Однажды мир прогнётся под нас

«Дорогой Вадик! Я по тебе скучаю. И это единственное, что мне не нравится во всей этой поездке. Я думаю, ты будешь рад узнать, что я здесь не кисну. Более того, у меня появились друзья. Помнишь девчонку, которая ходила за мной хвостом? Ну… Она подросла. Теперь, наверное, это я хожу за ней хвостом. Она очень умная, много читает. И интересы у нас схожи. Я много лет не встречал кого-то… У меня прекрасные друзья, но… Знаешь, это просто приятно, когда кто-то с тобой на одной волне. Понимаешь, о чём я? Мне не хватало разговоров обо всяких «ботанских штуках». А Галчонок ещё больший ботан, чем я. Она живёт со старшим братом, Женей. По правде говоря, я всё детство его терпеть не мог. Он был жутким задирой и цеплялся, почему-то, именно ко мне. Их отец был участковым. Я его толком не помню, но бабушка говорит, что они с женой были хорошими людьми. Подробностей мне никто не рассказывал, но слухи по деревне разносятся быстро. Один отморозок, которого в своё время поймал участковый, откинулся с зоны. И прикатил в деревню, чтобы отомстить. Женя в это время гулял, а Галчонок была дома. Зэк её пожалел и запер в сарае, а участкового с женой застрелил. На выстрелы сбежались люди, и его снова повязали, но было уже поздно. Я представить себе боюсь, через что прошли Галчонок с братом. Моего отца тоже убили, но где-то на улице в подворотне, а тут… Кто-то ворвался в их дом. А если бы Женька не ушёл гулять? А если бы зэк не пожалел Галчонка? Сейчас я стараюсь не думать об этом. И они стараются об этом не думать… Но тогда тряслись все в деревне. Меня бабушка за калитку не выпускала. А обратно в город отправить не хотела — боялась оставаться одной в доме. Тогда было ужасное время. И после всего… Я даже не знал, как общаться с Галчонком, как смотреть ей в глаза? Но обошлось. Она была ещё совсем маленькой и, что такое смерть, толком не понимала. Сейчас поняла. Не представляю, каково ей. И не представляю, каково Жене. Он мало того, что потерял обоих родителей, так ещё и оказался с маленькой сестрой на руках. Но он… Очень хорошо справляется. Они оба. Видел бы ты, как они друг за друга держатся. И помогают друг другу преодолеть потерю. А ведь Женька мог замкнуться. Мог оттолкнуть её. Жалеть себя. Медленно спиваться… Ладно, я ведь сейчас не о Женьке совсем. Опять всё перевожу на себя. Я просто рад, что бывают такие семьи, в которых любовь и забота это не что-то из разряда фантастики. Мне бы очень хотелось, чтобы ты был здесь. Я бы показал тебе все места, которые любил в детстве. Шпионскую штаб-квартиру, пиратский корабль, кратер от падения метеорита. Тебе бы здесь понравилось. Здесь спокойно и тихо, как ты любишь, когда всё достало. Здесь время как будто не движется. Мне кажется, что когда я вернусь обратно, всё будет один в один как до моего отъезда. И ты будешь в той же футболке с черепом, которая порвалась под мышкой, а я забыл тебе сказать. Хотя, зная тебя, боюсь ты и правда будешь ходить в одном и том же до моего приезда, и я за это тебя отдельно люблю. Если что, я шучу. Пожалуйста, переоденься. Или хотя бы футболку постирай. И дырку зашей, только не пришей палец. Снова. И побрейся. Если приедешь меня встречать с бородой по грудь, я развернусь и уеду обратно. Ну, хватит лирики. Как у тебя? Что нового? Как там Даша? Я ТУТ НАСТРОЧИЛ ЦЕЛУЮ ПРОСТЫНЮ СВОИМИ КАРАКУЛЯМИ. Я СТАРАЛСЯ ПИСАТЬ РАЗБОРЧИВО, НО ЕСЛИ ТЕБЕ СЛОЖНО БУДЕТ ПРОЧИТАТЬ, НЕ ПЕРЕЖИВАЙ, ПРОСТО ДОЖДИСЬ, КОГДА Я ПРИЕДУ. ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ПАРУ НЕДЕЛЬ. С любовью, Петя». К его большому удивлению, через пару дней ему пришло письмо от Вадика. Судя по дате, он тоже решил написать первым. Бабушка упомянула письмо за ужином, и весь вечер Петя как на ножах сидел. Ему не терпелось прочитать весточку от друга, но вскочить посреди ужина было бы невежливо. Зато после никакие силы на земле не смогли бы его остановить. Петя бухнулся на кровать и порвал конверт, пару секунд полюбовавшись неказистым почерком Вадика. Он развернул письмо и восхищённо вздохнул. Вадик написал много и почти без исправлений. «Я надеюсь ты доволен, маленький говнюк…» — так начиналось письмо. Петя почувствовал, как губы растягиваются в широкой улыбке. От первой фразы уже так веяло Вадиком, что Петя даже услышал в голове его голос. Он не заметил, что в комнате кто-то есть, поэтому чуть не слетел с кровати, когда она прогнулась под чужим весом. — Вилонов Вадим Вячеславович. Ну и имечко, — сказала Галчонок. Петя фыркнул и глянул на конверт в её руках. — И не говори. Я удивлён, что он его написал без ошибок. — Друг из города? Сколько ему лет? Петя напряг память. — Двадцать. Галчонок удивлённо вскинула брови. — Двадцать? Я в первом классе лучше писала! Петя мягко улыбнулся и пожал плечами. — Не все такие умнички, как ты. Галчонок покраснела. Петя усмехнулся и согнул