Однажды мир прогнётся под нас

В детстве у Машки была собака. Обычная дворняга, не очень умная, но очень добрая. Машку любила до беспамятства: стоило той отлучиться ненадолго, собака начинала скулить. А когда Маша возвращалась — неизменно оказывалась сбита с ног любовью и обожанием. Петя всегда посмеивался над этим и немного завидовал: им с мамой собаку держать было негде и не на что. Он удивлялся, как мало дворняжке надо было для счастья — чтобы Машка была рядом. И сейчас, слетая со ступенек вагона на платформу, Петя вдруг почувствовал себя простодушной дворнягой, увидевшей своего любимого человека после разлуки. Он налетел на Вадика и почувствовал, как ноги отрываются от земли. Буквально это было или просто так казалось, он понять не мог за затопляющими его эмоциями. Хотелось облизать Вадика с ног до головы. Или хотя бы лизнуть в щёку, в которую Петя уткнулся носом. Интересно, как отреагирует Вадик?.. Петя вовремя вспомнил, что они не одни. И понял, что его ноги и правда не стоят на земле. — Гена, — позвал Петя. — А давай я понесу чемоданы, а ты понесёшь меня? Вадик звонко расхохотался и спустил Петю на грешную землю. — Вот по тому, как ты умничаешь, я не скучал, — сказал Вадик, его руки всё ещё были обвиты вокруг Петиных плеч. — Врёшь. — Вру. Петя вздохнул и ткнулся лбом в его плечо. — Спасибо, что приехал встретить. Вадик взъерошил ему волосы и сказал: — Ерунда. И никакая это была не ерунда. Гудели и пыхтели поезда, сновали туда-сюда люди, кто-то курил, кто-то прощался, кто-то бежал с сумками. А Петя ничего этого не видел и не слышал. Для него существовал только его лучший на свете друг и мысль, неожиданно пришедшая в голову: «Я дома». Полуторачасовая дорога на троллейбусе пролетела за один миг. Они с Вадиком наперебой посвящали друг друга в события последних недель и знатно раздражали остальных пассажиров. Вадик проводил его до подъезда, и когда пришла пора прощаться, пусть и на короткое время… Петя почувствовал, что готов разреветься. — Я… Я к тебе приду, только вещи брошу и помоюсь. Ну, и с мамой поздороваюсь, — обещал он. И не мог заставить себя нырнуть в подъезд. Наконец, Вадик взял дело в свои руки и подтолкнул его к двери. — Иди, никуда я не денусь. А, и позвони Жирному. Он тебя искал. Бесился. Может, уже остыл. Петя прикусил язык. Он же говорил Жирному, что уедет! Чего беситься-то… Но упоминание Жирного его отрезвило. Он сжал ладонь Вадика напоследок и пошел домой. Петя поднялся по лестнице, и воткнул ключ в замок. — Мам? — крикнул он, разуваясь. — Я дома! Послышались шлёпающие шаги, и мама появилась в коридоре, плотнее закутываясь в халат. — Привет, — улыбнулась она. И, когда Петя разулся и шагнул ближе, на мгновение показалось, что она его обнимет. Она даже высвободила руки, но через мгновение они бессильно повисли вдоль тела. — Голодный? Я рагу сделала. Петя уплетал рагу за обе щеки, порой даже дышать забывал. Мать сидела рядом с ним, но сама не ела, только нервно барабанила пальцами по столу. — Как у бабушки дела? — спросила она. Петя прожевал, проглотил, запил чаем и только потом ответил: — Да как всегда. Помирать собралась. Мама фыркнула и закатила глаза. — Она помирать собиралась с тех пор, как я маленькой была. Стоило мне сделать хоть что-то, что ей не нравится, как сразу начиналось. Хваталась за сердце, бегала мерить давление. «Если ты сейчас выйдешь за эту дверь, я не переживу». Её лицо исказилось на мгновение, но она быстро взяла себя в руки. — Как видишь, до сих пор жива. Так что не обращай внимания на её шантаж. Петя поник. Он любил бабушку и не хотел думать о ней, как о шантажистке. Но что-то в маминых словах его сильно зацепило. А что, если его мать не очень хорошо с ним обращалась, потому что с ней самой в детстве обращались плохо? Откуда-то ведь взялась эта ненависть между ней и бабушкой, они в одном помещении не могли находиться дольше нескольких часов без ссоры. Это было грустно и тяжело. И это была пища к размышлению на другой раз. Сейчас Пете нужен был отдых. Он не хотел думать ни о чем. — Как на работе дела? — спросил Петя. Мать снова фыркнула. — Как, как… Опять завтраками кормят. Когда же это кончится… — Однажды кончится, — сказал Петя. Мать снисходительно ему улыбнулась. — Я-то ладно, я хоть другие времена застала. Да и стремиться мне уже не к чему. А вы, дети? Вы же родились и выросли, когда всё рушилось. А теперь вас что ждёт? Работы нет, денег… Всё, что мы на ваше будущее пытались откладывать, в девяносто первом пропало, как и не было. Петя вздохнул. Рот был набит едой, так что он прожевал, прежде чем заговорить: — Всё наладится, мам. Рано или поздно. Скоро же не просто новый век, а новое тысячелетие! Всё обязано быть хорошо. — Твои бы слова, да Богу в уши, — пробормотала мать, грустно улыбаясь. — Дожить бы ещё до этого твоего тысячелетия. Она вздохнула. Потерла переносицу. — Знаешь, когда я в школе училась, мы думали, что к двадцать первому веку мы уже мировой коммунизм построим да на другие планеты жить полетим. А мы, вон… Не представляю, как ты ещё на что-то хорошее надеешься. Петя опустил ложку в пустую тарелку и чуть отодвинулся от стола. Он посмотрел матери прямо в глаза и сказал, тихо и серьёзно: — А что мне ещё остаётся? Она не нашла, что ответить. Молча забрала у него тарелку, налила чаю и придвинула к нему кружку. Пете показалось было, что лимит разговоров на сегодня исчерпан, как вдруг мать снова заговорила, да ещё и в самый неподходящий момент, когда Петя вгрызался в зачерствевший пряник и не мог ей толком ответить. — Ответь мне честно, что у тебя за дела с бандитами? — спросила она, сдавливая пальцами край стола. Петя поперхнулся крошками и закашлялся. Пришлось запивать не остывшим ещё чаем, обжигая язык. — К-какими ба-андитами? — пробормотал он, ещё пытаясь откашляться. — Ты у меня спрашиваешь? Я несколько дней назад с работы