За любовь к Камелоту

Alle røde (дат.)

      А это история о том, как надоедливый совершеннолетний мальчик ездил и ездил через лес в этой своей красной курточке на своём облезлом гремучем велосипеде, чем очень раздражал пожилого Волка, который жил себе уединенно, никого не трогал, даже птицу свою разводил, чтобы не ходить до деревни за лесом. Но нет, человеческий половозрелый детёныш повадился срезать дорогу через лес, и очень этим раздражал пожилого Волка.       Когда гремучий велик в очередной раз потревожил волчьих птиц (кур, индюшек, гусей, цесарок, куропаток, перепелок и пару фазанов), Волк решился на крайние меры.       Он аккуратно причесал свою человечью шкуру, тщательно побрил её челюсти, почистил щеткой шкуру для надевания поверх человечьей шкуры, отполировал ботинки для человечьих задних лап, кивнул сам себе в зеркало и вышел на разборки. Он должен был выглядеть угрожающе, но достойно.       Спустя несколько часов ожидания в засаде Волк поймал Красную курточку за красную курточку. Фигурально.       А буквально: во всем своем человечьем обличье он вышел из глухой чащи на укатанную (уже) дорожку, и, видимо, то ли его внезапное появление, то ли внешний вид, то ли всё вместе произвело такое впечатление, что гремучий велик вильнул, попытался выровняться, но зацепился за корень задним колесом, мерзко взвизгнул звонком и встретился с деревом. А наездник в красной курточке, или как он там называется — ве-ло-си-пе-дист, — выразил свое мнение нехорошими человечьими словами.       — Дядя, блядь! — примерно так сказал Красная курточка, глядя на Волка с матушки сырой земли, которая, между прочим, была устлана мягким мхом и опавшими листьями, так что не так уж он и больно упал. — Ар ю охуели?!       «Пока нет», — подумал Волк, разглядывая его. — «Но посмотрим, как пойдет». А вслух сказал:       — Зачем вы тут ездите и пугаете мою домашнюю дичь? Я же до вашей деревни не хожу кур воровать.       — Лес ваш, что ли, купленный, что ли, — проворчал Красная курточка, поднимаясь на ноги и отряхиваясь от листьев, веток и улиток, — теперь вот радуйтесь, не на чем будет ездить, только автобус, только в объезд, срезал пару миль, блеат.       Он продолжал ворчать, и Волк подумал, что слегка погорячился с эффектным выходом, но также ему слегка польстило, что выход оказался настолько эффектным (а он-то думал, что только в волчьем обличье способен производить впечатление).       — Мне жаль, — сказал Волк, хотя ему было ничуть не жаль. — Эту груду железа, конечно, не воскресить (и слава богу, слава богу), но…       — Но, к вашему удовольствию, я перестану мотаться туда-сюда и тревожить ваших заебатых кур? — закончил за него Красная курточка. Он был очень зол и пнул покойный велик. Велик жалобно задребезжал.       — Да, — согласился Волк. — Вы перестаньте тревожить моих заебатых кур и других заебатых птиц. Но. Мы могли бы гулять по лесу. В смысле, вы. Могли бы гулять. Иногда. Полезно для вашего молодого здоровья, — добавил Волк.       — Гулять, — сказал Красная курточка. — Это да. Полезно. А вас я этим не буду тревожить, например? Я, знаете ли, могу шуршать листвой. Хрустеть ветками. А зимой — снегом. И топать. А еще могу петь! Громко.       — Нет, лично вы лично меня не тревожите, — ответил Волк. «Только ваша вызывающая куртка, но это дело поправимое.» — И я буду вас сопровождать, конечно. В лесу водятся волки, знаете ли.       — А у вас, типа, есть ружье? — спросил Красный курточка (недоверчиво, конечно, потому что очкарики средних лет в кардиганах крупной вязки вряд ли метко стреляют, особенно по живым существам).       — Типа того, — сказал волк. Типа того.       Красная курточка кивнул и накинул капюшон на голову: начинало накрапывать.       — О, дождь, - весьма кстати заметил волк. — Давайте зайдем за зонтом, и я провожу вас на автобус.       И мягко улыбнулся, не обнажая клыков. Это еще впереди. Многое еще впереди.