Что на дне ящика Пандоры?

      Выпрямившись, я хоть и почувствовала себя лучше, но пошатнулась и никак не могла отойти от каменной кладки. Дневное солнце заставляло ощущать себя яичницей, что скворчит и растекается на сковородке. Без соответствующих звуков и с гораздо более отвратительным запахом, который, очень надеюсь, исходил не от меня.       «Успела бы смотаться до борделя и обратно, она бы и не заметила», — подумала я, но вдруг моя милая подруга, словно в мгновение вспомнив, что была не одна, начала искать меня. Сначала взглядом. Не найдя меня рядом, она переменилась в лице. Заинтересованная гримаса сменилась личиной ужаса, будто за мою пропажу ей светило нечто страшное. Даже жалко стало.       Страх её не сковал. Умело скрывавшая возраст, на вид маленькая и беззащитная девочка действовала так, как от неё ожидали бы далеко не все: не расплакалась от досады и не стала стоять, как вкопанная, пока её проблемы не решит кто-нибудь другой. Быстро собравшись, она начала метаться меж людьми, как затравленный кот в клетке, потому и увидела меня довольно быстро. Завороженная, окутанная нахлынувшей слабостью, я не успела даже попытаться привлечь её внимание.       — Я так испугалась, — она даже покраснела от понимания, что поиски пропажи закончились хорошо, — за тебя.       Взглянув на нее искоса, я склонила голову и нахмурилась. Удивительное для ее деятельности неумение врать. Или она всерьез считает меня такой уж дурочкой? Хорошо бы второе. Самый лучший вариант, как по мне. Видя во мне равную, она могла бы доставить мне массу неудобств, а считая меня дурочкой… Ну, какой конкуренции от меня, такой простой и глупой, можно ожидать?       — Спасибо, — несмотря на слабость, я попыталась доброжелательно улыбнуться. — Извини, что пришлось отойти. Стало дурно.       Францеска мельком огляделась: вокруг нас были люди, но, к счастью, никто из них даже не смотрел в нашу сторону. Так мне казалось…       Облокотившись на стену, я положила руку на голову, которую, судя по ощущениям, ткань совсем не защищала. Спутница заметила моё состояние и, кажется, даже немного расслабилась. Беззащитная, слабая, болезненная — значит, точно не убежит?       — Моя дорогая, скажи мне… у тебя когда в последний раз кровь шла? — осторожно спросила она, едва коснувшись взглядом того, что из меня вышло.       — Кровь? — переспросила я, изначально не поняв, что она имела в виду. Слабость, рвота, странное состояние, «шла кровь»… О боги, неужели она подумала, что я могу быть беременной? Громко сглотнув, я опустила взгляд и урывками добавила: — Ты спрашиваешь… о вещах… которые я не могу помнить.       Собеседница понимающе покачала головой, но прямой испытующий взгляд говорил, что отступать от допроса она не намерена.       — Не думаю, что это из-за… — продолжала я, хотя понимала, что никак не могу скрыть прерывистый из-за паники тон. Францеска взяла меня под руку, благодаря чему я смогла нормально стоять на ногах. — Да нет, быть не может! Меня бы не взяли в бордель, будь я…       — Очень надеюсь, — холодно сказала она. — Хотя с этим делом знаешь, как бывает… и кровь до последнего идёт, и пузо растёт.       Лучше бы она этого не говорила. Лучше бы она вообще не затрагивала эту тему. Одно дело: желанный ребенок у родителей, способных обеспечить ему нормальное будущее, и совсем другое — оказаться беременной непонятно где, будучи непонятно кем. И самое, как мне показалось, страшное — это способы прерывания беременности, если уж вдруг. Об этом я подумала, будучи уверенной, что никому из моего теперешнего окружения не будет выгодна почти годичная недееспособность моего тела.       — Только не говори, что всё это дело решается… спицами, — промямлила я, вспомнив о книге про нелегальные аборты, которую мне довелось прочесть когда-то давно. Красочные описания того, каким образом некоторые люди решали вопрос нежеланной беременности даже в эпоху прогрессирующей медицины, до сих пор повергают меня в шок.       — Ну, если никакое питье не помогло… — как-то слишком спокойно ответила она. Меня же перспектива того, что в меня, в случае чего, будут пихать длинные острые предметы, да еще и не зная основ женской анатомии, совсем не привлекала. Даже более того — по-настоящему ужасала. Обратив внимание на немую реакцию, Францеска добавила: — Боги, как ты побледнела! Может, отвести тебя обратно?       — Не нужно, — ответила я, ухватившись покрепче за её руку и отведя взгляд. — Пройдёмся по делам и вернёмся. Ты же не собиралась занимать этим весь день?       — Ты выглядишь ужасно, — не скупилась на комплимент собеседница. — Совсем не хочется, чтоб ты ни с того ни с сего взяла и свалилась посреди улицы. Как мне тебя потом обратно тащить?       Её доводы оказались убедительнее. Я действительно не могла гарантировать, что мне не припечёт до обморока.       — Прости, — вновь сказала я, чтобы изобразить неописуемую вину перед ней. — С утра я чувствовала себя нормально…       — Да перестань уже извиняться, — отмахнулась она. — Все мы прекрасно знаем, что ты не виновата. Но задержаться средь нас тебе это не поможет…       Я аж запнулась при ходьбе по ровной дороге. Францеска удержала меня, но с таким видом, с таким ненаигранным отвращением, будто её заставляли перекатывать огромный камень из одного конца города в другой.       — А что поможет?       — Правильное поведение.       — Это какое? — продолжала допытывать я.       — Хотя бы не лезть туда, куда не просят. И не делать того, из-за чего на тебя могут затаить обиду.       Подтекст мне откровенно не понравился. Это что, получается, она вчера ночью подслушала наш с лордом Бейлишем разговор? Или он сам ей сказал? Если второе, то, блин, зачем? Зачем ему нужны конфликты между девочками? И всё же, прежде чем делать выводы, лучше переспросить.       — Прошу прощения? — сказала я, надеясь, что она имеет в виду совсем не то, о чем я подумала.       — Ты всё правильно поняла, — рявкнула она и отвернулась. Происходящее всё больше и больше не нравилось мне с каждой минутой.       — Что я правильно поняла? — повысила тон и остановилась, понимая, что провоцирую её на конфликт. Этого мне не хотелось, но если продолжать смиренно поддакивать, то сядут на шею и ножки свесят. Нет, так не пойдет.       Она посмотрела на меня с настороженностью, присущей коту, что обнаружил в глупом маленьком мышонке способность больно кусаться. Стоя, как вкопанная, я всем видом давала понять, что без сиюминутных объяснений никуда не уйду. Былую слабость как ветром сдуло. Вместе с ней улетела и способность быстро реагировать на то, что происходит вокруг. Шаги людей, разговоры, прочий шум — смешались в однородную массу, вычленить из которой не представлялось возможным.       Францеска, доселе жевавшая губы в попытках подобрать правильный ответ, вмиг переменилась: зрачки расширились, она на мгновение приоткрыла рот, но ничего не сказала. Вместо того — схватила меня за рукав и дернула со всей силы. От такого поворота событий я успела разве что попытаться удержаться на ногах, что получилось только с помощью спутницы. Через мгновение мимо нас пронеслась повозка. Моё желание возмутиться её действиями было убито на корню. Я нервно переводила взгляд с удаляющейся повозки на девушку, что вовремя отдернула меня.       — Одни беды от тебя, Рос, — заключила она, явно намереваясь вернуть меня в положение жертвы. — Думала усадить тебя за работу по возвращении, как и советовал лорд Бейлиш, но что-то переделывать потом не хочется.       — Он посоветовал? — моему удивлению не было предела, если учитывать вчерашний очень тонкий намек «вести себя хорошо», а иначе… Есть много замечательных методов заставить человека действовать так, как тебе выгодно. Мне искренне не хотелось бы знать, сколь велика и извращенна его фантазия в этом отношении. — В смысле, я хотела сказать: с удовольствием займусь, если работа предполагает подсчёты или ведение хозяйства.       — Вот и нужна тебе лишняя морока? — Францеска бросила взгляд недоверия. — За это же не платят. И времени заработать остается меньше. Я порой к утру только заканчивала с бумагами возиться. А еще разбираться с проблемами…       — Не думаю, что меня ожидает нечто, с чем бы я не справилась, — уверенно сказала я. То, с чем бы не справилась, поджидало меня в процессе той деятельности, ради которой я и находилась в борделе.       — Посмотрим, — бросила она, когда мы проходили мимо лавки, от которой, как мне запомнилось, совсем недалеко до борделя.       — Ты точно справишься одна? — поинтересовалась я. Мы остановились на крыльце, но было видно, что спутница спешила вернуть меня в наше обиталище и продолжить «прогулку» по городу самостоятельно. Даже немного странно выглядело. Я на секунду решила, что она всё это подстроила. Ну да, конечно. И то, что мне поплохело, и жару, и неприятные запахи… Конспиролог комнатный, блин.       — Да, не волнуйся. Только некоторое время тебе придётся посидеть за бумагами взаперти. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы, а потому работай тихо и делай вид, что тебя нет.       Она схватила меня за руку, осмотрелась, будто разведчик из окопа, и отворила входную дверь. Но входить как нормальные люди мы не собирались: Францеска просунула голову, повертела ей в разные стороны и только после зашла сама и потянула за собой меня. Крадучись, почти на цыпочках, мы прошли до ее рабочего места, и никто нас вроде бы не заметил. Спутница молча подвела меня к столу, достала с книжной полки свои записи в твердом переплете, взяла ключ из ящика и без всякой иной инструкции оставила меня тут. И дверь за собой заперла.       Удаляющихся шагов я не слышала. Судя по всему, с годами Францеска стала почетной обладательницей не только едва заметных морщин на руках и шее, но и способности ходить практически беззвучно. Что ж, в любом случае, блондинка и ее навыки беспокоили меня мало. Намного больше — то, что она оставила меня здесь с бумажной работой и ничего не объяснила. Странно…       Сквозь тишину, прерываемую разве что шумом с улицы, я услышала тихий всхлип, доносящийся из… комнаты, в которой я находилась? Да нет, глупости: наверняка слуховые галлюцинации после всего. Лучше прикрою окошко и усядусь за бумаги.       Распахнутое окно, на карнизе которого в такт ветра колыхалась плотная бордовая занавесь, привносило в комнату свежий воздух, несмотря на уличные запахи. Нечто за моей спиной зашуршало. Коротко, будто случайно, не намереваясь дать мне знать о присутствии кого-то еще. От неожиданности я резко развернулась, рассчитывая увидеть за спиной убийцу, грабителя, насильника… кого угодно, кто представлял бы опасность. К удивлению и одновременно облегчению, никого не было.       «Нет, точно не галлюцинация, — подумала я. — Может, та котяра, что я видела однажды, умудрилась забраться сюда? Да нет, глупости… Когда это коты научились всхлипывать?»       Наверное, надо было попытаться окликнуть того, кто затаился в моей комнате. Но мне так не хотелось, чтобы кто-нибудь меня тут обнаружил. Не было никого резона не доверять Францеске или подводить её.       Еще один короткий шорох развеял тишину, и я смогла обнаружить его источник. Диван, что находился справа от окна, стоял на четырех тонких ножках и был укрыт повседневной накидкой Францески, которую та не потрудилась убрать, когда переодевалась. Медленным шагом, настороженно вглядываясь, я направилась к нему. Сквозь полумрак помещения и тонкую ткань я смогла разглядеть руки, прижимающие колени, а затем и глаза — большие и карие, взгляд которых показался мне смертельно испуганным.       Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, пока я наконец не решилась осторожно опуститься на колени, чтобы полушепотом спросить:       — Что ты там делаешь?       — Л-лежу, — всхлипывая, таким же тихим тоном ответила она. Хорошо. Значит, есть шанс остаться замеченной исключительно для этой девочки.       — Лежат обычно на диване, а не под ним.       — Мне т-тут уютнее, — она запиналась, но не от того, что плохо говорила: на слух похоже, что просто стучали зубы. От холода ли (в летнее пекло?) или нервного напряжения — я больше склонялась ко второму.       — Уютнее, говоришь? А есть там место для меня?       Испуганный взгляд сменился на недоумевающий. Надеюсь, это означало то, что теперь она нас обеих никак не раскроет каким-нибудь громким звуком. Девочка глянула через плечо — полноценно развернуться под диваном оказалось проблемой.       — Если только подвинусь. А я не подвинусь. Там дальше пыль и паутина.       Вытирая ковер коленями, я переместилась ближе к дивану и убрала в сторону мешавшую накидку.       — Боишься пыли? — я попыталась добродушно улыбнуться, чтобы она не чувствовала опасности.       — Нет, пыли совсем не боюсь, — тон выровнялся, но редкие всхлипы проскакивали между слов. Вблизи её глаза казались красными, виднелись огромные темные круги под ними, а щеки горели, будто девочка плакала не первый и даже не второй день.       — А чего боишься? — спросила я, но она не ответила — громко сглотнула и прижала колени к себе еще сильнее. Понимая, что рано начала расспрашивать, я добавила: — Солнышко, я понятия не имею, кого или чего ты боишься, но тут кроме нас с тобой никого нет.       — Совсем никого? — с детской надеждой в голосе переспросила она.       — Да, нас здесь закрыли вдвоем, — призналась я. — На самом деле я думала, что буду тут одна, пока Францеска не вернётся... а тут ты. Заплаканная, дрожащая и под диваном. Не знаю, кто и почему тебя обидел, но, пожалуйста, вылезай оттуда. Там нет ковра, а полы холодные. Спину застудишь.       Несколько мгновений на раздумья, и девочка приняла решение выползти. Я отстранилась, чтобы не мешать ей, но тут же села на край дивана — хотела помочь отряхнуться. Когда она выпрямилась и повернулась ко мне, я удивилась правильности её осанки: схожей могла похвастаться лишь Францеска, которая однажды обмолвилась о "высоком" происхождении. А это многое значило в подобные времена.       — Ну вот, совсем испачкалась, — причитала я, отряхивая рукав, на котором были вышиты причудливые узоры. Одета она была совсем не так, как здесь принято: темно-синее закрытое платье до пола, волосы растрепанные, но собранные в прическу. — Как тебя зовут, моя хорошая?       — Джейни.       — Красивое имя, — сказала я, заметив смущение на ее лице. — Откуда ты здесь появилась, Джейни?       — В другом м... месте было совсем плохо... и меня привели сюда.       — Джейни, если тебя что-то сильно гложет, ты можешь рассказать об этом мне.       Она замешкалась, будто не знала, стоит ли доверять информацию или нет. Я жестом предложила ей сесть рядышком. Она послушалась, но села с другого края, словно опасалась, что я могу её обидеть. Я сложила руки перед собой и состроила искреннюю заинтересованность. Джейни молчала и, видимо, собиралась нагнетать паузу в разговоре до самого вечера. Нужно было её разговорить. Не просто же так она залезла под диван.       — Знаешь, быть может, у нас с тобой общая проблема, — предположила я, — быть может, ты тоже не особо хочешь здесь находиться...       — Не хочу, — подтвердила она, и её большие глаза вновь увлажнились.       — И у тебя тоже нет другого выхода? — продолжала я, вглядываясь в покрасневшее лицо собеседницы. Во виду Джейни была готова зареветь белугой, но это мне было не нужно, потому я протянула руки и добавила: — Иди ко мне, моя хорошая, не бойся.       Она боязливо пододвинулась ко мне, будто изнутри её раздирали две вещи: боязнь людей вследствие травмирующих событий и простое человеческое желание в защите, пусть даже минимальной и выраженной в обнимашках с незнакомкой. Мне стало жаль её. Искренне и сильнее, чем кого-либо другого.       Когда Джейни прилегла ко мне на грудь, я стала гладить её по мягким темным волосам. Тихие всхлипы участились. Мне показалось, что еще немного, и кто-нибудь проходящий мимо нас обнаружит...       — Настоящей леди не пристало ходить с краснющим лицом, — напомнила я, надеясь, что угадала с её происхождением.       — Знаю, знаю... — шептала она. — Но столько всего произошло...       — Я верю, солнышко. Но что бы ни случилось, слезами горю не поможешь.       — Вам легко говорить, вы взрослее, — в сердцах ответила она.       — Возраст не учит лучше сдерживать эмоции. Взрослея, постепенно приходишь к тому, что проблемы, как бы ужасны они ни были, все равно надо решать, хочешь ты этого или нет. От этого никуда не убежать. Как и от эмоций... — я не видела ее глаз, но чувствовала, что она внимательно слушает. — Знала бы ты, как вела я себя, когда... Когда у меня случилась моя беда. Страх, ненужные метания, глупые поступки... Мне будет стыдно еще долго, я думаю. Но теперь, когда все это осознаю, вновь буду пытаться барахтаться в воде и хвататься за волны в надежде, что одна из них подхватит меня и вытолкнет на берег. Способность не выбирать вариант "идти ко дну" при наличии альтернатив и есть "взрослость" в моем понимании.       — Как много умных и непонятных слов... — завороженно прошептала она, а я подумала, что мне будет очень тяжело перенять манеру речи людей, в мире которых я оказалась. Джейни громко всхлипнула, и я почувствовала, что моя одежда в районе груди начинает потихонечку мокнуть. Плакала она тихо и сквозь слезы пыталась выговориться в ответ: — Мне очень страшно. Очень. Я бы хотела прекратить плакать, но не могу... — она на мгновение остановилась, дабы проглотить слезы, но вскоре продолжила: — Моего отца убили, а подруга, которая всегда была рядом и смогла бы меня защитить, сама в беде. У меня ничего и никого не осталось. Мне страшно... Я всегда хотела замуж, хотела много детей... и в итоге оказалась в... здесь.       Торговля детьми для сексуальных нужд практиковалась и в мое время, а потому история девочки показалась мне отвратительной, но не шокирующей. Возможно, произошедшее со мной начинало стирать рамки "нормальности". Возможно, я очень этого не хотела, но, быть может, когда-нибудь пройдёт и отвращение, а на замену придет холодное безразличие.       — Тебе ничего не оставалось, как прийти сюда? — попыталась угадать я.       — Нет, я пришла не сама, — бросила она. — Меня забрал Мизинец.       — Мизинец? — переспросила я, не понимая, кому принадлежит это уморительное прозвище.       — Так называют лорда Бейлиша.       Я чуть не хрюкнула от смеха, но быстро прикрыла рот, дабы девочка не приняла на свой счёт. Все-таки некрасиво смеяться после того, как тебе рассказали слезливую историю. И трудно доказать, что хихикнула вовсе не над ней. Мизинец, блин. Надеюсь, это прозвище подарила не бывшая пассия. А если она, то... это объясняет, почему он не стремится к сексуальным контактам. Блин. Хватит. Я сейчас заржу... Так, нет. Надо взять себя в руки и настроиться на продолжение беседы.       — Он держит меня при себе, но никому не продает, — продолжала Джейни. — Он говорил, что мои слёзы его огорчают. Он тоже интересовался мои горем, и я рассказала, что мне страшно находиться в том борделе и что я всегда мечтала о хорошем муже... Я не говорила про лорда, хотя бы рыцарь... Девушка, которая за мной приглядывала, сегодня утром привела меня сюда и передала другой женщине... такой тучной и в одежде как ваша.       Я так свыклась с мешком, что был на мне, что и позабыла о нем, пока Джейни не напомнила.       — Я сама тут недавно, потому не знаю, о ком ты.       — В том б... борделе помимо... — она проглотила слово, которое, судя по всему, было ей крайне неприятно, — жила и работала еще и прислуга. Думаю, тут так же. Они убирают днем, а ночью запираются в своей комнате. Там была всего одна женщина... но тут, наверное, должно быть больше... Вот меня передали одной из них. Я плакала, всю дорогу плакала, и тут плакала, когда пришла, и когда она начала мне объяснять, где и что мне убирать. Она ударила меня за слёзы, и я убежала... здесь от нее спряталась.       — Но это же бордель, солнышко, здесь не может быть безопасно в одиночку. Тебе не нужно было убегать. А вдруг?..       — Днем посетителей нет, — добавила она. — А ближе к ночи она бы меня нашла в любом случае. Иначе не сносить ей головы.       Какие добрые, однако, девочки мне попадаются.       Джейни отринула от моей груди и слабо улыбнулась. Длинным рукавом утерла нос и глаза.       — Погодите, — уставилась она на меня. — Вы сказали, что не знаете о прислуге... разве вы сами?..       — Я переодевалась в это, чтобы выйти на улицу, — призналась я. Она всё поняла и взглянула на меня с таким отвращением, что я почувствовала себя куском живой грязи.       — Это... я не думала...       — Да, я тоже, — перебила я, не желая слушать оправдания. — Прости, что не сказала сразу. Не думала, что это важно.       Она склонила голову и сцепила пальцы, будто не понимая, как ей дальше поступать со всем произошедшим между нами. Надо было как-то разрядить обстановку. Или сменить тему разговора. Я встала и тихой поступью подобралась к рабочему столу.       — Ты же грамотная, да? — Джейни кивнула. — Поможешь мне с кое-какими бумагами?