возвращаюсь, а меня у подъезда два бритоголовых остановили. Про тебя спрашивали, я ответила, что знать не знаю, но кто-то им про тебя что-нибудь и сказал. Петя стиснул зубы и закатил глаза. Вадик предупредил его, что Жирный его ищет. Но кто же знал, что он припрётся к нему домой! — Это… Не то, что ты думаешь, — попытался убедить он. — Да? И что я думаю? Как теперь выкручиваться, Петя не знал. Быстро придумать, что соврать, у него не получалось, а сказать всю правду?.. — Есть один человек… Не бандит, бизнесмен. Я иногда ему помогаю. Ничего криминального, честно. Если там, на улице увижу кого подозрительного, я ему сообщаю. Вот и всё. — «Вот и всё»? И он к тебе своих головорезов посылает? А если этот «кто-то подозрительный» увидит тебя?! Да что ты вообще… — Мам! — Петя встал из-за стола. — Да всё в порядке. Ничего опасного я не делаю. Мне ничего не угрожает. Что он тут делает? Его тут не ждали и ему тут не рады, никогда не были. Надо было сразу пойти к Вадику. Надо было, надо было, надо было… Мать кричала. Всего пару минут назад всё было нормально. Будто она думала, что Петя начнёт всё отрицать. А он взял и сказал правду. Петя смотрел, как двигаются её губы, но не слышал ни слова. — Хоть раз, когда ты просила у меня деньги, — сказал он тихо, когда она остановилась, чтобы перевести дух, — ты спросила, откуда они у меня? Хоть раз поинтересовалась, что я делаю целыми днями, с кем общаюсь, кроме Машки и Вадика, чем живу? Неужели ни разу у тебя не возник вопрос? — Я не… Петя покачал головой. — А теперь ты за что-то на меня злишься, орёшь. Говоришь, чтобы я это дело прекратил. Немного поздно уже включать заботливого родителя. Да любого родителя. — Какой ты смелый из деревни вернулся, — процедила мать. — Это тебя бабка твоя любимая научила так со мной разговаривать? Петя покачал головой. Как же он раньше не понял? Мать не ненавидела его. Они с ним просто были друг другу чужими. Насколько вообще чужими могут быть люди, связанные таким близким родством. А раз так, то чего было переживать из-за того, что она его не любит? Не интересуется его жизнью? Вспоминает о нём только тогда, когда он ей мешает? — Я сам научился, — ответил он. — Давно было пора. Он вышел с кухни и пошёл прямиком в коридор, где ещё валялись все его вещи. — Ты куда собрался? — Куда глаза глядят. Можешь не переживать, бандиты ни меня, ни тебя не тронут. Тебя же только это волнует? Он сунул ноги в кеды и сунул палец под пятку, чтобы их надеть. — Никуда ты не пойдёшь! — сказала мать. Она схватила его за запястье, когда он разогнулся, и дёрнула на себя. Когда он был ребёнком, она часто хватала его так, когда он делал что-то не так или плохо себя вёл на людях. Она утаскивала его от луж и магазинных полок с яркими товарами, на которые не было денег. Она утаскивала его от друзей, когда сердилась. И просто, когда у неё было плохое настроение. Петя плёлся за ней, спотыкаясь и плача, или не плача, а просто всхлипывая. Но поделать мало что мог. Теперь же он не пошевелился. Он посмотрел на мать сверху вниз. И вырвал руку из её хватки. Подхватил с пола свои вещи и вышел, не встречая больше никакого сопротивления на своём пути. Никогда он ещё не чувствовал себя так легко. *** Вадик открыл ему сразу же. Глянул на его выражение лица и на сумку в его руках и молча пустил внутрь, закрыл за ним дверь. — Я у тебя останусь? — спросил Петя ровно. — Конечно. Всё плохо? Петя пожал плечами. Разулся, швырнул сумку. — Всё хорошо. Всё правда было хорошо. Он взял Вадика за запястье и потянул в зал. Он, конечно, был ещё грязный после поезда, но ему было плевать. Вадику, он знал, тоже. Петя стянул майку через голову и бросил на пол. Вадик подступил к нему ближе и легко поцеловал в шею. — Расскажешь? — спросил он. От его дыхания стало щекотно. По коже побежали мурашки. — Нечего рассказывать, — ответил Петя. Он полностью разделся. Вадик всячески ему в этом помогал. А потом долго целовал, касался и успокаивающе поглаживал по плечам и спине. — Мне приснился кошмар про тебя, — признался Петя и подцепил подол футболки Вадика. — Ты был верхом на мне, а потом вдруг начал меня душить… И я понял, что это не ты. Вадик фыркнул. — Но первая часть этого сна мне всё-таки нравится… — сказал он. Петя опустился на диван и закинул на него ноги. — Да… Мне тоже. Вадик быстро избавился от остатков одежды и присоединился к нему. Навис сверху и замер на пару мгновений. — Мне тебя не хватало, — признался он. — Но жизнь на месте не стояла, понимаешь? Петя понимал. Он погладил Вадика по щеке со шрамом и сказал. — Понимаю. И у меня тоже. Он уже рассказывал Вадику про Галю, но не успел рассказать основного. Как они оказались похожи. И как важно стало Пете, чтобы у неё всё было хорошо. Вадик кивнул, будто это признание действительно его мучило. И накрыл Петю собой. Это не могло продлиться долго. Пети слишком долго никто не касался, даже он сам. Да и Вадик был по-странному нетерпелив, сразу сорвался на быстрый темп, обхватив ладонью оба их члена. Петя плохо соображал, что происходит, он только запоминал ощущения. Как будто в первый раз. Как будто в последний раз. Петя закрыл глаза, когда почувствовал, что уже близок. Губы Вадика были горячими и влажными. Его волосы спадали на лицо и мешали целоваться, и Петя постоянно их убирал. Он вцепился в плечи Вадика и прижался к нему, вздрагивая и выгибаясь. И откинулся на подушки, увлекая его за собой. Вадик поцеловал его куда дотянулся — в шею. Сместился ниже и положил голову ему на грудь, восстанавливая дыхание. После душа они развалились перед теликом и по очереди щёлкали каналы, по которым смотреть было абсолютно нечего. Ближе к вечеру зазвонил телефон. Вадик подорвался с места со скоростью света и снял трубку. — Привет, — сказал он. На губах заиграла довольная улыбка. Петя отключил звук на телевизоре и сощурился, разглядывая друга. — Да