ноги, освобождая Галчонку больше места. И вернулся к чтению. «Я надеюсь ты доволен, маленький говнюк… Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо. Нет, ну ты не мог поехать куда-нибудь где я бы мог до тебя дозвонится? У меня тут всё нормально. Слушаю рок, играю понемногу, хожу гулять. Скучно без тебя, но я привык». Галчонок заворочалась и вдруг заползла на кровать и легла рядом с ним. — А можно я тоже почитаю? Петя занервничал. Судорожно пробежал глазами письмо, но вроде бы не увидел ничего такого, чего Галчонку знать было не положено. Вадик, конечно, мог написать, что в голову взбредёт. — Наверное, можно, — ответил Петя. Галчонок тут же устроила голову у него на плече и внимательно уставилась на листок в Петиных руках. «Помнишь Нинку? Она во дворе всё время торчит и с дедками в козла играет. У неё ещё под глазом здоровенный синячина всегда. Я тут за пивом ходил и к ним подошёл посмотреть как играют. Я не знаю как у неё это получается, но она не разу не проиграла прикинь. Ей то ли всегда нужные кости достаются то ли ещё что. Только один раз за всё время у них рыба была, а в другие разы Нинка первая выходила. Они на деньги играют обычно, и тут я говорю: Нина, если выйграешь пойдёшь со мной гулять? Она ж не проигрывает никогда. Ну думаю посмотрю как ей везёт. И что ты думаешь? Она этот кон проиграла! Я думал охренеть, она так со мной идти не хотела что аж деньги проиграла. А мне потом дядь Боря сказал что они на интерес играли! То есть она даже не проиграла нечего». — Галь, домой пошли! — крикнул Женя с кухни. Галчонок вздохнула у Пети на плече, подняла голову и прокричала, едва его не оглушив: — Сейчас! Ещё пару минут! Она снова опустила голову. Но на этот раз Петя почувствовал тоненькую ручку, обхватившую его поперёк корпуса. Он был слишком занят письмом, чтобы как-то на это отреагировать. «А ещё мы с ребятами собирались опять. С Фрэнком мы все тёрки уладили. Он тебе привет передаёт. Они все передают. Даша удивилась что тебя нет, сказала что это я наверное тебя убил и спрятал труп. Я ей сказал что всё так и есть и что она следущая. Она в меня плюнула как верблюд, я её ненавижу». Петя не сдержал смешка. Он в красках представил всю сцену. И ощутил острую обиду от того, что его там не было. Галчонок заворочалась. Петя почувствовал её дыхание на своей шее. «У меня тогда было плохое настроение и я не взял с собой гитару. Поэтому мы телик врубили и слушали Комбинацию и Салтыкову с Хлебниковой. Затягивает. Нам с тобой надо чаще радио врубать. Смысла в песнях ноль, а потом ходишь и весь день поёшь, это прикольно. Чуть не забыл сказать. У меня ещё для тебя сюрприз! Можно было бы написать, но я на лицо твоё посмотреть хочу. Благо скоро увидимся. Ты там как? Не тухнешь? Небось все девчёнки деревенские твои. Ты там больно не увлекайся. А то растащят по кусочкам и где я тебя потом искать буду. Жду ответа. Ясный мой свет ты напиши мне и всё такое. Ну бывай». — Галь! Мне тебя за ухо тащить? Галчонок громко и недовольно простонала и села на кровати, складывая руки на груди. — Да иду я! Дай с Петей попрощаться. — Так говоришь, как будто мы никогда больше не увидимся, — поддел её Петя. — Иди давай. — А почему твой друг ненавидит Дашу? И кто такой Фрэнк? — Давай я завтра на все твои вопросы отвечу? А то Женя сейчас правда рассвирепеет. Галчонок печально вздохнула, как ребёнок, не получивший того, чего хочет, но уже привыкший к разочарованиям. Слезла с кровати и скрылась, бурча что-то себе под нос. Едва это произошло, Петя принялся перечитывать полученное письмо ещё раз, чтобы убедиться, что ничего не упустил и всё правильно понял. И что за сюрприз, о котором говорил Вадик? *** Петя проснулся от того, что на него кто-то смотрел. Он приоткрыл глаза, сонный и дезориентированный. Судя по всему, кто-то стоял в дверях. Петя не знал точно, как он это понял, потому что дверной проём он не видел. Бабушка, наверное, заблудилась, когда шла. Или зашла его проверить. Или уже вообще утро и пора вставать. Вставать не хотелось, поэтому Петя продолжал лежать, не шевелясь. С закрытыми глазами. Сон было снова поглотил его в свои объятия, как вдруг послышался чей-то тихий голос. — Ляг, отдохни и послушай, что я скажу… Скрипнула половица. — Я терпел, но сегодня я ухожу. Петя разобрал пение. И песню тоже узнал. Сердце забилось быстрее. Вадик? Он лежал, не смея пошевелиться, пока Вадик подходил ближе и наконец стал перед ним. Солнце светило из окна ему в спину, поэтому разобрать его черты было сложно. Но это был он. Всё ещё было смазанным после сна. Петя не мог толком открыть глаза и продолжал ждать. Вадик говорил о том, что у него сюрприз? Может, это и есть сюрприз? Адрес он знал… — Я сказал: «Успокойся и рот закрой!» Вот и всё, до свидания, чёрт с тобой… По коже побежали мурашки, когда Вадик упёрся коленом меж его ног и прогнул пружины на кровати. Дальше