Однажды мир прогнётся под нас

— Куда мы едем? — бесцветно спросил Петя, глядя в окно. Даша хмуро молчала, будто была на него обижена. Наверное, правда была. Он сбежал, не попрощавшись, пропал на несколько дней, грубо обрывал все попытки с ним связаться. Должно было быть стыдно… Но не было. Какая разница? Этот этап его жизни близился к концу. Когда Вадика не будет рядом, что общего останется у него с Дашей? Да что вообще у него останется, когда Вадика не будет рядом? Он снова вернётся к тому, откуда начал. Совершенно один. Зная, что однажды всё было по-другому, только он… Просрал всё? Может, это он был виноват в том, что так случилось? Может, если бы он проявил характер и не уехал так надолго в деревню… Если бы сбежал с Вадиком подальше, едва закончил школу… Сейчас он явно видел, что и где сделал не так. В горле держался ком, который не получалось сглотнуть. Становилось тяжело дышать. Несколько часов назад он был счастлив и верил в то, что у него ещё есть шанс что-то получить в жизни. Но каким же он был дураком, чтобы в это поверить! Он никогда не получал того, что хотел. Он никогда не получал вообще ничего. Они затормозили у какой-то богом забытой гостиницы. — Говори, — скомандовала Даша. Она устроилась на стуле поудобнее и подвинула к себе стеклянную пепельницу. — Что говорить? — уточнил Петя. Он скинул кроссовки и упал на относительно чистую постель, раскидывая руки в стороны. — Где был, говори. Куда исчез. Почему Вадика посылаешь. Всё говори, всё, что накопилось. Мы с тобой никуда не торопимся. Петя вздохнул. Даша закурила. — Я не хочу говорить. — А чего хочешь? Петя поёрзал на неудобной постели, повернулся на бок, подложил руки под голову. — Честно? Ничего. Зачем чего-то хотеть, если всё равно ничего не получишь? — Ну почему же… — Даша выдохнула дым в его сторону. — Получишь пизды, если будешь себя так вести. Петя вздохнул. Закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. Но, когда он это делал, ему становилось дурно. Тоскливо до тошноты. — Какая разница? — выдавил он наконец. — Какая, к чёрту, разница, если всё кончено? Даша не ответила, только смотрела на него внимательно сквозь дым. — Вадик обиделся, что его послали? Ужас какой! А ничего, что он первый меня послал? И не просто послал, а самым подлым образом! До последнего скрывал, что собирается съебаться. Хорош друг, нечего сказать. Петя прикусил язык. Не стоило вываливать это всё на Дашу. Даже если она… — Придурок ты, — сказала Даша. Петя аж подскочил на кровати. Его бросили, а он придурок?! — Поставь себя на его место. Да он извёлся весь, не знал, как тебе сказать. Хотел вообще никуда не ехать, только чтобы тебя не расстраивать. — Ужас какой. Кто я такой, чтобы ради меня идти на такие жертвы?! В голосе было столько яда, что Петя и сам смутился. Замолчал. Даша устало вздохнула и потёрла лоб. — Иди сюда. Сядь, покури, выдохни. Петя виновато глянул на неё и не решился спорить. Переполз за стол и принял сигарету из протянутой пачки. — А теперь слушай меня и не перебивай. Даже если очень захочется выкрикнуть какую-нибудь гадость. Только если я спрошу, тогда отвечай. Понял? Петя кивнул, пряча взгляд. Он чувствовал себя троечником накануне родительского собрания. Вот сейчас придёт мама и пройдётся по нему ремнём за все прегрешения. Но Даша не собиралась его ругать. Она откинулась на спинку стула, посмотрела на Петю из-под опущенных ресниц. — Встречал его мамашу и горе-отчима? — спросила она. Петя кивнул, сглотнув вязкую горькую слюну. — Мамашу. Про отчима только слышал. — Что бы он тебе ни рассказывал, всё было ещё хуже. Пьянки, побои, голодом его тоже морили. Это то, что он говорил. Но ты ведь знаешь Вадика… Если он рассказал такое, о чём же он промолчал? Петя закусил губу. Нет, он не мог представить, что могло быть хуже. Или мог, но не хотел? Даша замолчала вдруг, прокручивая между пальцами сигарету. Пальцы нервно забарабанили по столу. — Ты не видел, каким он был раньше, — сказала Даша холодно. Она по-прежнему на него не смотрела. — Никто в него не верил. И он сам в себя не верил. Был маленьким, злым, обидчивым и очень мстительным. Она невесело усмехнулась. — Ты меня знаешь, я тоже за языком не слежу. Я думаю, он до сих пор не простил меня за то, что я ему наговорила в нашу первую ссору. Она смяла окурок в пепельнице и обняла себя за плечи. — Можешь спросить, — разрешила Даша, встретившись с ним взглядом. — Что ты ему наговорила? Даша резко выдохнула. Брови сдвинулись к переносице. — Я сказала, что никто и никогда его не полюбит с его поганым характером. Петя округлил глаза. Он почувствовал тяжесть, будто из груди выбили весь воздух. Сказать такое! Вадику! — Я извинилась, — продолжала Даша. — Но я знаю, что он до сих пор это