Человеку всегда нужен другой человек.
Мгновение — и губы встретились. Её — пересохшие, но мягкие и послушные, его — искусанные, пахнущие кофе и сентябрьским дождем. Он знает, что делать. Она — еще нет. Длинные рыжие волосы закрывают ему лицо, щекоча нос и заставляя фыркнуть и зажмуриться от удовольствия. Дилан запускает пальцы в густую шевелюру, не разрывая поцелуй и удовлетворенно чувствуя на шее её руки. Секунда — и она сидит у него на коленях, прижимаясь бедрами к грубой ткани джинсов. Проводит указательным пальцем по отросшей за ночь щетине, приняв нечленораздельное, животное рычание сквозь скованные поцелуем губы. Их взгляды пересекаются. — Ты уверена, что хочешь этого? — Заткнись, О’Брайен. Еще секунда — и она трясущимися от желания руками стаскивает с него джемпер, отбрасывая его в дальний угол комнаты, покрывает эфемерными поцелуями родинки на скулах, шею, выпирающие ключицы, проводит пальцами по дорожке волос от груди до ремня. Дотрагивается до сильных, покрытых венами рук, вздрагивая от каждого прикосновения как от электрического удара. Он судорожно хватает ртом воздух, тянет её за волосы на себя, разжигая еще больший огонь внутри. Нет. Слишком, слишком рано. Сейчас она королева. Она смело, нагло дотрагивается до каждого участка его обнаженного торса, чувствуя напряжение под собой и наслаждаясь тщетными попытками прервать сладкую пытку. На кухне звонит телефон. Не её телефон. Дилан отвлекается, но лишь на мгновение. Пошли все к черту. Чертыхаясь, безуспешно пытается расстегнуть пуговицы её белоснежной рубашки непослушными пальцами. — Почему бы тебе не порвать её? Шепчет прямо в ухо, прикусив мочку. И ткань послушно трещит по швам, полностью обнажая ключицы, грудь и плоский живот. Холлэнд Роден сидит на его коленях: растрепанная, без грамма макияжа на лице, настоящая и пьянящая естественной сексуальностью. Неторопливо отрывается от его губ, с интересом дожидаясь реакции. Достаточно. Еще секунда — и она под ним, скованная, не в состоянии пошевелиться. Нависает сверху, одурманивая, опьяняя прерывистым дыханием быстрее и сильнее любого алкоголя. От него пахнет сексом и черным кофе, от неё — покорностью и яблочным шампунем. Медленно, мучительно медленно проводит своими тонкими пальчиками вдоль всего торса, наслаждаясь нетерпеливым постаныванием, и переключает внимание на ремень его брюк. Боже. Она всхлипывает. — Поцелуй меня. Поцелуй. — Требует, вцепившись руками в напряжённые бицепсы и ногами стаскивая с него джинсы. Он медлит, потому что не может перестать упиваться её красотой, не может перестать вдыхать запах волос и обводить взглядом ерзающее под ним прекрасное и самое желанное тело. — Поцелуй! — Всхлипывает еще раз. Горячий, настойчивый, яростный, поцелуй, рвущий в ошмётки губы и требующий большего, намного большего. Отдай мне всю себя. Умоляю. Послушно откидывается назад, вздрагивая от каждого поцелуя в шею, ключицу, чувствуя, как он продвигается все ниже, ниже, неторопливо прокладывая дорожку поцелуев по покрытому мурашками животу. Теперь они играют по его правилам. Теперь он её хозяин. Он Бог. Сладкая, приторно сладкая истома разливается по всему телу, от кончиков волос до пальцев ног. Он — молчаливый и расчетливый хищник, она — хрупкая и послушная жертва. Он чувствует свою власть над ней, она позволяет ему собой управлять. — Дилан, пожалуйста. — Холл практически плачет, притягивая его за волосы и крепче вцепившись в шею. — Пожалуйста. Спускается ниже и ниже, сминая пальцами белоснежные простыни, покрывая поцелуями самый низ живота, внутреннюю сторону бёдер. Он стонет, резким движением срывая белые трусики. — Как же долго ты меня ждала, малышка. Возвращается наверх и проводит указательным пальцем из одного уголка губ в другой. Ей остается лишь извиваться под ним, судорожно пытаясь сжать бедра и хватая ртом воздух. Слишком, слишком долго. — Прошу, Дилан! Резкий толчок, и он срывает судорожный вскрик с её губ. — Доверься мне. — Пальцы рук переплетаются над её головой. — Просто доверься. Он — её вакцина, она — его личное Лекарство от смерти. Она чувствует его каждым квадратным миллиметром тела, чувствует сокрушительное, необъяснимое чувство свободы и зависимости одновременно. Внутренняя богиня торжествует, понимая, что ему хорошо, очень хорошо, она ощущает его дыхание на своей груди, судорожно сжимая сильную ладонь как спасательную соломинку. Дилан двигается плавно, не желая причинять ей боль, но уверенно, продолжая покрывать её веки, губы, ключицы и грудь горячими рваными поцелуями, лаская изможденное желанием тело. Мальчики любят плохих девочек. Но она не плохая, нет, скорее, наоборот. И она ему совершенно точно нравится, если именно так можно описать цунами, бушующее внутри. — Прошу. — Жалобно всхлипывает, и слезы текут по щекам. — Дилан, пожалуйста. Последний толчок. Она кричит, сжимает бедра и уносится далеко из этой комнаты, разбиваясь на тысячи маленьких осколков снова и снова, он стонет и приходит к исступлению вслед за ней.***
Дилан остается лежать, опираясь на руки, смотря на неё сверху вниз, губами стирая с щек соленые слезы. — Кто-нибудь говорил, какая ты красивая, когда плачешь? Целует в лоб и ложится рядом, позволив ей положить голову себе на грудь. И она лежит, упиваясь его объятьями и запахом. Обнаженная, дрожащая, обессиленная и самая счастливая на свете.***
О’Брайен не может, хочет, но не может отвести взгляда от бездонных глаз, от лба и щек, покрытых маленькими капельками пота. Ему кажется, что стоит моргнуть, и картинка исчезнет как мираж в пустыне, оставив его разбитым и одиноким. Холл опирается на локоть: так, чтобы приподняться над ним. — Почему ты так смотришь? Ты… жалеешь? — Самое страшное, самое волнующее извергается на поверхность этого долбанного вулкана. Тот лишь подносит к губам тыльную сторону её узкой ладошки. — Жалею. Только об одном. О том, сколько времени я потерял.***
— Если ты сейчас же не оденешься или не залезешь обратно под одеяло, я за себя не ручаюсь. — Предупреждает со всей серьезностью, на которую только способен. — Это угроза, О’Брайен? — Наигранно обиженно вскидывает свои светлые бровки. Ему чертовски, чертовски нравится, когда она называет его фамилии. — Самая что ни на есть.***
— Что мы теперь будем делать со всем этим? Холл накручивает на палец непослушный локон и выжидающе смотрит ему в глаза, отапливая взглядом каждую клеточку его тела. — А почему мы должны с этим что-то делать? Он видит, что девушка колеблется, видит, что какой-то вопрос гложет её изнутри. — Послушай, это ведь наша жизнь, правда? И никто не вправе осуждать нас за принятые решения.***
Когда Дилан открыл глаза, Холлэнд спокойно спала на его руке, свернувшись калачиком под одеялом. Полуденное осеннее солнце играло бликами на медных волосах, хаотично раскиданных по подушке. Она заворочалась, открыла глаза и довольно улыбнулась, словив губами короткий покровительственный поцелуй. — У меня скоро интервью, поэтому я должен уехать. — Но ты вернешься? — Обязательно.***
Он глупо улыбается, заставляя фанаток в зале верещать от восторга, однако не в силах контролировать потоки счастья, бьющие ключом из его груди. Не здесь я должен сейчас быть, не здесь. — Дилан, вы можете сказать, что уже полностью оправились после перенесенной травмы? — Да, я вполне в порядке, спасибо. — Загруженный рабочий график никак не сказывается на личной жизни? — Знаете, я никогда не распространялся насчет своих отношений и сейчас не собираюсь. Но у меня определенно все хорошо. Вот теперь все просто замечательно. — Планируете ли вы продолжать общаться с кем-то из каста «Волчонка» после его окончания? — Конечно, они потрясающие ребята, перевернувшие мою жизнь. Знаете, я их всех очень люблю. Фраза, прописанная по сценарию, фраза, которая поднимет рейтинг этого интернет-канала на несколько долей процента. Хотя он на самом деле их любит. И слово «люблю» теперь приобрело для него какой-то новый, не замеченный ранее оттенок. Больше он этого не боится.***
Дилан еще не знает, что по окончании интервью он разблокирует телефон, и первым, что увидит, будет это проклятое сообщение. Шесть ненавистных слов, тридцать ненавистных букв и три ненавистные точки.Не приезжай. Это было ошибкой. Прости.
Сорок семь гребанных раз подряд абонент будет не абонент. Телефон выпадет из его руки на тротуар и так и останется там лежать. Скоро перед невидящими глазами будет закрытая наглухо такая знакомая дверь, у которой он просидит трое суток. А еще через несколько часов Шелли откроет дверь своего дома и расстроенно, не успев удивиться, что он стоит на её пороге, скажет, что Холл уехала, никого не предупредив. Ошибкой. Ошибкой. Ошибкой. Это было ошибкой. Залить образовавшуюся внутри черную дыру литрами виски? Выместить гнев на первой попавшейся шлюхе из бара напротив? Нет. Просто перестать существовать. Я всё-таки тебя потерял.Sex with you is like I’m dreamin’ and I just wanna hear you scream again. Now you’re gone, I can’t believe it Time I spent with you deceivin’ me.