Что на дне ящика Пандоры?

      — Эй, Рос, — кто-то окликнул меня, но оборачиваться на голос совсем не хотелось. Вернее, меня будто бы не было здесь, на этой кровати, в этой комнате, в этом мире. Я не верила, определенно точно не верила в эту реальность. И, пожалуй, не смогла бы поверить, даже если бы в комнате прям сейчас собрался консилиум лучших специалистов в области психиатрии... И забрал бы меня нахер в белые стены, где бы кололи успокоительным и пичкали таблетками, из-за которых я постепенно превращусь в овоща... Все лучше, чем это.       — Рос! — посетительница дотронулась до моего плеча, заставив вздрогнуть и резко обернуться.       Мейген. Маленькая, безобидная. Она смотрела на меня растерянно — так же, как я тогда, когда увидела ее впервые. Пожалуй, в каком-то смысле и она сейчас видит меня в первый раз. Меня настоящую. Отчаявшуюся, опустошенную... опустившую руки так быстро.       — Что?       — На тебе лица нет, — как обычно слишком честно заключила она.       Поморщившись, я отвернулась и натянула одеяло на плечи. Глаза сомкнулись сами собой, будто весь день вагоны разгружала... Хотя, пожалуй, согласна на сотню вагонов ежедневно как альтернативу тому насилию, что произошло сегодня и что только предстоит вытерпеть. Единственное, к чему я была готова прямо сейчас, — это разорвать нелюдей, которые на полном серьезе говорят о проституции как о работе. Черт подери, если б это было работой, то почему ни мне, ни моим коллегам в голову не приходило сменить рутину на это, как мужчины любят подчеркивать, высокооплачиваемое удовольствие? Удовольствие от того, что тебя касается незнакомый мужик. Нет. Удовольствие — это накинуть веревку на шею любителям влажно пофантазировать и медленно затягивать. До синевы. До хрипа. До последнего вздоха. Тогда, быть может, мне хоть немного полегчает...       — И ты пришла только ради того, чтобы сказать мне об этом?       — Нет, — призналась она. — На самом деле, я подумала, что, может, ты захочешь завтра прогуляться вместо меня...       Казалось, что она больше просила, нежели делала одолжение или заботилась о моем состоянии. Но, черт возьми, прогулка мне была действительно необходима! Хотя бы затем, чтобы осмотреться, прислушаться... начать готовить почву к тому, чтобы избавиться от нынешнего бремени.       Сбросив одеяло, я села на кровать и уставилась на Мейген тяжелым взглядом. Она внешне похолодела, хотя в комнате было довольно жарко.       — А еще чего не надо? — через силу улыбнулась я, собираясь поторговаться с ней, дабы еще и обязанной чем-то не остаться.       Она, хихикнув, залезла на мою кровать и уселась напротив.       — Поцелуй, — Мейген выставила щеку и указала на нее длинным пальчиком. — Вот сюда.       — Я серьезно.       — А я еще серьезней.       Происходящее походило на какую-то детскую игру, правила которой мне были неизвестны, да и детство мое закончилось... А нет, не закончилось. Мне ж всего под сорокет исполнилось! У мужчин вот первые шестьдесят лет детства самые трудные, чем я, женщина, хуже?       — И что мне за это будет? — в шутку спросила я, надеясь на какой-нибудь остроумный ответ.       — А я так и знала, что ты что-нибудь попросишь! — игриво прищурилась она. — Так уж и быть, красавица, за ваше любопытство и... ммм... красивые глаза вручим вам специальный приз. — Мейген хихикнула и, подавив смех, вновь подставила щеку. — А теперь целуй!       Признаюсь честно, благодаря ей на некоторое время совсем позабыла о том, зачем тут лежала, о чем думала... И даже искренне усмехнулась, когда с нежной просьбы она перешла на игривое требование. Я почти ничего не знала о Мейген, но была уверена: ее просто невозможно не любить за способность развевать грусть, печаль, застилать боль яркой теплой улыбкой...       