помнит. Думает об этом, когда смотрит на меня… После этого он начал пытаться задеть меня побольнее. Сам того не желая, конечно же. Но… Она закрыла рот ладонью и несколько мгновений просидела так. Наконец взяла себя в руки и продолжила. — Из-за этого у нас с ним ничего не получилось. Да и не могло получиться. Он мне доверял, насколько мог. Много рассказывал о своём прошлом, и — ни слова о будущем. Понимаешь, не только не строил совместных планов, но и о себе никогда не говорил. Петя нахмурился. С ним Вадик всегда строил планы. Пусть и не всегда реалистичные. — Знаю, о чём ты думаешь, — криво ухмыльнулась Даша. — Это началось, как только ты появился. «Мы с Петей вытащим Бобика». «Мы с Петей наебём Жирного». «Мы с Петей сколотим рок-группу, разбогатеем и свалим туда, где текут реки пива и вобла растёт прямо на деревьях». Петя усмехнулся и покачал головой. Это уже больше было похоже на его Вадика. — Ты каким-то образом сумел доказать ему, что я была не права. Ты в него поверил. А… С Варей он начинает верить сам в себя. При звуке набившего оскомину имени Петя уже было взвился, но Даша протянула руку через стол и накрыла его ладонь, легко погладила. — Тихо ты. Я не знаю, почему так происходит. И не знаю, почему именно она. Так же, как не знала, почему именно ты. Но он начал строить планы на жизнь. Реалистичные планы. Он начал говорить о том, чего хочет, и даже нашёл способ идти к своим целям. И какая разница, нравится тебе Варя или нет? Какая разница, что он в ней нашёл? — Дело не в ней, а в Вадике, — отозвался Петя. Он перевернул руку и сжал Дашины пальцы. — Вот именно. Ему хорошо. — Почему ты так спокойно к этому относишься? Совсем недавно ты едва не сожрала Машу, которой Вадик, в принципе, и не был нужен никогда. Даша вспыхнула и убрала руку. — Вечно мне будешь это припоминать? — процедила она уже совсем другим тоном. — Иногда я делаю что-то не подумав. И мы уже обсуждали с тобой это! Я была не права, и я это признаю. Господи, да когда я услышала про новую любовь всей жизни, я рассмеялась прямо в трубку и мы с Вадиком опять поцапались. Даша надула губы. — А потом, я стала замечать, как он меняется на глазах. И, когда увидела эту чудо-девочку воочию… Не знаю, Петь. Они друг на друга смотрят, как какие-нибудь грёбаные принц с принцессой из мультика. И только когда ты начал говниться, Вадик помрачнел. — А! — Петя сложил руки на груди. — Мы перешли к той части, где я во всём виноват? — Началось. Никто тебя ни в чём не винит. Просто… Вадик не хочет с тобой ругаться. Но ты не можешь принять его решение, и… Он не знает, что делать. Петь, он готов никуда не ехать, только чтобы не делать тебе больно. — Пусть едет, — промямлил Петя срывающимся голосом. — Я большой мальчик, я переживу. Если ему так будет… будет лучше, то пусть едет. Он чувствовал, как защипало глаза. Но почему-то нельзя было показывать Даше слёзы. Петя вскочил со стула и бросился на кровать, зарываясь лицом в подушку. — Я очень устал, — пробормотал он. — Пусть Вадик едет. Я не держу его, никогда не держал. И я не обижаюсь. Пусть едет. Даша тяжело вздохнула. — Надеюсь, они хоть постельное бельё меняют после постояльцев, — прошептала она. Кровать прогнулась под её весом. На плечо Пети легла теплая ладонь. — Не надо… — Вяло попытался он. Но Даша не отреагировала. Только прижалась ближе. Поцеловала в шею. — Я знаю, что тебе больно. Мне тоже больно. Он уезжает и от меня тоже. И я люблю его не меньше, чем ты, хоть это и не может быть измерено… Но разве мы когда-нибудь простим себя, если заставим его остаться? Она была права. Тысячу раз права. Петя не знал, что ей возразить. Да и не хотел. Подушка пропитывалась его слезами. — Тебе в любом случае будет больно. Единственное, что ты можешь сделать, это облегчить этот шаг для Вадика. — Я знаю, что это эгоистично… Но что будет со мной? — спросил он наконец. — С тобой всё будет в порядке. Дашина ладонь проскользила вдоль его руки. Пальцы сплелись. — Я останусь один. Без Вадика я никому не буду нужен. — Мне нужен, — просто сказала Даша. Петя притянул Дашину ладонь к своей груди. Туда, где билось сердце. — Всегда есть кто-то ещё. Или будет кто-то ещё. Это не конец света. — Это другое. Ни с кем никогда не будет так, как с Вадиком. Никто не сможет настолько меня понять. — Может быть. А, может и нет. Ты слишком мал ещё, чтобы загадывать на всю оставшуюся жизнь. И почему обязательно должно быть именно так? Каждый человек занимает своё место в твоей жизни. И Вадик со своего никуда не денется, уедь он хоть на Камчатку. — Легче от этого не становится. Даша снова его поцеловала и прошептала: — Всё отболит. Хочешь, я тебе спою? Вадик пел мне, когда я… Когда я чувствовала себя не в своей тарелке. — Спой, — попросил