вниз. — Ненавижу это бессилие! Ненавижу Боба за то, что он такое упрямое безответственное хуйло! Петя слишком хорошо понимал, что он чувствует. Слишком хорошо. — Выслушай меня, — попросил он. — Только не злись, пожалуйста. Просто выслушай. Может быть, дело не в этом? Может, все твои попытки не имеют смысла, потому что изначально проблема — не ты. И ты не можешь исправить то, к чему не имеешь отношения. Никогда не имел. Как бы ни хотел и ни старался. Может быть, он просто не хочет помощи. Ни от тебя, ни от кого-то ещё. И ты ничего с этим не поделаешь. На самом деле, если продолжить пытаться — будет только хуже. Потому что ты и сам себя доведёшь. Что я делаю неправильно? Вдруг я делаю недостаточно? Как я могу помочь? Что со мной не так? Для чего я вообще нужен, если не могу… если близкому мне человеку плохо, а я ничего не могу для неё сделать. — Для неё? — спросил Вадик. Петя отвернулся, чтобы потушить сигарету. — Для него, я оговорился. — Правда? — Моя мама пьёт. Не просто баночку пивка в выходные и по бокальчику с подружками. А набухивается каждую неделю. Иногда пропускает работу из-за похмелья. И это длится уже не год и не два. С тех пор, как папа умер. Знаешь, сколько я пытался ей помочь? Сколько пытался поговорить? Сколько просил прекратить? Ради меня. Ради себя. Ради папиной памяти. Всё бесполезно. Раздражение, пустые обещания… В какой-то момент я просто перестал. Она не хочет моей помощи, и я не знаю, что я могу сделать, чтобы всё изменить. Петя не заметил, как съежился и обхватил себя руками. Очнулся только, когда пальцы больно впились в предплечья. — Если Боб решит, что не хочет твоей помощи, ты ничего не сможешь сделать. Злись, срывайся на всех подряд… Только себе сделаешь хуже, — сказал Петя. — Но он, в отличие от моей мамы, ещё этого не решил. Так что дай ему время и будь готов ко всему. — И как мне справиться с чувством вины, если он не захочет? — спросил Вадик. — Не знаю. Я с ним живу половину жизни. — Петя потёр плечи. — Прохладно стало, не находишь? — Не хочу уходить. Сейчас одеяла принесу, — сказал Вадик. Он вернулся через минуту с двумя пледами, пиная табуретку. И, пока Петя укутывался, притащил ещё одну. — Если бы не знал точно, сколько тебе лет, ни за что бы не поверил, — сказал Вадик через какое-то время, проведённое в молчании. Петя усмехнулся. — Я всегда был слишком серьёзным. Папа меня звал «профессор кислых щей». Особенно когда у меня от нагрузок в школе упало зрение и я всё время щурился. — Чёрт! Вот какое погоняло нужно было тебе дать! — Вадик хлопнул себя по коленям. Петя улыбнулся, глядя на такое искреннее негодование. — Знаешь, а мне начала нравиться кличка «Паук». — А мне нет, Паучок, — заявил Вадик, складывая руки на груди. Петя закатил глаза и откинулся назад, прислоняясь затылком к стене. — Ты всегда можешь звать меня по имени, — предложил он. — Ага. Но мне так нравится, как ты вздрагиваешь всякий раз, как я говорю «Паучок», — улыбнулся Вадик. — Я не вздрагиваю. — Успокаивай себя… Петя тяжело вздохнул. Он никогда никому не рассказывал о матери. Даже дяде с тётей. И вот, вывалил всю подноготную парню, которого знает без году неделю. Почти незнакомцу. Может, в том и дело? Вадик не знал его мать, не сложил о ней какого-то своего мнения. Она была для него никем, и Петя не порушил образ, который она так тщательно создавала среди всех их знакомых. Вадик знал только Петю. И всё больше и больше узнавал его настоящего. Это было немного пугающе. Но больше волнительно. — Ты меня вообще не слушаешь? — обиженно спросил Вадик. — Слушаю, конечно, — поспешил заверить Петя. — Ты говорил о… голубях? Вадик довольно кивнул. — Все перила обосрали. Спасу от них нет. — Ты их кормишь. — Петя кивнул на рассыпанные на газете хлебные крошки. — Вот они и срут. Охуенная, кстати, метафора. — Метафора? — Ну… Помогаешь кому-то, а получаешь говна на лопате. Вадик усмехнулся. — И что же, не помогать? — спросил он. — Почему же? Просто не ждать медалей и слёзных благодарностей. Вадик закурил и передал пачку Пете. — Ты интересно думаешь, — сказал он. — Я вообще интересный, — ответил Петя, картинно вздохнув и закатив глаза. — Вот уж не поспоришь. Но попадись ты мне такой интересный в школе, прости уж, но я бы тебя отпиздил. Это было неожиданно и искренне. Петя удивлённо посмотрел на Вадика, но всё-таки не смог сдержать улыбки. — Не сомневаюсь. Я наслышан о том, сколько ты дрался. Вадик