ничем, телик смотрю, а ты? Он помолчал, слушая ответ. — Интересно? Петя ещё послушал разговор ни о чём, а потом больше не смог концентрироваться. Вадик нёс повседневную хуйню и улыбался как дебил. Всё там было понятно. Петя стырил у него сигареты и пошёл на балкон. Выкурил две неспеша, любуясь двором. Он всё ждал, что Вадик закончит трындеть и к нему присоединится, но когда вернулся в зал, Вадик всё ещё обнимался с телефоном. Он даже не спрашивал ничего, Вадик сам, сияя, заявил: — Ни за что не догадаешься, с кем я сейчас разговаривал. Петя закатил глаза так сильно, как только мог. — С новой любовью всей твоей жизни? К его удивлению, вместо того, чтобы поржать или опиздюлить его, Вадик покраснел. — Ну, не знаю уж как про «всей жизни»… Вот как всё было плохо, значит. — Дай угадаю, — сказал Петя. — Если она тебе так нравится, то она шлёт тебя нахуй, причиняет тяжкие физические повреждения и трахается как порно-звезда? Ты сошёлся наконец с Дашей или нашёл её точную копию? Вадик смущённо засмеялся и сел рядом с ним, пряча взгляд. — Хуёвый из тебя Вольф Мессинг, Паучок. Она вообще не ругается матом, в жизни мухи не обидела, и мы с ней ещё, ну… Не… Того самого. И если вся предыдущая болтовня Вадика ещё имела смысл, то сейчас у Пети даже глаза округлились. — Господи… Ты где её нашёл? — Вообще-то, на твоём выпускном, — признался Вадик. — Помнишь, я танцевал с Варей? Петя не сдержал смешка. — Ой, не пизди. Если ты сейчас скажешь, что это была Варя… Вадик пожал плечами и отвернулся. — Она самая. Не хочешь — не верь. Пришлось поверить. Только вот узнать скромную одноклассницу, которую он привык не замечать, было практически невозможно. Нет, она вообще не изменилась внешне — все те же строгие косы, всё та же неброская школьная одежда. И испуганный взгляд за стёклами очков, и неаккуратно обгрызенные ногти на маленьких ладонях. Но Петя будто увидел Варю впервые в жизни. Может быть, он просто не смотрел? Он никогда её не понимал. Все десять лет Варя держалась особняком ото всех и ни разу не попыталась ни с кем подружиться. И теперь она стояла перед ним. Рядом с Вадиком. С его Вадиком. И испуганно цеплялась за его предплечье. Хотелось ржать. Его наверняка разыгрывали. — Ну, мы пошли, — сказал вдруг Вадик, вырывая его из оцепенения. Он рассеянно махнул Пете рукой и повёл Варю прочь. Петя понял, что за те десять минут, что они шли от Вариного подъезда до ларька с сигаретами, никто, кроме Вадика, не проронил ни слова. — Пиздец, — выдал Петя сам себе. — Вот и уезжай теперь. Он пожал плечами, закурил и побрёл к Вадику — благо, тот выдал ему запасные ключи. Он, может быть, и подольше подумал бы о том, как так вышло, но над ним дамокловым мечом висела неразрешённая проблема. Дома Петя не стал тянуть и набрал Дашу. Когда он услышал в трубке её голос, ему на мгновение полегчало. — Ты уже в курсе? — спросил Петя вместо приветствия. Даша громко вздохнула на том конце провода и сказала: — Если ты про новую любовь, то да. А что? Ты удивлён? Петя прикусил губу, жалея, что через телефон не видно, как он закатил глаза. — Вообще-то, да. Вадик, конечно, бывает ебанутым и непредсказуемым, но не настолько! Даша звонко рассмеялась и сказала: — Вадик самое предсказуемое существо на свете. Собственно говоря, я знала, что всё так однажды случится, ещё когда он начал собачкой бегать за тобой. — А причём тут я? — холодно поинтересовался Петя, зажимая трубку между ухом и плечом. — Ты настолько спокойный, что он рядом с тобой и сам стал меньше истерить. Улыбаться там начал, хорошие вещи людям говорить, он до тебя таким ласковым не был. Петя почувствовал, как щёки заливает краска. Он смущённо потёр лицо, но, прежде чем успел что-то сказать, Даша продолжила: — И вот он нашёл кого-то ещё скучнее и зануднее, чем ты. Скоро совсем станет святошей. Ещё посмотри, пить-курить бросит. Петя едва не задохнулся от возмущения. — Я не занудный и не скучный! — выговорил наконец он. — Я просто уравновешенный. — Угу, я так и сказала. Даша всего-навсего его подкалывала. Не могла же она всерьёз сравнить его с Варей? — Злая ты, — сказал он в конце концов. — Но я тебе не посплетничать звоню. Чего отцу твоему от меня надо? — Да если бы я знала, — вздохнула Даша. — Но ты бы не тянул с этим. Он уже натравил на тебя Аякса. Внутри всё похолодело. Он надеялся, надеялся никогда больше не сталкиваться с этим отморозком. Но это было слишком наивно с его стороны, не правда ли? — Позвони ему, — продолжила Даша. — Если хочешь, я… — Нет, — отрезал Петя. — Не вмешивайся в это, не хватало ещё и тебе под горячую руку попасть. — Сказал мне пиздюк, который лезет на рожон по поводу и без, — отбрила Даша. — Влад сказал, у Аякса аж глаза загорелись, когда он узнал, что тебя разыскать надо. Чё ты ему сделал? Петя тяжёло сглотнул. — Посоветовал посмотреть гей-порно, — ответил он тихо. Даша громко раздражённо простонала. — Ой, лопух… Он же только-только откинулся. — Да я понял. — А за что сидел, знаешь? — Нет, и не уверен, что хочу… — Правильно не хочешь. Рот закрытым при нём держи. А то он по нарам скучает иногда, глядишь и решит вернуться красиво. Петя на мгновение слишком ярко представил себя окровавленным в канаве с растраханной жопой и твёрдо решил последовать Дашиному совету. Даша вообще всегда говорила ему умные вещи. Надо бы слушать её почаще… — Не тяни, в общем, — сказала Даша. — Потом позвонишь мне. Я, может, заскочу на недельке, если это чучело сумеет отвлечься от новой подружки хотя бы на полчаса. Всё хорошее, что он испытал, когда услышал Дашин голос, прошло, как и не было. Теперь он был раздражён и встревожен. Лучше б и не звонил. Он так и так узнал бы про Аякса, но кишки не сворачивались бы в ожидании… Он позвонил Жирному, и тот очень холодно и официально пригласил его на личную встречу. Пообещал прислать водителя. Глупо было надеяться, что он пришлёт Влада. Петя