Что на дне ящика Пандоры?

      Я подскочила на кровати и обхватила плечи, дабы подавить дрожь. Гореть во сне оказалось не так безболезненно, как думалось. Вообще с чего бы мне ощущать, будто кожа слезает лоскутами? Горело же не тело, а… коробка?.. Но я же была в прежнем теле… разве что дотронулась до неё…       Протерев лоб, ощутила, что невероятно вспотела. Словно простояла под палящим солнцем добрую половину дня. Или сутки даже не притрагивалась к воде…       Лихорадочно стала искать взглядом хоть что-то похожее на стакан или фужер, в котором могло остаться питье, но тщетно. Впрочем, неудивительно: кроме двух кроватей, сундуков и одного шкафа в нашей комнате больше ничего не было.       Будто повинуясь моему желанию напиться, за окном знакомым стуком начал барабанить мелкий дождь. Я встала с кровати, бросила короткий взгляд на спящую Армеку. Не хотелось её будить, а потому на цыпочках добралась до окна. Попыталась открыть ставни — они оказались плотно захлопнуты, настолько, что, пожалуй, моё хрупкое тельце с этим не справится.       — Давно ты проснулась? — ласково спросила Армека, но меня перевернуло, как будто она закричала на ухо. Пожалуй, мне с такими нервами пора бы таблеточек попить. Увы, здесь никто мне их не пропишет. Пожалуй, единственное, что в этом прекрасном мире мне могут прописать, — по ебалу.       — Только что, — отрезала я, вновь пытаясь унять неприятную дрожь в теле, ухватив себя за предплечья. Впиваться ногтями помогало — одна боль отвлекала от другой.       — Тебе холодно? — ещё заботливее поинтересовалась она. Мда, наверное, моё состояние трудно не заметить. Надо взять себя в руки и перестать трястись. Да, ситуация на редкость хуевая, но нельзя больше показывать слабость. Не в моем положении.       — А тебе обязательно спрашивать о том, что тебя на самом деле не волнует? — холодным тоном спросила я и даже не повернулась в её сторону. — Прибереги лицемерие для клиентов.       — Ладно, — фыркнула она. — Приберегу.       В комнате наступила тишина, прерываемая разве что сильным дождём за окном. Я ощутила грусть и поняла, что стала слишком груба с ней и другими девочками. Конечно, теперь, в моем нынешнем положении, мне нужно держать дистанцию, но ведь она ничего общего с немотивированной грубостью не имеет.       — Слушай, извини, — выдохнула я. — Нет, мне не холодно. Просто в последнее время столько всего произошло…       — Ничего. В таком случае, тоже буду откровенна. От многих мужчин слышала, что назревает нечто нехорошее. Я сбегу, как только появятся возможность и деньги.       Глупо было признаваться мне, но подумать о правильной тактике поведения мне не дали. Стук тяжёлых сапог о деревянный пол, донёсшийся до моего уха, усиливался с каждым мгновением. Именно так парочка убийц, закованных в латы, шла разбираться с несомненно равным противником. Боже, неужели странные звуки в голове вновь возвращаются? Нет, пожалуйста…       Я зажмурилась и прижала уши ладонями — звук стих. Выдохнув, тут же убрала руки и глянула на Армеку, надеясь, что она ничего не заметила. К моей радости, она даже не смотрела в мою сторону. К моему несчастью, ее испуганный взгляд был направлен на вход в нашу комнату.       — Прошу, — слезно прошептала Армека. — Убейте её, а не меня! Я ничего не сделала!       В её сторону даже не глянули.       — Эта? — спросил один другого. Кивок послужил ответом.       Я замерла, понимая, что ничего по сути не могу сделать. Вернее, как? Могу попытаться закричать или убежать — чтобы в итоге меня лишний раз ударили по лицу, вырубили или убили чересчур болезненно… но что-то мне подсказывало, что если уж умирать, то лучше быстро.       — Забирай, — приказал тот, что был впереди остальных, и вышел из комнаты.       «Забирай»? Зачем? Ой, нет, что-то не хочется мне знать зачем. Учитывая, что это мужчины. Сопротивляться? Но обычно в безвыходной ситуации это приводит к худшим последствиям. Насильники убивают жертв, грабители забирают не только сумочку, но и жизнь. Убийцы, видя, как жертва хватается за жизнь, изощряются, дабы сделать последние секунды чрезвычайно мучительными. И многих ли жертв это останавливает?..       Едва одному из мужчин оставалось несколько шагов до меня, я рванула с места, понимая, что никакого другой возможности у меня не будет. Обойти двоих проще, чем троих… Но, как оказалось, не настолько, чтобы получилось.       Первого я сумела обогнуть, а на второго наткнулась в проходе. Он оказался гораздо решительнее своего соратника, а потому вместо удивленного взгляда вслед я получила хороший удар латной перчаткой по лицу. Настолько хороший, что без сознания упала на пол.

