Любовь, Рональд Нокс и прочие неприятности.

Эрик Не жизнь, а черт знает что. Мало мне того, что я сам с ума схожу рядом с Аланом, так теперь еще и это невинное дитя будет всячески мне доказывать, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы! Ох, да, черт возьми, дружба у нас уже и так есть, как же ему объяснить, что мне нужно нечто большее! Как?! Когда он, сама невинность, видимо, считает такие отношения чем-то ужасным! А я… я никогда не смогу причинить ему вред. Одна мысль о том, что ему может быть больно, вызывает боль уже у меня. Что же делать? Что же так все запуталось-то, а? А все из-за этой красноволосой погани… Которая, как всегда без стука, нагло вломилась в мой кабинет. — Пошел вон! — Эрик, без рукоприкладства! – взвизгнула мерзкая тварь и оседлала стул. – Дело есть, поговорить надо. — Ну и разговаривай с зеркалом! Я тебя, паскуду, предупреждал, что если ты… — Ты любишь Алана? Я поперхнулся. То ли этот тип гуттаперчевый, то ли стыд и совесть он утратил лет в шесть и теперь не узнает их даже на блюде. — Любишь, я же вижу, — кошачьи глаза Сатклиффа сузились. – И страдаешь. И Аланчик страдает. — Вот если бы ты не лез без масла, куда тебя не просят!.. — Ну, извини, кто же знал, что эта овечка окажется такой невинной. Меренги он, кстати, слопал. Ему понравилось. Правда, он вроде бы плакал, когда я уходил… Я уронил голову на руки. Ну вот. Доигрались. — Но я знаю, почему. Надо бы свернуть этой пакости шею, но, честно говоря, мне ничего не хочется. Только встретиться с Аланом и… поговорить. Расставить все точки над «и», как говорится. Чтобы знать – мы будем друзьями или… не будем вовсе. — И мне больно видеть, как ты страдаешь. — Не ври, Сатклифф. — Ну ладно, ладно. Знаешь, я пронаблюдал за светом твоих очей в естественной обстановке и могу сразу сказать: он к тебе явно неравнодушен. То есть, надежда есть. Проблема в том, что он, эммм… не совсем понимает, ЧЕГО он от тебя хочет. Я устало поднял на него взгляд. Похоже, пока я его не убью, он не уймется. Где моя пила? — Эй, эй, Эрик, я серьезно! Единственное, что нам нужно – это раскрыть Аланчику глаза на природу его чувств! Он, бедное, маленькое, наивное существо, и не догадывается, что можно чувствовать… — очи Сатклиффа распахнулись, — … иначе. Но так ведь надо объяснить! — Как, урод ты недощипанный? Он скончается от смущения, стоит только сказать при нем… и я не хочу, чтобы он перестал со мной разговаривать, если сочтет это чем-то грязным и недостойным! Ты же знаешь, он может! — Поступим хитро. Для начала попробуем пробудить в нем собственнический инстинкт. — Чего? — Не прикидывайся, ты отлично знаешь, что это! Вон как тискал малютку, пока нес его в лазарет! Рука у меня тяжелая, и Сатклифф кубарем летит со стула носом в пол. — Еще один звук – и!.. — Эрик! Да что ж ты такой несдержанный! Надо попробовать пробудить в малыше ревность! Я опустил уже воздетую пилу. — Зачем? — Если он поймет, что не хочет тебя отпускать, то можно будет плавненько перейти к объяснению в пылких чувствах. — И как же я, по-твоему, пробужу в нем ревность? Красный жнец поднялся, отряхиваясь. — Ну, знаешь, есть такая девица в отделе кадров – Лана Стейн. Она облизывается на тебя, как кошка на рыбку. Подойди к ней в столовой, поворкуй, полюбезничай. Главное, чтобы Алан это увидел. Заодно и поймешь, есть у него какие-то чувства к тебе или нет. Я задумался. План идиотский, но в меру, в меру. По сравнению с тем, что может родить воспаленный мозг Сатклиффа – так это просто образец здравомыслия. И в самом деле, лучше уж сразу – определенность. — Хорошо. Приведи его в столовую. Я попробую. Грелль Отлично! Просто отлично! Я и не думал, что этот грубиян так быстро согласится, да еще и практически не нанеся мне увечий! Вот так тебе и надо, варвар, Ланочка давно уже на тебя облизывается, помучаешься же ты с ней! Так, но надо еще заманить в столовую Аланчика. Ну, это не вопрос – быстро пишем ему записку: «Алан! Если не придешь в столовую – пожалеешь! Там Эрик…» Интригующее многоточие заставит