***
Я материализовалась в прихожей квартиры. Нашей квартиры. Несмотря на обуревавшие чувства и душащие слезы, где-то на подкорке стучала мысль, что все равно больше мне некуда податься. Да, и Рон точно уже лег спать, так что не увидит моего фееричного появления. Но… меня ждал непредвиденный «сюрприз». Уже с порога показалось, что в помещении пахнет чем-то паленым. Подавив желание забиться в угол небольшой комнаты и отдаться во власть рыданий, я быстро разулась и направилась вглубь квартиры, понимая, что с каждым шагом неприятный запах гари только усиливается. И шел он из-под двери кабинета. Рисуя себе опасные и отвратительные картинки неожиданного бедствия, я стремительно толкнула дверь и буквально влетела в комнату. Первое, что бросилось в глаза, — на половину пустая бутылка виски и мокрые потеки на столешнице. А вот второе… Рон сидел в глубоком кресле, вальяжно откинувшись на мягкую спинку, и с непривычно задумчивым выражением на лице барабанил пальцами по столу. Услышав шум от моего резкого появления, парень не спеша поднял на меня глаза… Мне сразу стало не по себе от холодного прищура голубых колодцев, в которых сейчас так и плескались льдинки. Как-то совсем уж нехорошо блеснув глазами, Уизли ровным голосом поинтересовался: — Как прошел праздник? — совсем безобидный вопрос, но он заставил меня напрячься с двойной силой. — Хорошо, — выдавила из себя, понимая, что перед глазами тут же всплыли картинки пережитого сладостного безумия. Зажмурившись, я заставила себя отвлечься от выводивших из равновесия образов и вернуться в пугающую реальность. — Но я смотрю, ты и сам устроил себе неплохой праздник, — выразительно кивнула я, указывая на бутылку. Парень хмыкнул — мужские губы сложились в кривоватый, неприятный оскал. Обхватив ладонью стеклянное горлышко, он хорошо приложился ртом к узкому отверстию, делая внушительный глоток янтарной жидкости, с невыносимо чмокающим звуком отрываясь от сосуда, и с оглушительным хлопком вернул бутылку на место. Слишком громкий звук заставил внутренне сжаться от неконтролируемого страха. — Рон, у тебя же завтра ответственный день, ранняя тренировка, — сама не знаю, зачем затеяла этот разговор, зачем попыталась достучаться до его благоразумия. Я смотрела, как мускулы на веснушчатом лице неприязненно свело после принятой дозы алкоголя, — Зачем ты… — Заткнись, — тихий шёпот с губ некогда любимого человека. От неожиданности я оборвала фразу на полуслове и во все глаза уставилась на Рона. Даже не верится, что он только что это сказал… Длинные пальцы вновь пришли в движение, отбивая о деревянную столешницу незатейливый ритм, который вызывал внутри нечто, очень напоминающее панику. — А я всё думал, как так получилось, что спустя столько лет, вы с этим мерзким Пожирателем так быстро спелись и стали такими вот «лучшими друзьями», — его голос прозвучал глухо. Каждое слово, каждый звук был пропитан не завуалированной ненавистью. — Рон, в чем дело? — вдоль позвоночника пробежалась очень неприятная судорога липкого страха. Рон никогда себя так не вёл. Взмах волшебной палочки в крупной ладони — и над письменным столом зависла огненная конструкция. И только теперь я поняла, что именно давало неприятный запах гари. Это были бумаги. Внушительная кипа смятых листков, на догорающих ошметках которых я отчетливо узнавала почерк Виктора. Письма. Его письма. — Зачем ты лазил по моим вещам?! — чуть не плача, выдохнула я. Сама не ожидала, что меня так расстроит то, что многолетняя переписка превратилась в черный ком обугленной органики. Было нестерпимо обидно, что всё исчезло. Вот так. Варварство! — Кто… кто тебе разрешил?! — голос оборвался на высокой ноте, лишь огромным усилием воли не перерастая во всхлип. — Не поверишь, — мужская улыбка сделалась еще противнее и опаснее, — я всего лишь хотел найти письмо из Шармбатона, чтобы подробнее ознакомиться с предлагаемыми условиями, — наверное, я выглядела удивленной, потому что Рон не поленился разъяснить, — Ты ушла, и у меня было время подумать. И я