Не буди лихо...

      «Лютобор»       Еле слышное сопение, хруст ломающихся веток под тяжестью грузной туши.Низко пригнувшись к земле, втягивая большими ноздрями воздух, по полю рыскал огромный вепрь. Лютобор сразу его приметил и теперь осторожно, стараясь не издавать громких звуков, приближался к добыче. Уже смеркалось, в животе предательски урчало. Целый день, поди, по лесу бегает, а во рту и маковой росинки не было. Вонь дикого животного стала совсем густой, означая, что добыча достаточно близко,- и боярин решился на атаку. Короткая погоня до границы леса, затем несколько кровавых секунд - и несчастное животное издало предсмертный визг.       Лютобор упивался кровью, с восторгом отмечая, что во время охоты его внутренний зверь так же покладист, как и в минуты крайней сосредоточенности. Не хотелось думать о том, кого рядом нет. Единственном, кого зверь лютой ненавистью отметил. Но желтые глаза упрямо возникали перед мысленным взором, как ранее бывало с образом Татьяны в минуты, когда Лютобору было хорошо и спокойно.       Точно подтверждая его мысли, доселе смиренный берендей вскинул всклокоченную голову, хищно разинув огромную пасть, обнажая белоснежные клыки. Горячая кровь вскипела внутри. Жаром обдало лицо, руки сомкнулись на шее убитого животного и когти с новой силой впились в плоть. Как легко все рухнуло. Секундой ранее он наслаждался добычей и полной властью над собой, но вот вновь его раздирает боль и лютая злоба, огнем выжигая все внутри.       Лютобор вскочил на ноги, вновь бросая добычу, откинув тушу так далеко, что труп бедного животного перелетел высоко сквозь листву деревьев, скрывшись из виду. Вновь устремляясь прочь, пытаясь сбежать от наваждения, что не оставит его теперь вовек, ратник в отчаянье выл, ломая ветки перед собой. Быть так близко и одновременно так далеко от того, кого так страстно желает сердце и так люто ненавидит нутро. Ратник страшился своего проклятья, но только сейчас осознал в чем его лютость, весь смысл. «Одиноким быть…».       Чем дальше в лес, тем больше дров, - так гласит пословица. Вот и беда, как колесо, набирает обороты. И чем ближе друг к другу, чем крепче их с Куницей связь, тем сильнее берендей, тем больше злобы в нем. Быть одному - вот истинная судьба.Если хочет уберечь любимых, то их придется покинуть.       Полный тоски и боли вой пронесся над уже спящим лесом, вспугнув стаи птиц и дремавших животных. Раскаленной кочергой в сердце вошло осознание, что более никого ему любить не суждено - и ратник смирился,бросил жалкие попытки бороться с собой и своим проклятьем. И что-то вдруг стало происходить, Лютобор ощутил, как вокруг задвигался воздух, и сознание накрыло красной пеленой. Но острый разум не пришел от того в ужас, а лишь со звериной настороженностью наблюдал, что же будет дальше. Мышцы под кожей заполыхали огнем, растягиваясь, приобретая иную форму. Мелькнула последняя осознанная мысль, как чудно все в мире устроено…       Первый раз обращаться тяжело: треск ломающихся костей, двигающихся суставов надолго останется в памяти боярина. Ему казалось, что превращение заняло целую вечность;часы прошли, прежде чем на поляне, шатаясь и падая, возник огромный волк. Мех его был влажным, как у новорожденного, но лапы мощны и крепки, хоть и стоял зверь на них еще неуверенно. Широко расставив конечности, ратник привыкал к новому телу. Страха не было: осознание того, что все происходит как надо, наполняло его спокойствием. От бога его сущность, от светлого, в протест тому, что говорил он у разоренного поселения лесного народа. Как будто домой воротился, по плечу рубаха пришлась.       