Однажды мир прогнётся под нас

Запах чебуреков и горелого масла стоял по всему рынку, преследовал, куда ни шагни. Петю даже тошнить начало, так стойко держался запах, так настойчиво он лез в ноздри. Петя посмотрел на мать, но той было хоть бы хны. Шла, крепко прижимая к себе сумочку, и крутила головой, выискивая острым взглядом нужный ряд. Она была похожа на хищную птицу, ищущую добычу, и Пете на мгновение стало смешно, когда он представил, как мамина голова поворачивается на 180 градусов, как у совы. Но только на мгновение. Позади послышался шум. Кто-то переговаривался на повышенных тонах. Петя обернулся, хотя и так знал, что увидит. Братки пришли за деньгами. Но другие братки успели чуть раньше и теперь крышевали точку. Петя не особо вникал, кто кого и за что. Если поднялся шум, то может быть драка, а в драке ничего хорошего. Он взял мать под локоть и потащил в ближайший ряд. — Да давай уже хоть куда-нибудь зайдём. Она посмотрела на него недоверчиво и хмуро. — А с нормальной интонацией нельзя сказать? — огрызнулась она, выдёргивая локоть. — Как будто это у меня последний звонок скоро. — Да нормально я сказал! — попытался оправдаться Петя. Но когда ей хотелось устроить скандал, тут бесполезно было даже пытаться. — Мам, ну правда. Что я такого сказал-то? — Да ничего, ноешь весь день, торопишь меня, как будто я не устала с тобой тут таскаться. Она подошла к ближайшему контейнеру и хмуро посмотрела на развешанные брюки. — Тут детское всё, — сказала она наконец. — Пошли дальше. — Да вы погодите! — тучная продавщица, рассчитавшись с покупателями, подлетела к ним, как ястреб. — Вам на мальчика? Он у вас худенький, маленький, что-нибудь найдётся. Петя закатил глаза и стал ждать, когда всё это закончится. — Да сюда ещё один ты влезешь, — сказала мать, когда он, неловко переступая с ноги на ногу, повернулся вокруг своей оси. — Поменьше нет размера? — Есть, есть! Ты снимай пока, сейчас принесу! Продавщица ушла, забирая с собой зеркало, которое служило ему ширмой. — Мам! — возмутился Петя. — Мне что, в трусах стоять ждать? Люди ходят! — Нежный какой, — раздражённо вздохнула мать. — Да кому ты сдался-то? Стесняешься, как девочка. Она шагнула к нему ближе и повернулась спиной. — Всё, я тебя загородила. Раздевайся давай скорее. Тут померишь, а потом у чурок дешевле купим. Скоро это закончится. Скоро закончится. Петя повторял про себя заветные слова, пока спускал штаны. Наклонился, чтобы высвободить из них ноги. — Ой, привет Вадик, — услышал он и резко подскочил, едва не задевая головой вешалки. — Здрасьте, тёть Маш! Кого это вы там прячете? Петя густо покраснел. — Да кое-кто тут штаны стесняется на людях мерить, — пожаловалась мать. — Покараулишь его? — Без проблем, — смеясь, сказал Вадик. — Ну хорошо, а то я вон там кофту симпатичную увидела, хочу посмотреть. И с этими словами его родная мать предала его и ушла, оставляя ржущему Вадику на растерзание. — Чё, как дела, Паучок? — Хорошо всё было, пока ты не нарисовался, — беззлобно огрызнулся он. — Ууу, грозно как. Вадик скрестил руки на груди и занял место Петиной мамы. Тот покраснел ещё гуще и отвернулся. Надо было майку надеть длиннее, а эта любимая, старая, из которой он уже вырос, теперь едва живот прикрывала, что уж про жопу говорить. — Да чё ты? — весело спросил Вадик. — Правда, что ли, из-за штанов смущаешься? Давай я тоже сниму, чтобы ты не один тут как дурак стоял. И он потянулся расстегнуть ремень. — Да подожди ты! — прикрикнул на него