Ожидая каких-нибудь фокусов, я осторожно к ней склонилась и поцеловала в щеку. Сквозь тусклое освещение стало заметно, что на ее лице появился свежий румянец. Мейген, как мне показалось, совсем не хотела показывать себя настоящую... И совершенно не понимала, что занимается этим прямо сейчас. А потому, бросив короткое «жди», быстренько выбежала из комнаты. И вернулась так быстро, что я и опомниться не успела, держа за спиной... мой приз, наверное.       — Угадай, в какой руке.       Глубоко вздохнув, я закрыла глаза и снисходительно покачала головой.       — Ну угадай! — жалобно протянула она.       — Ладно, — сдалась я без боя. — В левой?       — Нет!       — Неужели в правой? — иронизировала я.       — А вот и не угадала! — победно воскликнула она. — В обоих руках.       — Обеих, — поправила я не задумываясь.       — Что «обеих»? — Мейген похлопала ресницами.       — Ничего, — безразлично отмахнулась я. — Давай мой приз. Не томи.       Она еще раз задорно хихикнула и протянула мне сверток... в котором, как оказалось, были спицы, нитки и мое незавершенное изделие. Ха-ха, очень смешно! К ней-то в портнихи я когда успела наняться?       — Ты обещала, — напомнила она.       — Да, конечно, — напряжённо улыбнулась я и отложила «подарок». — Хорошо, схожу завтра прогуляться.       — Отлично, — она радостно похлопала в ладоши. — Сбегай и скажи об этом сама.       — К-кому? — спросила я вслед убегающей девушке, но это ее не остановило.       Вот ведь наглость-то! Сама попросила пойти за неё, так еще и договариваться об этом должна я сама! Пф, ну и порядочки.       Поёрзав на кровати, я совершенно точно поняла, что мне не до сна. Вообще, очевидно, что никому здесь не было дела до меня. Да, это абсолютно нормально — так происходит и в реальном мире, но... как же мне сейчас нужна была поддержка. Нет, не те неестественная забота и притянутая за уши любовь. И даже не сострадание. Просто чтобы выслушали... Чтобы не оставаться со всем этим наедине.       Хоть бы кошак под боком был. Ему и рассказать обо всем можно, и пожаловаться, и поплакать, прижимая к себе теплую урчащую животину... Да, определенно, оставаться одной сейчас было противопоказано. Печально только, что как ни пытайся отмыться, при повторении травмирующего опыта чистенькой никогда не станешь. Вступишь с грязью, в которую тебя макают, в симбиоз. Вариантом «нормы» станет грязная кожа. Просто потому, что это единственный способ жить. Кстати, о чистоте...       Глянув на ладонь, я вздрогнула и зажмурилась.       «Ох, как бы я сейчас приложилась к ебальнику того, кто считает проституцию блажью и романтизирует подобный образ жизни».       Вытерев сухую руку о простынь, я поняла, что красная от раздражения кожа недостаточно чиста. Да, даже после третьего мытья. Захотелось прям сейчас, посреди ночи, найти бадью с водой и отмыть руку еще раз. Дочиста. В этот раз точно поможет... должно помочь. По-другому и быть не может. Иначе не усну.       Шкатулка — первое, о чем я подумала после возвращения. Теперь, когда руки вымыты и неврозы на некоторое время приглушены, я вспомнила, что оказалась здесь после того, как открыла ее. Совершенно точно все случилось из-за нее, мне не привиделось. В конце концов, даже в шоковом состоянии я полезла именно за шкатулкой... И узнала ее среди вещей.       Без энтузиазма вновь залезла в сундук, достала шкатулку. Пустая. Пф, какая новость! Ну, с другой стороны, есть куда складывать деньги. Должно же мне, в конце концов, доставаться хоть немного за... торговлю телом. Возможно, даже удастся скопить хоть немного на дорогу. Хотя для начала надо бы определиться, куда. Учитывая поведение некоторых девочек, они всерьез считают данное заведение самым лучшим из всего, что с ними в жизни случалось. Это ж каков масштаб пиздеца должен быть в прошлом, чтоб пребывание в борделе нравилось?       Размышления прервал громкий стук где-то неподалеку. Я резко отдернулась, будто обожглась, захлопнула сундук и подбежала к дверному проему, чтобы выглянуть.       