С каждой минутой всё привычнее становилась новая шкура, когда же Лютобор совсем освоился - кинулся прочь, разминая будто затекшие лапы. Ликовал берендей, вместе с ним радовался и ратник. Ветер в острых ушах не заглушал звуки ночного леса, не мешал расслышать любой, даже самый тихий, шорох. Мокрый нос улавливал даже самые тонкие запахи, раскладывая их как по полкам. И пушистый хвост, наличие которого хоть как-то, но удивляло Лютобора, лежал точно по ветру. Деревья проносились с молниеносной скоростью, пока лапы не принесли его к стоянке скифов. Как он здесь очутился, ратник не смог понять. В дали скакали блики от костра, а возле, согнувшись и укутавшись в плащ, сидела одинокая фигура. Лица разглядеть не удалось, но боярину этого и не требовалось. Он отлично знал, кто это.       Сложив голову на лапы, боярин улегся в кустах, вдруг резко ощутив дичайшую усталость. Веки вмиг отяжелели и глаза закрылись, покатые бока ровно вздымались в такт спокойному дыханию. Обращение отняло много сил, и берендей лишь коротко рыкнул на прощание, скрываясь в недрах затуманенного сном разума.              «Куница»       Сколь вокруг не ходи, а пришлось взглянуть правде в глаза. Татьяна Кунице как кость в горле. Ревновал наемник, по-бабьи низко, ревновал. Зла ей,конечно, не желал, но отчаянно хотел, чтобы она была как можно дальше. Ему виделось их с Лютобором будущее не в семье и даже не в стае, а вдвоем. Два одиноких волка. Куница дико устал и от своих, и от чужих. Силы духа еще хватит, но виден был уже предел. Сколько можно бороться да землю грызть? Он сидел у костра и невидящим взором глядел в пламя.       Мысли роем вились в голове, как вдруг резко оборвались мягким спокойствием. Будто стихло всё вокруг. Неожиданно мирно и уютно стало на душе. Почудились мамины руки и запах, чуть сладковатый и пряный, а после и тень подошла сбоку. Тёмная фигура шла как в плаще, только то был не плащ, а саван. Покрытая черной тканью голова повернулись - и Куница в ужасе отпрянул. Из-под низко опущенных бровей на него смотрели совсем не мамины глаза. Взгляд этих глаз продолжает видеться ему в кошмарах до сих пор, хоть и не признаётся он никому в этом. Уродливый шрам на правой щеке сморщился, когда человек усмехнулся.       -Поди, не ждал, зверёныш, – скрипучий голос произносил слова, но губы оставались недвижны. – Да ты не боись, худого не сделаю. А кабы и мог, так нет нужды в том, – голос затих, и фигура отвернулась, уставившись в огонь так же, как сам Куница пару минут назад. Время тягучей смолой тянулось в давящем молчании,пока скиф не осмелился заговорить.       -Ты с чем явился, Яр? – голос предательски дрогнул, произнося такое ненавистное имя.       Фигура зашевелилась и вновь обратилась к Кунице:        – Соскучился.        Скрипучий смех разнесся над стоянкой. Он казался громким и тихим одновременно. Оглушал, но ни одна лесная букашка от него не вздрогнула. Птицы продолжали мирно спать на ветках деревьев.Куница позволил себе слабо улыбнуться.       - А если серьезно? – хитро прищурившись, волк по обыкновению зажал травинку в зубах, но мелкая дрожь длинных пальцев выдавала внутреннее напряжение. Призрак усмехнулся, заметив это.       -А если серьезно, то я к тебе с вестью от высших сил. Отчего именно я - не спрашивай, самому не ведомо. Кому-то вы нужны, как оказалось.       - Кому? – глаза наемника округлились от подобной новости. – Аресу?– Куница забыл про опасность, придвинулся к призраку ближе.       Тень Яра вдруг задумалась, а в следующий миг его лицо прояснилось, как будто он что-то вспомнил.        – Ах да, Арес, – вновь хриплый смех сквозь сжатые губы.–Об этом после, если времени дадут. – тень развернулась полностью к Кунице и как будто приготовилась к долгой беседе. – Есть в этом мире много чего непонятного. И в большинстве случаев, пускай бы оно таковым и оставалось. Но ежели тебя силы какие отметили, то от них уже не скроешься. Вы щенятки с огнем играетесь. Дружок твой, песья морда, - беззлобно осклабился Яр, - далеко пойдет, да только тебя с ним рядом быть не должно. Ты хоть и волчьего племени, да силы твоей на такое не хватит. Выветрилась вся кровушка с годами, поколениями ее родимую вытравливали, так вот одни глазоньки и остались.       