Одно имя

Обернуться, спотыкаясь на ровном месте, не двигаясь с места. Снег, пушистая шаль. И уже высокая стена ограждения школы. Моргнуть, смочить пересохшую радужку. Разворот, почти прыжок, почти переместился. Остановился. Голос еще звучит, шаги еще пружинят, пугая не успевшее уйти волнение, остатки страха. Он уже не там, но Соби до сих пор это слышит. Найти управу к желанию вернуться. Удивление в раскрытых глазах, и в выпавшем из рук карандаше. Красный карандаш на свежем,рыхлом снегу. Украденный карандаш. Проваливающийся, тонущий, как и сам Соби. Застуженным эхом, как в бреду, как ногтями об стекло. Музыка, боль, восторг, гармония. «Я люблю тебя, Соби». Это правда? Показалось или нет? Уходящий звук его голоса. Восторгающий, убивающий, сумасшествие. Верить, стоит доверять себе? Своей памяти, своим ушам? Желаемое и действительное стали одним целым? Растерянно стоять на месте, глупая улыбка словила губы, не отпускала, глупое счастье. Запрокинуть голову, увидеть небо, чистое и преданное. Легкое, украшенное невесомыми светлыми бороздами. Облака, уже не тучи, уже давят, не нависают. Пушистые рваные жмуты темно рыжеющей ваты, на фоне градиента из серо-синего и озабоченно-желтого. Блажь художника, восторг человека. «В первый раз. Ты сказал это впервые. Рицка. Мой Рицка!» Сомнение в мыслях и нужда. Почти убогая, почти жалкая. Необходимость в обмане. Ослепленный призрак надежды, вопиющая прелюдия, испаряющая страх. Стеклянное заручилось красочной палитрой. Свет больше не режет. Дико. Дрожишь, когда веришь. И вытянуть руки, и поцеловать хрупкую бабочку, и вложить и передать ей свою любовь, дать блеск синему и искры прозрачному, слышать, как она обретает свободу, как распускает свои замерзающие, тонкие крылья, как парит, нежно обнимаемая ветром. И его сердце передается ей, его пульсация, его натянутые удары, будто все тело состоит только из этих замирающих ударов, и она чувствует это, содрогаясь во взмахах своих крыльев. Часть его. Воплощение его. Взгляд с поволокой и несмелые солнечные лучи, путающие светлые волосы. Играющие пряди, заря, восход, утопия. Парадоксально, но если разрезать Соби и посмотреть, что у него внутри, то половину от всего будет составлять Рицка. Воспоминания о нем, стремления к нему, восхищение, обожание, страх, принадлежащий и направленный к Рицке, надежда и упование, все, так или иначе, но переплеталось с неопытной Жертвой. Четверть занимал дисциплинированный Боец. Ну а оставшееся место - все остальное, там был и Сеймей с невозможностью его игнорировать, и Рицу с мешком подаренного опыта, пережитого мучения, и с изощренными способами обретения силы, там были покойные родители, и те, кто вызывал подобие эмоций, там были его чувства, там осталось, то, что Соби давно уже похоронил. Синтез власти над собой и крайности вернуться, бедность веры в нечто и неизбежная необходимость не встречаться с тем, кто может его заставлять. А еще восторг, и лилейные следы на губах, на теле, неостывшие отпечатки, свидетельства страсти или нужности. Восторженная собака с горящими глазами. Спокойствие, выдающееся блеском сумасшествия. Соби стоял между выбором. Он всегда мог сдаться, опустить руки и остаться тем, кем был до встречи с Рицкой, он мог бдить свою покорность, внимать тому, как им распоряжаются, радоваться так, как учили с самого детства. Мог так, а мог иначе. Мог пойти против абсолютно всего, что впитано и выучено, мог бросить вызов, мог показать, какой он на самом деле. Он стал таким или не знал, что был таким? Так или иначе, он определился, не задумываясь. Сам Соби мало что значил, но у него был Рицка, тот, кого неизбежно стоит сделать самым счастливым, тот, кого нужно оберегать и охранять. Поэтому не стоит сейчас двигаться, или дышать слишком глубоко. Нельзя поддаваться вибрации своей прихоти. Вновь выстроенные идеалы, обретенная цель. Быть не просто сильным, а быть сильным для него, быть его идеальным Бойцом, даже понимая, что он им никогда не станет. Неуспокоенная совесть, бунтующий «человек», и осторожно присесть, поднять деревянную вещицу, очистить ее от снега продрогшими пальцами, бережно спрятать в карман. Кто знал, что будет настолько нелегко себя контролировать? Заставлять, и заставлять оставаться здесь, уговаривать, объяснять, врать. Клясться, что сделает, что сможет сделать. Еще лишенный бдительности, еще не вернувшийся туда, где есть сейчас, еще в поиске своей истины и путей, которые к ней ведут. Тернии не пугали, нужен был просвет, нужен был способ, чтобы получить результат и время, в котором он был ограничен. Какой срок у него есть? Спешка? Сумбурная каша неразберихи. Чтобы понять - стоит посмотреть более остывшим взором. Стоит быть спокойным не только внешне. - Не сказал бы, что сейчас вечер, но я рад твоему возвращению, – Рицу поднял ворот драпового пальто, плотнее кутаясь от настойчивого холода. Из-под шоколадно-коричневого подола виднелся расстегнутый белый халат. – Почему не заходишь? – оперся о ручку входной двери. - Стесняешься? Или у тебя появились какие-то причины не входить сюда? Соби метнул короткий злобный взгляд. - Будет ложью, если я скажу, что радость взаимна, - копируя интонацию, добавляя нахальную, честную дерзость. - Соби-кун, - Рицу потер лоб, поправил очки на переносице. - Мне не претит твоя откровенность, но тебе стоит выражаться уважительнее, - это было однозначное предупреждение. Соби видел это и раньше, знал, что сулит вежливое обаяние. Последствия того, что он когда-то смел ослушаться, до сих пор шрамами ютятся на спине. Теперь он не боялся, но и повод побыть здесь у него появился. Стоит обуздать свое негодование. - Простите, Рицу-сенсей. - Я принимаю твои извинения, – самодовольство отпечатком в мимике, в быстром движении сощуренных глаз, во вздернутом правом краешке тонких губ. – Тебя