решил: возможно, идея что-то изменить в жизни не так уж плоха. Но меня ждал неожиданный бонус, — крепкие ладони стиснулись в кулаки, — я наткнулся на эту слащавую переписочку, — вслед за движением его руки пришли в движение догорающие письма, сжимаясь в ещё более плотный ком. — Рон, это просто письма. Не более, — не знаю, зачем я начала оправдываться. Где-то в голове звенел неприятный колокольчик, который твердил, что лучше всё быстрее объяснить. Пока не поздно. — Это просто… — Шлюха, — выдохнул мой любимый. Встрепенувшись, будто мне только что дали смачную оплеуху, я неверяще посмотрела в осатаневшее лицо. Он не мог это сказать! Рон не мог! Не мог… Не… Парень оперся локтями о столешницу и, опустив подбородок на конструкцию из своих переплетенных в замок пальцев, внимательно, с отчётливо читающимся ехидством и злобой смотрел на меня. — Ну, и каков он в постели? Хорош? — его глаза превратились в пылающие отвращением щелки. Несколько секунд я беззвучно открывала рот, словно выброшенная на берег рыба, не в силах найти какие-нибудь слова, которые можно было бы произнести в ответ на отвратительные речи. — Как… как ты смеешь?! — наверное, меня всё-таки прорвало. Да, может, сегодня я и поступила неправильно, поддавшись своим желаниям и женским слабостям, но… я сделала это уже после того, как приняла решение расстаться с Роном. Я… как бы смешно это не звучало в сложившейся ситуации, но, несмотря ни на что, я была ему верна. До тех пор пока не решила, что слову «мы» не бывать больше в имеющихся отношениях. — Как ты смеешь, я тебя спрашиваю? — наверное, именно эти мысли и придали мне уверенность. — Как я смею?! — взмахом руки скинув со стола недопитую бутылку, Уизли подскочил на ноги. Я и глазом не успела моргнуть, как он подлетел ко мне и, обхватив ладонью за локоть, потянул вон из кабинета. — Куда мы? — только и получилось выдавить из себя — душащие слезы не давали нормально соображать и говорить. Но на этот раз Рон не спешил отвечать. В гробовой, звенящей тишине, прерываемой лишь звуками наших несинхронных шагов и рваным движением воздуха сквозь раздувающиеся от злости ноздри, парень втащил меня в спальню и подтолкнул к настенному зеркалу, добиваясь того, чтобы я встала напротив прозрачной поверхности и увидела своё отражение. И только тогда я поняла, что сегодняшнее безумие не прошло бесследно. По-прежнему стоя позади, Рон без лишних слов обхватил ладонью мой подбородок и хлестко, до ощутимого хруста шейных позвонков, повернул мое лицо в сторону, открывая неплохой обзор на шею, на которой яркими алыми маячками горели метки, оставленные губами и зубами совершенно другого мужчины. Скосив глаза, я с ужасом рассматривала каждую черту кровоподтеков. — Ну что, понравилось? — я даже не поняла, как Рон развернул меня к себе лицом и ощутимо впился пальцами в плечи — вот теперь мне было стыдно поднять на него глаза, — Понравилось, я спрашиваю?! — зубы неприятно стукнулись друг о друга, захватывая в плен чувствительную плоть нижней губы и оставляя кровоточащую ранку — парень встряхнул меня, словно тряпичную, безвольную куклу. Так и не добившись ответных действий, Рон вцепился ладонью в шею, сдавливая её до темных кругов перед моим затуманенным взглядом. С возмущенным хрипом я впилась ногтями в тыльную сторону душащего запястья, пытаясь отлепить его от себя, и непроизвольно подняла взгляд на разъяренного мужчину. — Понравилось, я тебя спрашиваю?! — в голубых глазах промелькнуло настоящее безумие, заставляющее настойчивее сжать собственные пальцы. Но Рон и так уже ослабил хватку… — А давай, пока ты не забыла, сравним, кто лучше тебя трахает! Я не успела даже пискнуть, когда ощутила внушительный толчок и потеряла равновесие. Правда, приземлилась я на мягкие покрывала, которые застелила сегодня собственными руками. Дезориентированная, я не смогла дать должный отпор… Мужское тело навалилось сверху, придавливая. Я попыталась выползти из-под него, но Рон не позволил. Гора чужеродных мышц сдавливала грудную клетку, не давая мне даже