он петь не стал, только мурлыкал припев себе под нос едва слышно. Петя почувствовал на себе его приятную тяжесть. Ощущения отозвались в паху. Петя резко выдохнул и что-то промычал. Вадик! Вадик был здесь. Вадик опустился на него, проехался задницей по ширинке. Петя простонал, не размыкая губ. Закрыл глаза. Хотелось ещё, хотелось быстрее, хотелось… Он попытался поднять руку, чтобы коснуться… Но рука осталась на месте. Петя открыл глаза и посмотрел на нависшую над ним тёмную фигуру. Вадик продолжал двигаться на нём, посылая покалывания по всему телу. Но разобрать его лица Петя не мог — длинные волосы его закрывали. Он предпринял вторую попытку поднять руку — на этот раз левую, но результат был тот же. — Боль, это боль, как её ты не назови… — будто издеваясь, продолжил Вадик. Петя хотел видеть его глаза, но не видел ничего. Петя хотел коснуться, но не мог пошевелиться. — Вадик! — попытался крикнуть он. Но губы не разомкнулись, язык не подчинялся и вышло только гортанное мычание. — Это страх, там где страх, места нет любви… — продолжал Вадик зловеще. И голос его всё меньше и меньше напоминал голос Вадика. Петя похолодел. С чего он взял, что это Вадик? Нечего Вадику тут делать. Он не приехал бы среди ночи без предупреждения в чужой дом. Косматая фигура, нависшая над ним и продолжающая елозить по его члену — это кто угодно, только не Вадик! Петя широко распахнул глаза и снова замычал. Но это было единственным, что он оказался в состоянии сделать. Тело его не слушалось. А существо, сидящее на нём, вдруг подняло голову и обнажило острые зубы. Как он вообще мог спутать эту тварь со своим другом?! Существо захихикало, и вдруг сильные руки, упиравшиеся ему в плечи, сомкнулись вокруг шеи. — Я сказал: «Успокойся и рот закрой!» Петя почувствовал, что его душат. Он снова замычал и попытался вырваться. Ему удалось немного поёрзать, но в остальном он оставался неподвижным. Тварь пересела ему на грудь, не прекращая душить. «Вот и всё, — подумал Петя в унисон с пением твари. — До свидания, чёрт с тобой…» И вдруг всё прекратилось. Его собственная рука дёрнулась к горлу. Он снова мог дышать и шевелиться! Петя подскочил на кровати и заозирался. Он понимал, что это был страшный сон, но наполовину был готов увидеть существо где-то в комнате. Он был один. Петя прислонился спиной к стене и подтянул к себе колени. Вытер холодный пот со лба. Больше заснуть он так и не смог. *** Он пересказал Галчонку свой сон во всех красках, опустив только детали, связанные с его ширинкой. Ему казалось, что она испугается, но Галчонок только фыркнула и спросила ехидно: — Кровать не намочил? Петя надулся и твёрдо решил больше с ней не разговаривать… но сдался через пятнадцать минут. — Может, мне Вадик приснился из-за письма, — сказал он, размышляя вслух. Галчонок поёрзала рядом. — А почему сон тогда страшный? Я думала, ты рад был… Петя облизнул пересохшие губы и пожал плечами. — Может, просто так сильно скучаю. Галчонок улыбнулась, как Пете показалось, понимающе. — Чем он такой хороший, что ты ни есть, ни спать без него не можешь? — спросила она. Петя хмыкнул. Есть и спать без Вадика он, предположим, мог. И даже вполне неплохо проводил без него время. Даже — о господи — был счастлив и без его присутствия. Это не было какой-то… странной зависимостью. С другой стороны, может быть, он был так спокоен, потому что знал, что это время друг без друга не вечно? Что он вернётся и все будет как раньше. Смог бы он так же веселиться, если бы ему больше не было суждено вернуться к своему другу? — Он… Он меня понимает, — выдал Петя. — Он мыслит, как я. Или это я — как он? Не знаю. И не знаю, как объяснить даже… Ну вот просто есть на свете «твои» люди. С ними правильно и хорошо. Их, наверное, несколько в жизни будет встречаться. И Вадик самый «мой» из всех. Понимаешь? Галчонок спрятала глаза. — Может быть. И откуда же узнать, что кто-то самый «твой» из всех? — Ты больше не чувствуешь себя одиноким и неправильным, — сказал Петя наконец, мыслями он был уже далеко. — По крайней мере знаешь, что вы оба неправильные. — Ты чувствовал себя… неправильным? — спросила Галчонок, робко касаясь его плеча. — Да. И Вадик тоже. Это как… Ну вот есть у меня подруга — Машка. С началки дружим, столько дерьма вместе пережили. И она мне как-то раз заявила: «Ты такие страшные вещи говоришь иногда». — Это какие, например? Петя опустил взгляд на свои руки. — Мы когда-то разговаривали с ней про корысть и бескорыстность. Я сказал, что как таковой бескорыстности не бывает. В людских отношениях — и подавно. Она возразила, мол, а как же дружба и любовь, в том числе и семейная. — Друзьям нравится общаться друг с другом. Наслаждаться компанией другого человека — уже выгода. Никто не стал бы дружить с неприятным человеком. Петя улыбнулся. — Страшные вещи говорите, мадемуазель. А представь ситуацию, если