Куница затряс головой, отчего рыжеватые пряди упали на лицо, резким движением он отправил их обратно на затылок.       - Вот слова ты говоришь, да только толку никакого. Какие силы? Куда Лютобору путь лежит? И отчего мне-то с ним не по пути?       - Отчего не по пути-то? Может, и по пути, да только не сдюжишь ты.       Куница презрительно сверкнул желтыми глазами.        – Много ты понимаешь.       -Сейчас – больше, – Яр ответил тоскливым взглядом чёрных глазниц, что обозначались на его лице вместо глаз за время разговора.Куница осекся, подавляя все речи, что рвались наружу.        – Зачем ты здесь? О чем поведать хочешь?       -О том, что тебе ни к чему идти за Лютобором. Своей дорогой ступай.       -Нет.       -Упрямый. Весь в отца.       Скиф гордо вскинул голову и уставился на мерцающую тень. Куница отметил, что лунный свет все ярче светит сквозь темный саван призрака, а значит, времени осталось мало. И как бы ему ни хотелось задать кучу вопросов, да обо всем на свете колдовского гостя всё равно не расспросишь.Придется обойтись малым.       -Как мне ему помочь?       -Рядом идти, но не с ним. Изменись, да собой останься. И соперников в обиду не давай.       Скиф вскочил, почти готовый броситься на духа с кулаками.        – Да ты что, издеваешься?! То не иди, то иди!Что за околесицу ты несешь? Какие соперники?       Призрак улыбнулся уголками губ, и Куницу прошиб холодный пот. Вдруг сделалось холодно и тускло. Захотелось съежиться и стать как можно менее заметным. Молодой наемник зажмурился, пытаясь справиться с приступом паники. А когда открыл глаза, Яра поблизости уже не было, только неясный туман вился клубами возле кустов неподалеку. Куница кинулся туда и чуть не споткнулся о тело, лежавшее меж веток. Тело было мужское и полностью обнаженное, и скиф с ужасом осознал, что принадлежит оно Лютобору.       Куница приложил немало сил, чтобы перевернуть ратника на спину: уж больно широк да тяжел стал боярин за последние месяцы. Проверив дыхание, отсутствие ран на теле, волк успокоился. Боярин спит так крепко, что его сейчас хоть пополам руби - не проснётся. Но отчего нагой? Как сюда попал и где пропадал?       Из раздумий Куницу выдернул голос Лиса почти над самым ухом:        – Чёй-то с ним?       Куница вскочил на ноги, чуть не снеся самого Лиса и от неожиданности выхватив нож.       - Тьфу, пес шелудивый! – в сердцах рявкнул Куница.       -Испужался? – Лис скалился во весь рот и еле сдерживался, чтобы не заржать в голос.       Куница лишь хмуро глянул в ответ, убирая оружие. Лис осекся: не до смеху было сейчас.       -Поможешь? – Куница растерянно кивнул на спящего Лютобора.       -Отчего же не мочь, помогу.        Лис не мог взять в толк, что здесь произошло за время его отсутствия, но лезть с вопросами было некогда.Придется ждать, когда сами поведают. И двое волков принялись, пыхтя и сопя, тащить волоком могучее тело боярина поближе к костру, на лежанку. «Татьяна»             Сон никак не желал идти к боярыне. В десятый раз проверила, спит ли дите, снова перевернулась на другой бок, прошлась взглядом по своей скромной опочивальне. Взгляду не за что было зацепиться. Лесъяр жил скромно и излишеств в виде картин или ковров расшитых у него не имелось. Татьяна тяжело вздохнула и села на постели. Даже икон в доме не наблюдалось.От бестолкового лежания уже начало ломить тело, так что она решила коротко пройтись. Ступив на пол босыми ногами, девушка вышла в общую комнату, скользнув к бадье с водой.        Напившись вдоволь, боярыня выглянула в окно и замерла от дивной красоты безмолвной ночи. Лунный свет заливал все пространство широкого двора. Деревья казались волшебными великанами, приобретая чудные очертания в тусклом свете. Татьяне вдруг вздумалось выйти на улицу.В ней будто проснулась непослушная девчонка, которой так и хотелось чего-нибудь учудить. «Поперечная». Так её бабка кликала. И Татьяна с хитрой улыбкой натянула свои сапожки и с платком на плечах выскользнула в заулок.       