снова отвергли, Аояги Рицка полностью от тебя отказался. И теперь, наконец, ты можешь мне довериться, - Ритцу утверждал, не спрашивал. Слегка навалился, чтобы сдвинуть массивную дверь. Приглашающе остановился, безмолвно требуя как подтверждение своим словам, так и то, чтобы Соби зашел первым. – Или я ошибаюсь? Соби прошел вперед. - Это вас не касается. Вы просили, я здесь. - Жаль, что ты не хочешь со мной поделиться, - Рицу не менялся в лице. - Нашим отношениям пошло бы на пользу, если бы ты позволил себя утешить. - Получить доверие, правильно подобрав момент для сострадания? Рицу-сенсей, мы с вами слишком давно знакомы. - Почему ты думаешь обо мне так плохо? - показное расстройство. Закрыл за собой дверь. - Вы были моим учителем, и я тоже думаю, что размениваться на бесполезные эмоции нет смысла. - Да, - с некой досадой, и она была намного правдоподобнее, чем то, что он изображал ранее. - Ты был лучшим учеником, так что ожидать от тебя чего-то другого не приходиться, – сделал несколько шагов, обходя Соби и ступая на первую ступеньку лестницы. - В любом случае, Соби-кун, вынужден признать, что ты сейчас подрастерял свои навыки. Конечно, ты стал самостоятельнее, но для Бойца это плохое качество. И мы вместе постараемся это исправить. Да? - У меня нет возможности отказаться? – Соби не принимал игру, он подыгрывал, чтобы поскорее остаться наедине со своими прерванными размышлениями. Впереди была череда непринятых решений и необоснованных выводов. Соби обязан был найти оптимальный способ воплощения того, о чем думал. - Нет, ты же знаешь, - улыбка, и флиртующее касание кончиков пальцев о гладкий поручень. - Тогда я приложу все усилия, чтобы у нас ничего не получилось. - Соби-кун, ты опять пытаешься меня разочаровать? - Нет. Наоборот, я хотел бы, чтобы вы, наконец, меня поняли, – опустил глаза. - Было бы здорово, если бы вы смогли, – обреченность, непозволительная двусмысленность откровенности. Не понимая, он ввязался в неравноправное состязание. Только теперь спорным оставалось, кто же имел преимущество? Расчетливый Рицу? Или не имеющий что терять Соби? - Это звучит как просьба о помощи, – тут же подхватил, заметил неслышный вздох. - Мое предложение насчет снятия блоков Сеймея до сих пор в силе. Позволь тебя освободить, и я подарю тебе настоящую жизнь Бойца. Я разрешу тебе забыть об Аояги, - наверное, он имел в виду обоих братьев. - Соби, я дам тебе то, чего у тебя еще не было. - Спасибо за заботу, но я уже ответил на ваше предложение. - Надеюсь, ты передумаешь, – Рицу отвернулся, поднялся на несколько ступеней вверх, отдаляясь от Агацумы. Обернулся. – У тебя еще много времени, чтобы передумать. Соби молчал, но не сводил глаз с Рицу. Пронзительный взгляд, наполненный открытым призрением. Соби очень не нравилось, как произносит сенсей имя его Рицки, ему было неприятно, что он говорит о Рицке, его злило, что он объединяет Сеймея и Рицку. - Надеюсь, что я найду способ обойтись без вас. У меня еще есть на это время. - Ты испорченный ребенок, - не сдался, но его задели. Минами укололи, обошли его же способом. Соби изменился, и нужно быть слепым и глухим, чтобы это не было так очевидно. Рицу медленно, но верно загоняли в угол, его непреднамеренно вжимали в высокие стены этого самого угла. - Нет, - грустно. Внешне – олицетворение сдержанности и рассудительности. Лицо холодного демона. – Я не ребенок. Я уже очень давно не ребенок, – чуть растягивая слог, подтверждая слова плавным отрицательным кивком. Соби выглядел даже устрашающе, даже снизу вверх, чувствовалось нездоровое превосходство, отчаянное сожаление о том, что уже не осталось ценностей для потери. Соби был никем, и дал это почувствовать в полной мере. Рицу почти понял его. Он увидел, и не захотел смотреть. - Продолжим нашу беседу за ужином. Я сейчас занят, - неужели Рицу хотел сбежать от Соби? Это вообще возможно? – А ты отдохни. Выглядишь помятым, – уже отвернулся, уже продолжил подниматься к своей комнате. Через плечо. - За ужином мы поговорим о том, когда будет действеннее устроить тебе свидание с Бойцом Нелюбимого, – не стал дожидаться ответа, ускорил свой шаг. На самом верху полностью обернулся. Пальто уже было расстегнуто, теперь грубая теплая ткань контрастировала с бледно-голубым льном дорогой рубашки. – В восемь, в моей комнате. Я помню, какую еду ты предпочитаешь. Не опаздывай, – ушел. Боялся ли Соби этой встречи? Еще вчера - да. Сегодня же было кардинально другим. Единственное, в чем он нуждался сейчас, было - немного времени. Только чуть-чуть подумать, разложить по полкам, изобрести манипуляцию, как обыграть бывалых гроссмейстеров, виртуозов своего дела. Комбинация, где пешка становится дамой. Подобие шахмат, с возможным проигрышем себя. Неутихающее эхо. Все еще слышит неугомонное «Я люблю тебя, Соби», так же внимает и прислушивается. В борьбе за правдивость, ищейкой надуманных иллюзий. Другое не имеет значение. И по спирали, вверх и вниз, от макушки до ступней, по кругу, по маститому полу, вдоль дверей, по коридорам. Тень образа, тень мыслей, тень Рицки, поселившаяся в мыслях. Минуты в видении солнца, в круговороте восхождения лунного света, в летящих мимо днях. Движение. Механический шаг, действие. Играть. Спектакль Бойца, точеная техника. Босые ступни, увязшие в песок арены, в прохладно-горячей блестящей крошке. Зыбкость. Поле битвы, сцена для взыскания аплодисментов. Один актер, один зритель. - Соби, ты можешь лучше. Сосредоточься, – монотонно издали, как будто из другого мира. Наставление, требование, помеха. Выставить вперед руку, чувствовать, как течет энергия, как мысли изливаются в слова, преобразовываются в своем течении, извергаются материей. Звук силы, концентрация великолепия. Сказать заклинание. Уже не боль, еще не наслаждение. Промежуток. Спокойствие. Найти