Чёрно-розовое перо

      Сонный ветер разносил над округой звонкий голос Детки-5, вплетал его в шелестящую траву и шепчущиеся кроны деревьев. Высунувшаяся из окна обеденного зала девочка громко кликала Ло, надрывалась до краснеющих щёк и головной боли, складывала ладошки рупором вокруг рта, чтобы усиливать свой и без того звонкий голос. «Где тебя носит, дуралей, мы уже устали ждать!» Если она сейчас поспособствует скорейшему возвращению этого несносного мальчишки обратно, молодой господин её похвалит. Точно, обязательно похвалит!       Струящийся диким ручьём девичий голос едва достигал пляжа по северному берегу, но всё же достигал, отрывками, эхом пробирался сквозь сутулые ветки бурелома и растворялся у водного порога в шипении солёной пены. Ло слышал Детку-5, но не слушал, не мог слушать. Эта девчонка может хоть осипнуть, хоть задохнуться, надрываясь в своих явственных криках – Ло её не услышит! Ведь она не видела того, на что сейчас в ошарашенном оцепенении смотрел он.       – Почему... Почему ты не сказала... – дрожало на губах мальчика, что опустил голову и спрятал неопределившееся с эмоцией лицо под козырьком меховой шапки. Спустя несколько секунд злость и разочарование взяли над ним верх, встали у руля, и Ло вскинул голову. – Почему ты мне ничего не рассказала?!       В ту секунду, когда за спиной послышался обескураженный голос Трафальгара, какая-то неведомая карательная сила будто бы отрубила Юки язык, проучив её за действа, которые привели их троих к этому неловкому моменту. Она делала короткие тяжкие вдохи, сглатывала, открывала рот, но ничего не могла сказать. На щеках трещали костры стыда, в голове клубились рваные ошмётки всех тех фраз, которые она уже давно заготавливала на случай, если решится-таки признаться Ло в своей маленькой лжи. Все эти сценарии по щелчку пальцев взлетели на воздух, а Юки, как собачонка, подпрыгивала и безрезультатно силилась поймать хоть один лист.       Она имела неосторожность заглянуть в глаза Ло, в те два горящих непониманием и злостью серых фонарика, которые вгрызлись в неё и не отпускали. «Скажи мне, что я сплю. Скажи, что мне снится дурной сон. Скажи, что всё это не по-настоящему», – читала она в этих глазах, и те немые мольбы резали её сердце острее любого самого острозаточенного кинжала.       – Я думал, мы... Я думал, что мы с тобой друзья. А ты! С этим уродом!..       – Ло, пожалуйста, послушай... – долго не решающийся на собственное слово Коразон попытался воззвать к мальчику. Однако тщетно. Кого Ло хотел слышать в последнюю очередь, так это Донкихота-младшего.       – Заткнись! Я не с тобой говорю, а с Юки! – Ло зыркнул на него, сжав кулаки, потом снова схватил Юки глазами. – Ну, и как долго это уже продолжается? Ты хоть что-нибудь собираешься сказать в своё оправдание или нет?! Почему ты скрывала то, что водишь дружбу с этим козлом?!       – Потому что я боялась. Боялась вот такой твоей реакции, как сейчас, – сдавленно ответила Юки, стыдясь поднять глаза. Голос наконец-то вернулся к ней, но она всё ещё не чувствовала, что имеет право им пользоваться сейчас. – Прости меня. Я могла бы сказать, что это всё вовсе не то, что ты думаешь. Но я слишком долго врала. Отпираться сейчас будет глупо. Я надеюсь лишь, что ты хотя бы выслушаешь меня, Ло.       Девушка набрала в грудь побольше воздуха, вдохнула громче, чем позволено, и почувствовала себя подсудимой перед тремя трибунами всклокоченных присяжных, без шанса на понимание, без надежды на помилование. У неё есть только одна попытка дотянуться до сердца вновь оскалившегося на неё мальчика. Всего одна попытка, чтобы всё исправить.       – Два года назад Коразон спас меня от хулиганов в Спайдер Майлс. Он защитил меня и... открыл свой секрет, заговорил со мной. Я дала обещание хранить это в тайне. За эти два года он открылся мне с иной стороны, открыл мне глаза на некоторую истину, которую я раньше не замечала в силу слепых чувств.       – Юки-сан...       – Нет, Кора-сан, я больше не буду ему врать! – она тряхнула головой, зажмурив глаза. Здесь и сейчас она больше не несла ответственности за всё, что взвалил на неё Коразон, потому что в эту минуту истинно важным для Юки стало лишь одно – не потерять Ло, удержать его маленькую ладошку в своих руках, сохранить доверие. – Я знаю, что Кора-сан причиняет тебе и другим детям боль. А ещё я знаю, что он делает это не со зла, а по причинам, которые я долго не понимала, но которые наконец-то стали мне понятны. В это сложно поверить, особенно мальчику, которого несколько раз сбрасывали с высоты многоэтажного дома на груду металлолома, но... Ло, Кора-сан всё это время пытался защитить тебя!       Но для Трафальгара более бредовым, чем совместный дружеский пикник на берегу Юки и Коразона, могли быть только эти её слова. И, признаться, Юки и сама это понимала: вряд ли она смогла бы поверить, если кто-нибудь пытался бы ей доказать, что её обидчик ведёт себя, как последняя сволочь, чтобы принести ей благо.       Верно, глупость. А что, если... глупостью всё это и в самом деле было?       – Это он тебе сказал? И ты ему поверила?! – Ло так сильно нахмурил лоб, что впадинка на переносице между его бровями практически исчезла. – Я знал, что ты наивная, но ведь не настолько! Коразон прикидывается немым для своих накама, он обманывает Дофламинго. С чего ты взяла, что он не обманул и тебя? Не будь такой глупой, ты... Как ты могла ему поверить!       Единственная попытка исправить положение, как и ожидалось, успехом не увенчалась. Приговор вот-вот будет озвучен. И в его предвкушении Юки бросало в дрожь.       – Прошу тебя, Ло... – проскрипела она исчезающим голосом, поджимая губы, – умоляю... Не рассказывай никому про секрет Коры-сана. И про нас с ним.       – Да про «вас с ним» и так уже все знают! Лишь я один до сегодняшнего дня ходил в дураках. А всё потому, что верил тебе, верил в твою поддержку! – бушующий шторм ярости в глазах Ло постепенно угас, его сменило холодное разочарование. Мальчик выдохнул, освободил забившуюся грудь. Созерцание плещущейся у ног морской воды навело в его мыслях некое подобие порядка, и теперь он был уверен в направлении своих действий. – Если быть друзьями, значит, хранить друг от друга секреты и обманывать, то я, пожалуй, обойдусь без друзей.       – Ну зачем же ты так? – с губ служанки сорвалась маленькая усмешка, нервозная, фальшивая, рвущаяся по швам усмешка. – Я знаю, что поступала неправильно, но...       – Ты можешь поступать, как хочешь, мне плевать. А ко мне больше не приближайся.       «Что ж, теперь у нас с тобой есть свой маленький тайный клуб нарушителей «правила крови», и первое правило тайного клуба: никто не должен знать о тайном клубе. Так ведь?»       Чтобы осознать степень своей вины, Юки достаточно было вдруг вспомнить о разговоре с Ло во время её круиза на корабле пиратов Донкихота. О том, как Ло непривычно широко улыбался в тот день, когда они высадились на каком-то острове и обошли шумные и ароматные рынки местного городка, как он куксился во время примерки одежды, как уплетал мороженное. Однажды этот колючий, точно пугливый ёжик, мальчонка переборол себя, сделал шаг навстречу переменам и доверился девушке, которая была к нему добра. Он поделился с ней своей тайной, тем самым показав, что готов разделить с ней секреты. И вот, чем она отплатила ему.       Предательство. Для Ло всё это было не иначе, чем предательство.       По коже бежал мороз, в горле застрял ком горечи, и где-то под рёбрами ближе к спине скрутился кислый узел из сожалений. Юки не имела права вымаливать прощение и понимание. А ещё она не имела права позволить себе молчаливо потерять ребёнка, которого полюбила, как своего собственного.       – Пожалуйста, Ло... – она изо всех сил старалась придать своей улыбке живую искренность. Но Коразон, с затаённым дыханием наблюдавший за ней со стороны, видел, что она вот-вот расплачется. – Ну же, неужели я ничем не могу искупить свою вину? Давай подумаем вместе?       Юки смело шагнула навстречу мальчику. Ло уверенно отстранился и отвернулся, кинув этим двоим через плечо:       – Обеденный зал. Дофламинго послал меня за вами. Он ждёт.       Тоненькая девичья рука быстро потянулась в надежде ухватиться за детское плечо. Но мальчик ускользнул, и воздух был единственным, за что беспомощно ухватилась рука девушки.       Спина Ло отдалялась быстро, спустя мгновение от его присутствия на пляже не осталось ничего. Только ужас... ледяная глыба ужаса, придавившая грудь Юки. Дрожащий выдох рывком сорвался с её губ, а после – ничем не отличимый от предсмертного, исчезающий шёпот: «Что же я наделала...»       Нет, она не надеялась, что сумеет до конца своих дней утаивать от мальчика свои встречи с его злейшим недругом, всего-то лишь питала наивные надежды на понимание со стороны довольно взрослого умом ребёнка. Ло должен был всё понять. Он должен был её простить. Так подсказывала логика. Но в том-то и беда логики – она говорит, сухо и монотонно. То ли дело эмоции – рвут нутро на части и выжигают дочерна.       Вот и Юки сейчас горела. Полыхала раздутым прибрежным ветром пламенем горечи, сожалений и раскаяния.       – Он узнал... Боже мой, это всё-таки случилось, то, чего мы так боялись! – лишь когда она сказала это вслух, к ней пришло самое полное понимание неизбежности реальности. – Что же теперь... О, господи, Ло!       Тягостный вдох, вбирающий будто бы последний в мире воздух. Жалостный писк, хлопок прижатых к губам ладоней. И слёзы, катящиеся по щекам к этим ладоням. Секунда-другая, и Юки тихо заскулила, силясь противиться рыданиям.       Спустившийся со склона ветер разнёс её стыдливые всхлипы по берегу, скрутил вихрем вокруг остолбеневшего Коразона. Он почти ничего не мог сказать в присутствии Ло, но не потому, что продолжал настаивать на своей байке про немоту, а потому, что никаких оправданий в этой ситуации для него не было. Вся эта ситуация и не была для него. Однако была из-за него. Если бы только тогда, два года назад, его желание сблизиться с очаровательной служанкой, на которую уже давно горит его глаз, не пересилило бы его, не обрело крылья настойчивости... Если бы только тогда он не решился ей открыться и довериться, и если бы только не влюбился в неё до беспамятства... Сейчас, здесь, на этом пляже, Юки не сжималась бы беспомощным комочком, вздрагивая плечами.       То, как сильно Коразону хотелось прикоснуться к ней, прижать к себе крепко-крепко и вытереть слёзы с лица, нельзя было даже выразить мерками чувств. Это желание его испепеляло, разрывало на куски вкупе с чувством вины. Он не был уверен, что имеет право даже приблизиться к ней сейчас. И потому его рука лишь нервно металась в порыве дотянуться до дрожащего плеча.       И лишь тогда смелость штурмовым прибоем захлестнула Коразона, когда расстроенная девушка, захлёбываясь, просипела:       – Я просто ужасный друг.       К чёрту все осторожности! К чёрту чувство вины! Всё, что сейчас от него требовалось, это успокоить её. Даже если он не имеет на это никакого права.       – Не говори так, Юки-сан, прошу тебя, не смей так даже думать! – в один размашистый шаг оказавшись рядом с хныкающей девушкой, Коразон накрыл ладонями её плечи, нерешительно поглаживая, словно пытался согреть её. Она вся покрылась гусиной кожей. – О таком друге, как ты, можно только мечтать. И Ло это понимает. Просто эмоции его ослепили. Не принимай его слова близко к сердцу, он всё обдумает и всё поймёт, вот увидишь. Уже завтра прибежит к тебе и будет пытаться промямлить извинения.       Быстро развернувшись, Юки уткнулась носом в грудь мужчины, вжалась в него, словно хотела спрятаться от всего, что случилось, под толщей его огромной чёрной шубы, и словно всё это время только и ждала, когда же он подойдёт к ней.       – Не надо было скрывать от него нашу дружбу, надо было набраться смелости и рассказать. Тогда, может быть, у меня и был бы шанс на понимание и прощение. Но он застал нас здесь, как... каких-то преступников в сговоре. И теперь мне стыдно. Боже мой, как же стыдно! – она снова всхлипнула, голос её почти что исчезал в тенях ужаса.       Горячее мокрое пятно медленно растекалось по рубашке на груди Коразона. Он обвил Юки руками, прижимая к себе, тихо утешительно шипя над её ухом. Под её лёгким платьицем неистово колотилось мечущееся дикой птицей раненое сердце, и Коразон чувствовал это, будто её сердце было его собственным, будто в его груди сейчас изнемогали от боли не одно, а два сердца.       Такая хрупкая, такая нежная, такая беззащитная, и вся в его руках... Коразон захотел... поцеловать её? Поцеловать здесь и сейчас в её мокрые и солёные от слёз губы? Поцеловать, забыв о том, какая тревога одолевает её сейчас? Поцеловать... удовлетворив свою эгоистичную прихоть.       Слишком эмоциональный момент, чтобы полагаться на разум. Слишком бурный водоворот чувств, чтобы позволить себе думать.       Прислонившись щекой к виску прижавшейся к нему служанки, Коразон слегка коснулся губами её волос. Вдохнул запах. Голова закружилась. Медленно и незаметно даже для самого себя он начал опускаться ниже по её лицу, собирая влагу её слёз. Её короткие сдавленные вздохи опалили ему левое ухо. В той паре сантиметров, оставшихся между их лицами, запёкся жар двух сбивчивых дыханий. И его рука уже тянулась к её лицу, чтобы направить влажные дрожащие губы к губам, готовым забрать её переживания...       ...когда Юки решительно отстранилась и выпрыгнула из объятий Коразона.       – Нет... Нет, нет, нет, – затараторила она.       Сначала она взглянула на мужчину полными страха, отчуждёнными глазами, и смотрела она будто бы на незнакомца. Потом она забегала глазами вокруг, словно её одолела тысяча мыслей, и словно каждая из них выедала её рассудок.       – Что-то не так. Это неправильно. Неправильно! Я поступаю неправильно. Мы оба поступаем неправильно.       Коразон готов был провалиться под землю от того, насколько глупо он себя сейчас почувствовал.       – Прости, Юки-сан, бога ради, прости идиота! – залепетал он, лишь теперь осознавая, какую глупость чуть было не совершил. – Я... Я не должен был... Ты ведь так расстроена...       – Ты не понимаешь, Кора-сан. Что-то происходит, что-то идёт не так. Я не знаю, как, но я остро это ощущаю, – слёзы больше не катились из её всё ещё напуганных глаз, но теперь Юки выглядела безумной, взвинченной, нервной, словно торопилась предупредить о грядущей буре. – Всё катится кувырком. Нельзя это так оставлять. Мы столько всего натворили, столько... за что не сыскать нам прощения. И то, что Ло увидел нас сегодня вместе... Это плохой знак. У меня дурное предчувствие.       Коразон не понимал, о чём она говорит, но даже если бы он успел переспросить прежде, чем Юки вспомнила о том, что Ло сказал перед уходом, он бы всё равно не получил внятного ответа. Юки не знала, как объяснить свои опасения, и что именно вдруг начало гнать по её коже мороз, но избавиться от навязчивого страха никак не могла. Словно это и впрямь было какое-то предзнаменование. Словно то, что случилось сейчас, предупреждало её и Коразона о чём-то неумолимо грядущем.       – Дофламинго! – вдруг вскрикнула Юки, и Коразон чуть было не слёг с инфарктом прямо здесь, испугавшись, что следом за мальчишкой на пляже появился ещё и капитан пиратов Донкихота. Девушка прижала ладони к губам. – О господи, зачем он послал Ло за нами? Что ему нужно? Мы должны поторопиться. Не будем давать ему лишнего повода в чём-то нас подозревать.       Она сорвалась с места, готовая лететь верхом на ветре прямиком к особняку. Но Коразон, вновь отбросив все свои предостережения, которые так часто держали его в рамках, поймал её руку, остановил. Всё и вправду норовит покатиться кувырком, подумал он, и если сейчас он не удостоверится, что сможет побыть с ней вновь, ему уже, чувствовал, никогда не выпадет шанс сделать то, что так хотел сделать пару минут назад.       – Постой, Юки-сан! – напоследок он обязательно должен был ещё раз попытаться внушить ей хоть малую долю спокойствия и дать понять, что она не должна оставаться со своей проблемой один на один: у неё есть тот, кто в любое время дня и ночи готов помочь ей с чем угодно. – Что бы нас ни ждало сегодня, мы придумаем, как исправить ситуацию с Ло. Я тебе обещаю! Прошу тебя, приходи вечером, к шести часам, к заброшенному пирсу на восточном берегу за холмом. Я буду ждать тебя там.       – Кора-сан, мы больше не должны...       – Умоляю тебя!       Пускай это звучало эгоистично, пускай он снова шёл на поводу у эмоций – Коразон готов был простить себе это ради того, чтобы помочь Юки.       Она так и не дала ответа, но Коразон почему-то решил, что она приняла приглашение. Он сказал, что Юки должна вернуться тем путём, которым они шли к пляжу, а он в свою очередь пройдёт вдоль берега и выйдет через лес с запада. Их попытки всё ещё держать свои следы заметёнными вдруг начали вызывать у Юки усмешку. Их застал только Ло, но чувство было такое, будто на них с Коразоном смотрела уже вся пиратская семья. Смотрела и осуждающе качала головой, хмурила брови и вскидывала руками.       Так они и расстались, когда море смыло с песка два бесформенных следа рядом друг с другом – места, на которых сидели скрывающиеся ото всех мужчина и девушка. Два обличённых лжеца.

***

      – Что... Что вы только что сказали, молодой господин? – Йола икнула, широко выпучив глаза. На её груди, по красным горошинам ярко-фиолетового платья, расползалось тёмное пятно вина, которое она от шока пролила на себя, едва поднеся к губам.       Обеденный зал молчал звенящей тишиной. Не дышал.       Замерев в неестественной позе, Буйвол с выпученными глазами держал в открытом рту между зубами сочную куриную ножку. Остановившаяся в процессе жевания сладкого слоёного пирожного Детка-5 дула щёки и таращила глаза, а из её рта медленно валилась посыпанная сахарной пудрой тестовая стружка. Диаманте кряхтел, поднимаясь с перевернутого на пол стула, и эти звуки были единственными, что разбавляли тишину. Молчание. Остолбеневшее молчание, запертое в четырёх стенах. Все без исключения члены семьи Донкихот набрали полные рты шока, дружно уронили в тарелки нижние челюсти после того, что им только что довелось услышать и увидеть. Никогда в жизни они не думали, что услышат нечто подобное, только не от их поглощённого идеей мирового господства господина, только не от человека со столь деловыми амбициями и целями.       Все взгляды устремлялись к концу длинного стола. Там, неподвижная, точно мраморная статуя, и такая же, как та статуя, бледная, стояла Юки. Она прикрывала ладошкой округлившийся рот. Сделать вдох ей было не по силам. Широко распахнутые карие глаза впивались обескураженностью в Дофламинго, который стоял перед ней на одном колене и держал двумя руками ладонь её правой руки, так бережно, и в то же время властно. И он повторил, смотря прямо на служанку:       – Я хочу, чтобы ты, Юки, стала моей невестой.       Буйвол громко икнул, тем самым первым пустив трещину по тонкому стеклу всеобщего затишья. Следом всхлипнула Детка-5. Ло взглянул на неё и увидел, как девочка закусывает дрожащую нижнюю губу и утыкается мокрыми глазами в своё предплечье. «Это я должна была выйти замуж за господина», – шёпотом просипела она, заскрипела зубами. Но до взрослых чувств маленькой девочки никому сейчас не было дела.       Бросив взгляд на Коразона, что расположился у окна и не стал садиться за стол, Ло увидел средоточие всего повисшего в зале шока с большой примесью ужаса: его широко раскрывшийся рот скривился, на лбу залегло множество впалых морщин. А глаза, сокрытые под чёрным стеклом очков, Ло не знал, не мог видеть, но эти глаза горели жарким протестом. В эту маленькую, мимолётную секунду только Ло смотрел на Коразона, смотрел, и недоумение его стремительно росло по мере того, как строилась в голове мальчика цепочка ошеломляющей правды. То, что открылось ему на пляже, и то, на что он смотрел сейчас, складывалось, уравнивалось, приводилось к общему знаменателю, чтобы в итоге обрушить на не по годам сообразительного мальчика истину, которую он, может быть, никогда и не хотел бы узнать. Ло не мог поверить своим глазам, не мог, а потому не спешил делать из обычной догадки очередной повод ненавидеть Коразона. Нет, этого не может быть...       Неужели чудовище, которым Коразон всегда был в его глазах, на самом деле способно на человеческие чувства? Способно... на любовь?       Не только на любовь. Но и на отчаяние. И на безрассудство. И на жертву.       Тошнота подкатывала к горлу Юки, в груди всё горело, под рёбрами скрутился горький узел тревожности, и где-то там же оглушительно колотилось сердце, барабанным эхом пульсируя в висках. Когда удивление сменилось шоком, а обстановка подсказала, что нет во всём этом ни доли шутки, на которую она так надеялась, Юки бросило в жар. Ни одной внятной мысли в голове, ни одного малейшего представления о том, что она должна ответить.       Нельзя было позволять растерянности так долго красоваться на её лице. Юки сглотнула, слюна с трудом спустилась по пересохшему горлу. Неестественная улыбка дрогнула на губах девушки, а взгляд её скользнул в сторону под трепыхающимися ресницами.       – Неужто серьёзны вы, молодой господин? – спросила она, точно зная, что ответ её не обрадует.       – С шутками покончено, – по непроглядно красной линзе очков скользнул недобрый блеск.       Дофламинго поднялся с колена, выпрямился и снова стал выше всех присутствующих. Тем самым он будто бы негласно позволил всем наконец-то сделать одновременный коллективный вдох, дал команду «отомри», а после обратился к подчинённым.       – Понимаю, это неожиданно. Но я не хочу, чтобы вы, моя дорогая семья, думали, что это решение спонтанное и необдуманное. Почти все вы прекрасно знаете, как к нам попала Юки, и знаете, что сейчас среди нас её могло и не быть. Но я кое-что в ней увидел, я знал, что она станет неотъемлемой частью нашей семьи, а потому не прогнал. Сегодняшний день был предопределён, и ты сама выбрала эту судьбу, Юки, – его резвый взгляд уколол девушку, она еле заметно вздрогнула, – когда решила подняться на пиратский корабль.       Так вот, значит, куда держал курс корабль пиратов Донкихота в ту роковую ночь, когда иссиня-чёрное небо утонуло в красках огня... Прямиком в этот день, в минуту, когда освобождённую от оков девочку вновь лишат права выбора. Пять лет ветер был попутным, а волны покоились в штиле. Это семилетнее плавание вполне себе можно было назвать удачным. Но два года назад на пути внезапно вырос риф. И в трюме корабля образовалась пробоина.       Катастрофа.       Дофламинго вновь повернулся к Юки. Его большая ладонь припала к её лицу, а на губах растянулась хищная улыбка с нежным оскалом.       – Ты выросла в замечательную женщину. В женщину, которую я хочу видеть подле себя.       Мороз бежал табуном мурашек по спине стоящей в центре всеобщего внимания служанки. Дурной сон всё это, не иначе! Только в дурных снах бывают такие ситуации, из которых нет выхода.       Большим пальцем Дофламинго медленно поглаживал щёку девушки, что стояла перед ним, точно вкопанный в землю безжизненный столб. Её пересохшие губы едва приоткрывались, глаза хоть и были направлены на господина, но смотрели мимо, сквозь него.       – Как-то ты помрачнела, милая, – заметил Дофламинго, чуть нахмурившись с озабоченностью. – Я чем-то тебя расстроил?       Она сию секунду улыбнулась, только вот обмануть этой фальшивой испуганной улыбкой ей его не удалось. Растерянность и ужас буквально вытатуировались на её лице, не сотрёшь.       – Ну что вы, Дофламинго-сама! Просто я... Просто это очень неожиданно, – за маской смущённой предложением девушки дрожала загнанная в угол мышь. – Я никогда не думала, что мне выпадет честь стать вам женой. Даже не знаю, что и сказать.       – Скажи «да», чего тут думать! – гундосил Требол. Шок уже отпустил его, на смену ему пришло волнительное ожидание ответа.       – Ну-ну, Требол, никто не станет давить на Юки, она сама сделает этот выбор, – мягко сказал Дофламинго. Его лисья улыбка становилась всё шире и довольнее. – Тем более, она, как любая приличная девушка, должна взять время на раздумья, не так ли? А я, как приличный мужчина, это время ей предоставлю. Сутки, – сказал Дофламинго и указал на антикварные напольные часы в углу зала. – В полдень завтрашнего дня я буду ждать твоего ответа.       Стрелки часов сдвинулись, принеся за собой похоронный бой. Оглушительно грохнул молоток судьи. Ещё один приговор, уже второй за сегодня, был вынесен. Обжалованию не подлежал.

***

      Залповый хлопок разогнал гнездящихся на кронах деревьев птиц. Детка-5 плакала навзрыд, заглушая даже звуки выстрелов, выпускаемых из револьвера. Её плач лился на всю лесную округу, но здесь, в глуши, среди чопорно смотрящих на маленькую расстроенную девочку дубов и елей, она могла выплеснуть все свои эмоции, которые не хотела показывать в обеденном зале членам семьи. Заподозрят в слабости – усомнятся, разочаруются, разжалуют. И всё же с каждой минутой, пока мокрые дорожки застилали её лицо, она готова была отбросить стойкость и забыть на время о том, как сильно она хочет стать одной из лучших подчинённых Дофламинго.       Дофламинго...       Новые реки слёз разлились немедленно, стоило Детке-5 лишь мысленно произнести это имя. Буйвол изо всех сил пытался её успокоить, приговаривал какие-то невпопад выуженные из головы фразы, которые должны были подбадривать, если бы, конечно, девочка их слышала. Мальчик крутился вокруг неё, гладил по плечам. Выуживая из бездонных карманов конфеты, он снимал с них фантики и клал Детке-5 в рот. Она жевала, проглатывала и снова ревела.       – Нечестно! Это нечестно! Почему она?! Нечестно! Ненавижу её, ненавижу-ненавижу-ненавижу! Молодой господи-и-и-и-и-ин!       – Детка-5, пожалуйста, не плачь. Вот, смотри, у меня есть твоё любимое драже на палочке, дасуян! Виноградное, как ты любишь.       – Дофламинго-сама-а-а-а-а-а!       Трафальгар Ло громко раздражённо цыкнул, стукнув зубами, и выпустил ещё несколько пуль в мишень на дереве. Ему снова не удалось попасть «в яблочко» из-за назойливых воплей Детки-5. Как же она раздражала. Ло готов был взять все конфеты, которые Буйвол безостановочно вытаскивал из своих штанин, и пачкой засунуть ей в рот, чтобы надолго занять его жеванием. Но всё, что Ло делал, это нажимал на курок и раздосадовано ругался себе под нос, хмуря лоб.       Сейчас в этом лесу, куда дети обычно уходили тренироваться отдельно от лидеров семьи, их было трое. Густые зелёные шапки деревьев закрывали небо от глаз, но кое-где солнечные лучи всё же пробивались сквозь листья, оставляя на зелёной полянке белые блюдца света.       – Чем, вот скажите мне, чем она лучше меня?! – хныкала немного успокоившаяся Детка-5. Она сидела на сваленном бревне и ела виноградное драже на палочке, у которого сегодня был специфичный солёный привкус.       – Она старше. Угомонись уже, – фыркнул Ло, перезаряжая револьвер.       – И это все причины? Ха! Да я тоже скоро вырасту, понятно! Ещё немного, и у меня тоже будут большая грудь и длинные ноги.       – Будут, будут, дасуян! – поддерживал кивающий Буйвол, радостно вскидывая руками.       – Да уж, ты и сама прекрасно осведомлена о «причинах». А ещё нас спрашиваешь.       – Ненавижу тебя, чурбан Ло! Ненавижу Юки! Ненавижу всех! – и Детка-5 запустила в Ло все валяющиеся у неё под ногами камни и ветки. Слёзы вновь потекли, но она не разревелась.       Неужели она и впрямь так сильно любит их капитана, задавался вопросом Ло, с искренним непониманием глядя на что-то жалобно мяукающую себе под нос девочку, которая вытирала мокрые щёки. Она и впрямь хочет стать кем-то вроде его жены? Чушь какая-то! Дофламинго был не похож на человека, которому нужна женщина. И тем не менее... Что ж, должно быть, не только ему, Ло, сегодня довелось испытать замешательство и недюжинное удивление. Интересно, как ко всему произошедшему отнеслись лидеры семьи?       Только вот... Коразон... куда меньше, чем Дофламинго, походил на человека, который может нуждаться в женской любви. Одна лишь мысль об этом вызывала в Ло категорическое отрицание. И он снова вспоминал то лицо в обеденном зале, лицо человека, которого поглотил страх. Вспоминал, как Коразон улыбался там, на пляже, когда общался с Юки. Как он говорил с ней. Говорил! Он всё это время притворялся и открыл эту тайну только ей! А она молчала, чтобы защитить его секрет, чтобы... Чтобы что?!       Факты были налицо. Они сидели на пляже наедине, прикасались друг к другу и улыбались. Он раскрыл ей свою тайну, а она взялась оберегать её. Он был испуган, узнав, что она станет невестой его брата. И та молва, что в последние месяцы ходила о них среди членов команды...       С ума сойти, между ними и впрямь что-то есть! У Ло чуть голова не лопнула, когда этот факт внутри его разума поднялся со ступени отрицания на ступень принятия. Но как такая нелепая ситуация, в которой его лучшая подруга (а Ло уже мог рискнуть назвать Юки именно этим словом) и его заклятый враг становятся любовниками, вообще оказалась допустима?! От слова «любовники», которое ум Трафальгара выкинул совершенно необдуманно, но совершенно резонно, его чуть не стошнило.       Мальчик крепко стиснул зубы до больного скрежета и выпустил очередью весь боезапас револьвера, который только что поместил в барабан. Не нужно ему думать обо всём этом, иначе он совсем потеряет землю под ногами. Весь его мир перевернётся. Он уже начал переворачиваться.       Одна случайная встреча, всего одно стечение обстоятельств, и вот Ло уже мог видеть больше, словно приподнял с одной стороны глазную повязку. Не окажись он сегодня на пляже, выражение лица Коразона в обеденном зале его бы не волновало. Та встреча сделала его... соучастником. Теперь он тоже хранитель секрета Коразона. Однако...       Дуло револьвера дымилось. Детка-5 и Буйвол выпучили глаза, испуганные внезапной безостановочной пальбой, и девочка возмущённо отчитала Ло. А потом они с Буйволом дружно охнули, увидев, что почти все дыры от выстрелов зияли на периферии возле центра мишени, а одна, кажется, – даже внутри того маленького красного кругляшка, за который Диаманте и Гладиус нередко расщедривались на похвалу.       Секрет Коразона теперь известен и Ло. Только, в отличие от Юки, он не упустит такую прекрасную возможность избавить мир от ещё одного гнусного отброса. Ло почувствовал: в его руках появилась такая сила! «Коразон заплатит за всё, – на обезумевшем от радости лице Ло растягивалась улыбка. – Наконец-то... Наконец-то я за всё с ним расквитаюсь!»

***

      День неумолимо клонился к закату. Золотистые лучи заходящего солнца растянулись лентами по искрящимся розовым волнам. Ближе к берегу розовое свечение становилось фиолетовым, дальше – тёмно-синим, и совсем чернело, попадая в тень возвышающейся над берегом скалы. Эта каменная великанша стояла ногами в воде и закрывала от глаз хозяев величественного особняка непотребные развалины старого пирса на восточном побережье острова – пляж, которым пираты Донкихота практически не пользовались, а потому всё ещё достаточно популярный среди местных островитян. В конце концов, им по-прежнему нужно было где-то добывать морские ресурсы, а потому смельчаки всё ещё ходили сюда, вооружённые теперь не только удочками да сетями, но и заряженным свинцом дробовиком.       Коридор одиноких захудалых деревянных свай, которые лишь чудом ещё не смыло морской стихией, тянулся в море на шесть или восемь метров. Его конец, который дотягивался даже до розовых волн, по весне уходил под воду и грозился стать серьёзной проблемой для лодочников, не знающих местность. Когда-то давно этот пирс был бесценным сооружением для местных рыболовов, которые привязывали здесь свои лодки. Но с началом эпохи расцвета пиратства жители острова больше не могли позволить себе такую роскошь, и пирс был оставлен на милость времени и моря. Старые толстые канаты, которыми лодки крепили к пирсу, тоже остались доживать свой век рядом с пирсом. Вьющиеся серые змеи намертво увязли в мокром песке.       Прислонившийся спиной к скале Коразон смотрел на них и думал: он тоже увяз. Вероятно, даже глубже, чем эти канаты.       Он ждал Юки в условленном месте и нервно выкуривал уже пятую или, может быть, десятую сигарету. Две из них он скурил вместе с фильтром, три не докурил и до середины, потому что после длительных кружений по берегу срывался с места и бежал обратно к особняку, чтобы искать его припозднившуюся возлюбленную. Но возвращался в тень скалы снова и снова. Он ведь обещал ждать её здесь. Обещал, значит, будет ждать, сколько потребуется! Час, два, весь день или целую неделю! Он простоит здесь, пока по пояс не утонет в мокром прибрежном песке, как эти чёртовы грязные канаты! Он уйдёт под воду весной вместе со старыми сваями! И лишь Юки сможет найти его, лишь она одна.       Так прошло полтора часа.       Яркий солнечный диск уже начал свою ежедневную игру в прятки за линию горизонта. Из леса доносилось бодрое стрекотание сверчков. Мыслям так было уютно роиться и размножаться в голове под этот мерный жужжащий шум. Коразон скатился спиной по скале, сел на песок, снял очки и обратил взор к небу. Сизые облака плыли над его головой так безмятежно, так спокойно, сталкивались за линией горизонта с таким же розовым, как небо, морем и бросали золотые лучи-стрелы в одинокую чёрную скалу.       Она не придёт.       «Это всё... из-за меня...»       В очередной раз напомнив себе об этом, Коразон подумал: в том, что небо сегодня настолько розовое, лишь его вина, и лишь его вина в том, что он сидит в густой чёрной тени огромной скалы совсем один и вот уже полтора часа ждёт ту, ради которой он медленно из этой тени выходит.       «Если бы не я, у Юки-сан не было бы такого растерянного выражения лица там, в обеденном зале. Она бы спокойно приняла предложение Доффи, стала бы женой лидера семьи, о чём она даже мечтать не могла. У неё было бы всё, что она захочет. Он бы... и вправду смог осчастливить её? Из-за меня она задумалась, из-за меня ей придётся делать тяжёлый выбор».       Небо было розовым... Облакам суждено было стать чёрными...       Нет, и всё-таки она не придёт.       «Идиот, Кора-сан, ты просто сказочный идиот! Ты и вправду думаешь, что она выберет тебя? Тебя! Предателя, обманщика, деспота и неуклюжего барана! Ты не достоин её! Ты никогда не будешь её достоин!»       Но и Дофламинго не достоин. В этом Коразону сомневаться не приходилось. Вся эта чёртова пиратская семейка не заслужила его милую Юки-сан. И даже это розовое небо не заслужило...       Эгоизм проснулся незамедлительно, словно по щелчку пальцев, вместе с отчаянным безрассудством. Коразону резко стало плевать на то, что может дать этой женщине Дофламинго, он перестал думать о том, как в будущем это может стать полезным для неё. Неважно, в какие вероятности складываются его попытки представить себе Юки в роли жены Дофламинго. Важно лишь то, что он сам может ей дать, то, что он готов отдать ей без остатка – всего себя, всю свою жизнь. А взамен попросить лишь её улыбку. Каждый день. Рядом с ним.       Ничего так сильно сейчас не хотелось Коразону, как скорее поговорить с Юки. То, что случилось в обеденном зале сегодня, разрывало его сердце на тысячи лоскутов, и ветер рассеивал их над восточным побережьем Риверс-Маунтайн. Выносить тяжесть преграды, которую они вынуждены были возвести, с каждым днём становилось всё труднее. И сегодня, кажется, наконец-то пришёл день, когда они больше не могут позволять себе откладывать свою жизнь в долгий ящик.       Или же... Сегодняшний день – это конец? Конец несостоявшейся истории о безумной любви, зародившейся в пепле лжи и ненависти. Может быть, именно здесь и сейчас, на пустующем пляже, который был выбран местом встречи, эта история и заканчивалась?       Ещё мгновение, и звон этих тревожных мыслей довёл бы Коразона до белого коленья! Разнервничавшись, он подскочил на ноги, нервно трясущимися руками нащупал в кармане мятую пачку сигарет, вслух успокаивая себя обещаниями: «Всё станет ясно, как только я поговорю с Юки. Когда я увижу её, то пойму, будем ли мы решать проблему или поставим точку». Но сигареты кончились, а вместе с ними в тот миг увяли и последние надежды.       