вышел на балкон и докурил все сигареты Вадика, которые нашёл по разным пачкам. *** — Так голубки наконец съехались! — гаденько протянул Аякс, едва Петя вышел из подъезда. — Поздравляю! Петя прикусил губу и тяжело вздохнул. Нечего было лезть на рожон. Он молча направился к машине, планируя устроиться на заднем сидении, но Аякс перегородил ему дорогу и указал на переднее. — Вдруг такого нежного мальчика укачает, — сказал он. — А я только в салоне прибрался. Петя сглотнул застрявший в горле ком и сел куда велено. Поездка обещала быть долгой. — Я закурю, ты не против? — спросил вдруг Аякс, когда они тронулись с места. — Угу, — промычал Петя. — Чё ты там бубнишь? Словами, крошка. — Не против, кури, — сказал Петя. И сам удивился, как голос его не подвёл. Аякс опустил окно со своей стороны. — А сам ты и не куришь, наверное, слабенький слишком, а? Как затянешься, так и загнёшься сразу, — продолжал он, пока выуживал сигарету из пачки. — Курю, — ответил Петя, отворачиваясь. — Ой, вон оно что… А мамуля твоя знает? Хорошая она у тебя, ты её не расстраивай. Ладони сжались в кулаки. Обгрызенные ногти впились в кожу. — Красивая она, не старая ещё. Так напугалась, когда я про тебя спросил. Врать сразу чё-то начала, а по глазам-то сразу видно. Время будто остановилось. Петя медленно повернулся к Аяксу. Тот гаденько ухмылялся и смотрел больше на него, чем на дорогу. — Бати у тебя нет, как я понял? Бросил вас, что ли? Аякс покачал головой. — Негоже бабе одной, особенно красивой. Ты перед ней за меня словечко замолви, а? А я уж её не обижу. — Только попробуй, — процедил Петя сквозь сжатые зубы. Он почувствовал, что трясётся, только когда ударился локтем о дверцу. — Я тебя из-под земли достану, — продолжил он. — И мне похеру, что ты или твои дружки со мной сделают. Я успею так тебя отделать, что ты пожалеешь, что родился. Ты усёк, козёл? Мне жить не для чего, и тебе не будет. Если бы Аякс сказал или сделал что-нибудь резкое, Петя кинулся бы на него прямо сейчас. И плевать, что оба могли бы разбиться, он утащил бы эту мразь с собой на тот свет. О, да, он сделал бы это. Но Аякс вдруг громко неприятно рассмеялся, продолжая спокойно вести машину. — Смотри, в штаны не насри от злости, лапушка. Я только салон помыл. А потом пробубнил будто бы себе под нос: — Совсем уже шуток не понимает… *** Петя закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, прежде чем зайти и предстать перед Жирным. Его трясло от злости и страха. И он не был уверен, что сможет говорить, не заикаясь. Петя сжал ладони в кулаки. Нужно было успокоиться и зайти. Успокоиться и… Глаза защипало. Петя почувствовал непрошеные слёзы. Нужно было зайти, а он стоял на месте, не в силах… — Забыл, бля, в какую сторону дверь открывается? — рявкнул телохранитель в чёрном костюме. Он постучал прямо перед носом Пети, приоткрыл дверь и за шкирняк швырнул его внутрь. Петя расставил руки в стороны, но споткнулся о собственную ногу и полетел вперёд, тюкнувшись подбородком о пол. Основной удар пришёлся на ладони. Петя встал на колени, попытался разогнуться. На штанине зияла прореха, пятки ладоней щипало. Петя уставился на них, как загипнотизированный. На плечо легла тяжёлая ладонь. Петя едва не закричал, когда поднял взгляд и встретился лицом к лицу с Жирным. — Ушибся? — спросил тот почти заботливо. — Я… Я… Огромные пальцы мазнули его по подбородку. Петя уставился на свою кровь. — Надо обработать. Я вызову медсестру. Петя вздрогнул и отстранился. Утёр кровь с подбородка рукой. — Не надо, не страшно. Вильгельм Сергеевич возвышался над ним скалой. — И всё же… Петя усмехнулся. — Сначала вы подсылаете ко мне ублюдка, который угрожает навредить и мне, и моей матери, а потом беспокоитесь за царапину на моём подбородке? Он отступил ещё на шаг. На ум почему-то пришло сравнение с крысой, которую загоняют в угол. — Я не желаю зла своим подопечным, — сказал вдруг Жирный, не сдвигаясь с места. Он достал носовой платок из нагрудного кармана пиджака и вытер кровь с пальцев. — И ничего не делаю просто так. Понимаешь, в жизни тебе придётся усвоить уроки. Тяжёлые уроки. И можешь как угодно к этому относится — ты не станешь мужчиной, пока не научишься вести себя соответственно. Петя обхватил себя руками, чтобы скрыть их дрожь. Подбородок саднило. Губы пересохли. Выражение лица Вильгельма Сергеевича вдруг смягчилось. Он развёл руками и с неожиданной скоростью и ловкостью вернулся за стол. — Фёдор, конечно, перегнул палку. Я с ним поговорю. Ты и твоя мать в безопасности. — До тех пор, пока я хорошо себя веду? — усмехнулся Петя. Жирный указал на кресло перед своим столом. — Присядь. Пете не хотелось приближаться к нему. Но он не нашёл, что возразить. Он осторожно подошёл и сел, вжимаясь в спинку кресла. — Мне казалось, что у нас с тобой был договор, — завёл Жирный, складывая руки перед собой. — Ты должен был приглядывать за ребятами. — Да что произошло? Я говорил вам, что я уезжаю! В глазах собеседника мелькнула сталь. — Меня это не касается. Ты взял на себя обязательства, которые не выполняешь. Прямо сейчас среди ребят творится чёрт знает что, и это мешает бизнесу. — Чёрт знает что — это что? — Это ты мне должен сказать. Он вздохнул. — Предлагаю забыть это недоразумение. Мы оба в этой ситуации были неправы. Разберись с проблемами, а я прослежу за тем, чтобы никто тебя не трогал. На подбородке появилась тоненькая корка крови. Петя послюнявил палец и, глядя в зеркало, попытался оттереть кровь с нетронутой кожи. Ссадина получилась некрасивая. Но, с другой стороны, и красоваться было особо не перед кем. Вадика ещё не было. В квартире без него было неуютно — тихо и пусто. Петя метался из угла в угол. Он хотел было позвонить матери, чтобы убедиться, что она в порядке, но ещё слишком свежо было воспоминание о сегодняшней ссоре. И, в конце концов, гордость перевесила. Казалось, прошла