***

      Сквозь сон я услышала громкий плач, не понимая, настоящий он или его создавало моё воображение. Крепкий запах крови и крысиного помета ударили в нос. Я попыталась открыть глаза — получилось только с одним. Второй упорно не хотел открываться и болел так, будто по нему били гирей, которая была еще и привязана к веку. Попытавшись нащупать его, я и без зеркала поняла, что дело плохо. Рана такая, что даже не коснуться. Наверняка и со стороны выглядит прекрасно…       Боль как будто притупилась из-за внезапного страха. Голову заполнили мысли о том, где я могу быть. В чьих руках... учитывая, какие здесь порядки... Кровь застучала в ушах, а я ощутила необычайный прилив сил. Крысиный писк заставил меня оторвать голову от поверхности, на которой лежала. Серый зверек, который вынюхивал что-то около моих волос, тут же подпрыгнул от страха и убежал вглубь помещения. Блядь, крысы… Вздрогнув от отвращения, я ухватилась за колени и прижала их к себе.       Комната максимум три на три. Напротив меня находилась железная дверь с маленьким решетчатым окошком. Клетка? Тюрьма? В метре от моей лежанки находились лужа засохшей крови и несколько зубов. Похоже, что совсем недавно здесь обитал кто-то другой. Языком я на всякий случай пересчитала все свои зубы — вроде на месте. Хоть что-то хорошее. Громкие всхлипывания прерывались тихой крысиной возней, отчего мне становилось жутко. Хотя… если кто-то плачет, значит, я не наедине с крысами.        — Эй! — тихо позвала я, но никто не ответил. Пересилив себя, я встала с места и подошла к двери. — Кто-нибудь…       Знакомый стук тяжелых сапог донесся до слуха. Я тут же притихла и отошла от двери. Раны болели, но животный страх заглушал всё на свете. На лбу выступила испарина. Хоть бы не за мной. Спустя минуту мимо моей клетки прошел стражник, но не обратил на меня внимания, будто просто обходил камеры. Пронесло.       Вообще очень даже пронесло. Руки целы, ноги целы, хотя грязны и поцарапаны, будто меня очень неаккуратно перемещали. Хожу не враскоряку. Лицо… судя по ощущениям, фонарь под глазом и пара огромных синяков на скуле и подбородке. Зубы целы. Нос болит, но, скорее всего, не сломан, хотя и пахнет кровью неимоверно. Очень хорошо отделалась.       Быть может, не все так плохо. Но надо бы выбираться. А реально ли это вообще? Я осмотрелась вокруг — каменные стены, сырые и грязные; небольшое отверстие под потолком, решетчатое, но такое узкое, что туда только руку просунуть можно. Зато есть хоть какое-то освещение…       Я вновь прильнула к окошку в двери. Зажженные факелы только в коридоре, но оно и понятно почему. Сам коридор напоминал мне… лестницу? Слева и справа от камеры они были, напротив — только одна камера. Странно.       — Эй! — вновь попыталась заговорить хоть с кем-нибудь. — Ты меня слышишь?       — Молчи! — сказал кто-то меж всхлипами. — Будет хуже, если нас услышат.       — Кто? — игнорируя предупреждение, продолжала я беседу.       — Стражники, тупица! Где ты, по-твоему, находишься?! — голос казался мне больше женским, хотя лица собеседника я не видела. Он к двери не подходил и в такое же окошко не выглядывал.       — Если бы знала, я бы не…       — Молчать! — громкий командный голос прервал наши перешептывания. Мужчина в доспехах поравнялся с нашими камерами и, оглядев двери, продолжил: — Или я зайду и начну вырывать по одному зубу за каждое слово.       — Милорд, — в окошко высунулась женщина, что со мной разговаривала. — Прошу вас, зайдите ко мне. Я сделаю всё, что вы хотите, если смогу после этого выбраться…       В ответ я услышала лишь тяжелый вздох. Мужчина перевел взгляд на меня и удалился. Женщина вслед умоляла вернуться, но он никак не реагировал. Тогда она вновь зарыдала и, наконец, обратила на меня внимание.       — Отвернись, уродина, — прошипела она тихо, как мышь. — Что ты на меня так смотришь? Я жить хочу. Очень хочу. Какое право ты имеешь на меня так смотреть? Кем ты себя вообще считаешь?       — Человеком.       