Любопытство и безнаказанность — вот что привело меня к источнику кратковременного стука. Им, кстати, оказалось нечто внутри помещения около входа, в котором обычно сидела управляющая. Показываться в мои планы не входило, а потому пришлось воспользоваться нажитым на предприятии опытом подслушки важных разговоров. Почему я решила, что беседа в этой комнате будет важной, — хороший вопрос.       — Ты специально! — кричали мужским голосом.       — Нет, не специально. И сбавь тон, придурок. Не хватало еще гостей перепугать.       Прислонившись к стене, я замерла. Некто презрительно фыркнул, но, судя по тишине, нехотя согласился. К сожалению, увидеть происходящее не представлялось возможным. Высовывать нос, чтобы иметь возможность быть пойманной на горячем — такое себе.       — Ты, женщина, еще пожалеешь, — прошипели тихо, затем собеседники вновь взяли короткую паузу. Сквозь тишину я услышала легкую поступь одного из них, а потому тут же отошла от стены и развернулась, делая вид, что специально пришла к Францеске по какому-нибудь делу. И хорошо бы его поскорее выдумать.       На входе я почти что столкнулась с миловидным мужчиной моего роста, который прошел мимо, даже не обратив на меня внимания. Так же повела себя блондинка: никак не показала, что замечает моё присутствие, даже когда я вошла в комнату. Выглядела она, сказать по правде, так себе. Осунувшаяся, уставшая — будто работала слишком долгое время и без перерыва. Или сначала обслуживала клиентов, а потом еще и работала.       — Я не вовремя? — окликнула я, и она, рукой опёршаяся на стол, встрепенулась.       — Да, — тут же ответила она, но после, встряхнув пышной копной пшеничных волос, добавила: — Нет, на самом деле, нет. Что ты хотела?       Очень трудно и нелепо определять черты характера по манере разговора, уж тем более не имея диплома психолога, но её эта вечная неопределенность с ответом, постоянные смены точки зрения на совершенно противоположную, производили двоякое впечатление. С одной стороны, когда-то на предприятии у нас работал мальчик с биполярным расстройством — вот он менял точку зрения примерно так же; с другой — поведение дамочки казалось мне вполне нормальным, так что можно было бы предположить о банальном... стеснении, что ли. Никак не могла отделаться от мысли, что Францеска в некоторых моментах напоминала мне робкую восьмиклассницу, которую внезапно суровый учитель вызывал к доске , а получать двойку не хочется, а потому приходится мямлить что-то, а потом так же нелепо исправляться.       — На самом деле, — протянула я, бросив короткий взгляд на откинутый стул, который, судя по всему, и издал привлёкший меня звук, — хотела спросить насчёт завтра. Мейген говорила о какой-то прогулке...       — А, понятно, — Францеска скривила губы. — Она опять упросила пойти кого-то другого.       — Так и есть, — улыбнулась я. — Вот и пришла узнать, о чём идёт речь.       Блондинка нахмурилась. Очевидно, я сказала нечто странное. Опять.       — Слышала, что ты раньше работала в другом борделе. Неужели у вас были другие порядки?       — Ну, — протянула я, с трудом понимая о порядках по части прогулок, — быть может, такие же... просто помню всё частично, в воспоминаниях и знаниях до сих пор будто огромных кусков не хватает.       И этим, пожалуй, я могла оправдать что угодно. Если спросят о детстве — помню голубые глаза матери и её ласковые руки, а что дальше — вот никак, будто куска мозаики не хватает. Если о предыдущем месте — темные помещения и много клиентов, а уж какой именно интерьер и кто конкретно — не помню. Идеально.       — Мне завтра нужны будут вторые руки, вот и всё, — Францеска потянулась к небольшому кувшину, что стоял на её столе, и отхлебнула. — День через два мне надо выходить на улицу за всякими нужностями. На твою голову вот недавно львиную долю повязок перевели.       — Хорошо, — ответила я. — Мне с утра самой к тебе прийти?       — Сама тебя разбужу, когда буду собираться.       Я кивнула в знак согласия. Развернувшись, уже хотела уйти, но остановилась в дверном проёме, понимая, что либо лопну от любопытства, либо спрошу прямо сейчас.       — Слушай, — я сжала губы, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы развести её на откровенность. — Я так больше не могу. У тебя на лице написано, что что-то случилось. Быть может, я права не имею лезть к тебе в душу, но... что случилось, Францеска? Ты на себя не похожа сейчас. Быть может, я бы смогла...       — Нет, — опять отрезала она и замолчала. Почесав шею, женщина сделала несколько шагов к диванчику, что стоял напротив её рабочего стола. Обернувшись, я увидела, как она присела. На её лице изобразилась нерешительность: будто очень хотела мне рассказать, но что-то подсказывало, что не надо. Прекрасное состояние. Как у буйного подростка, у которого в кармане куртки суровый родитель нашёл пачку сигарет. Надо было только чуть поднажать...       — Фр...       — Меня пытаются подставить.       Я нахмурилась, внутреннее ликуя, что смогу удовлетворить любопытство. И плевать с высокой колокольни, что способ с моральной точки зрения так себе. Усевшись рядом с ней, я взяла её за руку и обеспокоенно взглянула в глаза, выражая готовность выслушать всё, что она скажет, даже если это затянется до рассвета.       — Кто-то из девочек. Я уверена. Сначала беда случилась с тобой. Теперь Оливер.       — Зачем?       — Не знаю. Понятия не имею, — она сжала губы, будто сказала нечто ужасное или непристойное. — И что с этим делать, тоже.       — Так, ну, быть может, я смогу что-то подсказать, если узнаю подробнее.       — Сначала стали пропадать деньги. Мне пришлось докладывать из своих. Потом... одним днём проснулась, а рядом... огромный паук, — она вздрогнула и попыталась отстраниться, но я крепко сжала её ладони. — Потом ты ждала клиента в комнате, хотя должна была Кайла. Потом Оливер... Погоди, Рос!       Францеска ухватилась за мои руки, как утопающий за спасательный круг.       — Ты помнишь, кто сказал тебе ждать мужчину в той комнате?       — Прости, — ответила я и сжала губы.       Она склонила голову и глубоко вдохнула.       — Если вспомню, ты узнаешь об этом первой и единственной. Обещаю.       — Спасибо.       Она потянулась, чтобы обнять меня. Так, по всей видимости, любили делать они все здесь. Я нехотя приобняла её, дабы мои слова не противоречили действиям. Францеска замерла так, что, как мне показалось, почти не дышала.       — Мы тут... — вдруг отстранилась она, смотря в сторону выхода из помещения.       — Наконец договорились, — осмелилась я продолжить её фразу. Кажется, мне уже не надо было оглядываться, чтобы распознать приближение лорда Бейлиша. Достаточно обратить внимание на однотипную перемену в девочках.       Францеска дважды кивнула и встала. Я зажмурилась, надеясь, что это только сон. Как же, черт подери, некстати. Уставшая и рассеянная, я едва ли смогла направить в нужное русло разговор с наивной женщиной. Что до лорда Бейлиша... Не знаю почему, но мне казалось, что одно неверное слово, движение, действие — и случится нечто ужасное. Хотя на самом деле выглядел он вполне себе безобидно. Но не могли же девочки побаиваться его просто так! И почему "девочки"? Мейген. Одна только Мейген его натурально боялась. Армека вполне раскрепощенно чувствовала себя на диване неподалеку от него. Францеска... Францеска встала, дабы освободить для него место между нами. Ну и я подвинулась на всякий случай.       — О чём же? — спросил он, уставший, когда уселся между нами. Его состояние показалось мне вполне естественным для человека (на улице была глубокая ночь), но неестественным для такого типажа, как он. Открытости и неподдельных чувств даже в мелочах совсем не ожидаешь от человека, что способен так мастерски раскачивать эмоциональное состояние одной лишь невинной беседой.       — Утром надо будет пойти по делам, я возьму её с собой. Пусть приносит пользу хотя бы так, пока не работает наравне со всеми, — угодливо говорила Францеска, а лорд Бейлиш смотрел на меня, даже когда блондинка осмелилась осторожно коснуться его плеча.       — А ты, моя дорогая, её заработок с одного клиента видела? — бросил он в её сторону.       — Нелепая случайность, уверена, — смутилась Францеска, пытаясь перевести внимание мужчины на себя. Для чего конкретно она это делала, я пока не понимала. В любом случае, у нее получилось.       — Такая же, как у тебя с Оливером? — ехидно спросил он, украдкой поглядывая, как она заливается краской и начинает хватать ртом воздух, будто рыбка, выброшенная на берег.       — Я... не...       — Ты хорошая девушка, Францеска. Мне бы совсем не хотелось прощаться с тобой, — мягким тоном говорил он. Примерно таким же голосом уверенные в себе мужчины признаются в любви или говорят всякие нежности. Контекст же этих фраз напрягал даже меня. — Но следующий твой промах вынудит меня это сделать.       Нависла напряженная тишина. Францеска не знала, куда себя деть и что сказать. Лорд Бейлиш перевёл взгляд на меня. Мы сидели достаточно близко, да и я перестала реагировать на происходящее, руководствуясь одними эмоциями, а значит, могла наконец нормально разглядеть его и попытаться составить умозаключения о характере хотя бы по внешнему виду.       Во-первых, он был чрезвычайно опрятен и от него очень приятно пахло. Мятой... или нет, гвоздикой. Или и тем, и другим... В любом случае, это странно. Обычно мужчины не волнуются по поводу гигиены: даже в реальном мире те, которые принимают душ чаще, чем через день, считаются крайней степени чистюлями. Тут же... учитывая прилично одетого клиента, которого мне пришлось обслуживать, дело обстояло гораздо хуже. А потому опрятность — первое, что меня напрягло. Чаще всего чрезмерная любовь к мытью означала либо любовь к себе, либо — как у меня — травмирующее событие.       — Поговорим о тебе, — сказал лорд Бейлиш и по-хозяйски коснулся пряди моих волос.       Во-вторых, теплый, обволакивающий... особый тон голоса. Мастерский, очаровательный... такой, который определенно точно говорит о том, что лорд Бейлиш знает: женщины любят ушами.       — Не поделишься секретом успеха? — спросил он как бы невзначай.       В-третьих, лицо. Лорд Бейлиш был похож на мужчину лет тридцати. На губах я видела только ехидную усмешку. Взгляд по-детски игривый, смеющийся, я бы даже сказала, искренне пытливый. Когда речь заходила о чём-то, как я решила, интересном для него, серо-зелёные глаза — единственное, что выдавало в нём это любопытство. Несмотря на молодое лицо, волосы по бокам были тронуты сединой. Необычно, но... на самом деле, даже если бы на фоне этих глаз было сомбреро, а в руках — маракас, я бы так же несильно заострила на этом внимание. Просто потому что глаза. Эти глаза... вышибающие почву из-под ног, заставляющие почувствовать себя маленькой девочкой, реагирующей на всё происходящее одними лишь эмоциями, отринув рациональный подход за ненадобностью.       Он наклонил голову, намекая на то, что ожидание ответа на его вопрос как-то немножко затянулось. Осознав, что некоторое время просто пялилась на него, я смогла лишь закусить губу, когда почувствовала, что щеки начинают по-девчачьи пылать.       — Очаровательно, — произнес он, по всей видимости, решив, что делиться секретом успеха я решила безмолвно. — Совершенно очаровательный румянец на щеках. И без оглядки на то, что только что полностью раздела меня взглядом.       Теперь и мне захотелось куда-нибудь спрятаться. Впрочем, раз уж я тут так безграмотно спалилась, можно попытаться пойти ва-банк повторно.       — С удовольствием раздену не только взглядом.       Чёрт, он даже не переменился в лице. Это очень, очень плохо. Очаровать мужчину — самый простой из всех возможных вариантов того, как мне хотя бы немножечко откосить от работы. Быть может, этот вариант вообще к нему не применим? Ну нет, дьявол подери, быть не может! Но если учесть то, с какой ловкостью он вылез из моих объятий в нашу первую встречу...       Лорд Бейлиш поудобнее расположился на диване.       — Приступай.       Несмотря на то, что сама предложила, такого поворота я не ожидала. Сглотнув, я попыталась подавить смущение: в конце концов, рядом с нами находилась Францеска, которая не только слышала, но и не без любопытства наблюдала за всем происходящим.       Осторожно потянувшись к вороту, я была готова отпрянуть в любой момент, ожидая подвоха. Он сидел смирно и не отрывал взгляда, будто бы искал то, за что же здесь заплатили, по его мнению, так много.       Освободив его горло, я аккуратно коснулась двумя пальцами шеи, проведя ими до ключицы. Руки, предательски намокнув, подрагивали, а сама я не могла и слова вымолвить, совершенно не понимая, зачем всё это делаю и к чему оно приведёт. Лорд Бейлиш всё ещё никак не реагировал, только сильнее меня смущая и запутывая.       Пальцы от ключицы постепенно спускались ниже. Наткнувшись на неровность кожи, я замерла и взглянула в его глаза. Шрам?.. Я попыталась ощупать ниже, но мужчина на мгновение будто неприязненно скривился и остановил меня, вытащив ладонь из-под рубашки.       — Больно?..       — О, ещё как, — с каким-то непонятным мне удовольствием произнес он. Заметив, что я смотрю на него с желанием как-то помочь, пояснил: — Только одна женщина в этом мире способна меня исцелить.       — Вы любите её?       — Ты уже спрашивала, — холодно ответил он, не отпуская мою руку.       — Не помню этого, — призналась я.       — Больше всего на свете, — улыбнулся он, вцепившись ногтями в кожу так сильно, что я прошипела, и тут же опустил. — Твоя память напоминает мне тёмную комнату. Ты старательно изображаешь, как просовываешь руку во тьму и наугад вытаскиваешь только выгодное тебе. Что удивительнее всего.       — Вы не верите в удачу?       — И об этом ты уже спрашивала, — заметил он, вздохнув то ли от скуки, то ли от усталости. — К тому же, речь не об удаче. Ты сама прекрасно знаешь.       Я криво улыбнулась, понимая, что промолчать — один из лучших вариантов в данном случае. Вряд ли получится оправдаться или убедить его в том, что ему показалось. По сути, он был чертовски прав: я помню всё о детстве, юности... о молодости в особенности. Но отчего-то мне совсем не хотелось делиться этим.       Итак, что мы имеем: вернуть контроль над ситуацией и завоевать благосклонность при помощи любви и ласки никак не получится. Тут бы не вылететь в трубу, если вдруг моё поведение начнёт ещё больше "удивлять" лорда Бейлиша. Потому надо больше помалкивать. И искать другой способ взять ситуацию в свои руки.       Если бы происходящее вокруг походило на обычную работу, я бы, черт возьми, как обычно вкалывала за десятерых, но нет. В данном случае ни за что. И никогда. Что угодно, только не мужчины. Мне с головой и одного хватило. Как бы тут вообще от всего мужского пола не отвернуло.       Исподлобья глянув на Францеску, я подумала, что, например, мне может помочь она. Причём этого знать ей самой необязательно.       — Совсем забыла сходить за вином, — бросила я в сторону женщины, сделав вид, что она сама меня об этом недавно попросила.       И подскочила с места, как ужаленная. Взяла полупустой кувшин, что покоился на столе, и выбежала из помещения. Лишь бы только хотя бы ненадолго избежать разговора и назойливого чувства, будто я вновь двадцатилетняя глупая девочка, неспособная грамотно скрывать даже намерения.