нашу крошку примчаться туда на всех парах! Так что, Ронни, готовь ремень и попку, победа будет за мной! Отправив Эрика в столовую, я быстренько метнулся в лазарет и ловко сунул записку в карман алановского пиджака, пока юноша чистил зубы. Укрывшись за дверью, я проследил за тем, чтобы записочка попала по назначению. Ну и правильно: Алан нашел ее, когда стал одеваться. Сперва он удивленно повертел ее в руках (ах, Эрик, я так тебя понимаю! Эти маленькие аккуратные ладошки! Эти тонкие пальчики! Это… чертовски возбуждающе…) Потом надел очки, прочел и озадаченно нахмурился. Поднял голову, огляделся, меня не заметил и стал торопливо одеваться. Отлично, отлично! Бегом к Эрику! Эрик уже был в столовой и без особого энтузиазма осматривал место будущего подвига. Я подкрался к нему и пихнул в бок. — Он ее нашел и прочитал! Сейчас одевается. Через полчасика можешь начинать. — Одевается? – проурчал этот… нет, ну у меня слов нет! – Ты что, ПОДГЛЯДЫВАЛ за ним, паразит?!! Ыхххх… горлышко мое, горлышко! — Пусти, удушишь же, гааад… Он отбросил меня на стул и вытер перчатку салфеткой. Вот хам! Только мысль об отмщении Рону поддержала мои силы. А то бы, клянусь расческой, повернулся бы и ушел. Между тем столовая заполнялась народом. Наконец появилась стайка девушек из отдела кадров. Очередь к раздаче уже вилась нехилая, но тут Эрик, проявив поразительную сообразительность, помахал рукой Лане и громко окликнул: — Мисс Стейн! Девица тут же состроила ему глазки. — Да, мистер Слингби? — Я уже занял вам очередь. — О, спасибо! – томно выдохнула красотка, подхватила поднос и пристроилась рядышком с Эриком. Все-таки в брутальных мужчинах что-то есть. Особенно, когда Эрик перестает бычиться и подключает свое мужское обаяние. Я аж растаял. Он может быть тааааким душкой! Эрик бережно поддерживал девицу под локоток, потом помог ей донести поднос, усадил за столик, после чего парочка принялась рьяно ворковать. А я – я огляделся в поисках Алана. Ну что ж, он был тут… и, судя по его взору, жизнь у Эрика в ближайшее время будет нелегкой... Алан Нет, эта неделя определенно может претендовать на самую странную в моей послежизни... До этого самой странной была моя первая неделя, как жнеца в принципе, но тогда я хотя бы понимал куда больше, чем сейчас. И хотя этот злосчастный семидневный период только начался, мне почему-то кажется, что дальше все будет только катиться вниз по наклонной. Хух, я вдохнул, посмотрев на свое отражение в зеркале. Да, с трудом, но мне удалось уговорить чересчур опекавшую меня медсестру (у меня такое чувство, что все девушки в Департаменте сговорились), что я здоров, нет, падать в обморок не собираюсь, да, сам дойду до столовой, а тем более до кабинета. И вот теперь я умывался, морально готовясь к новому дню, который вызывал у меня лишь нехорошие предчувствия. Когда я вышел из ванной, мне показалось, что где-то мелькнула тень, но без очков все-таки я вижу, мягко говоря, очень плохо, и, возможно, мне показалось. Пожав плечами, я обнаружил, что аккуратно сложенный пиджак лежит немного не так, как я его оставлял. Нахмурившись, я взял его в руки и из кармана выпала какая-то записка. Немного повертев ее в руках, я попытался прочитать написанное. Хммм, кажется, зрение у меня много хуже, чем мне казалось, ибо написанное вызвало сомнения. Либо, как обычно, в зрении, либо в здравом рассудке. Нашарив очки, я прочел заново. Нет, на бумаге ровным счетом ничего не изменилось. Судя по почерку — красивому, с завитушками и небольшим наклоном вправо — это почерк Грелля. Я огляделся по сторонам, но никого не заметил. Так, быстро собираюсь и иду в столовую. Надо уж разобраться, что он там задумал... Рональд Хм... План... План... Плаан. План у меня, конечно, был, но сырой, неподготовленный, и в его успехе я сомневался. Представив ухмыляющегося наставника, который поигрывал ремнем, я судорожно сглотнул и живее задвигал шестеренками. Кстати, о Сатклиффе. Только что он рысью выбежал из лазарета, промчался мимо, даже меня не заметив, счастливый