себя. Знать, что такое хорошо, знать, что такое подчиняться. Воля. Стальная, несгибаемая, обременяющая. Единственное, что принадлежит действительно ему. Лучшая наука, ценность опыта. Уже принятое решение. Их пыл. Страсть веры в то, что делаешь. Ненависть. Желание. Борьба. Без раскаянья. Поддаваться, вникать и растворяться. Изведанная дорога, тягостное знание. Соби уже видел путь совершенства. Ветер в лицо, его хлещущие жилы, пурпурные, багровые сети. Исток красоты, прилив больного вдохновения. Размазанная голым запястьем кровь на губе. Свежая саднящая рана. Он отвлекся. И снова трепет безвременья, затягивающее сражение. Уверенно-расслабленные плечи, и сдвинуть ступню на несколько миллиметров влево, нажать и развернуть немного, найти опору, неслышный вдох и мановение, мириады слов, поток, настойчивость которого взывает о зависти, изящная, ловкая вереница завершенности. Правильная линия ровного подбородка, изъян безгрешной холености синевы в глазах. Отпущенная пустота, легкая, обнимающая его. «...без бликов света гибнет темнота, в порыве близкого...» Податься вперед лишь телом, стать ближе, дать увидеть не только ему, сразить только лукавостью своего холода, своей решительности. Закончить. Не измениться. - Убить? – какое ему дело до чужих жизней, какая разница, что станет с его противниками? Обращение к тому, кто снова его учит, кто снова принимает за него решения, или обманывается на этот счет. - Нет, не стоит. Пожал плечами, отвернулся. Жестокость, ее лицо, ее воплощение. Извечный вопрос выбора, дилемма на право. Прогнуться, чтобы получить желаемое. Избавить себя от предрассудков, лишить возможности сожалений, Соби старается, Соби делает все, что может сделать сейчас. - Что ж. Неплохо, но... – вздохнул, показывая свою неудовлетворенность. Рицу стоял на середине смотрового моста, сложив кисти в замок, облокачивался на железные перила, смотря на Бойца сверху вниз. – Тебе не хватает сосредоточенности. Ты постоянно отвлекаешься, - показал, что именно его раздражает больше остального. Когда Рицу учил, его изысканность аристократичных манер таяла подобно струйке сигаретного дыма, от стремительного порыва воздуха. Напорист, несдержан, не в меру требователен, даже груб. - Простите, сенсей, - не поднял головы. Сел, скрещивая ноги, откинул выбившиеся из пучка волосы – они неудобно лезли в глаза, - достал из кармана сигареты, прикурил, прикусил нижнюю губу, будто задумался. Закатанные до колен черные штаны покрылись мелкой светлой пылью, на лбу выступали досадливые капельки пота. Уже почти пять часов Соби был на этом полигоне. Бой, а потом еще, и еще, он уже не различал имен противников, уже не смотрел на лица, забывал о том, что он один против пары. Только драться, и, возможно, он в большей степени делал это именно для себя. Эфемерное освобождение, непозволительная роскошь забыться, отдохнуть. Запрокинул голову, выпуская извивающийся серый пар. Танец воздуха с воздухом. - Соби-кун, по-моему, ты не стараешься, - сенсей сощурился, стекла его очков зловеще блеснули. – Может, ты забыл о нашем уговоре? Только когда ты действительно станешь лучше, чем был, я позволю тебе сразиться с бойцом Нелюбимого. - Я помню, - безразличная монотонность. Измотан, физически опустошен. Сколько уже прошло? Неделя? Месяц? Дни перестали иметь свой счет. – Может, закончим на сегодня? – не меняя тон, показывая, насколько ему это неважно. - У тебя еще остались силы? – насмешка. - Мне все равно. - Тогда давай посмотрим, насколько тебя хватит, – отвернулся, вышел. - А то, я прямо сгораю от любопытства, – сарказм вполголоса. Устало потер переносицу, ладонью прикрыл рот, закрыл глаза. Лечь на песок, разбрасывая спутанные волосы. Поерзать, так, чтобы он принял форму тела, втянуть побольше воздуха, легкие заболели от насильной наполненности, раскрыть ладони, зарыть пальцы в зыбкие еще теплые крупицы. Это не нежность, это не безумство. За гранью Рая, в чертоге саморазрушения. Сжать зубы, напрячь спину, прогнуться, хруст костей. Строптивый нрав, непреклонный в своих стремлениях. Искажение Бойца, теперь Соби просто необходимо знать, зачем он это делает. Он понимает, он не останавливается. - Мы – Нежеланные. Не имя желаний, мы не лишаем и... Соби не хотел это слышать. Предвкушение в ироничной усмешке, он все еще не шевелился. -...Вставай или ты.... - Зря вы пришли, - вскочил на ноги, пронзительный всплеск синевы. Он обошел традицию представляться, уже протянутая рука, губы шевелились, сотворяя новый материальный мир. Система, полотно черного и контрастного. Неизменный песок, и немного отодвинуть ступню, сместить ее, чтобы найти упор. Все равно у него нет выбора, и он снова должен победить, любой ценой, своим старанием. Искры и вспышки, и чей-то крик. Обязанность не иметь жалости, не знать сострадания, забыть, что такое любовь. Забыть, чтобы выиграть. И неугомонная стрелка на часах, отмеряющая время, секунда... минута... час... нельзя остановить. Всполох красочного озарения, прощальные слова и скрежет трескающихся цепей. Ярко. - Убить? – тривиально. - Нет, - смех. «Сколько еще так будет продолжаться?» Шуршание бумаги. Кожей об шершавую кожу переплета. Соби лежал на полу в библиотеке, несколько книг под головой, с десяток разбросаны раскрытыми вокруг и одна, громоздкая, в руках. Высокие, марочные стеллажи, угнетенно-одинокие, устрашающе-нависающие. Ночь. Мерцающая настольная лампа с покосившимся абажуром, нелепо прилаженная на скрипучий паркет, для освещения. Внимательно, поглощенно, непривычно бережно для этого занятия. Не замечать, как ноет тело, как вздрагивают от переутомления мышцы. Он здесь, он занят, слепое стремление, любой доступный способ приблизиться к задуманному. Шумно перелистнуть страницу, заминая верхний уголок, поправить очки, перевернуться на