Петя. Даша помолчала несколько секунд, очевидно, вспоминая слова. — Всё отболит, и мудрый говорит: «Каждый костер когда-то догорит. Ветер золу развеет без следа». Петя улыбнулся сквозь слёзы. Даша пела негромко, почти шёпотом. От её дыхания по коже бежали мурашки. — Но до тех пор, пока огонь горит, Каждый его по-своему хранит, Если беда, и если холода… Убаюканный её пением, Петя погрузился в лёгкий сон, больше похожий на транс. Проснулся он, когда его легко потрясли за плечо. — Готов возвращаться? Он никогда не будет к этому готов… Но откладывать дальше было нельзя. *** Вадик набросился на него прямо в прихожей. Сгрёб в охапку, прижал к себе так крепко, что вышиб воздух из груди. Даша, маячившая у Пети за спиной, сказала: — Ладно, разбирайтесь теперь сами. И её каблуки зацокали по полу в направлении лифта. — Спасибо! — сказал ей Вадик вслед, но Даша не ответила. Как только двери лифта закрылись, оставляя Вадика и Петю наедине, вся решимость и силы тут же покинули последнего. Он вцепился в майку друга, спрятал лицо у него на плече и крепко зажмурился, чтобы не заплакать. — Петь, я тут подумал… Да хрен с ней, с этой Москвой. Что я, тут работы не найду? — Даже не думай! — воскликнул Петя, отстраняясь. Он дёрнул Вадика за майку и повторил: — Даже не думай. Слёзы отменились. Вместо них Петя почувствовал подступающую к горлу тошноту. — Я… Я задолжал тебе извинения. *** Никогда в жизни ещё слова так сильно не застревали в глотке. Пете казалось, что каждым словом он подписывает себе смертный приговор. Но, одновременно, только так и было правильно. Вадик молчал, давал ему высказаться и даже не смотрел на него. Всё ещё чувствовал себя виноватым. И это нельзя было так оставлять. — С нами всё будет в порядке, — сказал Петя. — Поедешь туда, устроишься. Я помотаюсь год здесь, подготовлюсь к экзаменам, а в следующем году — глядишь, поступлю в Москву учиться. А что? Ты только не смейся. Я же не дурак какой-нибудь… Что меня, в МГУ не возьмут? Он знал, что несёт чушь. Кто его — без денег и связей — возьмёт в МГУ? Да и он не семи пядей во лбу, чтобы взять и поступить туда просто так. Но сейчас ни ему, ни Вадику не нужно было об этом думать. — А там и группу сколотим. В Москве-то с этим проще. — Тебе в Москве не нравится. Ты был там с родителями. Там слишком много людей. — Да я ж мелким совсем был. Мы там были… Ещё в Советском Союзе! Ещё до распада и инфляции… До «шоковой терапии». До ваучеров этих сраных. До танков у Дома Советов. Петя покачал головой. — До того, как моей семьи не стало. И моей страны не стало. Может быть, теперь там всё по-другому. Должно быть всё по-другому. — И ты приедешь ко мне, чтобы это выяснить? Через год. — Через год приеду, — сказал Петя. Прекрасно понимая, чего стоит его обещание. — Почему ты передумал? Петя прикусил губу. — Потому что так лучше. Для всех. *** Они курили, пили чай и разговаривали, пока глаза не начали слипаться. Было уже давно за полночь, когда они переползли в зал. Петя разложил диван, пока Вадик искал в шкафу с кассетами, что им посмотреть. А когда легли и выключили свет, веки сразу стали тяжёлыми. Петя ещё не совсем спал, когда Вадик выключил звук на телевизоре и склонился, проведя пальцами по Петиной руке. — Не плачь… — проговорил он тихо, с придыханием. — Ещё одна осталась ночь у нас с тобой. Ещё один раз прошепчу тебе: «Ты мой». Петя чувствовал, как вздымается грудь Вадика у его спины. Слышал над ухом глубокий, тихий голос. Сквозь дремоту различал слова песни. Не плачь, Так получилось, что судьба нам не дала С тобой быть вместе, где же раньше я была… Так поздно встретила тебя, но в этот миг Я знаю, что теперь твоя, и только крик Сдержу я завтра, а сейчас побудь со мной в последний раз, В последний раз. Ему снился белоснежный песок, омываемый волнами. И Вадик. Вадик, который шёл навстречу волнам. И всё отдалялся от него с каждой секундой. Пойми, Теперь не думать не смогу я о тебе. Сама не знаю, как позволила себе, Чтоб ты любовь мою забрал в тот час, когда Тебя увидела и прошептала: «Да», Но ты пойми, пойми меня, Ведь знаешь, как люблю тебя, Люблю тебя. Но вместо того, чтобы бежать за ним, Петя остался на месте и просто наблюдал за тем, как силуэт Вадика исчезает в море. Петино время ещё не пришло. Так знай, Тебя везде я отыщу, где б ни был ты. Я испишу тебе стихами все листы. И если встречу я тебя среди толпы, Ты не свернешь уже тогда с моей тропы, Я украду тебя от всех И будешь мой тогда навек, Ты мой навек. Его щеки коснулись горячие сухие губы. На мгновение Пете показалось, что ему на скулу капнула слеза. Но это мог быть всего лишь сон. *** Петя проснулся раньше. Он осторожно высвободился из-под руки Вадика и встал, поправляя одежду. — Опять сбегаешь? — услышал