до безобразия. Значит, уже что-то удумал, сволочь. А что это значит? Правильно, надо действовать еще активнее. О! Тут как раз выскочил Алан, непривычно растрепанный и жутко раздраженный. — Хэй, Алан? — он кинул на меня какой-то странный взгляд и поспешил ретироваться. — Эй, ну что ты! Я догнал и схватил его за рукав. — Что вы с Сатклиффом опять задумали? Что это за дурацкая записка? — прошипел он сквозь зубы. Видимо, удивление на моем лице было столь явным и искренним, что он немного опешил и несколько успокоился. — Ты что, ничего не знаешь? Вы же вместе... — Да пошел этот Грелль! — моментально среагировал я, обратив ситуацию в свою пользу. — С его этими дурацкими идеями у меня одни проблемы, — Алан согласно кивнул. — Так что с запиской? Он рассеянно протянул ее мне и стал мяться на месте, явно не зная куда себя деть. — Так... Ну что стоим, пойдем? — А... а зачем? — неуверенно произнес Хамфриз. Ну, здрасьте приехали, еще пару минут назад он так уверенно летел в столовую, а теперь сдулся. Нет, ну что за номер? — Как — зачем? Выясним, что там с твоим благоверным. — Он не мой! — вспыхнул вдруг Алан, промчавшись мимо меня. – Идем. Я удовлетворенно хмыкнул. Ну-ну. В столовой, к счастью, народу было так много, что Грелль меня не заметил — он пожирал взглядом растерянного Хамфриза, который в этот момент вылупился на одну парочку, сидевшую за столиком и о чем-то мило беседующую. Чуть приглядевшись, в девушке я опознал одну фи... эм... Лану, недавно отказавшую мне, а рядом... Лопни мои глаза, Эрика Слингби! Ну, Эрик, теперь у меня еще больше поводов тебе отомстить, подлец! Зато теперь мне сразу стало ясно, что же задумал Грелль. Умно, ничего не скажешь. Значит, хочешь вызвать в Алане ревность? Ну что, мне же легче... Теперь я буду действовать наверняка, да не убьет меня потом Хамфриз. А Алана-то уже всего трясло, руки рефлекторно сжались в кулаки, и он стоял, закусив губу и сверкая глазами. Пару минут он расстроенно глядел на парочку, затем круто развернулся на каблуках и вышел. Я тут же поспешил за ним. — Эй, Алан, стой, ты куда? — За тазиком. — Зачем? — я немного опешил. Он хочет вылить на них ледяной воды? Или на что там способна ревность этого скромного юноши, в гневе… гмн… страшнее Алана никого не было, он бы даже Уиллу бы дал фору. — А я в него утоплюсь... — Стой. Да стой же ты! – ничего себе он бегает, едва догнал. — Что случилось? — Ничего. — Боже мой... Ты что, ревнуешь? — И ничего я не ревную! — тут же взбеленился он, сжав кулаки и опустив взгляд. — Просто они такая красивая пара. И я не должен лезть в личную жизнь Эрика... Просто мне обидно, что он ничего не говорил и... И вообще, я плохой стажер, если думаю о таких вещах. — Друг мой... — Боже мой! Святая наивность! Эрик тоже нашел что делать, придурок, блин. — Это называется ревностью. — Ре... вность? — захлопало это чудо огромными глазищами. Черт, вот почему все так тяжко. Может, ему начать объяснять все с пестиков и тычинок? Хотя нет, скорее уж тычинок и тычинок... Хотя… Вот у нас тут пару месяцев назад приезжала пара девушек из Японии на стажировку, дааа, тогда у наших мисс началась какая-то странная эпидемия. По всем отделам ходили странные рисованные книжки, а в лексиконе прекрасной половины Департамента появились такие слова, как «яой», «кавай», «уке» и прочее. Может, одолжить пару таких, да этому недотепе показать? Я усмехнулся, а Алан, видимо, принял все на свой счет и нахмурился. — И вообще, что это я с тобой разговариваю! Ты только спать с девицами и можешь! А у меня еще работы непочатый край. — Ну, стой, стой же ты! – черт возьми, да я за девушками столько не бегал, сколько за этим Хамфризом. Хотя с девушками и то проще… — Но ты ведь и правда ревнуешь. — Нет. — Да. — Нет. — Да. — НЕТ! — ДА! — наш высокоинтеллектуальный разговор уже стал привлекать внимание местных сплетниц. Так, надо срочно отсюда сваливать. — Пойдем. Нам предстоит долгий разговор... Эрик До чего же несносная баба! Господи, да чтоб я еще раз… Алан дуется в тысячу раз