Она...       Пустая пачка безжизненно упала на песок к ногам мужчины. Коразон взглянул на распалённую закатом линию горизонта, на фоне которой чернели сваи разрушенного пирса. Грудь наполнилась тяжестью, глаза начали щипать.       ...не придёт.       «По крайней мере, время, которое мы провели вместе, было лучшим за всю мою жизнь. О большем я просить не смею».       И в тот миг, когда он окончательно решил сдаться и покинуть место встречи, увесистая волна с грохотом разбилась о подножие скалы, и в пенном шуме, Коразону показалось, он услышал слабый голос Юки.       Он резво обернулся. Служанка семьи Донкихот шла ему навстречу из тени лесной чащи. Только радость, вмиг его охватившая и чуть не заставившая мужчину упасть к её ногам и рассыпаться в благодарностях, быстро сменилась настороженностью.       Коразон мог бы удивиться сам себе, тому, что он вообще смог узнать Юки, ведь страх, тревога и отчаяние, которые питались её рассудком уже несколько часов, почти до неузнаваемости изменили её внешность. В бледном лице отсутствовала жизнь, румяные щёки утратили притягательный розовый оттенок, глаза то и дело метались по окраинам в поисках посторонних глаз и нежелательного присутствия. Даже её походка – Юки ступала по земле, словно по минному полю, словно любой шаг мог оказаться для неё смертельным.       Решение всё же прийти к указанному месту далось ей нелегко, очевидно. Она задержалась, потому что боялась встречаться тут с ним, теперь понял Коразон. И тут же его вновь накрыла волна стыда и презрения к себе: он снова подвергает её опасности. Снова!       Приближаясь к Коразону, Юки смотрела под ноги, но вскоре подняла глаза, блестящие, дрожащие, молящие о помощи. Грудь Коразона будто бы стянуло наэлектризованными цепями. Но даже это ощущение было лучше, чем всё то, что он испытывал до её долгожданного появления. Юки молчала ещё несколько секунд, пока её губы не скривились, а с глаз не сорвалась первая слезинка.       – Я не хочу... – прошептала она, с трудом сдерживая рыдания.       Что она имела в виду, говорила она об их тайных встречах или же о перспективе стать невестой Дофламинго? Коразон задавался этим вопросом ровно секунду, а потом быстро понял, что всё в этом мире теряет свою значимость, если из глаз самой чудесной девушки на свете льются слёзы. Он бросился к ней и обнял так крепко, насколько позволяло его долго сдерживаемое желание это сделать.       – Тише, тише, Юки-сан, прошу тебя, не плачь. Я здесь, я рядом. Всё хорошо, моя милая Юки-сан, всё хорошо, – приговаривал Коразон, утешающе качая её в своих объятиях, поглаживая по волосам своей большой ладонью. Он решительно осуждал себя за то, что позволил себе такое своеволие, но он будет осуждать себя ещё больше, если узнает, что он не смог вырваться из осточертевших до дрожи рамок приличия, когда ей только и нужно было хоть немного тепла.       – Я не хочу... не хочу за него замуж. Больше не хочу. Но если откажусь... он... Мне страшно. Почему мне так страшно, Кора-сан, почему? – её голос стал маленьким хрупким шаром, покрывшимся множеством трещин. Уткнувшись лбом в грудь мужчины, Юки сжимала в кулаках ткань его белой рубашки, а слова её пропадали во всхлипах и рваном дыхании.       – Я никому тебя не отдам, тише-тише.       Если бы у Коразона было время на тщательный подбор слов, он вряд ли бы позволил себе такую формулировку. Но сейчас всё было иначе, не та ситуация и уже даже не то время. Только голые эмоции, только искренность безо всяких прикрас и увиливаний.       Сейчас он не мог продолжать пессимистично опускать руки. Ещё минуту назад он был готов сдаться, но когда увидел Юки, увидел её слёзы, он понял, что отныне и впредь больше не может позволить себе ни единой минуты слабости, даже наедине с собой. Он поверит в то, что даже после сегодняшнего происшествия в обеденном зале, для них двоих всё ещё есть шанс. Он поверит в это ради Юки. Ради того, чтобы в следующий раз, когда ему доведётся обнять её, она улыбалась или смеялась, а не лила горькие слёзы.       Он поверит в то, что даже у предателя, обманщика, деспота и неуклюжего барана есть пусть и крохотный, но всё же шанс осчастливить любимую девушку.       Юки отстранилась, из неё вырвалось едва слышимое неразборчивое извинение. Коразон немедленно вручил ей платок. Она собралась, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, после чего, кажется, успокоилась. По крайней мере, создала очень убедительную видимость.       – Ты же понимаешь, так продолжаться не будет. Нет, больше никогда, – сказала она, вытирая распухший красный нос. Голос её окреп, избавился от конвульсивной дрожи, но приобрёл глубокий уставший оттенок. – Мы доигрались, Кора-сан. Время наших тайных заговорщических встреч подальше от посторонних глаз подошло к концу. Мы должны прекратить.       Ошибкой для Коразона было решить, что он может просто взять и отпустить всё то, что произошло между ним и Юки за прошедшие два года. Он не готов к этому, так подсказали ему чувства, вызванные словами Юки. Ему так хотелось бы попросить её не говорить столь грустные вещи, он бы так и сделал, если бы только с горечью не признавал: она права.       Юки высморкалась, извинилась, положила платок в карман передника, тихо промямлив что-то вроде обещания постирать и вернуть. Коразон ласково погладил её по плечу, напоминая: он рядом.       – Ты хочешь, чтобы мы раскрыли себя? – спросил он.       – Господи, да мы и без того уже раскрыли себя! – Юки резко вздёрнула голову, и в её только-только высохших глазах снова заплясали блики. – Ты же слышал Ло, он сказал, что «взрослые» говорят о нас. Про нас ходят слухи. Мы были неосторожны в последнее время. Я и не заметила этого, боже мой, я... – она тряхнула головой, вцепилась в неё руками и гулко выдохнула столько воздуха, словно в её груди сдулся воздушный шар. – Я совершенно не представляю, что должна делать.       – Прости меня, Юки-сан. Прости за то, что втянул во всё это. Всё могло бы остаться, как прежде, если бы я не...       – Замолчи, Коразон. Просто замолчи и не смей больше так говорить о том, что случилось два года назад! – всколыхнулась Юки, нахмурив лоб. Падающее за горизонт солнце обрушило на её измученное тревогой лицо чёрные тени. – Я сама решила, как мне поступать. Это был мой выбор. Я изменилась не только потому, что ты спас меня тогда, в Спайдер-Майлс, но и потому... что... я повзрослела, и некоторые вещи открылись мне с другой стороны.       Было бы слишком самолюбиво позволить себе предположить, что Юки пересмотрела свои взгляды на Дофламинго и на пиратов Донкихота именно из-за того, что получше узнала Коразона. Но именно так Коразон и сделал. Всё верно, её сегодняшний испуг во время неожиданного заявления капитана, мог бы быть радостно-волнительным трепетом, если бы только... если бы только.       Не лучшее время, чтобы рассуждать о причинах, приведших их обоих к этому моменту. Всё это было, и всего этого уже не изменить. Сейчас следовало как можно скорее решить, как поступать с той кашей, что они заварили.       – Может... Может, мне стоит поговорить с Дофламинго, попросить его не торопиться? – впопыхах предложила Юки. – Если у нас будет больше времени, мы найдём правильный выход.       – Нет, он не позволит себе такую оплошность, больше нет. Он сказал: «С шутками покончено». Теперь он, так или иначе, сделает всё, чтобы один из нас сам признался в том, что мы встречаемся за его спиной. Доффи намерен сделать это через тебя, Юки-сан, потому что думает, что имеет на тебя влияние. – Коразон должен был срочно придумать, как помочь Юки. Но в его голове вместо здравых идей лишь стоял оглушающий звон.       – В голове не укладывается, он и впрямь решился на такой важный шаг, чтобы... чтобы удержать меня подле себя.       – Знаешь, Юки-сан, – вздохнул Коразон, понуро взглянув на развалины старого пирса, – сейчас я с ужасом думаю, что, будь я на месте Доффи, я бы тоже сделал нечто подобное.       – Нет, не сделал бы. Я знаю, ты другой.       Нет, если подумать, не такие уж они с братом и разные. Коразон так же сделал бы всё возможное, чтобы не потерять Юки.       И он сделает. Он пойдёт на всё.       Розовое небо сменило цвет на фиолетовый, море переливалось пурпурным сапфиром. Солнце уже почти село. Оно отсчитывало минуты, последние минуты перед наступлением тьмы. Перед тем, как Коразон примет решение свернуть с дороги, перечеркнув все данные ему инструкции.       Всё верно, дальше так продолжаться не может, Коразон наконец-то понял это, когда заглянул в мокрые, красные и напуганные глаза своей любимой, когда она дрожала от плача в его руках, и когда его сердце отравилось страхом потерять её. Коразон запустил пальцы в свои волосы, вцепился себе в голову, малиновый капюшон сполз на затылок. Здесь и сейчас он должен раз и навсегда решить, кем ему быть дальше. Столько ролей, столько обязанностей, но нужна ему лишь одна. Нервно вытирая мокрый лоб, Коразон кружил по чернеющему пляжу, взвешивая все «за» и «против». Ни одна его попытка найти максимально безболезненный для них обоих выход из этой ловушки успехом не увенчалась. И тогда у Коразона осталась лишь одна мысль, самая безумная, самая отчаянная – единственная альтернатива всему, единственный ответ, который он готов был дать своему брату. Мысль, которую он хранил уже два года на задворках своих самых смелых желаний. Коразон никогда не думал, что настанет час, когда он будет всерьёз иметь её в виду.       Он наконец-то остановился, перестав таскать кругами за собой длинную чёрную тень. Взъерошенные волнистые волосы упали ему на глаза. Его взгляд снова привлёк всеми забытый разваленный пирс.       – Верно. Ты права. Мы должны прекратить, – произнёс он. – Прекратить прятаться ото всех, как мыши подполом, и начать жить свободной, полной жизнью. Ты ведь тоже этого хочешь, Юки-сан? Хочешь, но боишься. Я тоже боялся, но больше не стану. – Юки услышала, как сквозь мрачную задумчивость в его голосе прорвалась уверенность, твёрдость. Это был голос человека, который шёл на отчаянные меры, лишь бы только спасти положение. И ей вдруг стало не по себе. – Мы оба задыхаемся здесь. Как бы сильно нам не хотелось, после сегодняшнего дня наши жизни изменятся. Но я хочу, чтобы их изменили мы с тобой – не Доффи.       К чёрту пиратов Донкихота! К чёрту долг! К чёрту! Больше им не двигало ничего, кроме любви к Юки.       Вот, почему сегодняшний закат был одновременно таким красивым и отвратительным.       – Знаешь, Юки-сан, даже к сваям старого разрушенного пирса ещё можно прицеплять лодки...       – Лодки? – нахмурилась она, боясь даже спрашивать, о чём он говорит.       На губах Коразона мелькнула улыбка. Он вдруг понял, что именно этого дня и ждал все два года. Тогда он обернулся к взволнованно смотрящей на него девушке и сказал:       – Идём со мной. Давай убежим. Туда, где Дофламинго нас не найдёт.       Туда, где днём и ночью горят костры под свисты песен и танцев. Где рождаются нежность прикосновений и тепло улыбок. Чтобы можно было дышать полной грудью. Чтобы почувствовать себя таким же, как все, человеком.