вечность, прежде чем открылась входная дверь и Вадик, насвистывая, зашёл в квартиру. — Вилонов, ты на часы смотрел? Петя выскочил в коридор, зевая. — У твоей пятёрошницы разве комендантский час не в восемь вечера? Вадик на это только рассмеялся и взъерошил ему волосы. — Извини, дорогая, только не бей меня сковородкой, я больше не буду. И, не глядя на Петю, он прошёл в зал и упал на диван, задрав ноги на спинку. — Лучший день в моей жизни, — выдохнул он. И чёрт его знает, почему, но это стало последней каплей. Петя со всей дури пнул диван, мужественно сдержал стон боли и вылетел из зала. Остановился он перед дверью лоджии. Сцапал зажигалку с подоконника и сунул сигарету в зубы. Ему казалось, что вот-вот отворится дверь и Вадик спросит, что случилось. Он пытался успокоиться, чтобы не наговорить лишнего. Но сигарета тлела, а Вадик не появлялся. Петя закрыл лицо ладонью. Слёзы хлынули неконтролируемым потоком. Всё это время он пытался быть сильным. Но больше не мог. Больше не мог… Он затушил окурок и вернулся на кухню. Вадик разговаривал по телефону. Ну, конечно. Конечно. И Петя даже знал, с кем. Он зашёл в зал. Вадик соизволил поднять на него потерянный взгляд. — Я… Я тебе утром перезвоню, хорошо? — спросил он, сжимая трубку. — Нет, ничего не случилось, просто вспомнил, что надо кое-что сделать. Ага, хорошо. Спокойной ночи, красавица. Он опустил трубку на рычаг и шагнул к Пете. — Что случилось? Кто обидел? Что это у тебя на лице? Ты был у Жирного? И, хоть Петя наконец своего добился, он почувствовал себя ещё гаже. Разнылся, как маленький ребёнок. Он хотел ответить, но не смог выдавить из себя ни слова. Вадик обнял его и прижал к себе. Дальше Петя ничего не запомнил. Он открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Ему было тепло и мягко, перед глазами загорались и гасли яркие блики. Он проморгался и повернул голову. Беззвучно работал телевизор. Вадик провёл ладонью по Петиной щеке. — Проснулся? Петя прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — Который час? — Около двух. Петя снова вздохнул. Потёр переносицу. — Прости за истерику, — сказал он. — Я… Я не знаю, что на меня нашло. — Да? Вадик сместился на диване и прижал его к себе сразу обеими руками. Ткнулся носом в щёку. — А мне кажется, знаешь. Расскажешь мне? Не хотелось портить ему настроение ещё сильнее. Но, наверное, было уже поздно об этом думать. — Так что произошло у ребят? В письме ты говорил вроде, что всё нормально. Вадик вздохнул и провёл ладонью по волосам. — Если честно, я после этого ни с кем не виделся. Как-то… Не до этого было. Петя поджал губы и закатил глаза. — Ну да, как я сам не догадался. — Прости, — сказал Вадик совершенно искренне. Петя замер. Несколько мгновений они пролежали в тишине. Каждый ожидал от другого каких-то слов. Наконец Петя ответил: — Тебе не за что просить прощения. — Я тебе помогу. С утра позвоним Веному и… — С утра ты позвонишь своей подружке. А со своими проблемами я сам буду разбираться. Договорились? Вадик приподнялся на локте, лишая Петю своего тепла. — Нет, не договорились! Ты не… Петя прижал ладонь к его губам. — Хорош пиздеть, — сказал он. Сон постепенно отступал. — Я знаю, что ты переживаешь и хочешь помочь. Но это — последствия моих решений. А ты сам говорил, что взрослый — это тот, кто сам разгребает хуйню, которую наворотил. Вадик перехватил его руку за запястье и оставил поцелуй на ладони. — Понял, понял, взрослый ты мой, — Вадик улыбнулся ему залихватски. — Но если тебе нужна будет помощь… — Если понадобится плохо пошутить о моих проблемах, я тебя позову, — сказал Петя, закатив глаза. Вадик громко вздохнул и вдруг схватил Петю за руки, прижимая их к дивану. — Ты маленькое языкастое неблагодарное говно, — проговорил Вадик ласково. Петя дышать перестал — такого он не ожидал. Хотя как ещё мог отреагировать Вадик? Тот внимательно смотрел на Петю, жадно впитывая эмоции, появляющиеся на его лице. Лицо Вадика было хорошо освещено только с одной стороны, но Петя успел заметить, как кончик языка скользнул по верхней губе. — И что ты собираешься с этим делать? — тихо спросил Петя. — Воспитывать, Паучок, воспитывать… Вадик выпрямился, выпуская его, и стянул через голову потрепанную алкоголичку. Петя тяжело вздохнул и протянул к Вадику руку. — Будешь пытать меня трёхнедельным запахом пота? — спросил Петя, изогнув бровь. И вскрикнул от неожиданности, когда Вадик оседлал его бёдра и вновь перехватил его запястья, сводя их вместе. — Ты чего это удумал? — спросил Петя, задирая голову. Вадик связывал его запястья майкой. — Я тебя предупреждал, что ты допиздишься однажды? Обещал. Вот ты и допизделся, — объяснил Вадик. На мгновение стало не по себе. Но только на мгновение: с Вадиком ему никогда ничего не угрожало. Да и узел был некрепкий — стоило развести руки в стороны, и Петя был бы свободен. Но находиться в таком положении было… Интригующе. — И как же ты собрался меня воспитывать? — спросил Петя. Вопрос прозвучал тихо, будто на последнем издыхании. Вадик коварно ухмыльнулся и задрал его футболку. — Ну не знаю… Поучимся дисциплине? Уважению к старшим? — У тебя мозгов как у трёхлетки, — ответил Петя. — Я тут старший. Вадик не стал больше сотрясать воздух. Он немного сместился и наклонился к Петиному животу. Петя почувствовал прикосновение горячего языка к коже. И напрягся. Вадик отстранился и подул на оставленную им влажную дорожку. Удержал Петю на месте, когда тот непроизвольно дёрнулся. — Я и забыл, какой ты чувствительный, Паучок, — сказал Вадик и поджал губы. И вдруг слез с дивана и направился к деревянной стенке. — Ты куда? — Петя поднял голову, но увидел только, как Вадик присел у одного из шкафов и рылся в нижнем ящике. — Вилонов! А ну дуй сюда, — попытался скомандовать Петя. Но вышло скорее мольбой. — Подожди, малыш, — отмахнулся засранец. — Сейчас вернусь. — Какой