Она так опешила от моего ответа, что некоторое время смотрела мне в глаза, открыв рот. После — на лице ее появилась широкая улыбка, а во взгляде — снисходительность. Вобрав воздуха в грудь, женщина рассмеялась так громко, что из ее глаз самовольно потекли слёзы. Я не ощутила даже малейшей обиды. Наоборот — её, казалось бы, довольно оскорбительное поведение и реакция пробудили во мне жалость. Тяжело чувствовать себя человеком в мире, где ты им не являешься на основании пола.       Я отошла от решетки и вернулась на лежанку. Быть может, она права, что смеется надо мной. И все остальные. Но чего толку унижаться теперь, если все равно вряд ли выйду живой? Хоть помру без лишних приключений на свою жопу. Тем более все, кто хотел, уже наверняка воспользовались мной, когда была без сознания.       — Чего уж тут выпендриваться, да? — спросила я крысу, которая вновь выбралась из норки и обнюхивала чьи-то выбитые зубы. Неудивительно, но она мне не ответила. — Я бы нашла чем тебя накормить, если бы ты не приближалась ко мне, когда усну. Но ты же нихрена не понимаешь…       Глубоко вздохнув, я закрыла глаза и попыталась мысленно как можно дальше уйти от всей этой ситуации. Благо, во время работы с клиентами этому я научилась прекрасно. Очень жаль, конечно, что всё так быстро заканчивается, но… на удивление, мне уже не страшно. Жизненные трудности — будто прыгать с парашютом. В первый раз страшно. В последующие — привычно. Мало новых ощущений. Даже перспектива умереть не задевает. Конечно, не хочется, но кто меня спрашивает?       Размышления были прерваны звуком поворота ключа в ржавом замке. За мной пришли? Так скоро? Опять эти ходячие доспехи. Нет, серьезно. Не людьми же их называть после того, что я видела в борделе.       — На выход, — послышалась грубая команда. Я лишь флегматично подняла голову, что только разозлило вошедшего, а потому он продолжил намного громче: — Ты оглохла?       Ну что ж… задам самой себе насущный вопрос: получить в глаз еще раз или нет? Думаю, вариант «не получить» нравится мне больше. Как-то видеть хотя бы одним глазом все-таки лучше, чем вообще не видеть, а потому я молча встала с лежанки и подошла к нему.       Стражник сковал мои руки и подтолкнул к выходу. В коридоре развернул к лестнице наверх, и мы дружно и без лишних слов стали подниматься, пока мрачные сырые коридоры не сменились чистым красным кирпичом, а запах крови и грязи совсем не исчезли. Интересно. Не похоже на место казни. А куда тогда ведут? На пытки? Прекрасное предположение. Надеюсь, ошибочное.       Жутко хотелось спросить у провожатого, за что меня вообще задержали. Правда, не думаю, что знает. А если и знает, то вряд ли удостоит ответом. Кто я, в конце концов, чтобы на мои вопросы отвечали? И всё же стоило попробовать. За спрос денег не берут, а в морду бьют только самые отбитые.       — За что я здесь? — прошептала я себе под нос, будто меня могли прервать в любой момент. Мужчина промолчал и сделал вид, что совсем ничего не заметил. — Ты слышишь?       — Закрой рот, — холодно произнес он и подтолкнул так, что я запнулась и чуть не упала.       Выпрямившись, я глубоко вздохнула и пошла дальше. Следовало ожидать чего-то иного?       Мы дошли до двери, в которую стражник осторожно постучал. Звонкий женский голос разрешил войти. Я нахмурилась. Что вообще происходит?       Он открыл дверь и, втолкнув меня внутрь, передал двум другим мужчинам, а сам удалился. Я мельком огляделась: убранство комнаты показалось мне вычурным — будто хозяин хотел продемонстрировать богатство всеми возможными способами. И дорогая с виду мебель, и светло-бежевые занавески в тон постельного белья, и мягкий аромат цветов, и картины… Около широкого окна, не закрытого занавесью, стояло высокое кресло, около которого — небольшой круглый столик с объемным фужером и вазой, наполненной фруктами. За окном — ночь. Интересно, сколько я провела без сознания? И где женщина, которая позволила войти?       На второй вопрос получила ответ незамедлительно — охрана и одновременно слуги развернули кресло ко мне. Я, удерживаемая за цепь, прикованную к толстым железным наручникам, увидела перед собой ухоженную (словно только что из спа-салона!) белокурую женщину, которая мне сразу не понравилась.       — Ты, значит? — расплывчато протянула она и с довольной ухмылкой добавила: — Нравится ли тебе чудный сине-фиолетовый оттенок твоего глаза?       Длинные золотые локоны, заплетенные по последнему писку моды; блестящие, но не вычурные украшения на шее и руках; темно-бордовое платье с ручной вышивкой… И безмерно высокомерный взгляд. Даже более самодовольный, чем у лорда Бейлиша. Я поняла, что передо мной королева Серсея, о красоте которой часто перешёптывались девочки в борделе. Очень красивая, шикарная женщина, но определенно не настроенная мне помочь.       — Я… — едва ли начала говорить, как забыла вопрос, который был задан, и что хотела ответить. Пришлось выкручиваться с пользой для себя. — Меня больше волнует причина моего пребывания здесь. Вернее, что я её не знаю. Ваше величество.       — Ничего личного, — ядовито улыбнулась она и, не отрывая взгляд от моих глаз, потянулась за фужером, — просто решила подержать при себе любимую шлюху моего дорогого братца. Всего лишь сестринская забота, понимаешь?       — Не совсем, — призналась я, попытавшись улыбнуться в ответ. Вышло неловко — заметить мою настороженность смог бы и ребенок.       — Тебе и не нужно, — Серсея отхлебнула из фужера и манерно отмахнулась свободной рукой. — Побудь хорошей девочкой — подожди немного за дверью. Я хотела бы порадовать дорогого братца пламенной встречей с тобой. Обещаю, что после сего мы ещё немного поговорим по душам наедине. Или почти наедине.       Она самодовольно глянула на охрану, и тот, что держал меня за наручники, вывел наружу и спрятал в закуток, будто бы королева не хотела, чтобы меня увидели заранее и чтобы я услышала хотя бы частичку разговора. Что ж, так даже лучше. Меньше знаю — крепче буду спать.       Спустя некоторое время странных пряток по зову королевы меня вновь вернули в комнату, вот только Серсея была не одна. Тирион. Она всерьёз считает меня его любовницей? Да мы даже не потрахались ни разу за то время, что я в этом теле. Вот же дура. Но красивая.       — Погляди, кто тут у меня… — промурлыкала Серсея, когда меня подтолкнули в центр комнаты. — Узнаешь?       Карлик, сидевший ко входу спиной, осторожно развернулся. Взгляд с обеспокоенного сменился на умиротворённый, когда Тирион увидел меня.       — Предупреждаю, — продолжила шипеть она, — если с моим сыном хоть что-нибудь случится, она будет умирать долго и мучительно.       Она точно принимает меня за кого-то другого. Ланнистеру насрать на меня, что очевидно. Но почему-то он упорно пытается разыграть взволнованного столь ужасной новостью возлюбленного. Ловко спрыгнув со стула, Тирион подошел ко мне и, не решаясь прикоснуться, жалостливо посмотрел сначала на меня, потом на Серсею.       — Любимая…       Я промолчала в ответ, подумав лишь об одном: если столько натерпелась из-за него, быть может, он вновь придёт «извиняться» деньгами? Было бы очень и очень кстати.       — Увести её, — скомандовала королева, и меня буквально рванули с места, будто желали, чтобы напоследок я еще и упала.       Из комнаты вывели чуть ли не пинками, после чего повели той же дорогой обратно. Так я думала до тех пор, пока мы не прошли мою камеру и не стали спускаться по лестнице вниз. Меня уже не сильно беспокоил сам бессмысленный арест — гораздо больше волновал вопрос, куда меня сейчас ведут.       Ответ не заставил себя долго ждать: жуткие крики стали доноситься до моего слуха, а помещение, в котором мы со стражником остались наедине, было очень похоже на пыточную. По крайней мере, приспособления выглядели внушительно и пугали сильно. Хоть бы только не попытались испробовать на мне…       Ноги подкосились, и я едва устояла, сильно пошатнулась от крепкого запаха крови. Не желая верить в происходящее, я подняла взгляд на моего охранника. Он даже не глянул в мою сторону. Вполне очевидно, что для него, для них всех я не живое существо, а вещь, с которой можно делать что угодно. Именно повсеместное вещественное отношение к женщинам меня раздражало больше всего. Да, в теории «порядочной» женщине этого мира предлагается спокойная жизнь под опекой своего защитника. А на практике… что значит быть вещью? Стоять на полочке, одеваться в красивые платьица, а ещё рожать постоянно. И больше ничего. Но самое ужасное: твоя жизнь зависит от защитника. Если вдруг он окажется психопатом или хотя бы кухонным боксером — ох, не сдобровать. Потому что игрушки не уходят от хозяев и именно они всегда виноваты.       Мы так и стояли в помещении, плотные каменные стены которого пропускали леденящие душу крики, заставляя вздрагивать каждый раз. Спустя, быть может, минут пятнадцать или двадцать к нам присоединилась королева с личной охраной. Горделивый взгляд окатил меня с ног до головы; Её величество легко взмахнула изящной ручкой, и неожиданно для меня прилетел удар в живот, из-за которого я согнулась пополам и простонала. Буквально сразу последовал ещё один — по колену. Я тут же упала и, дабы не развалиться, оперлась рукой на грязный холодный пол.       — Вот в таком положении надо приветствовать королеву, дабы она была более снисходительна к тебе, — ехидно поучала она, обходя меня со стороны.       — Я по…       Меня прервал сильный пинок вбок, из-за чего я брякнулась на пол и завыла. Захотелось рывком приблизиться к королеве и, вцепившись зубами мертвой хваткой в какую-нибудь часть ее тела, вырвать с мясом, прожевать и выплюнуть, но понимала, что этим подпишу себе смертельный приговор. Пока есть возможность выжить — надо этим пользоваться.       — И разговаривать тоже не следует, — продолжала она ласково. — Знаешь, я бы очень хотела тебя убить — это наверняка причинило бы столько страданий Бесу, что словами не описать… Но придётся держать тебя на цепи. Ах, какая жалость. Скольким приходится жертвовать ради блага детей. И все же совсем ограничить себя в удовольствии я, увы, не могу…       Она вновь взмахнула ручкой, и меня подняли с пола за волосы. Я пыталась вцепиться в ладонь, что меня удерживала, но она была укрыта плотной перчаткой. Из глаз ручьём текли слезы; ощущение, что сейчас одним махом вырвут все, что было на голове. Сука! Тупая ебучая тварь! Я ничего тебе не сделала, какого хрена?!       — Кстати, ты и сама можешь мне помочь, — промурлыкала она, не отводя довольный взгляд. — Напомни-ка, чья ты? Алайи или Мизинца?       — Мизинца, — сквозь зубы произнесла я, а подумала: «На кой черт тебе, сука, знать об этом?»       — Очаровательно, — сказала она и указала на ближайший стол. Меня перетащили на него и прижали к грязной деревянной поверхности так, что я едва могла вдохнуть. — Лорд Бейлиш, наверное, не обрадуется, когда увидит, что стало с твоим милым личиком…       Рука, что держала за волосы, со всей силы оттянула голову и приложила об стол. Мне повезло, что удар пришёлся больше на правую скулу, хотя нос тоже оказался задет — это я поняла, когда кровь из ноздрей стекла до губы. Я собрала остатки сил, чтобы просто не закричать. Это наверняка доставило бы ей массу удовольствия. "Хрен тебе", — хотела прошипеть я, но из-за давления получилось нечто нечленораздельное. Может, оно и к лучшему?       — Бедная, несчастная девочка, — продолжала злорадствовать она. — Как же тебе повезло, что я сегодня на редкость добра и что Мизинец верно служит интересам короны. Было бы некрасиво слишком сильно портить его товар.       У меня будто камень с души упал. Мужчина, что удерживал и бил меня, ослабил хватку.       — Но все же ты заслужила небольшое наказание. Отрубить этой шлюхе мизинец.       Я ошарашенно глянула на неё.       — На левой или на правой? — задумчиво спросила королева саму себя. — Может, сама выберешь? Ах, нет — слишком много чести. Руби на левой!       В панике я начала вырываться, благодаря чему получила внеочередной удар в грудь. Закашлявшись, потеряла равновесие, ощутив, что мою вытянутую руку положили на стол, будто морковь на разделочную доску.       — Нет, нет, нет, нет!.. — тараторила я, когда увидела в руке мучителя топорик для разделки мяса. Замахнувшись, он будто понял, что в таком положении скорее отрубит всю кисть, чем отдельный палец, а потому заставил меня четырьмя пальцами упереться о край стола, а выставить один мизинец.       — Руби уже, черт бы тебя побрал!       Он вновь занёс топорик и, игнорируя мои жалостлива мольбы, приложился так, что лезвие чуть не застряло в дереве. Я истошно закричала и потеряла сознание от боли.