бок, наклониться чуть вперед, невольно обнажая свою заинтересованность. Прикусить губу, задумчиво перекинуть взгляд на темный проход впереди. Нужно понять, даже если непонятно, даже если совсем непонятно. Соби ухмыльнулся. «Рицка это понимает, а он...» Талмуды о строении мозга и человека в целом, гипноз и НЛП , основы, мекка для начинающего. Кропотливое время, атрибут нового витка совершенства. Искать ответы на несформированные вопросы. Если Соби сможет сам избавиться от разрушающих привязанностей. Сможет? Ну, или хотя бы будет знать, как это сделать. Книги, которые создавались веками, где слова больше, чем буквы или звуки, книги, при чтении которых нельзя даже думать о чем-то другом. Закрытая секция хранилища в Семи Лунах, здесь встретишь то, что не продают в магазинах. Возможно, и Сеймей так учился, вполне может быть, что он читал те же самые фолианты, и тогда у Агацумы есть шанс. Подкурил сигарету. Терпкий дым облаком окутал непривычную картину, обрамляя, подстегивая сосредоточенность, концентрацию, усиливая ее вкус, цвет, чувство предвкушающего волнения. Размеренное, спокойное дыхание, естественные жесты. Быть тем, кто ты не есть, стать тем, кем не будешь, не хватает только неба, расстеленного под ногами, его свободы. Алчность сакральной утомленности, сон жаждет потеснить бодрствование. Физически измотан, но неудовлетворен. Строчки размазанной волной, плывущей, скачущей. Мало отдыха и беспрерывная борьба. Настойчивость, граничащая со смехотворными попытками тела выказать свое неудовольствие. Глупость ума, разум физиологии. Голова склоняется все ниже, щека касается исписанных страниц, ладонь расслабляется, делая последние сегодняшние попытки удержать тяжелую книгу. Сонливая хмурость, недовольно насупленные брови, и отягощающее спокойствие. Мысли прозрачно растворяются в уютной пустоте, уходят, бросают его. Ненадолго. Провалиться в тлеющие объятия забытья. Заснул. Ни штор, ни окон, ни свидетелей. Образ ночи, и тень, сопровождающая его повсюду. Черное небытие проводит тонкие светлые линии, воплощение силуэта, еще не видит лицо, но знает причину излучения тепла. Несдержанная улыбка. Парящая фантазия. Легко и мило, и протянутые к нему руки, ответ его счастью. А еще листья, много, желтые и хрустящие. Они повсюду, бесчисленно кружат, заворачиваясь в спиральные струи. Не парк, не улица, но так много прохладного воздуха, слышно шум воды. Рицка возникает напротив, всего в шаге. Смотрит внимательно, смеется глазами. Мелкие листья впутались в смоляную гладь волос, и теперь пестро привлекают внимание. Хочется дотянуться, хочется стряхнуть их, или просто дотронуться почувствовать привлекательный шелк своими пальцами, самому спутаться со сосредоточением игривой нежности. А еще попробовать запах, вспомнить сахарный осадок, тот, что прилипает к нёбу, когда трогаешь губами избалованные бархатные ушки. И нарастающий гомон нетерпеливого сердца. Напротив, смотреть в глаза и бояться сделать хоть одно движение. Не принимать за сон, но ощущать его блаженство. - Обними меня, Соби, - застыть в неверии на секунду, а потом сорваться. Его голос, его тон, ажурная прихоть обволакивающего желания. Его близость, согретая мягкость, то, чего не хватало все это время. Руки на спине, подтверждение заблуждения. Горячие ладошки, дыхание, упертое в шею. Щекотно, здорово. И вокруг только песня осени, и сплетенное полотно из солнечного и нежно-бордового. - Я люблю тебя, Соби, - почувствовать это всем телом, пропитаться каждым звуком шепота, вобрать его в кожу, дрожа, обнять крепко-крепко, плотно зажмурить глаза. Мнительность требований, острота изголодавшихся желаний, единение боли и счастья, нахождение в одном другого. Иллюзия истощенного ума, притон искривления реалий. - ...люблю, Соби, – умолкающий надрыв, как в прощании, и тает. Ускользает прямо из рук, течет ветром сквозь растопыренные пальцы, сжать воздух и найти взглядом удаляющийся силуэт, сквозь россыпь опадающих листьев, уходящий Рицка. Нет. Не Рицка уходит, а сам Соби. Идет, и не может остановиться. Поворачивается, желтое перетекает в белое, богатое золото оборачивается снегом. Растрепанные слепящие хлопья, быстро семенят к земле, изменчиво поглощая когда-то пеструю поверхность. Буря. И лохматое марево ставится мелким и колючим, тугие, больно ранящие. Рицку почти уже не видно, только образ, вдали, расплывчатым пятном. Не оторвать взгляд, и кинуться бежать, спотыкаясь, догонять то, что не смог удержать. Не достать утерянное прикосновение. Больная досада и нарастающая темнота, будто растущая, вырывающаяся из ослепительного покрова. Несовместимые противоположности. Однозначная линия раздела. Пустота. Сеймей прямо перед ним. Тоже молчит, надменно смотрит, своим присутствием заставляет отвести взгляд. Он ждет, и Соби ждет. Это Система, его Система, принадлежащая Агацуме, Бойцу, а рядом с ним тот, кому он подчиняется, кто владеет его телом, кому предназначена его сила. Скрещенные руки на груди, аккуратные маленькие ногти, тонкие, как девичьи пальцы. Требовательно буравит блаженством фиолетового. Так похож на Рицку, так отличается от него. Закрыть глаза, чтобы не видеть ничего, а потом услышать тонкую вибрацию. Узнал, вскинул пушистые ресницы. Стон боли, и отчаянное рвение. Рицка стоял в горящих цепях, ему больно, Соби это чувствовал. Как можно быстрее, забывая про все остальное. Одна цель. Рицка улыбается, вымученно, по щекам лезут слезы. Коснулся. Губы на шее, пальцы на затылке, там показывает больше. Ток. Притяжение. Неловкая досада от ненарушенного бездействия. - Соби, - с придыханием, надломано нежно, ласково. Это не дает двигаться, сковывает. – Соби... - как просьба. О чем? Руки на плечах, на груди, истязают. - Прости меня, Соби, – свой голос, с сожалением. Откинуть негу, но увидеть только отражение, выбитое на