я тебе малыш, — пробурчал Петя и снова лёг. Шея начала затекать. Наконец Вадик вернулся, пряча что-то в руках. — Расслабься, — посоветовал он. Петя не успел среагировать. — А-а-а… — вырвалось у него прежде. — Ты… Что ты… А!!! Он выгнулся, пытаясь свернуться в клубок, но Вадик ему не позволил. — Щекотно же! С-сука… Вадик приблизил к его лицу мягкую кисточку для рисования. — Вилонов, я тебя предупреждаю… Но тот остался глух к его угрозам. И пощекотал кисточкой кончик его носа. — Это я тебя предупреждал. Теперь прими то, что заслужил. Кисточка прошлась по обеим щекам. И спустилась на шею. Петя сумел сдержаться, чтобы не заскулить. Тело бурно отзывалось на каждый мазок. Вадик сдвинул его футболку и обвёл выступающие ключицы. А потом — по груди — к ореолам сосков. Всё тело напряглось. Вадик, удобно устроившийся на нём, это сразу почувствовал. Он довольно улыбнулся и продолжил свою пытку. — Я бы делал это вечно, — сказал он, проводя кисточкой вокруг ореолы. — Видел бы ты себя сейчас. Петя резко выдохнул, поднимаясь на лопатки. Но Вадик уложил его обратно. Он ненадолго отложил кисточку и обхватил лицо Пети ладонями. — Тише, тише, Паучок… Я поиграюсь с тобой ровно столько, чтобы тебе было приятно. Договорились? Он провёл большим пальцем по Петиной губе. — Д- да… — пробормотал тот. Уже не совсем соображая, на что соглашается. Вадик на мгновение прижался к его губам и отстранился. И без предупреждения чуть сжал и выкрутил его сосок. — Вадик! Всё тело прострелило болезненное ощущение. Но оно только подлило масла в огонь. Каким-то образом все манипуляции Вадика стали ощущаться ещё острее. И, когда его пальцы вновь сменились кисточкой… — Т-ты… Т-ты меня… — Т-с-с, — зашептал Вадик. — не мешай воспитательному процессу. И, когда Петя готов был высказать, где он видал этот воспитательный процесс, Вадик провёл кисточкой между выступающими рёбрами. А потом ещё. И ещё. С каждым движением по телу будто проходил разряд. По-хорошему Петя уже должен был корчиться от смеха, но смешно ему не было. А скорчиться мешал Вадик, придавивший его таз. Когда кисточка прошлась сбоку — до подмышки и обратно, Петя так дёрнулся, что едва не свалил с себя Вадика. — Х-хватит издеваться! Но вместо ответа Вадик провёл кистью вдоль белой линии живота. На мгновение ему дали передохнуть. Пока Вадик стягивал с него шорты вместе с трусами, наконец высвобождая стоящий член. Но что-то подсказывало Пете, что худшее ещё впереди. Он оказался прав. Он и подумать не мог, что он настолько чувствителен в тех местах, которых касался Вадик. И, если от движения кисти по бедру до колена, у него поджались пальцы на ногах, то от прикосновений к внутреннему бедру он весь выгнулся, едва не встав на мостик. Тягучее желание, не имеющее выхода, наполняло его. С каждой секундой, с каждой лаской Петя чувствовал, как внутри нарастает удовольствие. Как всё сжимается. Как по телу проскакивают искры. Но он не мог — вот так. Ему нужно было больше. Ему нужно было, чтобы Вадик… — А-а-а-х… Петя заметался по дивану. Пятки заскользили. Он больше не мог, не мог… Вадик водил кисточкой по его мошонке и по стволу его члена, будто бы и не видел, что с ним творится, будто бы и не знал… — Вадик, п-п-пожалуйста… Пожалуйста, дай мне… — Что тебе дать, Паучок? — спросил он. Сдвинул крайнюю плоть и прошелся кисточкой по обнажившейся головке. — Я-а-а-а б-больше н-не мог-гу… — простонал Петя, почти плача. Это было слишком, это было слишком, он не мог… Всё вокруг расплывалось и тонуло в его ощущениях. Жар, исходящий от него, плавил. Он весь будто превратился в оголенный нерв. А Вадик… Вадик… — Больше не будешь пиздеть? — спросил он. — Н-н-нет… — Так и быть… Вадик прошёлся поцелуями по длине его члена. И, в тот момент, когда Петя почувствовал его тёплый и влажный рот на себе, он не выдержал и высвободил руки. Сразу же запуская их в волосы Вадика. Он даже не старался продержаться хоть сколько-нибудь долго. Он был так возбуждён, что это было больно. И через несколько бесконечных секунд он выгнулся в последний раз и тяжело опал на диван. Ещё несколько раз по телу прошла судорога. Он попытался уцепиться за эти ощущения, продлить их насколько это возможно, но чем сильнее он пытался сосредоточиться, тем сильнее они от него ускользали. В конце концов он совсем отключился. Когда он очнулся, телевизор всё ещё беззвучно мелькал где-то сбоку, а Вадик лежал рядом и согревал его своим здоровенным телом. Петя молча в темноте нашарил резинку его треников и запустил туда руку. Это едва ли можно было сравнить с тем, что испытал сам Петя. Но ни на что другое у него больше не хватило бы сил. Утром они проснулись практически одновременно — один разбудил другого своей вознёй. Они долго лежали, болтая, как раньше, обо всём, что приходило в голову. И снова для них не существовало мира за пределами квартиры. И снова все проблемы и тревоги поблекли и отступили. Легко и заманчиво было мечтать о том, что так будет всегда. Спасать друг друга от тяжести мира, создавать место, в котором тихо и спокойно — в этом Петя и видел «долго и счастливо» и знал, что такое встречается хорошо, если хотя бы раз в жизни. Солнечные лучи пробивались через окно и падали на диван, освещая мятые простыни и мятые физиономии. Где-то у подножья валялась забытая всеми кисточка и майка Вадика. Телевизор молчал, и Петя с Вадиком молчали. Приглушенный шум города нарушал тишину. Соседи сверху топали и что-то двигали. Соседи сбоку обсуждали что-то на повышенных тонах. На лестничную площадку приехал лифт. И через много, много лет, если бы Петю спросили, был ли в его жизни хоть один идеальный момент, он описал бы в красках то утро. Свою сладкую безмятежность. Затишье перед штормом. А потом, когда лёгкий утренний голод напомнил о себе и лежать стало уже неудобно, они встали. Вадик, почесав затылок, застолбил поход в ванную. А Петя