Ты всегда была особенной

      На следующий день я пришел вовремя, но Гермионы опять нигде не было. Подавив в себе желание разнести пару стен ни в чем не повинного помещения, я ушел ни с чем.       На следующий день всё повторилось. Я вглядывался в проходящих мимо людей, пытаясь выхватить из толпы катастрофически необходимое мне сейчас личико. Но Грейнджер будто нарочно не появилась ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…       Понимал, что моё настроение день ото дня становилось все паршивее — на тренировках я стал рассеянным и раздражительным. Бывали минуты, когда золотистый мячик зависал прямо перед носом, но я замечал его только, когда пролетающий мимо игрок недоуменно меня окрикивал. Тогда я выныривал из своих размышлений и включался в игру.       Как-то после тренировки меня выловил Уизли. Он выглядел недовольным и озлобленным и, тут же выпятив грудь, начал отчитывать меня, как провинившегося мальчишку:       — Если ты будешь и дальше так играть, то мы тебя заменим, — в заключении добавил Рональд, скрестив руки на груди.       Я всё время старался вести себя с этим напыщенным, зазнавшимся снобом приветливо, но в тот день и моему терпению пришел конец — возможно, потому что все часы тренировки я представлял себе, как этот идиот лапает своими ручищами девушку, не покидающую моих мыслей.       — Да, пожалуйста, — сквозь стиснутые челюсти бросил я, с безразличным видом обходя застывшего капитана; даже было интересно посмотреть, кого бы он нашел на это вакантное место. Наверное, я позволил себе подобное пренебрежение, потому что прекрасно знал — всё это пустые слова. Не так-то просто выдернуть в середине чемпионата недостающее звено из какой-нибудь другой сборной.       — Можешь не рассчитывать на постоянное место! — донеслось мне вслед.       Резко остановившись, медленно, мысленно считая до десяти, я развернулся к Уизли:       — Это почему же? Пока что я соответствую всем твоим условиям, — чистая правда, до сих пор все наши матчи заканчивались тем, что снитч оказывался в моей ладони.       — Пока что! — выплюнул Рональд и пошёл прочь.       Но мое плохое настроение отражалось не только на взаимоотношениях с капитаном — нет, оно постепенно начало просачиваться в уютный домик, где всегда царила атмосфера доброжелательности и понимания.       Одним дождливым летним вечером, как раз после удачно отыгранного матча, я сидел в гостиной и пил давно остывший кофе. С лимоном. В голове то и дело мелькали образы того дебютного вечера, когда Гермиона впервые провела со мной столько незапланированного времени. Всё же было так здорово! Да, может, в парке я повел себя слегка развязно, но девушка восприняла это совершенно нормально! Тем более после этого я нарочно не позволял себя ничего лишнего — только, чтобы отвести от себя любые подозрения. Так что же произошло? Почему Гермиона начала меня избегать? Этот вопрос бился у меня где-то на подкорке, не давая спокойно и рационально мыслить. Сегодня на матче Гермионы не было — я слышал, как Уизли отказался от посещения бара, сославшись на то, что вечером они отправятся в «Нору» на какое-то семейное торжество.       — Уж не собирается ли наш капитан окольцеваться? — иногда мне начинало казаться, что Мэттью все-таки нужно было родиться девчонкой — настолько он был любопытен и болтлив.       Рональд только фыркнул на это и, многозначительно приподняв блеклую бровь, заявил:       — Всему свое время.       А у меня внутри будто кто-то чиркнул спичкой — все заполыхало от жгучей, выжигающей все органы боли. Слова Мэттью заставили задуматься: а ведь однажды это так или иначе произойдет. Даже удивительно, что Рональд и Гермиона до сих пор не обручились. Кстати, а почему они…       — Виктор, у тебя все хорошо? — мягкий голос ворвался в мои невеселые мысли.       Кэтти уже уложила спать неугомонного сына, а Северус как раз ушел в ванную, поэтому никто не мог услышать последующего за этим обращением диалога.       — Не твоё дело, — раздраженно бросил я, по-прежнему находясь во власти опутывающих меня мыслей и образов счастливой семейной жизни Грейнджер, точнее, нет… тогда она превратится в Уизли.       И только когда до меня дошло, что в комнате повисла напряженная тишина, я осознал, что повел себя, мягко говоря, весьма неразумно и грубо.       — Прости, — я оторвал взгляд от плавающего в черной жиже кружочка лимона и поднял глаза на притихшую девушку, крепче сжимая в ладонях фарфоровую чашку, — Прости, пожалуйста. Я не должен был срываться на тебе.       Кэтти стояла рядом и внимательно, во все глаза, смотрела на меня. В изумрудных омутах плескались удивление, лёгкая тень обиды и… благородное желание помочь. Я понимал, что девушка не могла не заметить того, что со мной происходило, вот и решила поговорить.       Оторвав взгляд от нефритовой бездны, я посмотрел чуточку ниже. За эти недели маленький животик уже заметно округлился, давая окружающим завистникам новый повод для сплетен — у Снейпов скоро будет второй ребенок. И почему многие люди так тяжело воспринимают чужое счастье?       «Действительно», — ехидный внутренний голосок тут же захлебнулся в собственной желчи — как будто я сам не готов был удавиться от одной только мысли о Гермионе в белоснежном платье и с кучей рыжеволосых потомков в обнимку.       — Расскажи, что с тобой происходит? — звонкий голос помог вырваться из нового акта самобичевания.       Шумно выдохнув, я отставил недопитый кофе на небольшой, низенький столик и, обвив рукой всё ещё отлично просматривающуюся талию, увлек Кэтти на диван, заставляя опуститься рядом с собой.       — Кэтти, не обижайся, пожалуйста, — тихо выдохнул, крепче прижимая к себе подругу.       Она ласково провела тёплой ладонью у меня по спине, словно силясь успокоить, как расстроившегося, запутавшегося в себе ребенка.       — Не буду, если всё-всё мне расскажешь, — я не видел сейчас её лица, но знал, что Кэтти едва заметно улыбнулась.       — Хитренькая, — хмыкнул я, отстраняясь от девушки, и откинулся на мягкий подлокотник дивана.       Кэтти подобрала под себя обнаженные ноги, устраиваясь поудобнее, и, опершись острым локотком о спинку дивана, подпёрла заметно округлившуюся щеку — вся поза говорила о том, что девушка приготовилась к моему монологу.       Я рассказал ей все — сумбурно и перепрыгивая с одной гнетущей мысли на другую.       — Виктор, ты же любишь её, — терпеливо дождавшись, когда я наконец-то замолчал, проговорила Кэтти.       Ее слова заставили вздрогнуть:       — Я… — хрипло выдохнул, пытаясь найти опровержение этой истины, но не было смысла отвергать очевидное.       Да, пусть я ни разу не произносил этих слов, даже в своих мыслях обходя их стороной, но человечество, наверняка, до сих пор не придумало какого-то другого названия для тех чувств, которые я испытывал к Гермионе. Да, я любил эту девушку. Любил ещё с той первой встречи в Большом зале.       Вот только она любит другого.       — А ты не хочешь плюнуть на свое великое благородство и попробовать… — так и не дождавшись от меня продолжения фразы, заговорила Кэтти, но я ее прервал:       — Кэтти, я знаю, что ты сейчас скажешь, — на секунду мне показалось, будто я вновь вернулся во времена шестилетней давности, когда новоиспеченная миссис Снейп в открытую говорила, что за дорогую мне девушку нужно бороться, а не отсиживаться в объятиях доступных девиц и топиться в море алкоголя, — Я не хочу портить Гермионе жизнь! Я не хочу рушить ее счастье! — от обуревавших меня чувств я вскочил с дивана и начал ходить кругами по пушистому ковру перед камином.       — Счастье, значит… — задумчиво, протянула Кэтти.       