тебе вдруг ну очень не хочется с кем-то общаться. Но жалко этого человека и всё тут. Например, у него совсем нет друзей. И ты становишься ему другом. Где же тут выгода? Галчонок задумалась. Это почему-то было похоже на какую-то странную проверку. Но проверкой это не было. Просто интересно было, к чему придет Галя. — У нас в классе есть мальчик, с которым остальные не дружат, — сказала она задумчиво. — Я тоже с ним не общаюсь, но иногда он выглядит таким одиноким… Петя приподнял бровь, выжидательно глядя на неё. — Тебе хочется с ним заговорить? — Да. — Чтобы ему стало не так одиноко? Или чтобы ты знала, что теперь ему не так одиноко? Галчонок нахмурилась, встречаясь с ним взглядом. — В чём разница? — В основе жалости желание позаботиться о себе. Нам не нравится смотреть и даже думать о том, что кому-то плохо, и мы пытаемся это исправить. Когда мы помогаем, лучше становится нам самим. Галчонок тяжело сглотнула. — Тебя послушать, так альтруизма нет. — Он есть, только не такой, как все привыкли думать. Никто не будет делать что-то без личных мотивов. — Это… грустно. — А Маша сказала, что цинично и жестоко. Но она не видит сути. — Ты подумаешь, что я недалекая… Но я тоже, наверное, не вижу. Петя слегка улыбнулся. — Я не думаю, что ты недалекая, — сказал он и, поддавшись порыву нежности, погладил Галчонка по щеке. — Представь, что условный богатый дядя перевёл на счет детского дома миллион долларов. — Чтобы покрасоваться, — продолжила Галчонок. — Чтобы покрасоваться. Или… Он это сделал анонимно и никто, кроме него и человека, принявшего деньги, никогда не будет знать. — Но он-то будет считать себя героем. — Да. Но. Это не отменяет того факта, что детский дом станет богаче на миллион. Детям купят одежду и игрушки, может, улучшат образовательные программы. Или на море их свозят. Понимаешь? Галчонок не ответила. Она нервно поглаживала себя по коленке и смотрела на Петю, не отрываясь. — Если ты заговоришь с тем мальчиком, ты сделаешь это не бескорыстно. Но это нисколько не обесценивает того факта, что он обрадуется и ему станет менее одиноко. Понимаешь, важен результат, а не мотивы! И снова этот взгляд. Будто Петя — лучший человек на планете. Этот взгляд смущал и вгонял в краску. А ещё был приятен и чуть-чуть, в самых потаённых мыслях, тешил его тщеславие. Наверное, он сам так смотрит порой на Вадика, когда думает, что тот не видит. Наверное, так сам Вадик смотрит порой на него. Но Галчонок своих чувств не стеснялась и не скрывала. Хоть и не спешила озвучивать. По крайней мере, не привычным способом. — Я бы отправилась за тобой на край света, если бы ты захотел, — сказала она тихо и очень серьёзно. Петя не знал, что делать с таким серьезным заявлением… Нет, он не знал, что делать с такой сильной привязанностью. В животе неприятно щекотало от дурных мыслей. Хотелось принять Галчонка. Хотелось быть её героем. Хотелось, чтобы она его любила. Но это было бы нечестно. Нужно было предупредить её, сказать, что… А что, собственно, сказать? Что он уже занят? Так это ведь не так. То, что у них было с Вадиком, занимало какую-то особую нишу в его жизни. Никого до Вадика там не было. Никого после там не будет. Никто не мешал им любить других людей. Они оба, пусть и по-разному, любили Дашу. И если в жизни Вадика снова появится девчонка, Петя сможет принять её. Тогда и Вадик сможет… — Может быть, однажды мне захочется пойти на край света, — сказал Петя. — И я буду рад твоей компании. — Дашь закурить? — спросила Галчонок. Разговор был исчерпан, как и несколько минут царившей между ними неловкой тишины, которую Петя попытался закурить. Он смерил Галчонка вопросительным взглядом. Та закатила глаза и пожала плечами. — Я с пацанами иногда на переменках курю. — Ну да… — пробормотал Петя, пожевав фильтр от сигареты. — Затянуться хоть дай. Петя вытащил сигарету изо рта и протянул подруге. Галчонок тут же вставила сигарету между губ, смешно вытянутых трубочкой. Слишком глубоко вдохнула и тут же закашлялась. Петя прикрыл рот ладонью, чтобы не заржать. Галчонок отвернулась от него, струйки дыма, которые она не успела проглотить, выходили изо рта и носа. — С пацанами, говоришь, куришь? — подъебал Петя, забирая сигарету. — Это я… КХЕ… С непривычки, лето же, я только в школе… кхе… курю… Петя покачал головой и улёгся на траву, подкладывая руку под затылок. — Не кури — гадость, — посоветовал он. — Ты же куришь. — А я взрослый. И мне бросать надо. Сигарету он всё-таки докурил. Нет, ну правда же гадость. Надо и Вадика сподвигнуть бросать. Галчонок прилегла рядом, прижимаясь к его боку. Они молчали, слушая мир вокруг себя. Жадно впитывая его до последней капли. *** Идиллия подпортилась, когда он вернулся домой в прекрасном настроении. Настроение бабушки было совсем не прекрасным, и он сразу это почувствовал. — Не дурил бы ты голову девчонке, — сказала бабушка, когда он вышел во двор помочь ей снять бельё с верёвки. — В каком смысле? — уточнил Петя, нахмурившись. — Ты неделю покутишь и уедешь. А она тут останется. Петя от неожиданности даже рот раскрыл. — И что мне, дома сидеть и ни с кем не разговаривать? — спросил он ядовито. Бабушка грохнула жестяной таз на крыльцо и посмотрела на него сердито. — Посидел бы денёк. С тебя не убудет. Петя сглотнул и отвёл взгляд в сторону. — Чё ты взъелась-то? Что я такого сделал? Бабушка взяла таз и пошла в дом, вынуждая Петю семенить за ней следом, чтобы услышать ответ. — Головой ты не думаешь, вот что. Ругаться не хотелось. Но такая агрессия в его адрес злила. Он правда не мог понять, что сделал не так. — Девчонка и так кроме тебя ни о чём думать не хочет, а ты её поощряешь. Вы не малявки уже, чтобы шататься непонятно где вдвоём целыми днями и вам никто бы слова не сказал. — Женя не против, — сказал Петя осторожно. — И я не понимаю… — Да Женя в деревне почти не бывает, забыл уже, как тут что. Ты девчонку не порть, ты ей всю жизнь сломаешь. Она тебе вот зачем? Уедешь в свой город и не вспомнишь. А ей тут жить, с людьми общаться! Меня уже Нюра в магазине спросила, правда ли, что ты за Галчонком волочишься. Мне ей что отвечать? — Что это не её дело, — процедил Петя сквозь зубы. «И, если честно, не твоё тоже», — подумал Петя, но вслух этого не сказал. — Тут такого нет, — отрезала бабушка. — Шила в мешке не утаишь. Все друг друга знают, и у всех есть уши да язык. — Вот и заняли бы их чем-нибудь полезным. Мы с Галчонком друзья. И я не помню, чтобы это законом запрещено было. Он устало опустился на табуретку. Разговор и не думал заканчиваться, а у него уже не было сил. — Поди да докажи всем бабкам-сплетницам, — сказала бабушка. — Делать мне нечего, — огрызнулся Петя. Во рту появился неприятный кислый привкус. Он привык, что никто не лезет в его дела и в его отношения с другими людьми. Чёрт, да его собственная мать не позволяла себе диктовать ему с кем и как общаться! А какие-то левые бабуськи, у которых нет своей жизни, решили вдруг заняться его. Его и Галчонка! Бабушка права. Он-то скоро отсюда уедет и будет дружить с кем хочет, пропадать, где хочет, и, будем откровенны, трахать кого хочет. Не то, чтобы он хотел трахать… Петя качнул головой. Он уедет. А Галчонок останется. Его маленькая единомышленница, любящая его самой светлой, самой искренней ещё детской любовью. Останется здесь, среди людей, которые в лучшем случае её не понимают, в худшем — не одобряют. — Подрастёт — заберу её с собой, — сказал он уверенно. Решение показалось ему идеальным. Но бабушка с ним не согласилась. Она села, хватаясь за сердце, и залпом выпила остывший чай из кружки. — Ты чего такое… Да и думать забудь! Куда ты её заберёшь? С ума сошёл? Она здесь выросла, здесь её дом, здесь её родители похоронены. А ты её забрать собрался. И куда? В город? Где бандиты и наркотики?! — Ты преувеличиваешь… — Да? А с отцом твоим, царство ему небесное, что стало? Не в переулке, скажешь, зарезали? А маманя твоя безмозглая не сидит там и не спивается от безделья? — Хватит. — Да что «хватит»? Сколько ей раз говорила, сколько уговаривала… Нет, не жилось ей дома, в жопе свербило, как хотелось в город уехать. И уехала! Бросили меня и уехали с папашей твоим шебутным. Нельзя про мёртвых плохо, а то я бы всё сказала, что о нём думаю! И внука увезли, единственную радость в жизни. — Ба… Петя сглотнул ком, застрявший в горле. — Она всегда была капризной и избалованной. Всегда была эгоисткой и тебя таким же сделала. Это дед твой ей всё разрешал. Одни, блять, беды от этих мужиков, а хоть бы их вообще не было! Бабушка в сердцах взмахнула рукой. — Иди, иди. Забирай Галю в город. Женя тоже уедет. И ты уедешь. Похую на бабушку, не впервой меня в одиночестве оставлять. Через пять лет, глядишь, приедешь в гости, да? Надеюсь, сдохну уже к тому времени. — Баб, я… — Да не бабкай! Окаянный… Петя встал и ушёл, куда глаза глядят. Слёзы застилали глаза. Он всё ещё не понимал, в чём виноват, но чувствовал себя настолько ужасно, насколько вообще можно было себя чувствовать. Он не знал, куда шёл, но ноги несли его подальше. Он брёл и брёл, и брёл, тяжёлые мысли гнули его к земле. Он не понимал, что делал не так. И никто не мог внятно ему этого объяснить. Может быть, Вадик нашёл бы, что сейчас сказать… А, может, в глубине души он сам это знал. Знал, что он и правда эгоист. Что никогда не любил приезжать сюда, потому что ему самому было скучно. И не думал о том, что обижал бабушку всё это время. Ещё было стыдно за то, что он всегда радовался, что родители забрали его из деревни. Радовался, что мог ходить в нормальную школу, что вокруг наконец стало полно детей его возраста, а не только кучка хулиганистых мальчишек, у которых кулаки чесались ему врезать. Он всегда думал только о себе… И разрушил свою семью. Может, он