в это время набрал Венома. Тот ответил не сразу, но голос у него не казался заспанным. — А? — услышал Петя. — Здорово, — ответил он. — Это Паук. Сто лет не виделись, дай, думаю, позвоню… Он не мог спросить в лоб. Про их с Жирным уговор знали только Вадик и Даша. Но Веном и без того с готовностью выложил ему все последние новости. О том, как Фрэнк пособачился с Каракатицей и пропал. О том, как нашелся — бухой и накуренный. О том, как Жирный вызывал его к себе, но Фрэнк так и не явился. Теперь Петя понимал, чего Жирный так всполошился. И если не вмешаться, то Фрэнку не поздоровится. И, в конце концов, ему самому тоже. *** Квартиру Фрэнка он нашёл бы и не зная номера. Дверь была открыта. Из неё басила громкая музыка, доносились разговоры и пахло сигаретами, да и не только… Петя ужаснулся, когда подумал о том, что придётся зайти туда. Зайти и попытаться найти там Фрэнка. А потом сказать ему что-то, что заставит его крепко подумать над своим поведением… Каждое задание по отдельности казалось невыполнимым, а вместе — даже колени подкашивались. Он зашёл, вглядываясь в полумрак, надеясь не наступить на кого-нибудь. Из дверного проёма зала на стену коридора падали яркие всполохи цветомузыки. Петя решил идти туда в последнюю очередь. Судя по всему, там было сосредоточено основное веселье. Он прошёл на кухню. Какая-то парочка увлеченно целовалась у раковины. Парень вовсю распускал руки, а его девчонка, видимо, была совсем не против. Внимания на то, что они совсем не одни, они не обращали. За столом пьяные морды вели жизненные беседы. Между ними стояла бутылка с водкой и две рюмки, и всякий раз, как одна из морд восклицала «ну ты, братан, даёшь!», оба по очереди тянулись к бутылке, наливали, чокались и опрокидывали пойло в себя, уже не утруждаясь закуской. Кто-то трезвел в углу и ждал, когда на плите вскипит эмалированный чайник. Рядом с керамической кружкой в красный горошек валялась разорванная коробка из-под чая со слоном. На балконе курили. Надеясь на лучшее, Петя прошел по кухне, стараясь никого не отвлекать. Он толкнул дверь и воткнул в зубы сигарету, чтобы совместить приятное с полезным. Среди курящих Фрэнка не было. — Туса ништяк, — сказала ему невысокая девчонка с тёмными разводами от дешевой туши под глазами. Петя промычал что-то в знак согласия и прикурил от протянутой сигареты. — Только чё-то хозяина хаты давно не видно, — сказал он, непринужденно засовывая руки в карманы. — Выпить с ним хотел. Девчонки захихикали, а незнакомый парень, держащий одну из них за талию, сказал: — А он уже выпил. Нашего Ангела всю обблевал. Ты где был в это время? — Да я за сигаретами выходил, — пожал плечами Петя. — Только вернулся. Он раздавил окурок о подоконник, добавляя ещё одно чёрное пятно ко множеству других, и вышел, подгоняемый тихим шёпотом девчонок. Значит, Фрэнку стало плохо. Скорее всего, валяется где-нибудь… Петя вернулся в коридор, пытаясь в полумраке разглядеть другие двери. Как вдруг его едва не пришибло одной из них. В него кто-то врезался. Петя автоматически схватил этого кого-то за плечи. — Отпусти! — предупредил его тонкий голос. — Кричать буду. Петя поспешно убрал руки. — Да кричи, тут все кричат, — проворчал он. — Чё случилось-то, чё ты так вылетела? Девчонка отпихнула его с прохода и пошла к выходу из квартиры. Петя направился за ней. На девочке была мужская майка, явно ей не по размеру. Майка едва прикрывала задницу, а под ней не было ни штанов, ни юбки, только телесные колготки. Может, пацан какой что-то не то себе позволил, вот и спугнул её? Девочка постучала себя по бёдрам, где должны были располагаться карманы, и только сейчас, видимо, поняла, во что она одета. — А-ай, бля… У тебя сигарет не будет? Она повернулась к Пете, и оба замерли с одинаково комичными выражениями лица. — Петя? — Ангелина. Она устало улыбнулась и вдруг обхватила его руками и уткнулась лбом ему в грудь. — Господи, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Хоть один адекватный человек в этом аду! Она отстранилась от него и смущенно поправила задравшуюся майку. — Фрэнк, скотина, надрался… — начала сбивчиво объяснять она. — Я рядом сидела, ну его мне на колени и того… Она сморщилась. — Я юбку с блузкой застирала, но не буду же я в мокром ходить. Пришлось вот, его одежду брать. Ангелина покачала головой и выдернула сигарету из предложенной пачки. — Петь, он в неадеквате. Я его пыталась спать уложить, он разве что не с кулаками на меня стал кидаться. Я ему говорю, что ему хватит, а он «Я сам решу, когда мне хватит». И обзывает по-всякому. Петя закусил губу. Сам он до такого никогда не допивался. И даже не видел никогда никого в таком состоянии. Но слышал пару историй от Вадика. — Петь, может, ты с ним поговоришь? — Ангелина повисла у него на руке. — Тебя он послушает, тебя он уважает! Это я для него шлюха никчёмная… Ангелина всхлипнула. — Я просто… А что, если с ним случится что? Если он упадёт и голову себе разобьёт? Или как с папой… Она отпрянула от него, закрыла рот ладонью и покачала головой. — Нет, даже думать не хочу! Она явно была на грани. Петя сжал её узкие плечи и сказал: — Подожди меня на кухне. Никуда не уходи, ладно? Я посмотрю, что можно сделать. Он дождался неуверенного кивка. Вместе Петя и Ангелина вернулись в квартиру. По счастью, в морозилке оказалась бутылка водки, а в шкафу — ещё несколько рюмок. Петя прихватил водку и рюмки и вернулся к комнате, из которой вылетела Ангелина. Горела настольная лампа. Окно было распахнуто, и свежий летний ветер гонял по комнате всякий мусор. Фрэнк пошатывался у окна и на мгновение Петя испугался, что сейчас голова у того перевесит и он полетит вниз. — Здорова, братан, — сказал Петя тихо, чтобы не напугать резким звуком. Но зря старался, Фрэнк был уже совсем нечувствительным ко всему. Он обернулся и заморгал, пытаясь сосредоточиться. — Ты кто? — спросил