приятнее, чем эта – улыбается. Уф, еле отделался… Мы были знакомы с этой особой минут десять, а она уже попыталась под столом сунуть ножку куда не следует. Тьфу. Где этот Сатклифф, чтоб ему убиться? Красноволосая тварь в экстазе извивалась на стуле. — О, Эрик, ты был так… так… так убедителен! О, я даже возбудился! — Убью. — Ну ладно, ладно… — Как все прошло? — Отлично, просто отлично! Аланчик все видел. — И как он? — Он? Он в ярости, мой милый. Ты бы видел, как сверкали его прекрасные глаза! Боюсь, в связи с этим твоя жизнь несколько осложнится, но оно того стоит. Думаю, уже сейчас твой стажер мечется по кабинету, подбирая слова и предметы потяжелее для откровенного разговора. — Замечательно, — пробурчал я. Да пусть хоть убьет, если только это поможет нам… то есть мне, наконец, разобраться, что к чему! Алан Шли мы долго (обед наверняка уже закончился, а Эрик с Ланой уже… Так, стоп, о чем я думаю?), неизвестными, совершенно пустыми и темными коридорами. Нда, теперь я знаю, куда исчезает Рон во время обеда с очередной пассией. — О, вот мы и на месте, — он толкнул дверь, и мы оказались в небольшой комнатушке, сверху донизу покрытой пылью. Назначение сией комнаты оставалось тайной, ибо единственное, что в ней было – три стула, один со сломанной ножкой, старый обветшалый стол и кровать. Последнюю, судя по ее состоянию, купили и поставили сюда совсем недавно. И кажется, я даже знаю кто. И, собственно, для чего. Брезгливо стерев пыль, я аккуратно опустился на краешек одного из целых стульев. Довольный, улыбающийся от уха до уха Рональд прошелся по комнате, обернулся и, прищурившись, посмотрел на меня. Но главное – молчал, подозрительно так. — Что? – наконец не выдержал я этой странной молчанки. — Будем производить воспитательную беседу. — На тему? — На тему твоих сексуальных предпочтений. — Какого? — вскочил я, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец. Да сколько можно… — Алан, ну не надоело тебе, а? Вот не стыдно тебе так мучить Эрика? — Му-мучить? — Ты что, не видишь, как он на тебя смотрит? — Он смотрит на меня, как на своего стажера, — сухо отметил я. — А вот взгляд, полный любви, он направляет на совсем другого человека, — произнес я, вспоминая эту милую парочку. В горле встал противный ком, и в душе поселилось странное чувство — серое, разъедающее, мерзкое, названия которому я не знал. — Дурень, вот дурень... Ну, нравится же он тебе, нра-вит-ся! — Он же мой наста... — Я не в этом смысле. — А в каком еще? Мы оба мужчины! — И что с того? Ей-богу, с девушками и то проще, чем с тобой, — хлопнул Нокс себя по лбу, устало упав на стул. — Ладно, будем говорить прямо. Тебе Эрик нравится? — Я же сказал… — Алан! – рявкнул Рон так, что я аж подскочил. Ого, он и так умеет? – Какого черта?! Скажи, но только честно, что почувствовал, когда увидел Лану и Эрика вместе? — Я рад, что он нашел… — Алан… — навис он надо мной, кровожадно улыбаясь. – Я сказал – честно. — Хорошо. Я не знаю, но мне было обидно, что… — Что? — Что он не со мной там. — Фух! Родил! – Рон довольно грохнулся на стул, устало вытирая пот со лба. – Сдвинулись таки с мертвой точки. Да он же нравится тебе, ну почему ты не хочешь этого признавать? — Да потому, что это неправильно! — Да что в этом неправильного? – уже в голос кричал Рон, а я почему-то слушал его, как завороженный. – Он тебе нравится, ты ему нравишься, вы оба можете быть счастливы! Что плохого?! — Я не знаю… Я уже ничего не знаю… — еще чуть-чуть, и я разревусь. Ну что же такое, как девчонка! – Тем более, я ему уже не нужен… — Ничего. Будешь нужен, – я с надеждой взглянул на него. Конечно, идеи Рональда всегда безумны и дики, но… но вдруг? – У меня есть мысль. Давай завтра с утречка встретимся, я выложу тебе наш план, идет? Слов у меня не было, потому я только кивнул. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, но на душе почему-то стало так легко, будто с нее упал тяжелый груз. «Мне нравится Эрик», — повторил про себя я. В груди так странно, но тепло затрепетало. Неужели правда?