***
… «Одним словом, все Игры начались, так же как и сотни предыдущих, протекали по давно устоявшейся закономерности. Однако, завершился раунд глубоким потрясением Дьявола. Любая трагедия начинается со случайности. И, как случайно брошенный окурок в стог сена провоцирует пожар, непроизвольно вырвавшееся слово приводит к непредсказуемым последствиям. Смертная сморщила носик, помотав головой, словно пыталась ее очистить, и выдала: — Пусть это будет… Дьявол! Деймон впился в смертную темным взором. Она не вызывала интереса князя Зазеркалья, пока не произнесла роковые слова, повергшие его в состояние легкого шока. Шок то ли оттого, что он впервые что-то почувствовал кроме безразличия, то ли от наглости смертной, осмелившейся на подобное заявление. Он прожил долгую жизнь и не думал, что на свете осталось что-то, способное его удивить. Теперь, если следовать правилам Игр, князь Зазеркалья обязан лично выйти в мир людей, чтобы составить компанию находчивому игроку. Одна только мысль, что брюнетка именно поэтому показалась ему интересной, едва не заставила князя Зазеркалья расхохотаться в полный голос. И одновременно привело Деймона в чувство. — А ты уверена, что не променяешь потом мужа на него? — раздраженно спросил он. — Уверена! — Тогда ты в Игре! Это может оказаться очень забавным. Додумать мысль ему не удалось. Смертная тут же выдала глупость. — И этот парень должен по уши в меня влюбиться! Нужно повысить мою самооценку. Иначе все будет выглядеть неправдоподобно и фальшиво. Он не помнил половину из того, что произнес тогда, он впивался в смертную непроницаемым взором, пытаясь сдержаться и не содрать с нее шкуру! С такой позитивной ноты начались последние Игры»... Богиня Судьбы Лили благословила желание смертной и облегченно выдохнула, напряженное лицо разгладилось. Плести людские Судьбы невероятно сложная задача, особенно в этот раз.***
Бордовая пасть камина пылала огнем, заливая оранжевым светом книжные стеллажи. Бонни сидела в широком обитом кожей кресле, с упоением изучая книгу в потрепанном переплете. На столе из полированного дерева высился многоярусный канделябр со стройными высокими свечами. Широко раскрытые глаза Бон быстро скользили по строчкам, обегали замысловатые рисунки древних символов. Она настолько углубилась в чтение, что не заметила появление супруга — князя Зазеркалья. Как и у большинства отпрысков Мрака, у Бон были черные волосы, мягкими волнами струящиеся по плечам, и необычайно темные глаза. Ее красота, холодная и безупречная, способна зажечь самую неистовую страсть. Однако, сам Князь никогда не испытывал к ней ничего подобного. Не спрашивая разрешения войти, Деймон миновал порог. Медленные шаги раздавались в просторной зале, нарушая гулкую тишину. Не отрывая взгляд от книги, Бонни подняла указательный палец. — Один момент. Шорох стремительно переворачиваемых страниц сопровождался нетерпеливым позвякиванием подвесок на ее браслете. Бонни перекинула матерчатую закладку через лист, и захлопнула книгу, небрежно бросая ее на стол. И только после этого удостоила супруга приветливой улыбкой. Деймон взял со стола книгу и, посмотрев на обложку, удивленно уставился на супругу. — «Пришествие Первородных Сил»? Бон вздохнула и развела руки. — Мне хочется, чтобы эта Игра была особенной. С эдакой изюминкой, — Бонни продолжала сидеть в кресле с выражением ленивого безразличия на лице. — Не думаю, что изучение древних знаний подскажет тебе, как нафаршировать Игры изюмом. Деймон почувствовал в Бонни непонятный, возрастающий протест. Обычно в период Игр она становилась задумчивой и тихой, но в этот раз ее словно подменили. — К сожалению, единственной возможностью выпустить пар у меня, дочери Мрака, является подготовка твоих Игр. Безумие. В этом мире не осталось ничего кристально чистого или истинно темного. И это хорошо. Скучнее предсказуемого добра, сравнимого с ленивой коровой, пережевывающей свою вечную травяную жвачку, может быть только сам процесс обращения и принятия так называемой Истины. Когда человек отрицает зло во всех его проявлениях и идет в монастырь, молиться своему Богу, лицо у которого в каждом веровании разное. То ли дело Зло, кипящее необузданной энергией, хитрое и коварное. Оно не носит маску, у него одно лицо. Ее слова советовали не верить спокойному даже равнодушному тону. — Да. Жизнь человечества вне сомнений стала бы веселее, острее, разнообразней, если бы зла в ней стало немного больше, — согласился Деймон. — Прости. Я знаю, об этом нужно забыть. Но прошлое всплывает само собой. И тогда я понимаю — все смешалось в серую массу безвольных людей и всесильных богов. А наше место где-то посередине. Мы не смертные, но и не боги. И, тем не менее, в нас с тобой есть одна очень важная особенность — мы дети Мрака. Разговор принял ожидаемый Деймоном поворот. Единственное что он не смог понять — почему она решилась заговорить об этом. Каждое ее слово эхом звучало в его голове, как отражение собственных мыслей, которые он тщательно скрывал. И Бон своими разговорами может разрушить то, что он создавал тысячелетиями, настойчиво отгораживаясь от соблазнительного Зова Сути. Бон увидела колебание в его глазах, поэтому настойчиво продолжила: — Ты бы хотел дать силу своей сути? Поддаться той свирепой ярости, которая кипит в наших жилах? — Ты знаешь ответ. — Согласна, — раздраженно ответила Бонни, поднимаясь. Теперь их лица разделял сантиметр, и Деймон видел, как у ее глаз собрались мелкие морщинки, когда она презрительно прищурилась. — Ведь ты можешь за неделю обратить во зло все человечество, и все люди, как стадо послушных баранов, столпятся в твоей обители, безвольные, коленопреклоненные. — В Играх ты можешь реализоваться как первоначальное и вечное зло. Так почему не используешь эту возможность? В ее словах было больше здравого смысла, чем он бы хотел, и как черви вгрызаются в сочное яблоко, они вползали в голову. — Наш разговор станет проще, если ты перестанешь говорить загадками. Бонни отошла от супруга, направляясь к шкафу, чтобы достать бокал и бутылку вина. — Я знаю, Деймон. Ты хочешь, просто об этом не принято говорить вслух. Рожденные в том мире, но вынужденные жить в этом, мы остались потомками Мрака, — нарочито спокойно продолжала она, наполняя бокал вином. — Мы не свободны. Мы привязаны к глупым правилам, ограничивающим нашу суть. — Мы живем в этом мире. И это нужно уметь принять. Изящно обхватив бокал длинными ухоженными пальцами, она развернулась к князю. — Продолжаем играть в благородство, — кивок Бонни и насмешливо поднятые брови сказали больше слов. — Они врут, Деймон. Врут себе, нам, людям. В каждом из нас есть сила Мрака, и чем больше она, тем меньше остается места благородству. Зазеркалье — это маска, и нас заставляют ее носить. — Эти мысли далеко тебя не уведут. — Меня ведут не мысли, а моя суть. — Бонни, прекращай эти разговоры. Я не хочу, чтобы о твоих мыслях узнал еще кто-то. Ты меня поняла? — Боишься, что трон станет слишком велик для Дьявола, не сумевшего вовремя заткнуть рот жене? Будем поддерживать ложь? — Не слишком ты разошлась? — процедил Дьявол. — Кто дал тебе право повышать голос в моем присутствии? Деймон опасно прищурился. Но Бонни, словно не замечала этого. — Она пожелала не только тебя, она пожелала твоей любви. Ты по-прежнему будешь твердить о правилах этого замечательного мира, которые делают его еще более замечательным? Снова будешь рассказывать мне о вселенской гармонии и о богах, которые знают все лучше нас? И что Зазеркалье теперь не мир зла, а мир перемен? — Ты бесишься, потому что эта ситуация унизительна для тебя. — Деймон смотрел на Бонни в упор, и поэтому