разрушит и ту семью, что сам себе создал. Может, уже разрушает. Даша, конечно, говорила ему, что они с Вадиком расстались не из-за Пети. Но тяжело было в это поверить. Особенно сейчас. Уж больно всё произошло в один момент. А теперь… Дашу они оба почти не видят. И Маша от него отдалилась. Он вдруг почувствовал себя таким одиноким. Ноги подкосились. Он сел на землю, не глядя, надеясь, что не попал в муравейник, и обхватил себя руками, пытаясь не расплескать то, что накопилось внутри. Ему было мучительно плохо, что физически, что душевно, даже едва не вырвало. А потом туман тупой боли пронзила яркая мысль. Он этого заслуживал. Он заслуживал быть один. За всё, что он сделал. Как поступал с людьми вокруг себя. Он так себя ненавидел, что это было единственным, что имело смысл. Он заслуживал такого отношения к себе со стороны родных. А Галчонок… Лучшее, что он мог для неё сделать — это оставить в покое. *** — Обиделся, что ли? — спросила бабушка, едва он переступил порог дома. — Нет, — отозвался Петя глухо. Наверное, он был опухшим. И гундосил. — Ну ладно, не серчай, — ответила она. — Ты же знаешь, что я тебя больше всех на свете люблю! Только ради тебя всё ещё живу, хотя уже давным-давно помереть надо было. Вслед за дедом. — П-прекрати п-п-про смерть, — пробормотал Петя, чувствуя, как снова накатывают слёзы. — Не поговоришь с тобой… — вздохнула бабушка. — Иди сюда. Она обняла его, прижала к своему мягкому тёплому телу и погладила по голове. — Ну, чего ревёшь-то? Ты у меня самый хороший. Я мать твою так никогда не любила, как тебя. Она и неласковая всегда была, меня сторонилась, только отца своего любила. А ты… Ты ведь со мной рос. Мамашке с папашкой своим ты никогда нужен не был. Ну, понятное дело, они молодые были, им гулять хотелось… Скинут тебя на меня и пойдут. То на рыбалку, то за грибами. А мы с тобой сказки читали, курочек кормили, помнишь? Я всё для тебя всегда делала. Мамашка твоя ни одной пелёнки твоей не постирала! А потом взяла и увезла тебя от меня. Слёзы водопадом стекали по щекам. Но облегчения не приносили. Наоборот: с каждым бабушкиным словом в комфорте её объятий Петя чувствовал себя всё хуже и хуже. Он не был достоин такой любви. Он будто был чужаком, самозванцем. Он не заслуживал тёплых слов. Не заслуживал заботы. Бабушка только думала, что любит его. Но она не знала, какой он на самом деле… Каким он стал. *** Пришло время прощаться. На столе лежал билет на утренний поезд. Петя смотрел на кусок бумаги, как на чёрную метку. За несколько недель здесь ему было и грустно, и радостно, и больно, и хорошо. Будто целая маленькая жизнь. И теперь эта жизнь подходила к концу. Сколько он себя помнил, он никогда не чувствовал привязанности к какому-то одному месту. Дом почти никогда не ощущался для него домом… К школе он был равнодушен. Квартира Вадика ему нравилась только из-за самого Вадика. Но теперь, глядя на поля и тропы, на леса, на старый деревянный дом, на озеро, полное лягушек, Петя чувствовал, что это место останется с ним надолго. Может быть, даже навсегда. Его мрачное настроение повлияло и на остальных. Бабушка на все его вопросы отвечала односложно и выглядела так, будто того и гляди расплачется. Над домом будто нависла низкая тяжёлая грозовая туча, готовая разродиться в любой момент. И, едва Галчонок появилась на пороге, эта тяжесть опустилась и на её плечи. Петя провёл её в детскую. Они сели рядом на пружинной кровати, неловкое молчание заставляло нервничать. Бабушка была где-то рядом, незримо напоминая о своём присутствии — то громко топнет, то прикрикнет на прокравшегося в дом кота, то начнёт чем-то шуршать. Это злило и расстраивало. И не давало сосредоточиться, чтобы придумать, что сказать Гале. Он не спал всю предыдущую ночь, пытался придумать, но всякий раз, как приходил к чему-то, сразу же от этого отказывался. Да и что он мог ей сказать? Поблагодарить за хорошую компанию? Извиниться, что так скоро её бросает? Пообещать ещё когда-нибудь приехать? Петя чувствовал, что предаёт своего друга. Это чувство для него было самым ненавистным на земле. Но он не знал, что он мог сделать, чтобы стало лучше. И Галчонок не помогала. Сидела молча и смотрела куда-то в пол. Если бы она только начала… Сказала бы, что будет скучать, сказала бы, чтобы он приезжал, сказала бы… Да хоть что-нибудь. Но они сидели в тишине и не смотрели друг на друга. Оба боялись. Что бы они сейчас ни сказали, это может быть их последней беседой. И тратить её на банальщину… Галчонок не выдержала первая. Она громко шмыгнула носом и вскочила, сжимая кулаки. — Удачного пути, — сказала она ломающимся голосом. — Спасибо, что возился со мной. И, не дав ему ответить, она вылетела из комнаты. Петя понял, что она готова была расплакаться. Он вскочил, едва его мозг начал соображать, и бросился за ней. Но когда направился ко входной