Петя. Воровато огляделся. Продавщица про него забыла и уже обхаживала новых клиентов. Петя натянул свои штаны, сунул ноги в истоптанные кроссы и потянул Вадика за руку вон из ряда. — Ты-то тут откуда? — спросил Петя. — Да неподалёку был, а тут какая-то шпана прикатила на нашу точку гнать, ну меня и позвали на разборки. Вадик пожал плечами. Вздрогнул, когда Петя взял его правую руку. — Дрался? — спросил он, водя большим пальцем по покрасневшим костяшкам. Вадик огляделся по сторонам и потянул его в сторону, отыскивая укромное местечко. — Не, не дрался, — сказал он наконец, когда Петя выпустил его руку, и полез в карман за сигаретами. — Так, саданул по ларьку разок, чтобы выглядеть угрожающе. Да морду кирпичом сделал. Нас больше было, они связываться в итоге не стали. Петя улыбнулся, опуская взгляд. — Покурим? Вадик протянул ему пачку. — Не, если на мне мать курево учует, она меня по всему рынку гонять будет. — Лошара, — рассмеялся Вадик и прижал сигарету зубами. — Ты уже взрослый лоботряс, скажи ей, что куришь, пиво пьёшь и с девочками тусуешься, пусть смирится. Вадик выдохнул дым ему в лицо, и Петя прикрыл глаза, делая глубокий вдох. — А жить я после этого где буду? У тебя? — Да почему и нет? Перебирайся. Всё лучше, чем мотаться каждый день туда-сюда. Это было бы здорово. Даже очень здорово… Петя сощурился, когда солнце выглянуло из-за облака. — Дай затянусь разок. Только сам держи, чтобы у меня от рук не пахло. Вадик закатил глаза, но сделал как просили. Петя с наслаждением затянулся и выпустил дым в сторону. — Я бы точно тебя в школе отпиздил, — сказал Вадик удивительно нежно. — Ни один пацан не имеет права таким милым быть. Петя вспыхнул, но отворачиваться не стал. Внутри стало горячо. Он открыл рот, чтобы выдать остроумный ответ, но не смог ничего сказать. Во рту было сухо, а в животе щекотно. Если вот так вот ощущается влюблённость, то Петя теперь понимал, почему Маша постоянно влюблялась. — В школе бы отпиздил, а теперь ты со мной трахаешься, — сказал Петя громким шёпотом — всё равно некому было их подслушать. А уличный кот, разложившийся неподалёку на солнышке и вылизывающий свои яйца, их не выдаст. Вадик шумно выдохнул и облизнул губы. Его зрачки расширились. — Размяк я, — сказал Вадик. Петя не понял, шутка это была или нет. Но и не стал об этом думать. Он неловко усмехнулся и опустил взгляд. Снова поднял его. Вадик смотрел, не отрываясь. — Я… — Петя сглотнул и прикусил губу. — Я кое-что… Момент казался подходящим. А смелости не оказалось. — Я тут недавно вспоминал… Ну, как мы ездили к Хорьку. Шёл по двору, и был такой сильный запах… — Петя слабо улыбнулся. — А дай ещё раз затянусь? Пока Вадик чиркал зажигалкой и передавал ему сигарету, Петя собрался с мыслями. — В общем, шашлыки кто-то во дворе жарил. И я как запах мяса и костра почувствовал, так сразу будто в то время перенёсся. И я помню, что мы с тобой тогда поругались, но… — Но? — подсказал Вадик, когда Петя замолк. — Но мне было очень хорошо тогда. И я кое-что сочинил, но листок дома, я потом… Он вздохнул. — Но, вообще-то, я наизусть помню, — сознался он наконец. Забывшись, он держал сигарету в руках, пока говорил, и теперь было уже поздно рыпаться. Он затянулся и отдал сигарету Вадику. Прокашлялся. Прикрыл глаза. Он чувствовал себя так глупо. Где ты окажешься, если закроешь глаза? Для меня это берег песчаный реки. Гул мошкары и родное пламя костра, Огни городов, что так от меня далеки. Волны плещут, забирая с собой все тревоги. Колыбельную мне напевает река. Шёл вперёд и не смог разобрать дороги. Шёл назад — потерял свои берега. У костра пахнет детством и веет уютом. Ты присядь на дорожку, мой странник лихой. Расскажи, в чём ты грешен и какие же путы Ты навеки оставил там вдали, за собой. Видишь звёзды, что путь освещали так ярко? Я считал их, но так и не смог сосчитать. Это место дороже любви и подарков. Это место никто не сможет забрать. Я здесь один и в компании верных друзей: Деревьев и звёзд, огня и могучих волн. Это место придумал один чародей, Что когда-то давно сам был пламени полн. Здесь спокойно и нет места слезам, И нет здесь привычных проблем круговерти. Где окажешься ты, если закроешь глаза? Может, туда и отправимся мы после смерти? Петя решился наконец посмотреть на Вадика. — Кто о чём, а ты о смерти, — сказал он, затоптав окурок. — Но мне нравится, правда. Я уже слышу что-нибудь такое… Он зажал аккорд на невидимой гитаре. — Или даже… Петя наблюдал за движением его пальцев. — Спасибо, но мне не кажется, что это… Это на музыку толком не положишь, он кривой, это я так, хотел поделиться. И… — И ты передумал? Руки Вадика повисли вдоль туловища. — Про песню. — Нет, конечно нет! Просто это, ну… Сам сказал, о смерти. Мрачно слишком, никому не понравится. — Ты романсы-то какие-нибудь слышал? Там все о любви, смерти и разлуке. — Романсы пишутся по стихам великих поэтов, а не бездарей-десятиклассников. Вадик закатил глаза. — Я просто… Я не знаю. Абы что не подойдёт под песню, а я хочу, чтобы всё было хорошо. Чтобы я сам был доволен, понимаешь? — А ты бываешь собой доволен? — холодно спросил Вадик. Петя подавился воздухом. — Да? — сказал он. Голос подвёл и сорвался. — К тому моменту, как ты напишешь что-то, чем будешь доволен, я уже состарюсь. — К тому времени, как у тебя появится хоть немного терпения, состарюсь я, — процедил Петя ему в тон. — Да пошёл ты. — Только после тебя. И всё. От хорошего настроения не осталось ни следа. И солнце перестало быть тёплым и приятным, а стало жарким и раздражающим. И Петя вдруг понял, что прямо сейчас ему светит скандал от матери за то, что он от неё свалил. Да и Вадик подлил масла в огонь: — Ну, бывай, — сказал он делано равнодушным тоном. — Удачи тебе с примеркой штанов. А я гулять пошёл. С Женькой. Петю совершенно не парило, с кем там Вадик собирался гулять. Он не ревновал Вадика к девчонкам, которые теперь вокруг него вились. Да он ни к кому Вадика не ревновал. Но прямо сейчас он до скрипа стиснул зубы. Потому что Вадик буквально швырнул ему это в лицо! — Можешь передо мной не отчитываться, — сказал Петя. — Удачно погулять. — Угу. — Угу. На том и разошлись. *** Задачка по физике категорически не хотела решаться. Можно было бы, конечно, сдаться и позвонить Маше, попросить о помощи. Но как-то стыдно было… Экзамены были на носу, он ждал отличных оценок — или, хотя бы, хороших. Прежний он был бы уже по уши в учёбе. Но теперь в его жизни происходило так чертовски много всего, что некогда было даже задуматься, даже остановиться на мгновение, чтобы перевести дыхание и… Телефон зазвонил. Петя подскочил к трубке, пока мама не успела. — Алло? — Здарова, Паучок. Петя вздохнул и прикрыл глаза ладонью. — Что случилось? — А с чего ты взял, что что-то случилось? — беззаботно спросил Вадик. И вот эта его нарочитая беззаботность окончательно уверила Петю в подозрениях. — По голосу. И ты, вроде бы, гулять с девчонкой должен. А ещё мы вроде как с тобой поцапались. — А мы уже нагулялись, — сказал