он охрипший голос. Вадик неуклюже перевернулся на спину и теперь сонно моргал, пытаясь окончательно разлепить глаза. — Я вернусь, — пообещал Петя. — Нам с тобой ещё нужно написать песню. До того, как ты уедешь. Не в силах сдержаться, Петя снова заполз на диван и навис над Вадиком. Прижался лбом к его лбу и прикрыл глаза. — Я не сбегаю. Но мне нужно ещё кое-что исправить. — Помириться с матерью? — догадался Вадик. Опустил ладонь ему на затылок. Легко коснулся губ. — Давно пора. — Знаю. Но только сейчас я к этому на самом деле готов. Вадик наконец распахнул глаза и несколько мгновений молча смотрел на него. Улыбнулся. Погладил большим пальцем его скулу. — Как ты вырос, Паучок. Эта незамысловатая ласка и эти слова лишили Петю остатков выдержки. Он рухнул на Вадика, выбивая из того резкий выдох. Уткнулся лицом ему в грудь и просто лежал так, собираясь силами. Вадик гладил его по голове, пропуская волосы между пальцами. И что-то мурлыкал себе под нос, вибрации отдавались у Пети в груди. — Передавай тёть Маше привет, — сказал Вадик, провожая Петю за дверь. Тот кивнул и побежал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. *** Он не знал, что скажет матери. Честно говоря, пока он шёл, он несколько раз успел передумать возвращаться. Трусил. О, как он трусил. Перед дверью он замер, не зная, лучше ли открыть её своими ключами или позвонить, чтобы не пугать мать. Но, пока он думал, на этаж приехал лифт, и она вышла с пакетом и ключами в руках. Она замерла. На мгновение Пете показалось, что что-то произойдёт. Может, она развернётся и уедет. Может, бросится к нему. Но она только нахмурилась, потеснила его плечом и открыла дверь. — Ключи потерял? — буркнула она, не глядя. Петя подождал, пока она зайдёт и разуется. Проследовал за ней, закрываясь. Молчание становилось неудобным. Наверное, нужно было начать с извинений. Но в горле пересохло. Петя вдруг понял, что и не чувствует себя виноватым. Но он мог… Притвориться? — Мам, я был не прав… — Меня с работы уволили. Они сказали это одновременно. Петя вскинул голову, удивлённо глядя на мать. Она была трезвой. И в своём уме. И дом не был засран, и бутылок вроде не было. Почему-то ему всегда казалось, что работа — это единственное, из-за чего она ещё остаётся человеком. И, когда её уволят… — К-как? З-за что? — пробубнил он, облизывая губы. Мама качнула головой в сторону кухни и пошла туда первая. Налила в чайник воды из-под крана. — Не по моей вине. Денег нет, чтобы мне платить. Мне просто сказали, что я тут больше не работаю… Дня три назад. Зарплату за прошлый месяц так и не дали. Сказали, потом дадут. Она кивнула на пакет. — Капусты купила. В морозилке остались кости, сварим на них щи. Петя пошарил по карманам. — У меня есть деньги. Я в магазин схожу. — Бандитские? Мама повернулась к нему с чайником в руках. Петя увидел, как руки её дрожат и вода переливается через носик на линолеум. — Других нет. Надо же что-то есть. Где теперь работу искать будешь? — Подруга обещала помочь. Мама вздохнула и села, спрятала лицо в ладонях. — Есть одно место. Платят копейки, но вроде как надёжные копейки. — Это лучше, чем ничего. — И я так думаю. А деньги оставь. Пока щи поедим. Вдруг потом понадобятся. — Потом ещё будут, — пообещал Петя. — И опять бандитские? Они молчали. Чайник закипал на плите. Петя чувствовал, что его тошнит. Не должно было быть так… А почему и как должно было быть — он не понимал. — Я плохая мать. И я не имею права указывать тебе, что делать… Не после всего, что ты от меня натерпелся. Но я прошу тебя, умоляю… Брось ты это дело. Я не хочу хоронить ещё и тебя. У меня больше никого нет в жизни. Да, подумал Петя, плохая. Но всё-таки мать. Которая, пусть и по-своему, но переживала и заботилась. И, может быть, даже любила. — Брошу, — пообещал он, пряча взгляд. Он и сам понимал, что так будет правильно. Особенно, когда рядом не будет Вадика, чтобы ему помогать. Но пока не имел ни малейшего представления, как это сделать. Он положил деньги на стол и придвинул матери. — Заплати за квартиру. Поедим щи. У меня ещё деньги есть, какое-то время протянем. Я тоже буду искать работу. Проживём. Мама накрыла деньги рукой. И вдруг всхлипнула. Петя увидел, как из её глаз брызнули слёзы. Он потянулся и накрыл её ладонь своей. — Ничего, мам. Ничего. Всё будет хорошо. — Это я должна тебе это говорить… — пробормотала она сквозь слёзы. Петя поднялся, обогнул стол и обнял её. — Ты такой большой… Такой… Такой самостоятельный. Зачем ты вернулся? Я тебе не нужна… Я никогда тебе не была нужна… Впервые в жизни Пете стало её по-настоящему жалко. — Нужна, — сказал он. И пускай в тот момент Петя в это не верил… Через много лет он поймёт, что это было правдой. *** Следующие несколько