Я пропустил мимо ушей эту фразу, хотя, наверное, всё-таки стоило обратить внимание на её слова. Но меня уже несло дальше:       — Тем более она воспринимает меня как друга! — в ушах опять звенел её мягкий, приятный голосок, растворяющийся в шуме пенящихся волн: «ты настоящий друг», — Понимаешь?! — с каждым словом мой голос становился на пол тона громче, но я уже не мог ничего с этим поделать — многочасовое напряжение требовало выхода, хотя бы таким детским способом, — Я всегда был для нее другом! Не более того! Просто…       — Другом-другом-другом! — перебив меня, много раз повторила Кэтти — кажется, в её голосе промелькнули нотки раздражения. Я даже замолчал, но потом тихо выдохнул:       — Кэтти, я запутался…       — Ладно, если ты хочешь продолжать эту идиотскую игру в дружбу, наплевав на свои настоящие чувства, то продолжай, — я попытался что-то возразить, но Кэтти пригрозила мне указательным пальчиком. Такая забавная, честное слово! Но её действия возымели успех, и я отчего-то послушался этого невинного жеста, поэтому не проронил ни звука.       — Вот скажи, — уже совершенно привычным тоном продолжила Кэтти, — если бы у нас возникла похожая ситуация, и показалось бы, что я тебя избегаю, что бы ты сделал? — девушка слегка поменяла позу — теперь обе стопы стояли на полу, зарываясь аккуратными пальчиками в мягкий ворс, но она так и не оторвала от меня своего пытливого взгляда.       — Заявился бы к тебе и попробовал всё выяснить, — не задумываясь, ответил, пожимая плечами, — это же очевидно…       — Вот и сделай то же самое с Гермионой, — проговорила Кэтти и поднялась с диванчика — в коридоре послышался звук приближающихся шагов — наверное, Северус уже освободился, — Просто сходи к ней завтра на работу — ты же знаешь, где находится нужный отдел — и попытайся разобраться в ситуации. Уверена, неожиданному «игнорированию» Гермионы обязательно найдется рациональное объяснение.       Прежде чем уйти, Кэтти тихо добавила:        — Не волнуйся, этим жестом ты не выдашь своих истинных чувств. Ты же именно этого так боишься… — хрупкий силуэт выскользнул из комнаты, оставляя меня наедине со своими мыслями.       В который раз Кэтти доказала, что видит меня насквозь. Из всего потока информации, который я на неё вывалил, она, как всегда, сделала правильные выводы. А её предложение по поводу сложившихся обстоятельств… хм… а это, и в самом деле, неплохая идея.

***

      Рот сводила судорога зевоты, но я всеми силами продолжала заставлять себя внимательно вчитываться в неразборчивые буковки. Безумно затекла спина, шею ломило от неменяющейся много часов, склоненной над бумагами позы, а желудок то и дело недовольно урчал, отвергая растворимый кофе и принесенные из дома сэндвичи.       В дверь кто-то постучал, и я с несказанным облегчением оторвала взгляд от разбегающихся символов, находя наконец-то отличный повод вырваться из просматриваемой сводки.       На пороге стоял… Виктор.       На долю секунды захотелось протереть глаза, чтобы убедиться, что статная, крепкая фигура не плод моего взбесившегося воображения. Внутри вскипела волна радости — я даже и не подозревала, что успею так соскучиться по этому человеку!       — Привет, — улыбнулась я, мысленно пытаясь найти рациональную причину, почему Виктор мог оказаться на пороге моего кабинета, — Если ты ищешь Гарри, то он, скорее всего, придет к самому концу обеденного перерыва.       Да, наверное, ему нужно в Отдел магических игр и спорта. Ведь что еще может понадобиться в Министерстве игроку сборной по квиддичу?       — Нет, я к тебе, — проговорил Крам, застыв на пороге.       — Что-то случилось? — в голове вспыхнули страшные картинки какого-нибудь несчастного случая на поле: а вдруг что-то произошло во время тренировки? Или…       — Нет, не случилось, просто мне надоело обедать в одиночестве, — он улыбнулся уголками губ и продолжил, — Вот и пришел тебя просить составить мне компанию. Знаешь, — Крам замялся, но это замешательство было мгновенным, — мне показалось, что ты начала меня избегать.       Я во все глаза уставилась на Виктора: да с чего вдруг такие выводы?!       — Нет, ты что, тебе показалось, — искренне улыбнулась я, а потом жестом указала на кипу бумаг перед собой, — просто у меня небольшой завал на работе, вот и некогда выйти из-за стола.       