поверхности льда. Изваяние из холода. Другой он. Другой Соби. Боец. Резко вскочил на локти, коленом задел стопку книг, от чего глухое эхо тронуло царившую тишину. Сбитые вздохи и невесть откуда появившийся страх. Было страшно. Лампа так же мигала, вокруг до сих пор было очень темно. - Сон, - почесал затылок, зевнул, поднял с пола очки, одел. Достал из пачки сигарету, подкурил, сел, рассмотрел необъятность окружающих его коридоров. Взял книгу, лениво потягиваясь, принялся читать. Ограничивать себя в свободе, закрываться для всего, что может отвлечь от утоления необходимостей, узость концентрации. Но иногда он должен был выходить, примитивная привычка, вольность, позволяющая снять живое напряжение. Нужно было иногда покупать сигареты. Высокий забор за спиной. Снег уже сошел, теплые веяния весны в грязном месиве под ногами. Продрогшие деревья, расправляющие ветки, набухание почки нарушали аккуратную симметрию блестящей коры. Для них - новая жизнь. Соби смотрит с тоской. Шаркающий, неучастливый шаг, расфокусированное равнодушие. Он многого не видел, пропускал мимо. Полдень. Яркое солнце гладит светлую макушку, лелеет теплыми лучами, протяжно возмущается хмурому, длинному плащу. Неуместно темная фиолетовая ткань, саркастично висит на исхудалых плечах, шуршит от движения, мнется в распахнутых полах. Руки в карманах. Бледный румянец выдает спрятанное переутомление. Тонкая медная струя волной, кругом, замешательством, разрушило уединение. Соби не так далеко ушел от школы, но все же достаточно, чтобы перестать ощущать вездесущий контроль. Боец. Агацума почувствовал другого Бойца. Поднял голову, спина непроизвольно вытянулась тугой, жесткой линией. - Акаме Нисей, – сухая фраза. Сразу узнал. - Агацума Соби, - эхо его же интонации. - Зачем пришел? – в воздухе брюзжала неоднозначная заинтересованность, смесь надежды и пугающего ожидания. Натянуто. - Поглумиться над тобой, - тихий смешок. Здесь улыбнулся Соби. Повернулся к тому, с кем уже вел диалог. - Да? Тебе не хватило моего радушия в прошлый раз? - Я вижу, у тебя улучшилось настроение, - Нисей выглядел очень дружелюбно, даже более того – доброжелательно. Это отдаленно напоминало встречу двух товарищей. - Руки чешутся, - исправил. - Откуда столько враждебности? – ухмылка с привычной надменностью. Стал похож на себя. Соби еще испытывал долю опасений, что встретил вестника дурных новостей. - На тебя без слез не взглянешь. Так что тебе нужно? - Ты забыл надеть на меня кандалы и предать пыткам, чтобы я так легко отвечал тебе на твои глупые вопросы. - Это недолго исправить, - Соби присел, вминая раскрытую ладонь прямо в бугорок мокрой, липкой грязи у себя под ногами. – Загрузка с... - Подожди, - неторопливая фраза с насмешкой. – Я, конечно, с удовольствием показал бы тебе, что такое настоящая сила Любимого, но у меня не так много времени. Я хочу тебе помочь. Соби даже рот открыл. Это действительно разозлило, настолько, что стало почти смешно. Эта самонадеянная опрометчивость, это нахальство в тонких чертах лица, этот несоизмеримый с возмущением вызов. Соби не смог сдержаться. Его хохот, громкий, звонкий, заразный... Нисей смутился. Не удивление – растерянность. Уставился как на сумасшедшего. Он говорил серьезно. - Совсем рехнулся? Да. Соби зашелся пуще прежнего. У него даже слезы выступили, грязная ладонь испачкала кончики пряди светлых волос, к которым он, забывшись, дотронулся, а еще свезенный серо-коричневый след, формой – хираганы «цу» на правой скуле. Будто специально нарисовал. Он все смеялся, даже за живот взялся. Смех стал напоминать истерику, а через несколько секунд и вовсе утих. Хладнокровие вернулось. - Ты забавный, – надменное превосходство, настроение Агацумы менялось, подобно импульсивным морским волнам, то они высоки и устрашающи, то рассыпаются в своей бесформенной стихии скопом белой пены. Может, он на самом деле лишился остатков здравого смысла? - Не больше тебя. - Сеймей мог бы и сам мне приказать сделать очередную подлость. Зачем посредники? - Он об этом не знает, - досада была плохо скрыта. - Какой непослушный щенок, - Соби издевался, поднимая тембр голоса до неестественно высокого. - Не нужен Рицка? – смакующее произнес, растянуто, с удовольствием наблюдая, как меняется его собеседник, как он злится. - Что?.. - Нет, это не забота, не думай обо мне так плохо. Я бы предпочел избавиться от него насовсем, но... не хочется расстраивать Сеймея. Соби сдерживался, на самом деле он старался обуздать несносно воющий гнев. Скрипя зубами. - Я же предупреждал тебя, – он потужно повернул голову набок, почти касаясь собственного плеча, похоже на судорогу. - Ты не понял меня. - Я и не собираюсь, - язвительная забвенная злость, пыл и жар в возбужденной крови. Он выжидающе останавливал себя, чтобы не вцепиться в горло, тому, кто так неправильно произносил имя очень важного человека. - Забери Рицку, - почти жалко. Нисей выглядел жалко. Показное величие, необходимое превосходство, почти манерность в поведении Бойца. - Значит, тебя выбросили, - Соби очень хорошо понимал Нисея, но это не унимало жгучего желания убить его прямо на этом месте. Дерзкий взгляд, острая сталь глубокого синего. Слабость не его удел. Акаме дал понять, что у него тоже есть стремления. Акаме предупреждал, что способен на многое. - Нет, я же не собака, – ухмыльнулся. - Предлагаю сделку, выгодную обоим. Мне Сеймея, а ты забирай второго. - Рицка не вещь, чтобы о нем так говорить, - кипучее негодование искало наглядного проявления. Соби сделал несколько шагов, разламывая неловкую паузу противным чваканьем водянистой грязи. - Что ж он из рук в руки переходит? Знамя в эстафете? – Акаме продолжал провоцировать, но непроизвольно отшатнулся назад, в большей степени под давлением испепеляющего взгляда. Звонкая пощечина. Агацума еще был в состоянии держать себя под контролем, но сказанное требовало хотя бы малого отмщения. Безнаказанность претит устоявшимся традициям и новому мировоззрению. Соби взял Нисея за подбородок, холодные грязные пальцы безжалостно царапали почти фарфоровую кожу. - Не говори о нем, не думай о нем, не смей даже мысленно вспоминать его, – сочное шипение, почти из губ в губы. Он был настолько близко, что Нисей морщился от ощущения горько-табачного дыхания на лице. – А чтобы ты точно выполнил мои указания... - предвкушение проступило в быстро пульсирующей височной вене. - Я подарю тебе твой скорый конец. Надоело с тобой возиться. - Что не так? Ты этого не хочешь? Забирай его, и живите долго и счастливо где-нибудь очень далеко, – кричал. Синее в синее, светлое в бездонное, стекло против льда, стихия и стихия. Равные. Без страха, только опустошение, только обоюдная удерживающая на плаву ярость. - Я тебе не верю. - С чего мне врать? - несдержанно, слишком честно, - по-твоему, какого черта я сюда притащился? Или надеешься, что я скучал? - Ты бессмысленно сотрясаешь воздух, - сомнения, их лезвие, их стонущий позыв, яд в проникновении. А думал, что уже отказался от них. Начало нового конца, еще одного сражения. – Наверное, не виделся с ним с того раза? Сколько прошло? Два, три месяца? И он не просто тебя не зовет, он не разрешает приходить? А ты, трусливая шавка, так быстро сдался? По идее, ты должен меня, как минимум ненавидеть, а не прибегать за помощью. Ты жалок. - Я ненавижу тебя. - Но это ничего не меняет. - Не меняет, - согласился. – Ты знаешь, как Сеймей относится к Рицке? – оттолкнул руку. Соби разрешил. Нисей отодвинулся дальше. – Знаешь, что он его любит. Знаешь, как он его любит, и что предполагает такая заинтересованность. Ты знаешь, какие у Сеймея мечты, – Соби почти покрылся ледяной коркой, почти услышал, как она трескается и от воспоминаний, и от представления. Мерзко. Ненависть нашла свое обличие. Какого оно - ненавидеть своего Бога? – Так ведь всегда было? И ты все равно не можешь его ослушаться, - Нисей сжал руку, так, что послушался хруст белеющих пальцев. – Даже если он будет это делать на твоих глазах, тебе придется молча смотреть, если он прикажет. Не называй меня жалким. - Ты слабый. Ты испорченный. Ты не Боец. - Не тебе меня судить! – настойчивость, боль. Нисей очевидно страдал. Заметно, знакомо, и топь в смазливой физиономии. Он оказался не настолько стойким, совсем не дрессированным. Даже пытаясь, он не мог понять Соби. - Отчего же. Я был на твоем месте. Я до сих пор на твоем месте, - разочарован в своем высказывании. Заметил, что говорит о том, что было смыслом его жизни, а сейчас даже не заставляет участиться пульс, удивился спокойствию, тому, что для него это действительно не имеет значения. Не важно, что «…на твоем месте», а не наоборот. - У нас разное отношение. - Имеешь в виду, что вы связаны? И из-за этого твои чувства глубже? – иронизировал. - Да, ты прав. Мои желания сейчас не имеют места существовать. Чистый Боец не такой как естественный. Мне не дано в полной мере понять, что значит связь, скрепленная одним именем. Взамен я знаю, что такое «нельзя ослушаться». Я знаю, что такое «даже думать нельзя о непослушании». Ты – нет. Странно. - К чему твои тирады? Ты боишься? Сеймея? - Нет. - Рицка? Соби бросил грозный взгляд. - Я ничего такого не сказал, - выставил руки перед собой. Сейчас не к месту упрямство или наглость. – Наши желания похожи. - А ты не боишься, что, получив Рицку, я, к примеру, захочу убить Сеймея? – не больше чем любопытство. - Нет. Во-первых, только попытка это сделать даст повод мне отобрать твою собственную жизнь, во-вторых, этот милый брат тебе не разрешит, ну и, в-третьих, тебе просто не хватит смелости. Зато я... - новая партия, уже сдает карты. – Я смогу, если захочу, и без твоей помощи обойтись. - Если бы ты мог, то уже бы все сделал. Не зли меня еще больше. Ты даже не смеешь к ним подойти. Единственное, о чем я не беспокоюсь, так это о том, что кто-либо подберется к Рицке, – сказать – одно, волноваться – другое. Соби уверен, что, пока с Рицкой брат, с ним ничего не может случиться. Сеймей и защитит, и позаботится, но угроза от самого Сеймея... Тягость. Остервенелая вскормленная ярость. Тяжело. Соби не желал показывать свои мысли. Нисей в некоторых вещах оказался несказанно прав. Сохранять маскирующую безразличность становилось невыносимо трудно. - Не недооценивай меня. - Что же ты будешь делать, если смысл твоей жизни станет тебя презирать? Или ты предполагаешь, что он не узнает? Он убьет тебя быстрее, чем ты успеешь об этом подумать, и мы оба это знаем. Ты пришел ко мне только потому, что ты беспомощный. Только мне невдомек, в чем заключалась бы твоя помощь мне? – как бы Соби к нему не относился, а рассмотреть еще один вариант не будет лишним. Нисей - волк в овечьей шкуре. Он не может быть союзником по своему определению. Эгоистичный, и до сих пор ребенок, сколько бы ему не было там лет. Акаме и шагу не ступит против Сеймея, и вообще, кто сказал, что все это не фарс? Где гарантия, что он не врет с первого сказанного слова? - Я скажу Рицке правду. Хохотнул. Это нелепо. - Я уж решил, что ты мне дашь расписание уроков и покажешь дорогу к школе, а потом вручишь два билета на ближайший поезд, – пока Соби не может быть рядом с Рицкой. Да и хочет ли сам Рицка? Нужен ли ему еще Соби? Помнит ли он его вообще?.. Он больше не звал, ни разу. Связь, но связь не оборвана, Соби до сих пор ее чувствует. Натянутая, звенящая струна. Это дает хоть сколько-то надежды. - Не думал, что ты способен шутить на такие темы. - Откуда уверенность, что я не осведомлю Сеймея о тебе? - Тебе это не нужно. - Меня не интересует твое предложение, – на самом же деле, Соби просто не видел в этом выхода. Для Рицки будет намного больнее, если он узнает правду. Да и сам Соби пока не в состоянии достаточно защитить Рицку. Он это понимал. Больно. Заноза из правды. Много думал, часто об этом. Столько раз прокручивал и прокручивал, столько раз приходил к одному и тому же неутешительному выводу. Есть неизменные вещи, есть кровь, которая связывает людей. Рицка связан с Сеймеем, и не имеет значения, кто против этого, кто за, а кто страдает. Все уже было сказано, уже приняты решения. Соби уже все для себя решил. «Только если Рицка позовет, только если сам этого будет хотеть, никак иначе». Нисей вспылил. Красивое лицо опустилось до исступляющей гримасы. Ядовитость проступала угрожающими черточками, морщинами. Он не ожидал такого. - Я дам тебе немного времени подумать, - ни капли раскаяния или сожаления. Акаме говорил между строк, он грозился, что способен на многое, он предостерегал, что не остановится. Спокойный, привычно холодный. Соби как раз стоял лицом по направлению, куда шел раньше, он не стал медлить. Пошел. Затягивать и так затянувшийся разговор не было толку. Оба уже озвучили все, что намеривались, осталось только время, чтобы каждый нашел возможность осуществить свои стремления. У них не было одного желания, они слишком разные. У них все по-разному, пусть и похоже. Обычная ночь в библиотеке. Но образы, снимки, запечатленные фантазией, неотступающая тревога... Рицка, Сеймей. Будто проклятие. А еще и Нисей. Он действительно способен что-то сделать? Возбужденная жила страха. Емкого, безропотного, беззащитного страха. Вода точит камень, пока тот полностью не разрушится. - Так не может продолжаться! – отложил книгу. Прошел только один день. Это было не совсем беспокойство, не совсем опасения, не полностью безумная потребность защищать. Это – ревность. Сильная, шевелящаяся, затронула. Озарение, подобно окату горячей водой, бурлящей, раскаленной водой. Грань понятной одержимости, слепого возмездия за допущенные чувства. Порок обладать. Поджал ноги, обнял руками, пристроил подбородок на коленях. Ошеломляющее соображение. Соби не знал, что такое ревность. Может, и испытывал нечто похожее, но это было не так... не так глубоко. Закинул руки за голову, уперся в собранные фолианты на полке, они недовольно скрипнули. Что бы он не понял, а необходимость что-то делать ни куда не исчезла. Плесень растянутого времени, казалось, уже целую вечность он был здесь. Изменчивое русло реки, ведомый, податливый поток другой жизни. Он мог бы жаловаться, мог просить помощи, наверное. Не желал. Обезопасить, если он сам будет досрочно собранным, достаточно мощным щитом, тогда будет способен сберечь того, кого должен защищать или хочет защищать. Тонкой ветке непросто прикидываться каменным столбом, особенно если вокруг бушует буря. Душа постоянно щемила, растянутая и изношенная, совсем не чистая, совсем не нежная, она так юно трепетала, дышала, кричала о своих желаниях. Необходимость принять еще одно неподъемное решение. Без улыбки, заставить себя даже не жалеть. Быстро. И так уже определился, осталось осуществить, забывая про цену, пренебрегая платой. Ночь со звездами, ночь деликатная, ночь не бесконечна. Ускользающее спокойствие, мерцающее сполохами наступившего утра. Вороватый вздох, сон так и не смог сегодня завоевать Соби. Встать, с усилием потянуться, размять затекшие, в неподвижной позе конечности, потереть измученные глаза, протереть очки. Такое существование, где каждый день движением копирует предыдущий, много близнецов. Сегодня будет отличаться от вчера? Аккуратно поставить на нижнюю полку те две книги, которые он так до конца и не осилил, а потом по длинному коридору, прочь от отчужденного уединения, прочь из пустоты, от немых, неживых свидетелей его внутренних перипетий. Эхо торопливой ходьбы, в ней есть тяжесть, в ней есть фиам горечи. Акт первый подошел к концу, пора опустить занавес и познакомиться с другими актерами. Вытащил из кармана телефон, сверил время со своими ощущениями. Ошибка – пол часа. Девять тридцать, скоро начнется тренировка. Это была ирония. Стоять в знакомом холле, смотреть на высокую дверь, - старая, проеденная не одним годом, но благородно-красивая, ненавистная. Еще несколько нерешительный, еще в надежде отступиться. Шорох или стук, кто-то, что-то выше, наверное, Рицу собирался выйти из своей комнаты. Соби поспешил. Несвежая черная рубашка идеального покроя, маленькие матовые пуговицы, узкие прямые штаны невзрачно-серого цвета, льняные волосы, почти белая кожа и солнечный свет, и расцветающая природа. Мелодия пения птиц, перекличка движения ветра и мелкого, похоже, теплого дождя, и радуга будто, правда, тусклая, еле различимая на мраморе неровного неба. Бежал. Убегал? Хотелось. Появлялась обреченность. Минуты, и вот главный корпус, его передний зал, помпезность новизны и обустроенности, тенденции минимализма, приоритет моды и комфорта. Презрение к себе. Пройти мимо милой приветливой девушки, запоздало остановиться, обернуться, очаровательно улыбнуться, поинтересоваться, где находится тот, кого он ищет, или где его стоит искать. Где находится Боец Нелюбимого. Даже Боец иногда должен брать ответственность на себя, невозможно всегда перекладывать необходимость решений на других. Все шел, сердце уходило в пятки, непроизвольно кожа бралась пупырышками. Это неприятная встреча, может, при других обстоятельствах все было бы по-другому. Может, если бы не все так, то он улыбался бы. - Соби-сан?! - Привет, Юйко-тян. Растерянность взаимна, но по Соби этого не было видно. Острое напряжение, вязкое желание оттолкнуть. Так значимо внутри, так незаметно снаружи. - Что... – ее радость предвещала скорые слезы, она уже почти готова была разрыдаться. - Что вы тут делаете? - Если честно, то искал тебя, - его выражение лица, его дружелюбность, его обаяние, так