двери, дорогу ему перегородила бабушка. — Ты только сильнее её расстроишь, — сказала она, покачав головой. — Но… Как же? Она же… Бабушка вздохнула. — Я с ней поговорю. А ты вещи собирай. Я всё постирала и погладила, в шкафу твоя одежда лежит. Покачав головой, бабушка сунула ноги в стоптанные шлёпанцы и вышла, прикрывая за собой дверь. Петя запустил пальцы в волосы и бессильно прислонился к стене. Когда он разговаривал с Галей — он делал ей плохо. А когда не разговаривал… Что ж, тоже ничего хорошего. А что тогда делать? Что ему делать? Бабушка вернулась через полчаса. — Нормально всё, не ревёт, — сообщила она, потирая шею. — Ох и наворотил ты, Петь. Жаль я тебя раньше не предупредила. Сам-то, наверное, и не заметил, что делаешь. Как вот ей без тебя теперь? Может… Может, ты подольше останешься? Женя билет поменяет. А то и насовсем оставайся. В школу-то тебе не надо. В городе какую-нибудь работу найдёшь, с Женей ездить будешь. Петя на мгновение представил себе эту жизнь. Бабушка была бы счастлива. Мама тоже — никто бы ей не мешал жить так, как она хочет. И Галчонок была бы рада, и Женя тоже — у них наконец-то появилась бы подходящая компания. Так было бы лучше для всех его близких. Но он знал, что сгниёт здесь, если останется. *** Совесть перестала грызть с наступлением темноты. Ну, как перестала… В какой-то момент Петя так устал от самоедения, что ему стало всё равно. В этот момент он и понял, что должен сделать. Он накинул тёплую рубашку, пригладил растрепавшиеся волосы и пошёл прочь из дома. — Куда собрался? — проворчала бабушка, уже переодевшаяся в ночную сорочку. — Спят уже. — Я не к ним, — соврал Петя, отмахиваясь. — Я проветриться хочу. Ложись спать. Бабушка ему не поверила. Но и останавливать не стала. Свет в доме не горел. На мгновение Петя испугался, что Женя и Галчонок правда уже спят. Но потом заметил свет на крыльце. Галчонок сидела на ступенях, укутавшись в плед. На коленях у неё лежала раскрытая книга. Галчонок замерла, когда услышала его приближение, но ничего не сказала и даже не повернулась в его сторону. Петя прокашлялся. Калитка скрипнула и закрылась за ним. — Что читаешь? — спросил он, подходя ближе. Галчонок молча закрыла книгу, придерживая пальцем нужный разворот, и показала Пете обложку. — Булычёв? И как тебе? Петя сел рядом с Галчонком на приличном расстоянии. Она пожала плечами и снова принялась читать. — Раньше нравилось. Сейчас всё это кажется каким-то… Нереалистичным? Я не про путешествия во времени и другие планеты. Понятное дело, что это всё фантазии. Просто что бы ни случилось, в конце концов с Алисой всё в порядке… Такого в жизни не бывает. Петя пожевал губу. Он помнил, что однажды точно такая же мысль пришла и в его голову. И он тоже был разбит и потерян, будто всё, во что он когда-то верил, все, на кого когда-то оглядывался, будто всё это разом рухнуло, оставив звенящую и страшную пустоту. — С тобой тоже всё будет в порядке, — пообещал Петя. — Может, не всегда так будет казаться. Может, прямо сейчас в это не верится… Но, в конце концов… Галчонок фыркнула и захлопнула книжку, откладывая её. — А ты будущее видишь? А воду через телик заговаривать умеешь? Петя на мгновение растерялся, но быстро взял себя в руки. Склонил голову на бок и приподнял бровь. Галчонок вздохнула и опустила взгляд. — Прости… Я не хотела так резко. — Ладно уж. Но на вопрос я, так и быть, отвечу. Нет, я не вижу будущее. Но знаю, что оно в твоих руках. Алиса никогда не сдавалась, поэтому всегда приходила к своему счастливому финалу. — Алисе было куда идти, чтобы в итоге прийти к счастливому финалу. А я застряла, Петь. Петя протянул руку и накрыл ладонь Галчонка, покоящуюся у неё на колене. — Поверишь мне, если я скажу, что это пройдёт? Я знаю, что ты чувствуешь, милая… Я проходил через то же самое. — И нашёл свой счастливый финал? — спросила Галчонок недоверчиво. Она внимательно смотрела на их соединённые ладони, но вырвать руку не пыталась. — Нет, конечно. Пока ещё нет. Но я… Я думаю, я на правильном пути. Или на неправильном, я не знаю. Но я куда-то двигаюсь, понимаешь? Пару лет назад мне тоже казалось, что я в болоте, каждый день был похож на предыдущий, и казалось, что конца и края этому не будет. Я не знал, что мне делать, я не видел перед собой никакого будущего… Я даже не думал, что я его заслуживаю. Петя сглотнул. На глаза накатили слёзы жалости. Но не к нынешнему себе, а к тому, прошлому… — А потом всё так быстро начало меняться, что я даже заметить не успел. Чёрт, да год назад в то же самое время я не выходил из дома неделями из-за того, что мне некуда было идти, да и не с кем. А сейчас я знаю столько прекрасных людей, и каждый из них готов со мной тусоваться! Он покачал головой. — Ты просто потерпи. И скоро всё будет по-другому. Галчонок придвинулась к нему ближе. И переплела свои пальцы с его. — А если ты не