вздохнуть, не говоря уже о чём-то большем. — Нет! — единственное слово, которое я успела выкрикнуть, прежде чем мой рот был заткнут грубым поцелуем. Я молотила кулаками по его плечам, рукам — по всему, до чего смогла дотянуться, но парень будто и не ощущал моих попыток сопротивления. Каким-то чудом мне удалось слегка повернуться на бок. Подсознательно понимая, что последует за всеми этими поцелуями, я пыталась как можно крепче свести вместе коленки. Но Уизли сразу же смекнул, что к чему… Еще сильнее вдавив меня в матрас, он продолжил терзать мои губы необузданными «ласками». Казалось, парень нарочно пытался сделать больнее. Почувствовав, как на мои обнаженные коленки легли крупные ладони, я возмущенно промычала нечто неразборчивое в слюнявый рот, но Рон не обратил на это никакого внимания и резко растолкнул в стороны мои ноги. Прогнувшись всем телом, я забарабанила кулаками по его плечам, мечтая сбросить с себя обезумевшего мужчину, но он уже воспользовался своим достижением и по-хозяйски устроился между распахнутых бёдер, делая наш контакт еще теснее и откровеннее. Я пробовала кусаться, царапаться, до кровавых меток вгоняя ногти в уязвимую кожу крепкой шеи, — что угодно, только бы вернуть Рону разум, но Уизли с глухим рыком перехватил мои запястья и одним уверенным рывком завел руки вверх, обездвиживая и лишая возможности сопротивляться. Хотя я по прежнему дергала бедрами, но своими действиями делала только хуже — с каждым отчаянным рывком я ощущала сквозь тонкую ткань трусиков напряженную выпуклость, пока что скрытую глухой тканью брюк. И судя по приглушенным, развратным стонам мне в рот, Рона возбуждали эти глупые попытки сопротивления. — Отпусти! — завизжала, дернув головой в сторону, наконец-то избавляя саднящие губы от неприятных, ожесточенных укусов, пытаясь криком привлечь внимание спятившего парня, — Я не хочу! — сквозь брызнувшие из глаз слезы, просипела я, понимая, что… на самом деле у меня нет ни единого шанса, чтобы остановить этого неожиданно ставшего таким страшным и безжалостным человека. Острые зубы вонзились в подбородок, вырывая из души очередной плач, а влажные губы уже скользили по моей шее, то и дело перемежая свои ласки с болезненными укусами. С глухим рыком Рон жадно прихватывал зубами чувствительную кожу — казалось, Уизли пытается выгрызть, уничтожить те участки, на которых все еще были отчетливо видны метки его соперника. — Остановись. Пожалуйста… — давясь собственными рыданиями, прошептала я. Нет смысла кричать. Влажная, ледяная ладонь метнулась вниз, впиваясь сильными пальцами в упругую кожу бедра, яростно сжимая, царапая. Я даже пискнуть не успела, как устрашающая ладонь переместилась на живот, попутно повыше задирая и без того сбившееся платье. Безуспешно попробовала прогнуться, только бы сбросить с себя его ладонь, но парень будто только этого и ждал. Рон подцепил кончиками пальцев верхнюю резиночку трусиков, проскользнул под кружевную ткань и без предупреждения ворвался сразу двумя пальцами внутрь… — Не смей! — я взвыла от дикой боли, разорвавшейся в теле миллиардом жалящих искр, дергаясь, пытаясь избавить себя от этого гадкого ощущения, непроизвольно еще глубже насаживаясь на ставшие ненавистными пальцы, — Не надо! Рон! — заскулила и… замерла. Своим сопротивлением я делала только хуже. Себе же. Но он был глух к моим мольбам. — Что-то наш казанова плохо тебя растянул — совсем сухая, — мне показалось, что в хриплом голосе промелькнул смешок с отчетливыми нотками ехидства. — Рон, ничего не было! У нас с ним ничего не было! — как безумная плакала я, пытаясь донести до парня эту истину. Но Уизли проигнорировал мое признание, продолжая вести устрашающую игру. Правда, в какое-то мгновение Уизли неожиданно отстранился, избавляя меня от распирающего чувства заполненности. И я на минуту подумала, что парень наконец-то вернул себе способность соображать и решил прекратить это безумие, отпустить… Все еще удерживая одной ладонью обездвиженные запястья, Рон навис надо мной, похотливо