заметил, как перекосилось от ярости ее лицо. Всего на мгновение, но оно доказало князю, что он попал в точку. — Знаешь, Деймон, если бы ты поднялся на цыпочки и заглянул за забор ограничений, установленных твоей матерью, то вне сомнений понял бы — мир за его пределами, гораздо привлекательней и многообразней. Если ты это сделаешь, то ни о каких «правилах» уже не будешь твердить. Этот спектакль устроен твоей драгоценной мамашей. Что с тобой, Деймон? Ты потерял рассудок? И ты не чувствуешь себя последним идиотом? О, конечно! Сейчас ты мне расскажешь, что желание смертной легко предугадал! — Ты думаешь, что я наслаждаюсь ситуацией? — Я думаю, ты слишком дорожишь своими Играми и властью, не понимая, что это крохи от пирога, который поставили не на твой стол! — вскипела Бонни, запуская в камин бокал. — Почему ты не покажешь всю свою силу? Ты способен на большее, чем управлять фальшивым миром! Если Судьбы Исказятся… — Ты не сможешь сделать этого. — Но это сможет сделать твой игрок! Это уже не мир, где Дьявол легко выступает в роли Ангела, где Мрак и Свет сливаются в абстракцию бездарного художника! Где твоя суть, Деймон? Ты забыл, кто твой отец? — Ты закончила? — Нет, я только начала. Этот наш шанс, вернуть прежний мир. — А что дальше, Бонни? Снова хаос, отсутствие здравого смысла. И где будет твое место в новом мире? — А кем стал ты в этом? Слизняком, спрятавшимся за юбку матери? — Не забывайся! И снова ярость начала искать выход, на скулах князя заиграли желваки. — Вот теперь я узнаю тебя. — А я тебя — нет. Ты никогда не была глупой. Предлагая сделку, ты должна четко обрисовать мои перспективы. Что мне даст твой план? — Ничего, кроме величия. Ты перестанешь бороться с собой и со своей сутью. Ты выпустишь зверя, который уже задремал! Ты любимый сын Када, мой муж. У нас будет власть. — Она у нас и сейчас есть. — Власть это свобода. А ты в подчинении, обложенный ограничениями, как муха дерьмом. — Лучше иметь стабильную власть в этом, чем сомнительную в новом. Она не стала кричать, не выцарапала князю глаза, хотя этого ей очень хотелось. Вместо этого она успокоилась, вновь превратившись в холодную княгиню Зазеркалья. — Ну что ж, это твой выбор. Открою тебе секрет: об тебя только что самозабвенно вытерли ноги те, кто по твоему мнению, сделали этот мир замечательным. Поздравляю тебя, Князь, теперь ты стал настоящей тряпкой. Это было выше его сил. Он схватил Бонни за горло, кипя от еле сдерживаемой злости. Но как только осознал, что готов сжать пальцы и свернуть шею супруге, убрал руку. Бонни бросила яростный взгляд на мужа. — Ты поднял на меня руку, — процедила она, содрогаясь от гнева. — Вот это, — она ткнула пальцем на бардовые отпечатки пальцев на коже, — ее заслуга. И за это она тоже поплатится. Тишина сгущалась в воздухе, он слышал учащенное дыхание Бон и ровный стук собственного сердца. Бонни почти вылетела из залы, оставив разъяренного Дьявола в одиночестве. Впервые за свою долгую жизнь Деймон всерьез задумался о своей сути. Кем он стал? Он не человек, но и не бог, не добро, но и не зло. Возможно, Бон права, и за долгие годы разумного правления миром Зазеркалья он потерял часть себя. Хотя, возможно, смертная и есть та, кто поможет ему обрести эту часть.***
Его выбрасывало в Реальность каждый раз, как только мысли смертной возвращались к нему. К сожалению, это происходило чаще, чем хотелось самому князю. После того, как Елена решилась обмануть Судьбу и Дьявола, его мысли крутились вокруг нее постоянно. Впервые он смотрел на человека с возрастающим интересом. По странной закономерности в Реальности он чувствовал почти непреодолимую тягу к ней, но в мир Зазеркалья возвращался полный неистовой злобы. Тем более, что с каждым разом он четче понимал, что связь между ним и смертной становится прочнее. Да, она словно приковала