дней прошли почти спокойно. Петя заново привыкал к жизни дома — к сварливой кошке, протекающему крану и, ради разнообразия, трезвой матери. Кран он в конце концов починил, откопав на антресоли отцовские инструменты. И, вроде бы, в этом не было ничего сложного. Но впервые в жизни он почувствовал, что теперь это его ответственность. И мать — тоже его ответственность. Раз уж она не могла позаботиться ни о нём, ни о себе… Придётся Пете заботиться об обоих. Он даже относиться к ней стал по-другому. Больше не чувствовал раздражение после каждого разговора с ней. Нет, его всё ещё злило, что это он теперь должен был быть взрослым, придумывать, как им дальше жить и принимать решения. Но он старался гнать от себя эти мысли. Он подумает об этом в более спокойные времена. Они ведь обязательно наступят? Он каждый день созванивался с Вадиком. И несколько раз его навещал. Но с каждым разом их встречи длились всё меньше и меньше. А в разговорах сквозил холодок. Может быть, это и не было чем-то плохим. В конце концов, они уже давно умели читать друг друга. По лицам, по жестам, по позам. Им не нужны были слова, чтобы понимать, что происходило. Нужно было отдалиться друг от друга, чтобы пережить разлуку. И ради этого приходилось жертвовать тем коротким временем вместе, что у них осталось. Но подавлять всё это в себе было тяжело… И Петя нашёл выход. Сел однажды за кухонный стол, положил перед собой зелёную тетрадку в клетку, оставшуюся ещё со школы. И записал по памяти все стихи, что писал для Вадика и о Вадике. Добавил несколько новых, пока «рифма шла». Он работал почти весь день, прерываясь только на обед и покурить. Мама несколько раз заинтересованно заглядывала ему через плечо, но так ни о чём и не спросила. Когда с этим было покончено, Петя подписал на первой странице «Тебе — мой первый друг, мой друг бесценный». Это было его прощанием. И, в связи с этим, возникала проблема. Вадик ещё не понимал или не хотел понимать, что это прощание навсегда. Петя долго думал о том, как передать Вадику тетрадь в нужный момент. Может, дождаться, когда тот устроится в Москве, и выслать почтой? А что, если не дойдёт… Нет уж. Вариант, на самом деле, был только один. И Пете пришлось пересилить себя. Варин номер телефона он нашёл в старой записной книжке. Ему повезло. Номер не сменился за столько лет. Вдвойне повезло в том, что Варя подошла к телефону сама. И втройне — в том, что она, выслушав его невнятные объяснения, согласилась встретиться. И вот Петя мчался к Вариному дому, прижимая к груди тонкую тетрадку, в которой сохранил и обессмертил всё, что когда-либо связывало их с Вадиком. — Отдай ему, если… Когда он снова возьмётся за гитару, — попросил Петя. Варя терпеливо протянула руку. — Он поймёт от кого. Можешь даже не говорить. Варя кивнула. И всё ещё ждала. В конце концов, это становилось некрасиво. И Петя сунул тетрадку в протянутую ладонь. — Варь, только… — Петя вздохнул. — Он, наверное, не сможет толком прочитать. Он тебе не говорил, но у него небольшие проблемы с чтением. Понимаешь, просто… — Он мне рассказал, — тоненько проговорила Варя и зарделась. — Я помогу. Тогда и рухнули последние надежды на то, что чудо произойдёт и всё станет, как раньше. И пришло пугающее осознание: у его самого близкого человека теперь есть кто-то гораздо ближе, чем он сам. И та тоска, что отступила ненадолго после разговора с Дашей и проблем с мамой, вдруг накинулась на него с новыми силами. А потом стало не до грусти. *** Дашин звонок разбудил его с самого утра. Мама проснулась первой и подошла к телефону. — Петь, тебя. Девушка какая-то. Не Маша, вроде… — пробормотала мама сонным голосом. Петя вскочил с кресла так резко, что в глазах стало темно. Помимо Маши звонить могла только Даша. А если Даша звонит в такой час… Петя прижал трубку к уху и пару минут слышал бессвязную на грани истерики речь Даши. И сон потихоньку слетал. Отец решил разобраться с Фрэнком. Дашин голос доносился до него, будто записанный на плёнку. Которая бесконечно проигрывалась в голове, когда он спешно влезал в джинсы и кроссовки. Когда летел по направлению к знакомому дому. Когда барабанил в дверь изо всех сил, молясь, чтобы не было слишком поздно. Ему открыла Ангелина. Петя уставился на её голые ноги и почему-то явственно вспомнил тот вечер, когда они… — Петя? Что случилось? — Уходи, — проговорил Петя, тщетно пытаясь отдышаться. — Ангел, ради бога… Послушай меня хоть раз в жизни и уходи прямо сейчас. Где твоя одежда? Он протиснулся мимо неё и закрыл за собой дверь. Очевидно, он успел сюда раньше. — Фрэнк! — крикнул он. — Свинья ты упоротая, просыпайся! Ангелина бросилась за ним, когда Петя прошёл в комнату Фрэнка. Тот ожидаемо валялся в постели, отходил после вчерашнего