сверкая глазами. И со странной смесью стыда и ужаса я увидела, как он медленно облизнул пальцы и вновь просунул руку между нашими телами, целенаправленно пробираясь в трусики. Новая порция боли заставила сорваться на визг. — Раз тебе нравится быть его шлюхой… — давясь рыданиями, я беззвучно открывала рот, пытаясь еще раз сказать, что ничего не было, но Рон и не собирался меня слушать, — то и я буду вести себя с тобой соответствующе! — веснушчатое лицо опять оказалось слишком близко — новый укус отозвался яростной порцией боли в нижней губе, и парень с двойными силой и рвением задвигал пальцами внутри меня, — Забыла, сука, что принадлежишь мне?! Ты моя! Моя! В голове была какая-то непереносимая какофония шумов: собственные рваные всхлипы, озлобленный шепот, чмокающие звуки, издаваемые мужскими губами, скрип прогибающейся под нашими телами кровати, грохот бьющейся в висках крови… А по венам холодной отравой растекалось ощущение полнейшей безнадежности и… поражения. Но всё-таки Рон совершил ошибку… Пока его одна рука по-хозяйски шарила у меня между ног, вторая пришла в движение, выпуская из цепкого захвата. Звук расстегивающейся пряжки окончательно дал понять, что… парень не шутил. Его намерения были совершенно серьезными. Но…я не хотела этого! Не хотела! Не хотела! При всех своих стараниях я не могла превзойти его физической силой, волшебная палочка была где-то в потайном кармане юбки, вне зоны досягаемости, а в беспалочковой магии я была не сильна. Рон оттянул в сторону ткань трусиков, обеспечивая себе полный доступ к моему телу… Ощущение холодка по самой интимной части женского тела, заставило пойти на крайние меры. И я на автомате взмахнула кистью, представив себе витиеватый кувырок. На удачу. Замысловатого сальто, разумеется, не произошло, но все-таки коренастое тело отлетело от меня на несколько шагов. Тяжело, прерывисто дыша, я нащупала чёртову палочку и отточенным движением выставила её вперед. Защищаясь. И только после этого позволила себе поправить задранную юбку многострадального платья. Я ожидала нового нападения, новой попытки втоптать меня в грязь и сделать больно, но… её так и не последовало. Мы молча, во все глаза смотрели друг на друга. Я видела, как бешено дёргается сонная артерия на крепкой мужской шее, видела, как широкая грудь ходит ходуном под тонкой тканью майки… Взгляд скользнул ниже, цепляясь за свободные, расстегнутые брюки… Понимая, что по щекам всё ещё текут слезы, я все-таки заговорила. Я хотела произнести всё чётко, спокойно, но голос не слушался, усиливая свою амплитуду с каждым новым словом, постепенно превращаясь в истеричный крик: — Я не твоя собственность! Кто ты мне?! Жених?! Муж?! Кто?! Я… мы никто друг другу! В голубых глазах отчетливо полыхнуло понимание — оно прорвалось сквозь пелену безумия, с каждым новым вздохом рассеивая эту ужасающую вуаль. — Гермиона… — просипел Уизли, но теперь уже я не хотела его слушать. — У меня ничего не было с Виктором! Я не спала с ним! Я… мы только поцеловались… — громкий всхлип, но тут же зажала рот рукой, не позволяя себе сорваться на рыдания. — Гермиона, я… я не хотел… Прости, я… — его слова доносились до меня откуда-то издалека. Сквозь жалящие слезы, я увидела, как Уизли сделал шаг вперед, характерно раскидывая руки в явном намерении заключить меня в объятия. Успокоить. — Не подходи, — всё ещё нацеленная на него рука с палочкой не дрогнула. Парень незамедлительно застыл, возвращая руки на положенное место. — Герми, я… Нет, не нужны мне сейчас извинения! Не нужны! — Называешь его Пожирателем, — голос прозвучал глухо, будто я говорила сквозь толстый слой ваты, — а сам сейчас повел себя ничем не лучше… — я медленно поднялась на ноги, покидая развороченную кровать. — Прости… Соленая жидкость не желала оставлять меня в покое, по-прежнему раздражая глаза, а воздуха в исстрадавшихся легких катастрофически не хватало — мне срочно нужен был ледяной порыв ветра или глоточек кислорода — что угодно, только бы не остаться здесь с ним. Только бы не слушать это абсурдное раскаяние. Одно я понимала точно — больше Рон не сделает мне больно. Поэтому я убрала палочку и, молча отвернувшись от застывшего парня, направилась к выходу. — Куда ты? — кожей ощутила, как Уизли шагнул следом. — Не подходи! — молниеносный разворот. Рон замер и поднял руки ладонями вперед, будто показывая, что сейчас он совершенно безоружен. Вдох. Выдох. Вдох… — Пойду прогуляюсь, — на выдохе проговорила я. — С ним?! — если честно, мне захотелось взвыть от обиды: на улице глубокая ночь, но Рона не волновало, что на меня могли напасть. Нет, моего «возлюбленного» беспокоило исключительно то, что я могла оказать в объятиях его заклятого врага. — Одна, — чувствуя, как вслед за обидой пришла озлобленность, просипела я, — Но если ты еще раз позволишь себе подобные намеки, то я обещаю, — сейчас во мне говорили обида и разочарование, подгоняемые чёрной злобой, — что тут же пойду и трахнусь с ним! Больше Рон ничего не сказал. И замечательно. Кое-как обувшись, я выбежала на лестничную площадку, громко хлопнув на прощание входной дверью, и метнулась по ступенькам вниз. На свободу. Туда, где всё ещё был слышен ритмичный стук капель.***
Не знаю, сколько я находилась под подъездом, просто подставив лицо к черному, бездонному небу, с которого безостановочно сыпалась влага. Закрыв глаза. Пытаясь ни о чем не думать. Пытаясь не замечать трясущегося от холода тела. Просто дыша, просто стараясь смыть с себя липкие прикосновения человека, с которым мы окончательно стали друг для друга чужими. Не знаю, почему ноги понесли меня в небольшой парк в трёх кварталах от покинутого дома. Я медленно бродила по узким тропинкам, стараясь не замечать леденящих объятий насквозь промокшей ткани лёгкого летнего платья. Мысли о Викторе я гнала куда подальше. А вот о Роне… нет. Теперь я знала точно: рядом с ним я не останусь. Нет, только не после сегодняшнего безумия. Завтра же, точнее, сегодня соберу вещи и уйду. Не буду дожидаться финала. Уйду. Навсегда. Возможно, на пару недель попрошу у родителей временного убежища, пока не найду квартиру. Домой я вернулась, когда дождь наконец-то стих, и сквозь расступающиеся под натиском рассвета тучи пробился едва уловимый всполох розоватого свечения. Квартира встретила гробовой тишиной. Конечно, не было смысла ложиться спать, но ощущение теплого плена прогретого воздуха, отозвалось чувством непередаваемой усталости, и я медленно опустилась в кресло, упираясь затылком в мягкую спинку, и закрыла глаза. Нет, я не буду спать. Просто посижу одну секундочку — и возьмусь за сборы. Сейчас… Наверное, я всё-таки задремала. Крепкое объятие стало полнейшей неожиданностью, заставившей меня вздрогнуть. Я хотела сбросить с себя тёплые ладони, но собственные руки стали какими-то ватными — у меня не было сил сопротивляться. Голова болела так, будто кто-то изнутри стучал молотом по черепной коробке, глаза отказывались открываться, каждую мышцу неприятно ломило, а тело мучительно требовало горизонтального положения и приятного ощущения мягкой, хорошо взбитой подушки. Жаркий поток воздуха заставил меня непроизвольно обхватить ладонями собственные плечи, а отяжелевшая от избытка влаги шелковая ткань платья тут же вернула себе прежнюю легкость. На плечи легло что-то теплое и немного колючее, а потом меня подхватили на руки и куда-то понесли, чтобы уже через пару мгновений отдать в воздушный плен простыней и подушек. — Я обещаю забыть твоё сегодняшнее предательство, — голос Рона был тих и кроток, но я не хотела его слушать. — Рон… — язык едва ворочался, и моё обращение затерялось в шуме дальнейшего признания. — Клянусь, я никогда об этом не вспомню и не упрекну тебя за то, что у вас с ним было. — Рон, пожалуйста… — сознание медленно, но уверенно уплывало в пустоту, но я пыталась объяснить парню, что все его клятвы бессмысленны. Я не останусь рядом. Ни за что. — Поговорим обо всем завтра, а пока спи… — легкое касание влажных губ где-то в районе лба — и мир померк, будто кто-то нажал на кнопку выключателя.