его нерушимой цепью! Неожиданно для себя, князь сам выходил в Реальность, легким движением пальцев заставлял сумрак сгущаться вокруг него и невидимой тенью плыл за Еленой. И она каким-то образом знала, что он рядом. И он по-прежнему хотел придушить смертную на месте, но одновременно наслаждался ее близостью. Именно поэтому он заключил с ней идиотский договор о временных отношениях, и только значительно позже с удивлением обнаружил, что в то время как Дьявол играл с ней, Елена играла с ним. Больше всего раздражало ее слепое и необузданное стремление воссоединиться с мужем, вопреки всему, в том числе здравому смыслу. В тот вечер, в ресторане, Деймон впервые позволил себе расслабиться, потому что надеялся, что уже завтра оковы желания ослабнут, а вскоре и вовсе исчезнут. А еще он верил, что смертная, наконец, поймет, кого так нагло использует в своих целях и испугается. Разумнее всего было самому заявить ей о своей сущности, но нужные слова замирали где-то в гортани, словно он сам не хотел рвать нить, прочно связавшую его и маленькую смертную. Ее смех звучал легко и свободно, и в тот же момент его потрясло очевидное желание смеяться вместе с ней. А он уже забыл, что такое смех. Голос ликовал, купаясь в лучах ее улыбки. Елена не боялась его. — Я знаю, что могу тебе доверять, — упрямо заявила она, ее смешной носик гордо вздернулся вверх. Чем она гордилась? Глупостью и отсутствием инстинкта самосохранения? Он в шаге от того, чтобы позволить силе заполнить жилы, а вместо этого стоит перед ней, выпятив грудь колесом, как последний придурок, застывший в невольном восхищении. Ее вторжение в его жизнь походило на безумие. Проклятие. На постоянную борьбу искушения и здравого смысла. Это чувство было похоже на неожиданную волну, утянувшую его в океан. И он беспомощно тонул в нем, ошеломленный неспособностью устоять под ее напором. Близость ее тела уничтожала остатки сдержанности, и когда он впервые ее обнял, то с удивлением обнаружил, что это не уменьшило тягу, а стремительно ее увеличило. Он ощутил взаимное желание Елены и на миг забыл, что желает она вовсе не его. Нужно время, чтобы принять это чувство, но смертная вернула его к реальности, напомнив о договоре. И в этой реальности он выглядел не могущественным князем Зазеркалья, а глупцом, потерявшим рассудок от мимолетной страсти, а она женщиной, влюбленной в другого. Он ненавидел ее — смертную, которая осмелилась пожелать влюбить в себя Дьявола, и метался по Зазеркалью, как разъяренный зверь. Кровь лихорадочно струилась по венам, разнося гнев. Он думал о смертной, когда черный шип, за который зацепился манжет рубахи, распарывал тонкий шелк. Он злился на нее, пока горячая капля крови скатывалась по длинным пальцам. Он придумал, как отомстить ей, остервенело срывая с себя рубаху. Князь повел себя не так, как положено вести себя истинному сыну Мрака. Он забыл, что стоит во главе Зазеркальяи его Игры смотрят боги. Он наплевал на правила и показал смертной смерть мужа. В слепом желании причинить Елене боль, он вынудил ее выбирать между двумя жизнями, хотя прекрасно понимал, что это может толкнуть ее на отчаянный шаг. Он не думал, в тот момент он мог только чувствовать. Но когда смертная покинула Зазеркалье, и он отдышался от ненависти, то немое опустошение наполнило грудь. Он не получил ожидаемого удовлетворения. Только укол незнакомого, чуждого ему чувства. Болезненный и резкий. Он ждал этот момент, но именно этого хотел в последнюю очередь. И снова настойчивый голос открыл рот и, как стая надоедливых мух, зажужжал в голове. Но теперь он сыпал отборными ругательствами. Кроваво-красное небо Зазеркалье затянули тяжелые тучи. Деймон горел от бессильной злобы на себя, на нее и на свою мать! Он зарычал, и небеса прорезала огненная вспышка молний, отражая блики ярости Хозяина.