пленительно, так подкупало. Ложь, и чешутся ребра, не там, где кожа, а там, где кровь, там, где отсутствующе вздыхает кусок мяса, который качает ту самую кровь. Новая ревность, только от мыслей. - Меня? – тонкий голосок, румянец на щеках. Ее волнение, ее отвлекающее смущение. Юйко стала ненамного выше с их последней встречи. Если раньше она сильно выделялась на фоне своих сверстников, то теперь это было почти незаметно. Миленькая, с красивой, оформленной фигуркой, распущенные розовые волосы уходили далеко за лопатки, честные, проникновенные глаза. Неугомонность теперь больше походила на застенчивость. – Я рада вас видеть, - грустно. - Зачем? - Хотел с тобой поговорить. - Как Рицка? – не выдержала, спросила то, о чем хотела знать, о чем давно хотела знать. Юйко знала, кто такой Соби, но теперь и Соби точно знал, кем являлась Юйко. Эта недосказанность, мнимая скрытность, вуаль на то, что не подлежало огласке. И сумасбродная, уверенная тяга, такая же необходимость, а возможно и больше, возможно и сильнее. Соби не знал, не мог знать. - Об этом и хотел. Юйко заметно напряглась, глаза стали влажными, по щекам ожидаемо покатились большие прозрачные слезы. - Что-то случилось? С Рицкой все в порядке? Он здесь? – надежда в испуганном мандраже. - Нет, я один. Здесь неудобно, давай встретимся вечером, в восемь за тем дальним полигоном, что справа от общежития. Только никому не рассказывай, особенно Рицу. Прочти, я сейчас спешу, мне уже пора. Я буду ждать тебя. - Хорошо, - растерянно. - Я приду, - вдогонку. - Я обязательно приду. Главное - не сорваться на бег. Эта чертова выправка. «Что я делаю?!» Попытка вырваться от мыслей, от плена, от соленого и противного. Момент, где стоит быть сильнее. И не рубить, и не резать, оставить и себя на потом. Воздух, и улица, и любопытные взгляды, и сдержанные вежливые приветствия. Открыл лицо. - Соби-кун, где ты был? – Рицу совсем не вовремя перехватил его за одним из резких углов короткой дороги. - Гулял, - скрывать, неустанно прятать, закрывать, закрываться. - Утром, возле главного корпуса? – Минами издевательски поднял брови, показывая, что требует ответа. - Да, - спокойно. - Ты решил сам себе противников искать? Или ты их, наоборот, запугаешь, чтобы не приходили? - Ни то, ни другое. Мне не хватает свежего воздуха. - И дождь тебя не смущает, - закончил сенсей. - Вроде того. Рицу дернул за локоть, показывая, что пора идти. - А может, ты проверял своего главного соперника? Искал Бойца Нелюбимого? - С чего бы мне это делать? - Кто тебя поймет. Ты стал очень недоверчивым, и не разрешаешь мне увидеть свои мысли. - Рицу-сенсей, обычные люди понимают друг друга посредством общения, и им совсем не обязательно копаться в головах друг друга. - Опять грубость, я думал, мы с этим уже разобрались, - холодный покат угрозы. Из-за усилившегося дождя волосы Рицу совсем промокли, и теперь на их кончиках свисали полные, дрожащие капли, несколько из них пробежались по лбу. - Простите мне мою несдержанность, сенсей, я буду контролировать себя лучше, - Соби намеренно показывал отсутствие любого раскаянья? - Соби-кун, я даже немного волнуюсь за тебя... - Спасибо. Я очень благодарен, - не дал договорить. - Я ценю вашу заботу, - обширная ложь. - Что с тобой? Ты какой-то странный, ты не заболел? – Рицу протянул руку и коснулся холодной кожи на лице. Они стояли уже под самым входом к их «дому», буквально в шаге от навеса. Минами остановился. Смотрит внимательно, не чувствуя пробирающего насквозь дождя. Приблизился, почти вплотную подошел, коснулся пальцами шеи, заставил наклониться. Его губы на лбу, мокрые от непрогретых небесных слез, его пальцы неприятным током, саднящим раздражением нежно соприкасаются с кожей. - Нет лихорадки, - не вкладывая ничего особенного. – Все равно, Соби-кун, стоит беречь свое здоровье. Соби был немного шокирован. Остался след чего-то мерзкого и мокрого, пугающего, смесь прошлого и пройденного. Непроизвольно потер тыльной стороной ладони, поерзал так, что на том месте остался красный след. Хотелось хотя бы возмутиться, но пока нельзя. Пока Агацуме еще многое нужно от Рицу, и он будет примерным. - Я буду больше думать об этом, – почти шипел, а Минами улыбался. Царапающий скрип дерева и металла. И снова ловушка, и снова холл, и двери, и лестница, и продолжения его похожих дней. Сегодня он больше волновался. Много чувств, много нарушенных запретов. Против воли, в руки совести. Оставшиеся крошки мечтаний, и несуществовавшая гордость, а еще скрученные кишки, и кости, и позвоночник, всякая лимфа и красные кровяные клетки, и много кожи, волосы, ногти... Сможет ли остаться собой, забыть о кукловоде, не сдаться, не бросить на полпути из-за того, что ноги уже подгибаются? Ему это так не нравится, а все потому, что теперь он знает, как это – когда нравится, он знает, как к нему должен прикасаться, какой тон у его любимого голоса, он уже отдал, уже забирал, отказывался, и корил себя. Возобновленная серия, еще один виток, еще раз, а может, и не один. Отказаться и упиваться мертвой надеждой, что он ошибается. Все бы терпимо, но ревность... _______________________________________________ НЛП – Нейролингвистическое Программирование ________________________________________________________________________________________________________________________ Во время написания этой главы, мне пришлось вытерпеть жестокость, напор требовательности и эксперименты, которые моя Мипуро мило надо мной проводила. Не издевайся с меня тиран в "леопардовых колготках"! *забилась в самый темный угол*, *зубы от страха до сих пор стучат*. ________________________________________________________________________________________________________________________ Тяжелая судьба у автора,подайте коментов для воодушевления))))) *хитрый автор*