После того неудачного обеда я набрала кучу сверхурочной работы, загнав себя в такие жесточайшие рамки, что даже мистер Одли очень деликатно поинтересовался, всё ли у меня в порядке.       Всё ли в порядке…       — Может, сегодня сделаешь исключение? — хриплый голос Виктора заставил вырваться из не самых радостный мыслей.       Очень хотелось плюнуть на всю эту нудную рутину и ухватиться за заманчивое предложение, но… я отрицательно качнула головой:       — Не сегодня, — а где-то в подсознании огненными буквами пронеслась не вовремя вспыхнувшая мысль: «Думаю, ты с легкостью найдешь себе новую компанию…»       Разумеется, Крам не стал настаивать и, бросив на прощание тихое «до встречи», с ощутимым хлопком закрыл за собой двери. А я ещё несколько минут пялилась на узенькую прорезь, вновь образовавшуюся между дверью и стеной…       Я не соврала Виктору — я действительно не пыталась его избегать, хотя, наверное, со стороны это смотрелось по-другому. Просто та эмоциональная встряска и сорокаминутные слезы прямо на рабочем месте помогли осознать, как же я устала от всего того, что составляло моё существование вот уже который год. Думаю, поток соленой влаги вперемешку с черными потеками неводостойкой туши — это была реакция моего уставшего организма на многонедельный стресс и перенапряжение. По крайней мере, я так себе твердила, пока размазывала по щекам ручейки никак не желавших прекращаться слез.       Простая и счастливая личная жизнь — это точно не то, на что я претендовала со школьной скамьи, а вот интересная работа… именно об этом когда-то и мечтала заучка Грейнджер. И в этом аспекте взрослой жизни всё находилось только в моих руках! Так почему я оказалась на скучной министерской работе, закопанной в груду ненавистных бумаг?       Когда от затяжной истерики остались едва слышимые всхлипы, я откинулась на спинку офисного стула и с нескрываемой ненавистью уставилась на опостылевшие стены. Я понимала, что с каждым движением секундной стрелки настенных часов, испытываю нарастающее, жгучее желание открыть для себя что-то новое. Душа просила неизвестности, авантюризма — чего угодно, только бы вылезти из опостылевшего каменного склепа!       Из задворков памяти всплыли далёкие картинки того, как много-много лет назад мы с Роном и Гарри просматривали список предметов, которые нужно было сдать на «отлично» для той или иной специальности. А ведь я тогда так мечтала о профессии колдомедика — работа в Мунго точно была бы поинтереснее той, что у меня сейчас имелась, хотя, намного тяжелее в моральном плане — этот аспект тоже не стоило сбрасывать со счетов.       Сразу после окончания Хогвартса я очень хотела остаться в родной, пусть и заметно преобразившейся после реконструкции школе в качестве преподавателя Трансфигурации. Минерва с радостью восприняла эту идею и усиленно пыталась предложить мою кандидатуру профессору Снейпу на свою замену. Как ни странно, причиной того, что моей мечте так и пришлось остаться мечтой стал не строгий, придирчивый директор, а… Рон. Когда я только упоминала о том, что было бы неплохо стать профессором, он утвердительно кивал и улыбался. Наверное, не воспринимал всерьез, что я решусь на подобное. Но вот, стоило получить официальное приглашение на работу, подтверждённое гербом Хогвартса, как начались проблемы.       Тебе придется проводить там слишком много времени, большинство профессоров остаются ночевать в Хогвартсе, а я хочу быть всегда рядом, и вообще преподавание — это скучно и не престижно, а вот работа в Министерстве — это залог отличного будущего…       Ммм… наверное, я слишком любила Рона, вот и прислушалась к его красноречивым заявлениям. Да, он прав: мне пришлось бы проводить в Хогвартсе уйму времени, да и вместе с любимой Трансфигурацией на мои плечи легла бы ответственность за львиный факультет, а деканы, на самом деле, обязаны ночевать в стенах школы — в отличие от всех остальных преподавателей и даже самого директора…       Обхватив пальцами ноющие после истерики виски, я пыталась собрать воедино разрозненные мысли, как вдруг… я даже подскочила со своего места. А что если попробовать разослать резюме в другие магические сообщества, школы, университеты — есть ведь столько возможностей! Конечно, самым простым решением было бы написать Северусу Снейпу. Он присылал мне письма с предложением на эту должность не менее двух раз, но я отвечала отказом, однако… сейчас моя решимость дошла до такой критической отметки, что хотелось чего-то совершенно нового — в другую страну, подальше… далеко-далеко.       Схватив чистый пергамент, я практически моментально составила нужный документ. Никогда бы не подумала, что это дело принесет мне столько удовольствия и позитива! Ставя последнюю чёрточку в подписи, я поймала себя на том, что вот уже которую минуту напеваю под нос ненавязчивую песенку…       А вот мысль о том, как же мне придется разбираться с Рональдом, если я всё-таки получу положительный ответ хотя бы на одно из своих резюме, загнала глубоко в подсознание. Нет уж, с этой проблемой буду разбираться только тогда, когда она появится.       А чтобы хоть как-то сократить дни ожидания я и набрала кучу новой работы — ведь еще со времен Хогвартса я находила успокоение исключительно в своей занятости. Да, наверное, это звучит абсурдно, — ненавидеть дело, которым ты занимаешься, но при этом еще больше погружать себя в него, но другого мне в голову так и не пришло. А отпуск вообще казался чем-то страшным и невыносимо скучным.       Ммм…в результате всех этих действий легче мне не стало, ответа до сих пор не было ни от одной организации, а вот работу теперь нужно было выполнять. В общем, всё стало ещё хуже! Но Гермиона Грейнджер никогда не искала легких путей! Маленькая, запутавшаяся, импульсивная идиотка.       Ладно, нет никакого смысла ворошить произошедшее — взяла на себя эти дела, значит, нужно с ними справляться — так, что там у меня дальше по списку…       Я потянулась к внушительному блокноту, в который занесла многочисленные пункты того, что бы мне все-таки хотелось сегодня успеть. На автомате потянула в сторону толстую обложку, раскрывая органайзер на первой попавшейся странице. Набрав в легкие больше кислорода, я приготовилась к очередной порции скукоты, но, взглянув вниз, осознала, что всматриваюсь не в мелкие, бесконечные строчки, а в слегка потрепавшуюся фотографию.       Взяв ее в ладони, в который раз пробежала взглядом по каждой черточке присутствующих персонажей — и все-таки Виктор стал невероятно притягательным и мужественным… Поняла, что губы сами собой растягиваются в улыбке.       Скрип дверной ручки заставил вздрогнуть. В панике я смотрела на открывающуюся дверь, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать со снимков в руке — почему-то в этот момент я чувствовала себя нашкодившей школьницей, которую застали с поличным на месте преступления.       Сунув фотографию назад между исписанными моими закорючками страницами, я со всего размаху закрыла тяжеленную заднюю обложку блокнота и сунула многострадальный органайзер в верхний ящик стола.       Я во все глаза смотрела на вошедшего.       На пороге моего кабинета стоял Виктор, только на этот раз он сжимал в руках два огромных стакана с забавными логотипами посещенной около Центрального парка кофейни и внушительный крафтовый пакет, от которого исходили такие умопомрачительные запахи, что мой желудок, мечтающий о нормальной пище вот уже который час, угрожающе взвыл.       Ммм… наверное, эти голодные призывы не остались без внимания парня:       — Ты как хочешь, а я тебе заморить себя голодом не позволю, трудяга, — с легкой улыбкой заявил Крам, делая шаг в сторону моего стола под металлический скрежет вставшего на свое место язычка многовекового замка старинной двери.       И почему-то мне вдруг стало невероятно тепло…и радостно.

***

      — Ну что, я убедил тебя в том, что все-таки нужно давать себе возможность отдохнуть и по-человечески поесть? — улыбнулся, делая последний глоток из своего стакана.       — Еще как, — хихикнула Гермиона, красноречивым жестом поглаживая себя по идеально плоскому животику — мои щеки обдало жаром от этого совершенно невинного касания её руки к ее же телу.       Чёрт! Чёрт! Чёрт! Срочно нужно на что-то отвлечься!       — Но все же предлагаю завтра переместиться на свежий воздух, — я заставил себя посмотреть выше и встретиться с взглядом карих глаз, на дне которых сейчас плескались сытость и благодарность, — Я вот заметил, что в Центральном парке очень много обедающих деловых леди…       — А это отличная мысль! — с энтузиазмом воскликнула девушка, а потом с улыбкой добавила, — Главное, чтобы нас погода не подвела.       — Ну, стены гостеприимной кафешки в паре кварталов отсюда всегда нуждаются в посетителях, — хмыкнул и, отставив от себя опустевший стакан, обвел взглядом отложенные на другой конец стола документы, — Так, а когда выходят все сроки по составлению многострадального отчета, изначальный вариант которого безвозвратно похоронен в морской пучине?       — О, он уже своё отстрадал, — улыбнулась Гермиона. Я удивленно поднял одну бровь: если он закончен, то почему… Но девушка уже продолжила, давая пояснение, — Это уже совершенно другие бумаги. И… я ещё раз хотела тебя поблагодарить за помощь с прошлым отчетом. Ты… — она замолчала, а потом улыбнулась еще шире, — Ты гений!       — Спасибо, хотя вся моя гениальность заключалась в уничтожении идеальных по своему исполнению документов, — я скупо улыбнулся на это обращение, в глубине души понимая, что мне безумно приятна её похвала.       Мы ещё немного поболтали, пока я не спохватился, что через несколько минут должна была начаться тренировка.       Я поднялся первым — заметил, как Гермиона дёрнулась, сбрасывая одну идеальную ножку со второй под аккомпанемент едва различимого стука острого каблучка, пытаясь найти необходимое устойчивое положение, но… я ее опередил.       Обхватив двумя ладонями подлокотники кресла, я навис над притихшей девушкой, заключая ее в своеобразный капкан из мягкой обивки, деревянной конструкции и собственного тела. Наклонившись еще ниже, я уже хотел коснуться ненавязчивым поцелуем слегка раскрасневшейся щеки, но произошло непредвиденное… За долю секунды до того, как мои губы вот-вот должны были коснуться нежной кожи, Гермиона дернулась, не то от неожиданности, не то от желания избежать этого прикосновения… В любом случае, мои губы соскользнули на девичью шею, ощущая под собой бешено пульсирующую артерию. Возможно, стоило отстраниться, но вместо этого я мягко сомкнул губы на уязвимом сухожилии, оставляя после своего прикосновения едва различимую розоватую метку.       Моя многомесячная осторожность взвыла от ярости, но… впервые я заставил её тут же заткнуться. Впервые я не стал всматриваться в миловидное личико напротив в поисках реакции, которая означала бы недовольство и отвержение всего происходящего.       А просто медленно отстранился от замершей девушки с тихим, но решительным выдохом:       — До завтра…