он наконец. — Паук. — А-а-а, в темноте не признал. Здорова, здорова! Пошатываясь, Фрэнк двинулся к нему. Когда он начал терять равновесие, Петя бросился было его ловить, но обошлось. Фрэнк схватился рукой за письменный стол, сметая с него пепельницу. Пепельница разлетелась на несколько частей, оставляя на полу слой пепла и гору окурков. — Ой, — выдал Фрэнк. — Ты как? — спросил Петя. — Ваще отлично, — запинаясь, пробормотал Фрэнк. — Лучше всех! Не могу только найти, где все? Ты видел всех? — Все разошлись уже, — соврал Петя. — Только мы с тобой остались. — Вот сволочи, — выругался Фрэнк. Он упал на задницу и закрыл лицо ладонями. — Друзья бля называются, ебать. Я только начал веселиться! — Да чё ты, и с тобой нормально повеселимся, — ответил Петя и опустился рядом с ним на колени, стараясь не попасть на куски стекла. — Выпьем? Он разлил водку по рюмкам. Чокнулся с трясущейся рукой Фрэнка и поднёс рюмку к губам. Пить, правда, не стал. После третьей Фрэнк начал вырубаться. Петя аккуратно отставил от него бутылку и рюмку и подхватил под мышками. — Пошли присядем на мягкое, а? А то чё всё на полу, неудобно же… Фрэнк сопротивляться не стал. Петя из последних сил затащил тело на кровать и попытался придать ему более-менее удобное положение. Фрэнк пробубнил что-то неразборчивое уже с закрытыми глазами. Пока Петя закрывал окно, он уснул. Петя погасил лампу и осторожно вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. Ангелина ждала его в коридоре. — Спит, — ответил Петя на её вопросительный взгляд. — Спасибо тебе огромное! Она выдохнула с облегчением. Расцепила руки и они повисли вдоль туловища. — Не знаю, что бы я без тебя делала… — Да домой бы пошла. Всё равно он рано или поздно бы отрубился. Она помрачнела. Губы поджались. — Нельзя человека в таком состоянии оставлять! — почти крикнула она. — Папу моего так оставили однажды, в деревне. Подумали, перебесится, успокоится! А он на улицу выполз и насмерть там замёрз. — Ну всё, всё, — Петя прижал Ангелину к себе и успокаивающе погладил по спине. — Всё с Фрэнком хорошо будет. Молодец, что не оставила его. Он не знал, что ей говорить. Но ей, кажется, было всё равно. Она прижалась к нему, плечи начали подрагивать, но реветь она не стала. — Давай я тебя домой провожу, — предложил Петя. — Нечего нам с тобой уже тут делать. Ангелина подняла на него взгляд и сморгнула несколько слезинок. — Спасибо, — сказала она. — Но я лучше с Фрэнком останусь. Да и выставить всех надо будет. — Ну, хочешь, я тоже останусь, помогу? Ангелина слабо улыбнулась, положила ладонь ему на затылок и поцеловала в губы. Поцелуй вышел быстрым и почти целомудренным. — Иди домой, ты и так уже много для нас сделал. Если тебе Фрэнк нужен, завтра во второй половине дня приходи, я его в чувства уже приведу. — Ну хорошо… Он оглянулся и увидел около телефона телефонную книгу и карандаш. Быстро начеркал номер Вадика и протянул книгу Ангелине. — Если нужно что будет, не стесняйся, звони. — Спасибо. Ангелина прижала к себе книгу. А потом положила ладонь Пете на щёку и ещё раз поцеловала. — Спасибо. Хороший ты. Петя почувствовал, как запылали щёки. И чего он после Нового года не взял у нее номер телефона? Они, вроде бы, друг другу нравились тогда. Может, ещё не поздно… Махнув ему на прощание, Ангелина исчезла в комнате. Петя потёр затылок и поплёлся домой. *** Он был так вымотан, что даже «привет» Вадику не смог сказать. Тот не обиделся, он был где-то далеко, в своих мыслях. — Петь, а ты когда в Дашу втюхался, ты что почувствовал? — спросил он вдруг, пока Петя раздевался и вешал одежду на спинку стула. Петя посмотрел на Вадика подозрительно. Тот сиял, словно начищенный самовар, и едва не подпрыгивал на диване, где сидел на скрещенных ногах. — Это ещё чё за вопросы? — проворчал Петя. Все его мысли были заняты Фрэнком и Ангелиной. — Да просто. Я-то в неё пацаном совсем втюхался, толком не помню. Вадик распластался на диване, подкладывая руки под голову. — Как будто земля из-под ног уходит, да? — пробормотал он мечтательно. — И резко становишься таким дураком… — Про дурака ты это хорошо подметил, — хмыкнул Петя. — Сколько тебя знаю, ты такой дурак… Он ждал, что Вадик рассердится, хотя бы в шутку. Но тот его даже не услышал. — Что опять твоя девочка-виденье такого сделала? — спросил Петя, двигая Вадика на диване. — Дышит? Вадик закинул длинные ноги ему на колени и снова вздохнул. — Не знаю. За что ни возьмись, всё хорошо. Она такая умная, столько всего знает! И понимает меня с полуслова. Петя промычал что-то для поддержания иллюзии диалога. Но мог бы этого и не делать. На него не обращали внимания. — Ты знал, что она играет на трёх инструментах? И на гитаре в том числе. Так, наверное, гордый родитель рассказывает об успехах своего ребёнка. Пете, которого и без того вся ситуация забавляла, стало до абсурдного смешно. — Она поедет в Москву учиться, — продолжал Вадик. — В Гнесинку. Петя хмыкнул и хлопнул Вадика по колену. — А ты как будешь без своей ненаглядной? Жопой торговать, чтобы к ней в гости ездить? Наконец дебильная улыбка слетела с лица Вадика. Петя почувствовал удовлетворение, а вслед за ним укор совести. Вадик посмотрел внимательно ему в глаза. Выглядел он при этом как побитая собака. Ничего не сказал. Молча встал и ушёл в ванную. Петя чуть было не бросился вслед за ним, чтобы извиниться, но его остановила мысль, поразившая, как гром среди ясного неба. Он тысячу раз видел, как Вадик злился и расстраивался, когда не получал того, чего хотел. Когда Боб ушёл, когда он ругался с Петей или Дашей, когда его предала собственная мать. Петя тысячу раз видел его страдание. Но это вот униженное выражение в его глазах было чем-то другим. «Чувством вины», — подсказывал ему внутренний голос. Петя тяжело вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Господи, этого ещё не хватало.