Все в восторге от тебя!

      Персиваль сидел в «засаде» уже около часа, но его, казалось, не расстраивал этот факт. Все существо рыцаря пело от счастья в предвкушении встречи со своим любимым. Ведь рано или поздно Мерлин будет идти в покои своего принца, а уж тогда и настанет его время. Персиваля прошила нетерпеливая дрожь, пробежавшая по спине стаей мурашек.       Он тщательно приготовился: сам почистил свои доспехи, вымылся в холодной воде и даже побрился. «В этот раз все должно получиться. Он будет моим!» — решил Персиваль, улыбаясь своим мыслям и достал довольно помятый, испещренный каракулями листок. Наскоро пробежав по нему взглядом, он кивнул сам себе и снова — наверное, в сотый раз — бесцеремонно смял его, запихнув в карманное отделение в штанах. При этом кольчуга тихо звякнула, но рыцарю было не до конспирации. Он беззвучно повторял слова, над которыми корпел несколько часов, превращая в имеющийся шедевр.       Оставалось только подождать свою любовь. Свою музу. Свою булочку.       Серые глаза его плотоядно блеснули в тени, отбрасываемой портьерой.

***

      Ничего не подозревающий Мерлин уныло брел по замку, отвечая вымученной улыбкой его обитателям на вопрос о самочувствии. Разве кому-то есть дело до того, почему расстроен какой—то там слуга? Правильно, нет. Значит, и рассказывать кому-то о своих проблемах глупо. И тем более, что можно сказать в такой ситуации? «О, у меня много проблем, но они не велики, поэтому не стоит переживать. Всего лишь все, кто хоть раз коснется моей руки, тут же влюбляются в меня и забывают о том, что я мужчина и, вообще-то, мы друзья». Мерлин грустно улыбнулся. Да уж, интересно, что бы ему ответили на это. Хотя нет, не интересно.       Стены замка причудливо отражали звук шагов Мерлина, отвлекая его от невеселых мыслей. И маг развлекал себя тем, что старался наступать на каменные плиты, покрывающие пол Камелота, избегая «швов». Со стороны это выглядело странно, но несколько забавно, что совсем не смущало неожиданно развеселившегося и пританцовывающего Мерлина. Он решил немного усложнить только что придуманную игру, подключив эхо, звучавшее из-за его топота, поэтому он изменял каждый шаг, чередуя. Сначала — с пятки на носок, потом наступил сразу на носок, а после и вовсе прыгнул двумя.       И именно в этот момент откуда-то из-за угла выпрыгнул Персиваль и громко произнес:       — Пирожочек!       Мерлин, словно громом пораженный, отпрыгнул в сторону, в испуге вытаращив глаза и схватился за левую грудь. Ой, то есть за место, где предположительно располагается выпрыгивающее сейчас из нее сердце.       — Персиваль! — облегченно выдохнул он. — Зачем так резко выпрыгивать? Я до смерти испугался.       Мерлин опирался спиной о стену, выравнивая дыхание, а Персиваль как-то разом сжался, растеряв свой пыл.       — Прости меня, я хотел тебя удивить, — брови его трогательно изогнулись, и Мерлин немного оттаял, узнав жест друга.       — Ладно, удивил, — произнес маг, как ему казалось, спокойным тоном.       — О, тогда у меня есть для тебя еще один подарок, — воодушевился рыцарь, разом выпрямившись и, набрав в легкие побольше воздуха, проникновенно взглянул в синие глаза возлюбленного:       — Твои глаза красивее моего меча!        Конечно, они и цвета другого, но все же.        Его я люблю так же сильно, как тебя.        И он мне любых других мечей дороже.       Мерлин в ужасе перестал дышать. Персиваль счел это хорошим знаком и еще более радостно продолжил басить:        — Твоя белая кожа белее всего на свете,        Белее всех простыней в королевстве.        Белее самого белого в этом куплете,        Белее всего, короче, — Персиваль немного покраснел. — Я просто не знаю, какое слово сюда вставить.       — А твои запястья настолько худые, ой нет, изящные,        Что мой любимый меч им не удержать.        А твои странные движения и падения скользящие        В моменты грусти я начинаю перебирать.       — Я всего лишь хотел объяснить тебе, пирожочек,        Что люблю тебя я всем сердцем своим        И готов я отдать даже меч свой,        Лишь бы быть тобою любим.       Мерлину захотелось убить себя этим самым мечом, о котором так много сказал Персиваль.       — И, — Персиваль кидал на него влюбленные взгляды, списывая излишнюю молчаливость любимого на счастливое молчание, — как тебе?       Мерлин еще пару раз моргнул, приходя в себя, и, резко развернувшись, убежал прочь.