Ты всегда была особенной

      Запрокинув одну руку за голову, я вертел во второй небольшой гербованный пергамент, скользя задумчивым взглядом по строкам, написанным каллиграфическим почерком. Вот оно, официальное приглашение в команду, с подробными инструкциями. С усмешкой я посмотрел на знакомую подпись. Значит, Поттер уже занял ту должность в Министерстве, о которой упоминал месяц назад в первом письме. Забавно. Интересно, как восприняла команда уход своего лучшего игрока?       Прищурившись, я ещё раз перечитал вполне радушные строки. Хм… наверное, англичане и правда очень рассчитывают на победу, раз не побрезговали пригласить постороннего человека, из совершенно другой страны.       Признаться, я очень удивился и, что уж скрывать, невероятно обрадовался, когда осознал, что конкретно предлагал мне Гарри. Квиддич в Болгарии никогда не мог похвастаться сильной сборной, великолепными результатами и выдающимися игроками — иногда попадались звезды, но, чаще всего, под шумок грандиозного успеха, их быстро вербовали другие страны.       А я вот почему-то отказывался от всех предложений. До недавнего времени. Возможно, потому что это была лишь двухмесячная замена, ведь у сборной Болгарии впереди был распланирован отдых как раз на этот строк для восстановления сил.       Как будто этим бездарям хоть что-то поможет.       Раздраженно фыркнув, я с силой стиснул пергамент в своих пальцах и, вновь сфокусировавшись на размывающихся строках, ещё раз сверил место и время назначенной встречи. Ладно. Посмотрим, что из этого получится.       Мои размышления были прерваны тихим скрипом двери, ведущей в ванную. Я не спешил поднять взгляд на вошедшего. Точнее, вошедшую.       Н-да… сейчас еще придется разбираться и с этой небольшой, но весьма надоедливой проблемой. Так сказать, напоследок.       Медленно, с неохотой, я склонился к небольшому прикроватному столику и небрежно бросил туда пергамент, зорко проследив, чтобы герб Министерства Магии оказался повернут к столешнице после приземления. Ей ни к чему его видеть.       И только после этого я посмотрел на застывшую в дверях девицу и почувствовал, как челюсти свело от невыносимого желания сказать какую-нибудь грубость в её адрес.       Не нужно быть прорицателем, чтобы предугадать открывшийся мне вид. Амелия… ммм… да, по-моему, я не перепутал имя. Амелия, призывно выгибаясь и упираясь лопатками в косяк двери, стояла передо мной совершенно обнаженная. Правая ладонь покоилась на изгибе талии, а левая нога, согнутая в коленном суставе, упиралась носочком в деревянную поверхность пола.       Почему-то большинство женщин видят в этой позе некий скрытый эротизм.       Неестественно белые пряди влажным потоком облепили молочную кожу плеч, странным образом не затрагивая выставленную напоказ грудь с призывно торчащими коричневыми сосками.       Ммм… да, с Амелией еще можно было бы развлечься несколько ночей, а, может, даже растянуть эту интрижку на пару недель, вот только обстоятельства изменились.       Девушка стояла в дверях, не шелохнувшись, разве что еще призывнее отставляла попку и слишком уж наигранно прикусывала нижнюю губу.       Я прекрасно знал, чего она ждала — восхищения и ненавязчивого приглашения в мою кровать.       Приподняв одну бровь и скривив губы в подобие усмешки, я скользнул оценивающим взглядом по обнаженным прелестям. В целом, ничего… Вполне симпатичная мордашка, тело тоже весьма приличное.       Приняв откровенное разглядывание за проявление желания и страсти, Амелия наконец-то отлипла от многострадального косяка и направилась в мою сторону. Буквально через секунду она забралась на кровать и прижалась ко мне, по-хозяйски забрасывая длинную ногу мне на бедра. Острые ноготки скользнули по животу, под аккомпанемент противного смешка пробираясь под резинку боксеров.       Я даже бровью не повел на эти «предварительные» ласки, с лёгким раздражением и цинизмом размышляя, как быстрее отделаться от этой девицы. Желательно, без слез и истерик. В последнее время мне катастрофически не везло на этапе «расставания». И я каждый раз не мог понять, почему так происходит — этих дурочек никто никогда ни к чему не принуждал и ничего не обещал, так что подобные сцены были абсолютно не обоснованы.       Так и не дождавшись желаемой реакции, блондинка, опершись локтем о мое плечо, нависла надо мной, и в лёгкие ворвался приторный, почти тошнотворный аромат жасмина. Чёрт, а я так надеялся, что после водных процедур он хотя бы слегка рассеется. Растянув пухлые губы в заискивающей улыбке, девушка наконец-то открыла рот:       — Какие у нас планы на выходные? — её лицо оказалось слишком близко к моему.       Резко дернув подбородком влево, я увернулся от грозящего мне поцелуя и, глядя на девушку снизу вверх, произнес со снисходительной ухмылкой:       — Никаких.       Чистая правда. С ней у меня уже никогда не будет абсолютно никаких совместных планов.       — В смысле? — блондинка непонимающе хлопнула своими фальшивыми ресницами, — Может, пойдем в бар «У Майкла»? Говорят, это новое местечко очень…       — Не в этот раз, — проговорил я, садясь в кровати, наконец-то избавляясь от тяжести женского тела, — Я уезжаю, — пора расставить все точки над «i»       — Надолго? — я с трудом удержался, чтобы не закатить глаза от навалившейся озлобленности, и вместо этого с непроницаемым лицом соврал.       — Навсегда.       — А… я? — признаться, я даже удивленно приподнял бровь от этого наивного вопроса, уже прекрасно понимая, что легко здесь не отделаюсь. Вот же… Ладно, придется быть честным, но грубым.       — А ты живешь точно так, как и жила несколько дней назад до нашего с тобой знакомства, — я снисходительно пожал плечами.       — Ты… ты меня бросаешь?! — кажется, в приглушенном голосе зазвенели слезы. О, Мерлин, только этого мне сейчас не хватало!       — Нет, — не дав ей обманчивой надежды, тут же продолжил: с такими наивными куклами лучше сразу говорить напрямую, — чтобы кого-то бросить, для начала нужно завязать отношения. А мы с тобой просто неплохо покувыркались пару ночей. И всё.       — Но я думала…. — овечьи глазки довели точку моего раздражения до критической отметки.       — Милая, я не встречаюсь со шлюшками, готовыми лечь в постель к первому встречному, — я даже слегка развел руками, показывая этим жестом еще большее пренебрежение.       В голубых глазах на долю секунды промелькнула ошарашенность, которая почти сразу же сменилась озлобленностью. Неожиданно. Хм… кажется, я немного ошибся насчет этой крошки.       Тонкая рука метнулась вперед, готовясь всколыхнуть спертый воздух спальни звонким шлепком внушительной оплеухи, только вот моя реакция оказалась впечатляющей. Годы, проведенные в роли Ловца, не прошли даром. Так что я без особых усилий перехватил женскую кисть и с легкостью отбросил от себя.       — Ну и ублюдок же ты, Виктор! — истеричные нотки в нереально высоком голосе помогли снисходительно, с откровенной издевкой улыбнуться, пристально глядя в разъяренное лицо, искаженное маской озлобленности.       Что-то она мне уже абсолютно не казалась симпатичной…       — А еще минут двадцать назад ты совсем по-другому меня называла, когда стонала и извивалась подо мной, — заметил я, скрестив на груди руки и выдавив из себя самую гадкую усмешку, на которую только был способен.       — Ах, ты…       — Пошла вон, — уверен, на моем лице не дрогнул ни единый мускул.       Её крик оборвался на полуфразе. Резко выдохнув, Амелия судорожно втянула воздух, а потом, обернувшись одеялом, слезла с кровати и начала собирать разбросанные в порыве страсти вещи. Легкая ткань то и дело сбивалась и сползала, вынуждая девушку поправлять её чтобы укрыться от моего взгляда. Не удержавшись, я всё-таки съязвил:       — Да, ладно тебе. Разве там осталось что-то, чего я не увидел?       Бросив на меня уничтожающий взгляд, Амелия молча продолжила свои поспешные сборы. Тишину комнаты прерывало её учащенное, надрывное, отдающее возмущением дыхание.       Я же откинулся назад на примятую подушку и уставился в потолок, больше ни разу не взглянув на девушку.       Хлопнув на прощание дверью так, что, на мгновение, мне показалось, будто по стене вот-вот расползется тонкая сеточка трещин, Амелия вылетела из спальни. А судя по такому же характерному звуку уже через минуту от входной двери дома, я наконец-то остался в полном одиночестве.       Удовлетворенно выдохнув, я вновь блаженно растянулся на скомканных простынях, от которых всё ещё веяло запахом бурного секса. Взмахом кисти я заставил распахнуться ставни окна, впуская в комнату живительную прохладу майской ночи. А ведь теперь я почти идеально мог пользоваться беспалочковой магией.       Прикрыв глаза, я погрузился в разрозненные картинки пережитого, оставленного глубоко в подсознании прошлого, утягивающего меня в пучину размышлений. Почему-то в голове замелькали образы только что произошедшей сцены. Ммм, а ведь Амелия права. Я самый настоящий ублюдок. Как-то нехорошо с ней получилось… впрочем, как и со всеми её предшественницами.       Раздраженно качнув головой, я распахнул глаза и тут же поднялся с кровати — ну, и к чему разводить этот акт самокопания?       На ходу натянув домашние брюки и майку, я решил приняться за сборы — всё-таки уже завтра мне нужно оказаться в Лондоне. Относительно быстро побросав в трехмерный рюкзак все необходимые личные вещи и прикупленные подарки для семейства Снейпов, я… нерешительно замер. Оставалась одна, последняя вещь.       Медленно подошел к небольшому письменному столу. Да-да, даже у спортсменов в доме есть этот предмет мебели. Выдвинув верхнюю полку, я поднырнул ладонью под кипу скомканных бумаг-черновиков, нащупывая необходимую стопку конвертов, в верхнем из которых и находилось то, ради чего я полез сюда.       Поддавшись нахлынувшему желанию, разложил все конверты аккуратным веером на столешнице и с неконтролируемой улыбкой заскользил взглядом по витиеватым завитушкам мелких буковок, которыми были исписаны лицевые стороны. Письма Гермионы.       И не только письма.       С трепетом взял самый верхний конверт и выудил из его недр небольшую фотокарточку, поворачивая изображением к себе.       Это был единственный снимок Гермионы, который я хранил у себя все эти годы. Нет, разумеется, в «Ежедневном пророке», особенно в первые несколько месяцев после окончания Войны, мне очень часто попадалась и другие её фотографии, но… там не было меня, а на этом снимке мы были запечатлены вместе.       Эта колдофотография была наполнена для меня особым смыслом.       Через несколько недель после свадьбы Кэтти прислала огромное письмо и все фотографии, на которых я умудрился засветиться. Среди всего вороха я и обнаружил этот снимок. Долго его рассматривал, буквально пожирая взглядом каждую черту миловидного лица. Только тогда я обратил внимание на легкий румянец, коснувшийся девичьих щек, стоило мне протянуть руку со своим приглашением. Надо же…, а тем вечером я и не заметил эту деталь. Но не только она вызывала у меня неконтролируемый приступ радости при каждом созерцании. Как и в тот памятный вечер, меня и теперь не покидало стойкое ощущение, что Гермиона обязательно приняла бы мое приглашение. И кто знает, может, если бы я не оказался таким нерешительным придурком, то смог бы вернуть себе её симпатию… или даже добиться чего-то большего.       И не было бы в моей жизни ни Амелии, ни сотни других приторных девиц.       Шумно выдохнув, я вновь перевёл взгляд на фотокарточку.       Я сразу же поставил её на полку и несколько дней подолгу любовался этой сценой, а потом… неожиданно для самого себя написал Гермионе первое послание, не особо надеясь на ответ. Но он не заставил себя долго ждать. Раз в неделю я получал от нее письмо: порой это были крошечные, больше напоминающие записки, сообщения, но чаще всего её письма представляли собой истории, развернутые и подробные.       А я… я даже боялся признаться самому себе, что в те дни, когда получал заветные конверты, никогда не приводил домой ни одну девушку. Чтение аккуратных, стремительно летящих буковок стало для меня своеобразным таинством, которое я не хотел нарушать присутствием постороннего человека.       Сентиментально? Возможно.       Но ведь все имеют право на свои слабости.       А моим наваждением так и осталась одна Гермиона Грейнджер.       Кэтти, которая всё прекрасно поняла ещё тем вечером, когда впервые узнала о том, что я встречался с Гермионой во время Турнира, как-то посоветовала мне до конца бороться за своё счастье, но я тогда очень резко и грубо шикнул, что Гермиона сейчас и так счастлива, и моё присутствие для этого ей совершенно не нужно, на что Кэтти только странно покачала головой.       Шло время…а она всё чаще начала говорить, что мне нужно найти замену, тонко намекая на опыт того же Райли, у которого это так легко получилось, но… я всегда утвердительно, с лёгким оттенком снисхождения кивал головой и тут же переводил тему. Кэтти понимающе и немного осуждающе смотрела на меня в эти минуты, но никогда не настаивала на продолжении разговора, приберегая эту тему для следующего раза.       Заменить…       А я и заменял. Просто немного не так, как на то намекала Кэтти. Брал количеством. Вот только ни одна из прошедших через мою спальню и…не только спальню…девушек так и не оставила в душе даже подобия отпечатка. Они все были для меня безликой потребностью молодого организма.       То, как я сегодня поступил с Амелией напоследок…вообще мне не свойственно. Обычно я не грублю и не унижаю, а просто констатирую свой уход. Большинство воспринимало это совершенно спокойно, некоторые срывались на слезы и оскорбления, но я их не выгонял, а мягко напоминал, что мы друг другу ничего не обещали. Иногда мог даже приобнять и пообещать волшебного принца, которым, к сожалению, мне не суждено было стать.       А сегодня я повел себя как последняя свинья.       Просто… Амелия подвернулась под горячую руку. Мне нужно было заглушить разъедающие душу сомнения и волнения, а она оказалась в ненужном месте, в ненужное время.       Весь этот неожиданный переезд, смена команды и привычной обстановки…       А впрочем.       Зачем таиться от самого себя? Ведь меня мало волновало то, что будет происходить в новой сборной, а в Англии я бываю частенько — семейство Снейпов зовет регулярно на праздники, да и просто в гости.       Ловцы чаще всего работают индивидуально, поэтому нам откровенно плевать, кто именно стоит на воротах или носится по полю с квоффлом. Тем более, за многолетнюю карьеру мне уже приходилось сыгрываться с такими меняющимися составами, что всех и не упомнишь.       А вот что меня по-настоящему волновало, так это то, что теперь я точно встречу Гермиону; несмотря на то, что мы вели регулярную переписку, нам не удалось увидеться за все шесть лет. Сказать по правде, это весьма странно, но, так уж распорядилась Судьба — сборные Англии и Болгарии ни разу не выходили на игры друг с другом.       Сам не мог понять, почему меня страшила предстоящая встреча. Ведь, судя по письмам, Гермиона по-прежнему относилась ко мне хорошо. Как к другу.       К другу…       А может, именно это осознание и поднимало внутри такую волну раздражения, апатии и волнения? Но, несмотря ни на что, я жаждал увидеться с ней.       С абсурдной нежностью я обвел подушечкой пальца по периметру удерживаемой во второй ладони фотографии.       Не знаю, почему Она.       Я часто пытался найти ответ на этот вопрос и каждый раз словно бился лбом о глухую стену. По общепринятым, стандартным меркам, Гермиону нельзя назвать невероятной красавицей, да и, к тому же, мы не виделись столько лет, но… в ней всё равно было что-то такое, что зацепило меня ещё в тот самый, первый раз, когда я выхватил взглядом её личико из толпы замерших студентов… И это «что-то» она пронесла сквозь все эти года.       Да, возможно, Кэтти была права, и мне стоило попытаться побороться, а не отступать так сразу, но я же собственными глазами видел искреннее счастье в карих омутах тем вечером, вот и посчитал благородным не разрушать их с Уизли гармоничный мирок. Удостоиться роли друга. Хотя друг — это слишком громко сказано. Роль приятеля — вот что мне осталось из-за собственной глупости.       Что ж, ладно… могло быть и хуже. После того, что я наговорил ей в пресловутом письме, когда окончательно помешался на идеологии Пожирателей, Гермиона могла вообще отказаться смотреть в мою сторону.       Шумно выдохнув, я перевел взгляд на многочисленные письма. Их я, разумеется, не буду брать с собой, а вот фотографию… даже не знаю. Ведь теперь Гермиона будет находиться в непосредственной близости. А впрочем...       Быстро, но очень аккуратно я вернул все конверты на положенное место, а заветная фотография так и осталась у меня в руке.       Преодолев в три шага расстояние до сиротливо лежащего рюкзака, я положил снимок во внутренний потайной карман бездонной сумки. Точно так, как и делал все эти годы при любом отъезде.       Эта фотография уже давно стала для меня своего рода талисманом.