веселья — не иначе. Ангелина вцепилась в Петино плечо и дёрнула на себя. — А ну объясни, что происходит! — скомандовала она. Такая бойкая и серьёзная. Готовая защищать своего любимого до последней капли крови. И как же её спасти? Как выгнать? Разве остановится Аякс перед тем, чтобы навредить девчонке? Даже перед тем, чтобы убить её. — Ангел. Не лезь. Это не твоего ума дела, — раздельно проговорил он, глядя в удивлённо распахнутые глаза. Было неприятно ей грубить. Но одна только мысль о том, как эти красивые глаза остекленеют… — Вали отсюда к чёрту. У меня дела с Фрэнком. Можешь вернуться завтра, если так хочется. Однако, никакая сила на земле не могла бы разлучить её с Фрэнком… Кроме него самого. К счастью, возня и крики разбудили Его Высочество. Он разлепил веки и сел на кровати, потирая опухшее лицо. — Чё происходит? — пробубнил он. — Дело. Скажи ей, чтобы ушла. Петя посмотрел на него пронзительно. Надеясь, что Фрэнк сможет понять, что тот имеет в виду. Фрэнк то ли понял, то ли спросонья был удивительно податлив. — Пошла отсюда, — проворчал он, делая соответствующий жест. — Ты мне сегодня не нужна. Ангелина замерла, глядя на него полными слёз глазами. Быстро собрала вещи и вышла из комнаты. Петя подумал о том, что, когда всё это закончится, стоит снова попробовать увести её отсюда. Но это потом. Если он переживёт сегодняшний день. Когда захлопнулась входная дверь, Петя сказал проснувшемуся Фрэнку: — Тебе тоже надо уходить. Жирный идёт по твою душу. Фрэнк вдруг откинулся обратно на подушку и от души рассмеялся. — Девочка, девочка, гроб на колёсиках ищет твой дом! — процедил он сквозь смех. — Ты из-за этого на Ангела наорал? Наконец он успокоился и снова сел на кровати, спустил ноги, нашарил тапочки. — А она ведь почти готова убежать от меня к тебе. Ты для неё какой-то рыцарь на белом коне, не иначе. — Не об Ангелине сейчас речь. Жирный хочет тебя прикончить. Тебя это ни капли не волнует? — спросил Петя, собирая остатки самообладания. Ответить Фрэнк не успел. В дверь забарабанили. Петя побелел. Колени затряслись. Он глянул на Фрэнка, который тоже знатно струхнул. И на цыпочках вышел в коридор. Стук не прекращался. Кто бы ни был за дверью, он явно не собирался сдаваться. И не беспокоился о том, что перебудит всю лестничную площадку. В конце концов, что значит пара лишних свидетелей для такого, как Жирный? Только сейчас Петя начал осознавать, во что ввязался тогда, почти год назад, когда согласился подсобить Веному в «лёгком дельце». Петя прислонился к глазку. И выдохнул с облегчением. За дверью стоял Вадик. Сейчас он зайдёт и скажет, что Петя всё не так понял. И что всё в порядке… Петя провернул замок и вдруг отлетел вместе с дверью в сторону. — Так, так, что это у нас тут… Вместо Вадика в коридор протиснулся Аякс. — О, Паучок. Как знал, что ты тут будешь. Привёл тебе твоего голубка, чтобы ты не скучал. Он грубо схватил Вадика за шкирку и закинул внутрь, захлопнул дверь. — В-вадик?.. — Ты какого хрена сюда попёрся? — рявкнул тот, высвобождаясь из хватки Аякса. — Фрэнк, он… — Задолжал боссу хороший отсос, — закончил за него Аякс, проходя внутрь. — Он тут? А его дырка? Хорошенькая, ничего не скажешь. Слыхал, даже ты не устоял. Он остановился перед дверью в комнату. И глянул на Петю и Вадика. — Туда, живо, — Аякс кивнул в сторону распахнутой двери в зал. — И если хоть звук услышу, вы оба покойники. И он недвусмысленно поднял полу рубашки, демонстрируя пистолет в кобуре. Петя схватил Вадика за рукав и потянул в зал. — И что теперь делать? — взвизгнул Петя. Он видел, как Аякс вышибает дверь в комнату Фрэнка с ноги. — А я откуда знаю? Какого хрена ты сюда припёрся? Кретин. — Потому что он прикончит Фрэнка! — А теперь он и нас прикончит вместе с ним! — Вадик толкнул его в грудь, заставляя отступить от двери на несколько шагов. — А ты-то зачем припёрся? — спросил Петя, уперев руки в боки. — Какой же ты придурок, — выдохнул Вадик. — Угадай с трёх раз. Петя спрятал лицо в ладонях и тяжело вздохнул. Какая теперь разница, кто придурок и кто с какой целью сюда пришёл. Хотя бы Ангелину удалось прогнать. Сейчас Петя понимал, что, возможно, не прибежал бы ради одного только Фрэнка. Хотя и тот, каким дураком и козлом бы ни был, не заслуживал пасть от руки карманного зэка Жирного за какие-то несуществующие грехи. В соседней комнате явно слышалась перебранка. Петя попытался разобрать, что говорили, но слышал только периодически вырывавшиеся матерные слова. Выстрелов не было. И то было уже хорошо. Их было трое. А Аякс один. Хоть и с пистолетом. Они могли его одолеть… Могли же? Развить мысль Петя не успел. Дверь скрипнула. И, набирая скорость, в комнату влетел Фрэнк. Он пропахал носом пол и застонал. Кровь брызнула