Вадик резко. — И мы с тобой не цапались. Так, побухтели друг на друга. Вздохнул. — Хочешь проветриться? — спросил он наконец. — А где? — Ну, я сейчас возле набережной… Петя подавил усталый вздох. Прикрыл рот и динамик ладонью и немного отошел от телефона, насколько позволяла длина трубки. — Тебе нужно, чтобы я приехал? — спросил он тихо и разборчиво. — Если тебе просто приспичило погулять, то лучше приезжай сюда. Но если что-то случилось, если я тебе нужен, то я приеду. — Второе, — сказал Вадик. Петя закусил губу. Ну вот, теперь он начал волноваться. — Где мне тебя искать? — Возле Ладьи. — Хорошо, — сказал Петя, — жди меня там. До набережной ехать было часа полтора, собрав все пробки. Петя пошёл одеваться. Мать юркнула в зал, когда он убирал тетрадки и учебник в ящик стола. — Куда намылился? Петя подскочил на месте и повернулся к ней. — К Вадику. — Только сегодня виделись. — Он уже соскучился, что я сделаю, — сказал Петя, пожимая плечами. — Уроки доделал? — Да, там мало было. Уже всё, нам особо много не задают… Поверила ему мама или нет, он понять не смог. — Смотри, — сказала она в конце концов. — Не сдашь экзамены — пойдёшь дворником работать. Петя едва не прыснул со смеху. Это пугало, когда ему было двенадцать лет. А сейчас он за день мог получить от Жирного денег больше, чем матери платили на работе за месяц. Если ей вообще платили. — Всё я сдам, — сказал он. — Всё, я пошёл. Вернусь поздно. *** Вадик сидел у подножья Ладьи и курил. Судя по горстке окурков у его ног, в ход шла уже не первая пачка. Петя опустился рядом с ним, сел плечом к плечу. — Погода класс. Вадик тоскливо поглядел по сторонам и сказал: — Наверное. Петя вздохнул. Поднял голову, и его взгляд наткнулся на ларёк. — Мороженое хочешь? Вадик пожал плечами. Петя встал и направился к ларьку. Вернулся с двумя стаканчиками и протянул один Вадику. — Спустимся к Волге? — спросил Петя. Вадик забрал у него мороженое и поднялся на ноги. На берегу уже было полно народу. Особо отчаянные даже рисковали купаться. Песок, однако, был теплый, и Петя разулся и понёс обувь в руках. — На стекло наступишь, я тебя в медпункт не понесу, — предупредил Вадик. Петя его проигнорировал, но смотреть под ноги начал внимательнее. Они нашли место, где народу было поменьше, и сели прямо на песок. Ветер гонял волны по реке, их плеск успокаивал. Откуда-то пахло костром. — Расскажешь, что случилось? — спросил Петя. Вадик фыркнул, отвернулся, хмыкнул и снова посмотрел на воду. Пожал плечами. Поменялся в лице. — Ничего не случилось, прости, что так тебя выдернул. Ты, наверное, занят был… Петя поджал губы. Ладно, он подождёт. — Как с Женей погуляли? Вадик снова пожал плечами. Зарылся носком кроссовка в песок. — Ну, давай помолчим, — легко согласился Петя. — Что ты обо мне думал, когда мы не были знакомы? — спросил Вадик. Петя приподнял бровь и посмотрел на него, но Вадик упрямо смотрел на волны и на Петин взгляд не отреагировал. — Да я не особо много о тебе думал, — сказал Петя честно. — Думал, что ты хулиганьё. — Ты думал, что я крутой? Петя закатил глаза. — Я не считаю девиантное поведение крутым. — А? Какое-какое? — Да забей. К чему тебе это? Вадик сцепил пальцы на коленях и опустил голову. — Ты был разочарован, когда узнал меня получше? Хоть немного. Не было писклявого голоса в голове, который говорил бы «я думал, этот парень крутой, а он размазня»? — Голоса в голове — это шизофрения, — с умным видом сказал Петя. — И я никогда не был в тебе разочарован с тех пор, как мы стали с тобой друзьями. Ни разу. Я был очень рад, что ты оказался не таким безмозглым гопником, как все о тебе говорили. Вадик слабо улыбнулся, а потом снова погрустнел. — Она меня представляла кем-то вроде Остапа Бендера. Обаятельным пройдохой. — Так это же не самая приятная личность, если так посудить. Вадик тяжело вздохнул. — Мне об этом расскажи! Ей со мной было скучно. — Что, так и сказала? — Так и сказала. Ты, говорит, не такой, как я думала. Слишком добренький, значит. Пете резко захотелось дать этой Жене по носу при встрече. Потом он напомнил себе, что девочек бить нельзя. А вот сказать ей трёхэтажным матом всё, что Петя о ней думает, вполне можно. — Ты не расстраивайся. Она дура просто, — ответил Петя. — Такая уж и дура? — спросил Вадик. — Ты не размазня, — ответил Петя уверенно. Вадик громко сглотнул и решил промолчать. Всё ещё не был убежден. Петя замер, думая, что сказать. — Бендера по горлу полоснул его же напарник, — выдал он наконец. — Лично я лучше буду размазнёй, но спать по ночам буду спокойно, чем вот так. — Да причём тут… — Да при том, Вадик. Ты тот, кто ты есть. И любят тебя таким. А если какой-то курице безмозглой ты не нравишься, то это её проблемы. Нет, конечно, можно ради нее притвориться мудаком. Даже стать мудаком можно, если уж на то пошло. Только ей это всё равно надоест рано или поздно. А стоит ли она того, чтобы ради неё так стараться? — Она не одна ведь такая, — сказал Вадик, подумав. — Когда я за Фрэнком пошёл, он думал, я драться собрался. Ну, хотел увести его на улицу, чтобы ты не видел и не мог помешать. А я только поговорить хотел. Я и сам не рад был, что вспылил. — Поговорил? — Он мне не поверил сначала. Не уверен, что и после поверил. Почему они все так ко мне относятся? Почему ждут, что я буду делать гадости? — Потому что они не знают, чего от тебя ждать. — И ждут плохого? — И ждут плохого. А ты вспомни, как ты на меня обиделся в самом начале. Разве ты от меня плохого не ждал? Вадик запыхтел. — Ты знаешь, я уже не уверен, что хочу с ними тусоваться. Я хочу… Он запнулся и зачерпнул горсть песка. Сжал кулак и смотрел, как песок высыпается и его уносит ветром. — Я хочу уйти туда, где меня никто не знает. И никто не будет считать меня плохим. — Куда, например? Вадик пожал плечами, вытер руку о штаны. — Не знаю. В другой город. В другую страну. На другую планету. Петя улыбнулся и коснулся его руки, переплёл их пальцы. — Думаю, на другой планете тебя явно плохо примут. А вот уехать в другой город или страну вполне реально. Тебя ведь ничего тут не держит. — А ты поедешь со мной? Петя подумал о матери. — Может быть, — сказал он. — Мне нужно закончить школу. Ещё деньги, я откладываю понемногу, но этого явно мало. Он подумал о Даше. Подумал о Маше. Подумал о дяде с тётей. Подумал о трещине на асфальте перед домом, в которую уронил ключи пару лет назад, и они до сих пор поблескивают там, в глубине. — Я тоже буду откладывать, — сказал Вадик. — Петь, мы правда можем уехать? — Правда можем, — сказал тот. Вадик слабо улыбнулся, и Пете полегчало. Он покрепче сжал руку Вадика. — А куда? В Москву? — Только не в Москву, — выдохнул Петя. — Я там был один раз, ещё с родителями. Там слишком много людей. — Ладно, — легко согласился Вадик. — Тогда не в Москву. Солнце пекло затылок. Петя прикрыл глаза и прислушался. Его окутал шум волн, треск пламени и людской смех. — Давай туда, где есть море. А то и океан. — И пальмы, и белый песок, — подыграл Вадик. Он закинул Пете руку на плечо и склонился к его уху. — И чайки орут как оголтелые. И если зайти в воду, то видно дно, как бы глубоко ты ни заплыл. Петя улыбнулся. Плечи его расслабились. — И дельфины плавают вдалеке! — продолжал Вадик. — И медузы… А местные девчонки ходят в юбочках из травы, по пояс голые, сверкают загорелой грудью. И где-то там… Далеко, скрытый от посторонних глаз, бьёт источник с холодным пивом… Петя засмеялся и открыл глаза. — А вобла растёт прямо на деревьях. Уже сушёная. — Конечно! — обрадовался Вадик. — Мы поедем туда? — Как только найдём это место, — улыбнулся Петя. Вадик вытянул ноги и откинулся назад, упираясь ладонями в песок. Зажмурился, подставляя лицо солнцу. — Спасибо, — сказал он. — За что? — За то, что бросил все дела и приехал. Извини, что так вышло, я просто иногда… Он запнулся. Петя коснулся его щеки, убирал волосы с лица и заправил за ухо. — Я знаю. Вадик приоткрыл один глаз и посмотрел на Петю. — Ты важнее всех дел, — сознался тот. Румянец покрыл и без того красные щёки. Вадик ничего не ответил, но ему и не нужно было. Петя повернулся к воде, закрыл глаза и попытался представить себе то место, куда они уедут однажды с Вадиком. Пока они тряслись в маршрутке, Вадик не успокаивался, и всё расписывал то волшебное место. Петя слушал его вполуха, больше занятый тем, где они сейчас. Ну, не в вонючей маршрутке на забитом пробками проспекте, конечно же. Петя следил за Вадиком, как загипнотизированный. За тем, как тот улыбается, как горят его глаза. Как взмахивает руками, поджимает губы и высовывает язык. Как длинные пальцы рассекают воздух. Как светлые прядки прилипают к щекам и шее. На весь салон играл блатняк из динамиков. Вадик иногда прерывался, чтобы промурлыкать Пете в ухо: — Уходим, уходим, уходим… Наступят времена почище! А Петя ничего не слышал. И только смотрел, только смотрел… На остановке они, не сговариваясь, пошли к дому Вадика. Петя всё ещё был в трансе, едва не спотыкался о бордюры. Пару раз Вадику пришлось спасать его от ям в асфальте. Петя держался за его запястье. Он был как будто пьян, но пьян он не был. Они задержались у подъезда. Петя выкурил три — две «бонда» и одну тяжёлую «мальборо», и голова стала совсем дурная. Вадик мягко рассмеялся, глядя на него, и Петя смотрел, как появляется и медленно гаснет улыбка на его лице, не исчезая до конца. Оставаясь неуловимо в чертах, в движениях, и в том, как Вадик держит его за плечо и ведёт домой. Домой. Они поднялись на лифте, Вадик поковырял ключом в замке. — Чего ты хочешь больше всего на свете? — спросил Петя, когда они разувались. Голос прозвучал тихо и приглушённо, будто в ушах была вата. Вадик пожал плечами, задевая висящую на крючке олимпийку. Петя не слышал, что тот ответил, но прочитал по губам: — Любви. А ты? — Спокойствия. И улыбнулся. Потому что здесь и сейчас были и любовь, и спокойствие. Вадик сел на полку для обуви. А Петя бухнулся прямо на пол и положил голову ему на колени. Вадик зарылся пальцами в его волосы. Он что-то говорил, но Петя не слышал, чувствовал только вибрацию во всём теле. Петя поймал его свободную руку и поцеловал костяшки. Вадик гладил его по голове. С окна на кухне проникал оранжевый свет и падал перекошенным прямоугольником на старый линолеум. Свет всё полз, и полз, пока не наполз на две выкрашенных белой краской двери в противоположной от них стене. А Вадик всё говорил и гладил его по волосам, и продолжал, когда солнце совсем исчезло и стало темно — хоть глаз выколи.