Вдыхая холодный воздух и стоя на ветру, боярыня уже жалела о своем глупом поступке. Дома ребенок, да и вдруг обнаружат ее пропажу - такой хай подымут. Вдруг, на плечи ей опустились большие и теплые руки.       -Ты что озорничаешь, а? Татьянка? – окликнул ее Лесъяр.       -Ты по чем знаешь, как меня в детстве звали? – боярыня попыталась обернуться, но крепкие объятья не позволили ей этого сделать, держа как в тисках.Ей оставалось только удивленно смотреть вперед.       -Стой смирно. Подышишь воздухом и спи иди. Околеешь на ветру-то, – накинув ей на плечи свой опашень, Лесъяр остался в одной рубахе.       - А сам-то не озябнешь?       Утробный смех, более походящий на рык, раздался за спиной и сильные руки замком сомкнулись вокруг её худенького тельца. Боярыне стало немного не по себе. Стоит тут ночью, в глухом лесу, да еще и обнимается с чужим мужчиной. А меж тем супруг, поди, голову уже где-нибудь сложил. Предательские слезы хлынули из глаз и горячими полосами обожгли щеки.       -Ну что ж ты, милая? Такая ночь чудесная, а ты реветь.        Лесъяр не старался влезть к Татьяне в душу, но меж тем, просто обозначил, что он рядом и готов ее слушать.Так они и стояли в темноте. Обнявшись. Татьяна беззвучно рыдала, а мужчина гладил ее по плечам и волосам. Спустя какое-то время, хозяин потянул Татьяну в дом, указывая на совсем озябшие ладони. Боярыня даже не заметила, как продрогла, несмотря на жар, исходящий от тела Лесъяра. Ей даже в какой-то момент почудилось, что у него лихорадка. Но на ее вопрос об этом он лишь рассмеялся и не ответил.       Они тихонько вернулись в дом, стараясь никого не потревожить. Лесъяр проводил Татьяну до дверей ее комнаты и встал у порога, держа в своих огромных тёплых ладонях ее ледяные руки.       -Ты не печалься, милушка. Вернется твой суженый.       Татьяна подняла на него заплаканные глаза и коротко ответила:       - Я знаю.       Но радости в ее речи Лесъяр не почуял, как будто она была обречена.       Когда за боярыней закрылась дверь, хозяин еще постоял и снова вышел из дома. Аккуратно спрятав одежду, он бросился прочь в своём зверином обличье, все едино ему больше не спалось. Мощные лапы взрывали землю, оставляя глубокие следы. Об этом он попечется опосля. «Октай»             В молчании путь пролегал длиннее. Но о чем говорить с ведьмой? Как ловчее род людской извести? Хоть и сомневался Октай в том, что его спутница злая колдунья, да все одно опасался, прислушиваясь к своему чутью. Странное чувство поселилось в нем. Ему то хотелось закрыть ее собой от всех напастей этого мира, то хотелось сбежать без оглядки как сейчас. Нафиса выглядела усталой. Голова низко опущена, волосы колыхались в такт шагам лошади. А ведь они менее чем полдня в пути после последнего привала. В голове всплыли образы тлеющих тел на опушке того проклятого леса. Степняк крепче перехватил поводья и прибавил лошадям ходу.       -Куда мы, всё-таки, едем? – Октай не надеялся получить ответ, но Нафиса вдруг заговорила.       - В другой лес. Там в самой чаще стоит дом. В нем живет очень плохой человек. Мы идем, чтобы его убить.       -Я его должен буду убить? – Октая совсем не радовала мысль, что он едет по чью-то душу.       -Нет, я. Его тело будет изрублено на части и посыпано солью. А его дух будет навечно заточен в двух сосудах. Первом - от бога, втором - от нечистой силы.       Октай не сдержался и присвистнул на последних словах ведьмы, за что был награжден хмурым взглядом невидящих глаз. Иногда он и впрямь сомневался, что ведьма полностью слепа. Так она порой выразительно умела глядеть из-под густых ресниц. Степняк с сомнением посмотрел на тщедушную фигуру Нафисы и подумал, что все же ему придётся закончить то, что начала эта девушка.       -И чем же он заслужил такую незавидную участь?       -Он - зло.       -Зло? И все? В моей родной деревне каждый второй зло, что ж теперь, пуд соли на них извести?       Нафиса стушевалась, плотнее кутаясь в плащ.       – Прошу, просто поверь мне на слово… – вдруг сделавшись такой беззащитной, тихо произнесла девушка. – Он весь мир погубит.       -Погубит, говоришь… – Октай обернулся назад, будто еще видна та поляна и следы тлена на траве. «Куница»             -Да что ты все его оглядываешь? Цел он, цел. Да уймись ты, спать ляг, а? – Лис терял терпение, глядя, как трепетно Куница осматривает каждую пядь тела ратника. – Спит он, спи-и-ит. – Намеренно растягивая слова, как будто от этого они станут понятней, Лис пытался донести до Куницы простую мысль, что волноваться не о чем. – Храп такой стоит -вороны с веток падают.       Куница зло глянул на соплеменника.       -Сам бы ты спать шел.       - Все, все, ухожу, – в примирении Лис поднял обе руки, изображая страх, и спиной попятился к лежанкам под большим деревом, которое своей широкой и густой кроной создавало подобие крыши над головой.       Лису не по душе были эти отношения. Ему было неприятно смотреть на то, как мужик лаской мужика обхаживает. Наблюдать, как трепетно его соплеменник натягивает на бездвижное тело боярина одежду. Но ему было это на руку. Ведь тогда Татьяна остается одна. На чужом несчастье счастья не построишь, но Лис готов был попытаться. Он был уверен, что с ним ей и ребенку будет лучше. Он сможет правильно о них позаботиться. Наконец-то он обрел смысл существования.       Куница вновь сидел на поваленном стволе дерева возле огня. Вновь смотрел на раздуваемые ночным ветром угли, пытаясь понять хоть что-то, узреть истину, осознать правду. Душа его измаялась, а конца дороги так и не видать. Лютобор мерно дышал рядом. Больше не храпел, значит, остаток воронья в безопасности. Куница улыбнулся, кладя руку на грудь боярина. Кожа под ладонью была горячей; скиф испугался, что боярин болен, и припал губами ко лбу ратника. Жар был немалый. Наемник уже кинулся за водой, чтобы смочить тряпицу да к голове боярской приложить, как вдруг чьи-то сильные руки обхватили его за рёбра - и в следующий миг его длинное худое тело было замято под мощной грудью ратника.       -Лютобор, леший проклятый, пришел в себя? Тебя где носило? – договорить ему не дали. Требовательный рот накрыл губы молодого наемника - и все вопросы остались позади. Куница и сам не представлял, как скучал по этим огромным мозолистым рукам. По колючей бороде и взгляду добрых голубых глаз. Так, нет. Глаз как раз не видно. По крайней мере, добрых и голубых. Вместо них зияли два алых провала, и было в них нечто большее, чем просто человек. Вся колдовская сущность этого мира глядела из этих глаз. Куница в ужасе замер, позабыв как дышать.       -Лютобор? – осторожно позвал скиф, одной рукой пытаясь нашарить нож в жухлой траве.       -Не боись, не замну, – голос был почти прежним, может, слегка хриплым. Было похоже, что ратник не знает о том, как сейчас выглядит. Об этом свидетельствовал недоуменный взгляд двух красных огоньков из-под нахмуренных бровей. – Ты чего так уставился, будто смерть увидал?       -Лютобор, ты только не пужайся, да вот у тебя с глазами что-то, – скиф изо всех сил пытался подобрать слова поправильней, хотя на язык лезли одни гадости.       Но как боярин после себя повел, Куницу смутило. Он коротко кивнул, а после улыбнулся, как ни в чем не бывало, и потянулся обратно к Кунице.       - Обожди, боярин, – Куница попытался отодвинуться, но куда там. Железными оковами вокруг сомкнулись руки ратника - не то что двинуться, вздохнуть сложно. Лютобор недовольно мотнул головой, сетуя, что времени мало и приходится все объяснять.       -Я сам не пойму, что со мной, но то во благо все. Ты главное сам не тушуйся. Зла не задумал и собой владею. Истосковался по тебе, сил нет, – глубоко втягивая воздух ноздрями, ратник уткнулся в копну волос Куницы. - А зверюга эта, что тяперяча во мне живет, как будто дремлет сейчас, – боярин продолжил с жаром говорить, одновременно борясь с завязями на портках скифа – Дай приласкаю, пока времечко есть. Не ерепенься.       Наёмник безвольно рухнул на спину, широко раскрытыми глазами уставившись в ночное небо. Казалось, его более не занимает то, что происходило там, внизу. А тем временем Лютобор справился с одеждой Куницы и с упоением наслаждался вкусом члена скифа, смачно втягивая себе в рот его плоть. Волка настолько ошарашили все события этой ночи, что казалось она длится вечность. Его утомленный разум отказывался осознавать все то, что поведал ему призрак Яра, но подтверждение его слов он сам только что узрел.       Острой вспышкой прошло удовольствие, оставив легкий шлейф, что также быстро растворился во взбудораженном тревогой разуме. Как волна прибоя, накатила и схлынула без следа. Почти бездумно отметив, что ратник не выплюнул семя, а с отвратным наслаждением, как диковинное яства, смакуя, проглотил, Куница отключился. Как был, с глупо спущенными портками и огромным мужиком промеж ног.       Лютобор поднял голову, со счастливой улыбкой, но вмиг посерел. Выражение лица Куницы не оставляло надежды, с каким настроением он заснул.       «Утомился несчастный». Лютобор поправил завязки на портках и накрыл шкурой, поплотнее укутывая наемника. Спать совсем не хотелось - и боярин принялся разглядывать все вокруг, благо новые глаза все видели ясно, как днем. Каждую травинку, каждую копошащуюся в грязи букашку. И острый слух был в диковинку. Ратник закрыл глаза и стал прислушиваться. Сова ухает, версты три до нее. Олениха с олененком укладываются на ночлег. Птицы редко перекликаются по всей округе. Но вот в рой привычных и мирных звуков леса вторгся другой. Громкий и быстрый, он нес тревогу, звук огромных лап, бьющих о землю в быстром беге. Нет, не лап, копыт. Как набат, отсчитывающий мгновенья тишины. Раз, два, три… Лютобор пытался сосчитать, сколько же всадников скачет по их душу. Тем временем грохот становился все ближе, как будто целое войско приближалось. Ратник вскочил на ноги, готовый призвать берендея в подмогу, как вдруг топот стих, лишь пара мерных шагов слышалась в округе.       «Выжидают, что ли?»       Затаив дыхание, Лютобор бесшумно пробирался по лесу. Обогнув небольшую поляну по краю, дабы не выходить из укрытия веток деревьев, ратник продолжал слушать осторожную поступь чьих-то лошадей по земле и старался не думать о том, что это могло быть войско русичей, его войско.       Лютобор замер, встретившись взглядом с парой черных глаз. Они следили за ним пристально и настороженно. После появилась пара глаз поменьше и с такой же опаской принялись разглядывать чужака, но, спустя пару мгновений, олениха с детёнышем скрылись в чаще, оставив растерянного ратника в одиночестве. Не спугнули топотом диких зверей, голосов не слышно людских, что за дивное войско?       Спустя пару минут Лютобор достиг того места, где ему в последний раз слышался топот. Было тихо и темно. В воздухе витал странный запах. Вроде бы даже и не запах, а как будто ощущение. Кожу покалывало, на языке появился солоноватый привкус. Как будто перед грозой, воздух вокруг наполняла влага. Ратник крутился вокруг, то принюхиваясь, припадая низко к земле, то оглядываясь, мотая головой по сторонам. Но, кроме высоких деревьев с могучими и густыми кронами да мощными вековыми стволами, вокруг ничего не было.       - Бред, какой-то.       Ратник протер ладонью лицо. В паре шагов мелькнула неясная белая тень. «Берегиня, опять плутовка по лесу водит». Боярин начинал сердиться, по загривку прошла мелкая дрожь. Ногти стали медленно приобретать очертания когтей, зубы - удлиняться. Припав на одно колено, Лютобор сверлил взглядом то место, где мелькнула тень. Сзади раздался хруст сломанной ветки, но ратник не спешил оборачиваться: он уже учуял того, кто таким хитрым трюком заманил его подальше от скифов. Такие как они должны решать вопросы только в одиночном бою. Хищно улыбнувшись, боярин выпустил берендея на волю.