из разбитого носа. — Я подумал, раз уж вы, ребята, тоже тут, и вы посмотрите, что у Фрэнка в голове. Да, Фрэнк? Покажем твоим друзьям содержимое твоей тупой башки? Аякс вошёл следом, держа пистолет наизготовку. — Пошёл ты, — проревел Фрэнк, отплёвываясь от крови. — Кто бы знал, как вы, пидоры малолетние, меня заебали. Утопить вас всех, как сраных кутят, — процедил Аякс. И, впервые за всё то время, что Петя его знал, он говорил спокойно, без злости. Вадик, мягко ступая, попытался отгородить Петю от происходящего, закрыв собой. Но Аякс быстро среагировал и перевёл пистолет на Петю. — А, Паучок и Дохлый. Так трогательно пытаетесь спасти друг друга из жопы. А на деле — только топите друг друга в говне. Ты знал, Дохлый, что Паучок продал Жирному свою жопу, чтобы тот только с тебя слез? А ты, Паучок, знал, что Дохлый готов был сесть, лишь бы отмазать тебя ото всей этой истории с Фрэнком? А? Клоуны. Петя похолодел. Значит, не только он подставлялся ради Вадика и ничего ему об этом не говорил? Вадик тоже пытался подставиться ради него. Подставляется. Прямо сейчас, оттеснив его плечом. Вставая под дуло вместо него. Два идиота. Вот кто они такие. Хлопнула входная дверь, будто кто-то её выбил. Аякс закатил глаза и отступил обратно в коридор, чтобы поприветствовать новых гостей. — А. Только вас и ждали, — он перевёл пистолет в коридор. — Проходите, проходите. Сейчас начнётся самое интересное. — Я его отвлекаю, — прохрипел Фрэнк вполголоса. — А вы отбираете пистолет. Но Петя застыл, не в силах пошевелиться. Он вдруг понял, кто эти вновь прибывшие. И его опасения подтвердились, когда он услышал голос Влада. Вадик напрягся. Петя видел, как вздулась венка у него на лбу. Дело и так было дрянь. А теперь оно стало ещё хуже. — Это так теперь встречают гостей? — усмехнулся Влад, заходя в зал. Даша держалась за ним, надёжно закрытая от прицела Аякса. — Дарья Вильгельмовна! — Аякс шутливо поклонился. — Пришли лично проконтролировать воспитательный процесс? Петя пересёкся взглядом с Дашей. Ещё одна в их безумной компании жертвенных идиотов. Фрэнк в это время поднялся на ноги и пытался жестами что-то сказать Пете и Вадику. — Фёдор! Прекрати всё это немедленно! — строго сказала Даша. Но Петя слышал, как дрожит её голос. И Аякс, наверное, тоже слышал. Поэтому даже не думал ничего прекращать. — Задание есть задание, Дарья Вильгельмовна. По всем вопросам — к Вашему папеньке. — Хотя бы Петю с Вадиком отпусти. Это их не касается. — Ещё как касается. Насколько мне известно, именно Пете было поручено контролировать Фрэнка. А Вадик привёл его в дело и за него отвечает. Аякс задумался на секунду. Таким — холодным, чётким и расчётливым, он пугал ещё сильнее, чем когда обзывал, угрожал и обещал выебать. Он не злился. Он делал то, что ему поручили, и получал от этого удовольствие. — Босс ничего не говорил об этих двоих, Дарья Вильгельмовна. Но босс ведь и не всё знает, так ведь? Например, о юной любви на троих, которая всех вас связывает. Я ведь прав? Маска надменности тут же слетела с Даши. Глаза округлились. Даша вцепилась в плечо телохранителя и побелевшими губами пробормотала: — Влад, сделай что… Аякс усмехнулся. Но Влад не шелохнулся. Он крепко стоял на ногах, отгораживая Дашу от Аякса. И, пока ей ничего не угрожало, не собирался сдвигаться ни на миллиметр. — Не переживайте. Я ему ничего не скажу, если Вы ничего не скажете. Он подмигнул Даше и повернулся к Фрэнку, Вадику и Пете. — Тебя, Паучок, я, пожалуй оставлю на последок. Ты самый языкастый. Будешь меня развлекать. Он указал пистолетом на Петю. Фрэнк напрягся, готовясь прыгнуть. Петя прикрыл глаза, тяжело вздохнув. Вслепую он нашёл ладонь Вадика и крепко сжал. А потом будто включилась замедленная съёмка. Петя тяжело разлепил веки, только чтобы увидеть перепуганные Дашины глаза в тот момент, когда палец Аякса ложился на курок. Она бросилась из-за плеча Влада — тот не успел даже понять, что происходит. Разогнавшись, Даша врезалась в Аякса. Рука, сжимавшая пистолет, уехала в сторону от цели. Послышался оглушающий грохот. И, будто ударная волна откинула Петю назад. Он оступился, но удержал равновесие. Успел открыть рот, чтобы крикнуть, когда Аякс, размахнувшись, врезал Даше по лицу, откидывая её от себя. — Избалованная сука! — крикнул он, поворачиваясь к ней с пистолетом. В этот момент комнату снова сотряс грохот. Аякс отшатнулся и вдруг рухнул, как подкошенный. Пистолет вылетел из его руки и улетел в коридор. Петя почувствовал резь в животе. А потом вдруг стало тепло, даже горячо. Влад стоял над трупом Аякса со своим пистолетом. Убедившись, что тот больше не встанет, он убрал ствол и бросился к Даше. — Ты чего творишь! Сумасшедшая идиотка, он мог тебя убить! Он поставил