коротко вздохнул и закинул ноги на перила. — Знаешь… — пробормотал он задумчиво, проведя большим пальцем по губам. — Для человека, который «не любит сплетни», ты слишком о многом «наслышан». Петя отвернулся от Вадика, чтобы поднять взгляд в небо в немом вопросе. — Как будто это моя вина. Маша несколько лет по тебе сохла. — Маленькая русалочка? — Вадик оживился так, что едва с табуретки не соскользнул. — Блин, почему я узнал об этом только сейчас… Как думаешь… — Нет! — резко ответил Петя. Его брови взлетели вверх, когда он увидел недоумевающее выражение лица Вадика. — Во-первых. Она уже это переросла и теперь что-то там мутит с другим парнем. Во-вторых. У тебя, кажется, Даша есть. В-третьих… — Петя загнул третий палец. — Ты просто не представляешь, что это такое. И, если Машу кто-то обидит, и она не пришьёт его сама, то в дело вмешаюсь я. Петя сладко улыбнулся и стащил из пачки Вадика последнюю сигарету. — Так что и думать забудь. — Во-первых, — завёл Вадик и вместо продолжения высунул язык и скорчил Пете рожу. — Во-вторых. И чё, Даша? Думаешь, она ни с кем на стороне не ебётся? Да хотя бы про телохранителя её спроси, и она расскажет грустную историю. Если б нам пришлось ещё и верность друг другу хранить, мы бы вообще нахуй друг друга поубивали. Это внезапно имело смысл. — В-третьих, ты побежишь мне сейчас за сигаретами, — важно закончил Вадик, запахивая плед на груди. — Потому что твою бабскую дурь я курить не собираюсь. Петя покачал головой, не веря, что он вообще сидит тут и собирается перед этим вот оправдываться. — Меня все продавщицы в ближайших ларьках знают. Вернее, маму мою. Если попытаюсь сигарет купить — сразу ей доложат, и мне такие пиздюли светят, которые я себе даже представить боюсь. Так что я покупаю такие же, как она курит. Типа ей. Вадик прыснул со смеху. Петя сурово глянул на него, но это не подействовало — Вадик только громко расхохотался, до истерики, почти срываясь на фальцет. Петя отвернулся от него, всем своим видом демонстрируя обиду. Но это тоже не сработало. Пришлось сидеть так, пока Вадик не успокоится. А ржал он долго. Заливисто и явно наслаждаясь ситуацией. От этого было ещё обиднее. — Пиздец ты хитрый, конечно, — выговорил он наконец севшим голосом. — Ладно, пошли чай пить, а то совсем холодно стало. — Мне и тут хорошо, иди, — брякнул Петя, хотя тонкий плед уже не спасал от холодного ветра. — Ты чё, опять надулся? Да ладно тебе, сам постоянно надо мной ржёшь, а мне нельзя? — Я не надулся, — бросил Петя. — Отстань. — Я не надулься, ацтань, — передразнил Вадик. — Пошли уже, а то у тебя яйца замёрзнут. — О своих лучше побеспокойся, их Даша оторвать обещала. Воздух снова сотряс смех Вадика. — Чего она мне только не обещала, — сказал он. — В том числе и перестать угрожать. Давай, поднимай жопу и шуруй в тепло. — Я же сказал, что мне и тут хорошо, — огрызнулся Петя. — Покурю ещё немного и пойду домой. А ты делай, что хочешь. Пока он говорил, Вадик подобрался к нему совсем близко и обхватил своими ручищами. — А на обиженных воду возят, — сообщил он Пете на ухо, понизив голос. Петя вздрогнул, так странно он себя почувствовал. Вадик сжал его чуть сильнее и забрался тёплыми руками под плед. — Я слышу, как у тебя стучат зубы. Ты же тощий, вон кости торчат. Не ври, что не замёрз. Вадик прошёлся кончиками пальцев по его рёбрам, больно надавливая. Петя дёрнулся и выкрикнул: — Отпусти! И в то же мгновение руки Вадика исчезли, и сам он отошёл. Кажется, Петя, сам того не заметив, откинулся на него. И теперь опора исчезла, и Петя почувствовал, что падает. Упасть ему не дали. — Пошли чай пить, — повторил Вадик, помогая ему встать на ноги. — Да ставь уже свой сраный чай, — ответил Петя. И мысленно сделал себе пометку о своих тупых проблемах Вадику больше не рассказывать. Небо было серое и тяжёлое, и всё вокруг будто застыло в ожидании зимы. Скоро уже должен был закончиться этот год и начаться следующий. А ещё через несколько лет наступит новое тысячелетие. И кто знает, что оно с собой принесёт? *** Когда Петя пришёл к Вадику в следующий раз, на столе его ждал блок «бонда». — Их в кармане удобно прятать, — пояснил Вадик. — Если хочешь, пусть у меня лежит, бери по пачкам, когда надо будет. И Петя, не успев даже подумать, обхватил Вадика за плечи. — Спасибо, — сказал он, уткнувшись лбом Вадику в грудь. Не за то, что тот купил ему сигарет. А потому, что Вадику было не всё равно.