прав? Если всё останется по-прежнему? Петя тепло улыбнулся. И поцеловал подругу в лоб. — Не останется. Я в тебя верю, Галчонок. У тебя впереди насыщенная, интересная жизнь. Ты только дождись её… И будь к ней готова. — А твоя бабушка сказала мне глупостями голову не забивать. И что у меня всё хорошо. Сказала, что просто моя голова мне жить мешает. — Ну, мешает, конечно, — Петя усмехнулся. — Не все в тринадцать лет устают от своей жизни. Он задумался на несколько мгновений. — Просто некоторые дети очень рано взрослеют. И становятся почти взрослыми, запертыми в теле ребёнка. И с этим ничего не поделаешь, но это рано или поздно выправляется. — А ещё она сказала, что ты со мной возишься, потому что меня жалеешь. Что я ещё маленькая, а там в городе тебя ждут твои друзья, и тебе не терпится к ним вернуться. А со мной тебе не интересно. Петя прикусил язык. Он, почему-то ни секунды не был удивлён. Он знал, что бабушка это скажет. Потому что знал, почему она так поступила. — Она думает, что тебя защищает. — От чего? — От того, что я завтра уеду. И не знаю, когда приеду снова. Галчонок повернулась к нему. У Пети защемило сердце, так сильно он её сейчас любил. — Так это правда? Петя готов был к этому вопросу. Но, когда он прозвучал, сказал совсем не то, что планировал. — Отчасти. Я действительно хочу вернуться к моим друзьям. И… И к маме. Я не могу остаться. Но… — он выдохнул. — Но ты — причина, по которой мне не хочется уезжать. Он обнял Галчонка за плечи и прижал к себе. — Вадик старше меня на три года. Даша — на десять. Надо спросить, не слишком ли я маленький для них… Галчонок усмехнулась. Её плечи заметно расслабились. Ну, вот… Всё оказалось не так уж и страшно. И теперь даже предстоящий отъезд не казался предательством. Он нужен там не меньше, чем он нужен здесь. А может, и больше. И самому ему нужно быть там. Петя посмотрел на Галчонка, и слова песни сами пришли на ум. — Он был старше её. Она была хороша… В её маленьком теле гостила душа. Они ходили вдвоём, они не ссорились по мелочам. — Что за песня? — спросила Галчонок. — Я раньше не слышала. Петя пожал плечами. — Машина времени. Он посмотрел на небо. Тут и там сквозь тучи проглядывали звёзды. — И все вокруг говорили: Чем не муж и жена? И лишь одна ерунда его сводила с ума: Он любил её, она любила летать по ночам. Дальше он слова помнил плохо. Это Вадик бы сейчас, со своей шикарной памятью и исключительным слухом, и сыграл бы, и спел, и умудрился бы при всём при этом улыбаться и смотреть так, что… — Он страдал, если за окном темно. Он м-м-м... — Ты уже с кем-нибудь целовался? — Галчонок перебила его мысли и мычание под нос. Петя растерянно глянул на неё, застигнутый врасплох. — Ну… Да, целовался. А ты? — Тоже. С мальчиком одним из класса. Интересно было. — И как? — спросил Петя, улыбаясь. Галчонок скривилась и высунула язык. — Мерзко. А потом резко, почти без перехода спросила: — Поцелуешь меня? Петя нервно фыркнул. — Тебе же не понравилось. — Ну, так это был не ты, — резонно заметила Галя. Петя развернул её к себе за подбородок. Замер на несколько мгновений, разглядывая сосредоточенно сведённые брови, и не смог сдержать смешка. Но, прежде чем Галчонок отреагировала на такое возмутительное поведение, Петя закрыл глаза и прижался к её губам. Вскоре он отстранился. — И… Каков вердикт? — спросил он на выдохе. Галчонок театрально подняла взгляд и сказала: — Всё ещё мерзко. Они дружно рассмеялись. Всё напряжение, все оставшиеся тяжёлые мысли наконец покинули их головы. Женя заехал за ним рано утром и повёз в город. Петя откровенно клевал носом: они с Галчонком просидели на крыльце до самого рассвета, болтая обо всём, что приходило на ум. После этого удалось урвать всего пару часов сна. А вот Женька был бодрый. И тараторил за них обоих, за что Петя был благодарен. Дорога пролетела незаметно. И вот пора было прощаться… Женя вышел из машины и помог ему достать рюкзак из багажника. А потом без предупреждения сжал в удушающих объятиях. — Уууу, Пётрррррр, — пробасил он, раскатывая букву «р». — Приезжай ещё, мы с тобой, глядишь, и на рыбалку выберемся. А то, может, и я в ваших краях по работе буду. Пивка попьём. — С радостью, — пропищал Петя, пытаясь дышать. И он действительно имел это в виду. Он рад бы был увидеться с Женей снова. Женя купил ему сигарет в дорогу, ещё раз обнял и проводил ко входу на вокзал. Дождаться с ним поезда он не мог, надо было работать. Но Петя и не жаловался. Он нашёл укромный уголок, свесил голову и прикорнул, пока по громкоговорителю не объявили о прибытии поезда. Кино — Кончится лето Татьяна Буланова — Ясный мой свет Агата Кристи — Как на войне Машина Времени — Он был старше её Насчёт последней песни — каюсь, вышла она чуть позже, чем разворачивается действие, и петь её Петя не мог… Но мы никому не скажем, да? ;) Может, он и правда немного видит будущее...