Дашу на ноги и попытался осмотреть её лицо. Но она вырвалась и бросилась к Пете и Вадику. — Ребята! Она вдруг остановилась, как вкопанная. Побелела. Из разбитой губы у неё сочилась кровь. Петя хотел шагнуть к ней, чтобы вытереть кровь. Но ноги будто онемели и не желали слушаться. Да и живот… Петя прижал руку. И вдруг отдёрнул, почувствовав на футболке что-то влажное. Неужели так сильно вспотел? — Ох, Петя… — пробормотала Даша, оседая на пол. — Петя… Петя почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он упал на колени вслед за Дашей. Что-то горячее и влажное выходило из него толчками. Он опустил взгляд. Горячее, влажное и красное. Перед ним вдруг возник Вадик — такой же белый и напуганный, как и Даша. — Бля, бля, бля… — бормотал он. — Петя, не шевелись, сейчас мы… Сейчас я… Первым себя в руки взял Влад. Он отпихнул Вадика и опустился на колени перед Петей. Стянул с себя олимпийку и всунул ему в руку. Заставил прижать к животу. — Держи крепко, изо всех сил. Сука, менты наверняка уже едут… Дохлый, слушай меня внимательно! Вам всем нужно отсюда съёбываться. Аякс сказал, что Жирный на всех на вас точит зуб. Он говорил ещё что-то. Но всё это тонуло в невыносимом жаре, который исходил из Пети, пропитывал зажатую в кулаке олимпийку, обжигал ноги… До Пети долетали только отдельные фразы. «Уводите», «скорая», «труп», «менты»… — Как только Петю зашьют, валите из города. «Зашьют?» Даша всё ещё стояла на коленях и плакала, протягивая к нему руки. Почему она плачет? Он был в порядке, только это жжение, будто прислонился к очень горячей батарее. Да и кровь не сулила ничего хорошего… Но он был в порядке! И как раз открыл рот, чтобы это сказать, но с губ сорвался только мучительный стон. Этот стон будто оказался сигналом к действию. Вадик поднырнул и закинул его руку себе на плечо. Через мгновение Петя почувствовал, что его поднимают на ноги. Худо-бедно он смог встать. Волна невыносимой боли прокатилась по телу, и Петя едва не отключился. Он даже представить себе не мог, что бывает так больно! Его будто разрывали изнутри. Это длилось вечность… А потом, через несколько мгновений, сквозь боль пробился голос Вадика. — Извини, извини, Паучок… Всё хорошо, давай, пойдём, нам нужно уходить отсюда. Можешь идти? С другой стороны его подпёрло другое крепкое плечо. Фрэнк и Вадик потащили его куда-то. Вадик прижимал олимпийку к его животу. — К-куда м-мы? — пробормотал Петя. Отголоски боли ещё блуждали по его телу, но было терпимо. Но теперь горячо было не только в районе живота, он чувствовал этот белый жар повсюду. — Тут недалеко. Всё будет хорошо. Не разговаривай. И не отключайся, хорошо? — Это из-за тебя! — услышал Петя крик за спиной. Он не смог обернуться, но и так знал, что это кричал Влад. — Я человека из-за тебя убил! Ты довольна? Ты этого хотела? А если бы я не успел?! Если бы это ты валялась тут с пулей в башке? Ты головой хоть когда-нибудь думаешь? А Даша только причитала: — Петя… Петя… — Выберемся отсюда, а потом рванём куда-нибудь… — Вадик перебил Дашины всхлипы. — В наше место! Помнишь, а? Реки с пивом и вобла на деревьях. И там всегда будет тепло… Петя закрыл глаза. Всё равно он ничего перед собой больше не различал. И ему уже было тепло. Он пытался представить себе это волшебное место, пытался сосредоточиться на успокаивающем голосе Вадика, но постепенно всё это от него ускользало. А жар, пробирающий до самых внутренностей, вдруг менялся. И перед глазами появлялось окно в его комнате в деревне. С белыми занавесками. А шум в ушах превращался в потрескивание и шипение — это он поставил дедушкину пластинку на «радиоле». Бабушка на кухне готовит ужин, мирно постукивает посудой. Кошки лениво разлеглись в тени на крыльце. Уж сколько их упало в эту бездну, Разверстую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли. Однажды бабушка умрёт. И кошки умрут. И Петя тоже… Петя тоже когда-нибудь умрёт. И не будет ни «радиолы», ни деревни, ни ужинов. Однажды ничего не будет напоминать о том, что жил на свете простой советский школьник, пионер Петя Паркин. И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет все — как будто бы под небом И не было меня! И никто не будет говорить о нём, как не говорят о папе. Будто он не заслуживал того, чтобы его вспоминали и любили. Будто любви заслуживали только живые… И, когда последняя капля жизни покинет Петю, когда он навсегда закроет глаза, кто будет вспоминать его? За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… — Послушайте! Еще меня любите За то, что я умру… А шипение пластинки и занавески всё отдалялись, пока совсем не исчезли в белом мареве. К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?! Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви.