Jeg reiser alene

Тяжело вздохнув, Кисок провожает взглядом отъезжающий вагон. Не то чтобы Кисок очень спешит, да и поезда в метро ходят каждые полторы минуты, просто обидно, когда двери захлопываются прямо перед носом, а довольные таким раскладом, ещё секунду назад угрюмые, рожи начинают сверкать гаденькими ухмылками, и по каждой буквально бегущей строкой: лох, а мы вот в вагоне, и будем на месте на полторы минуты раньше тебя. Кисок закапывается ладонями глубже в карманы, ёжится от порыва воздуха и старается не проклянать каждого умника в ушедшем составе. В следующем поезде народа ещё больше, Кисок с трудом просачивается сквозь людскую массу; места для манёвра не остаётся и Кисок, зажатый со всех сторон, оказывается спиной к выходу и лицом ко всем остальным. Сначала он, как любой нормальный человек, старается смотреть куда угодно, лишь бы не пересекаться взглядами с незнакомыми и явно не очень приветливыми людьми, но у мужчины перед ним такой же бомбер, только серый. Кисок всегда и всему предпочитает чёрный. Он поднимает глаза и... всё. Просто всё. Потому что айдолы - а то, что это айдол сомнений быть ну просто не может - не должны ездить в метро, а таких как этот вообще нужно на руках носить. Кисок носил бы. Узкое бледное лицо с большими тёмными глазами, обрамлёнными абсурдно длинными ресницами, смотрит в ответ открыто, без вызова, без смущения, просто рассматривает Кисока, будто он тоже...интересен? Кисок впервые ощущает нехватку воздуха в салоне. Вагон опасно кренится влево, люди, как кости на счётах, сваливаются на одну сторону и Кисок видит в этом промысел божий, потому что "айдол" падает прямо в заботливо (заранее) расставленные Кисоком руки. В мешанине запахов и отдушек, Кисок украдкой втягивает аромат тонкой - он очень худой, как и положено айдолам - фигурки, отделяя его от всех остальных, запоминая, и с ужасом понимает, что не сможет отпустить. Тихое "спасибо" тёплым дыханием в шею только подтверждает опасения. Объятия всё же приходится, к неудовольствию Кисока, разжать, но лишь потому, что со всех сторон слышится шёпоток и смешки; "айдол", что удивительно, замер и пригрелся, как котёнок. От этой ассоциации Кисоку физически дурно. Он убирает руки и снова смотрит в красивые глаза и вот теперь их обладатель явно смущён; Кисок думает, что никому на свете так не идёт лёгкий румянец. Они смотрят друг на друга, кажется, вечность, не замечая, как рассасывается людское море вокруг, как мелькают за окнами станции и платформы, как в вагоне остаются только они да несколько человек в конце салона. - Я ещё никогда не влюблялся с первого взгляда... в айдола, - наконец произносит Кисок. - Я не айдол, - улыбается "айдол", и делает этим Кисоку стократ больнее. - Я ещё никогда не влюблялся с первого взгляда, - Кисок возвращает улыбку, и смотрит умоляюще, потому что, пожалуйста, влюбись в меня тоже, вот прямо сейчас... - Сонхва, - он протягивает руку и Кисок легонько пожимает тонкие пальцы. - Кисок, - отвечает, а Сонхва наклоняет голову набок и улыбается снова. Из вагона они выходят вместе, не помня, куда и зачем ехали, всё это неважно сейчас, когда пальцы переплетены, когда ладонь Сонхвы так правильно лежит в ладони Кисока, когда он улыбается ему; когда такой красивый для Сонхвы Кисок мягко целует на прощание около подъезда спустя несколько часов, когда Сонхва отвечает на поцелуй и льнёт ближе, когда впереди - целая жизнь.