beadowanth

Мысли в голове путаются, рыбами скользят и хвосты их, слизкие и мягкие, прямо сквозь пальцы растворяются в небытие. Йорвету хорошо — так хорошо, как не было долго. Как не было никогда. Волосы рассыпаются по плечам шелком, тёплый воздух окутывает голый торс, а сбоку льнёт ближе разгорячённое тело. Кальянный дым кутает их в сизые облака, от него кружится голова и хочется, привалившись к сидящему рядом, опустить ему голову на плечо, вдыхая упоительный травяной запах. Но Йорвет зачем-то держится. Чувствует, как щекочут плечо чужие волосы, а ладонь мягко и уверенно лежит на животе. Яевинн считает его вдохи и выдохи, считывает их иногда просто потянувшись к чужим губам, вжавшись, лизнув мимоходом. И это так правильно, так хорошо, что захватывает дух — Йорвет тянется вслед, успевает собрать усмешку и откидывается на спинку дивана. Вдыхает приторный дым, пропуская его сквозь себя и обратно. Передаёт мундштук и прикрывает глаза. Мир колышется, плывёт рябью и Йорвет плывёт вместе с ним — следом за рыбами и уверенной ладонью Яевинна, скользнувшей на грудь, выше, замершей на шее, чтобы прямо под пальцами истошно бьющаяся жилка, а затуманенный взгляд напротив ещё темнее, глубже. Дыхание сбивается. Яевинн продолжает. Обводит кадык, жмёт ненавязчиво и, прижимая палец к губам, тянется за ним следом — распробовать ягодную дымную сладость. На фоне играет что-то очень далёкое, расслабляющее, Йорвет слышит переливы флейты и сольную партию на фортепиано. Мозг, одурманенный близостью, работает даже меньше, чем на половину, но в этом нет нужды. Комнату заполняет приглушенный неоново-синий цвет, скрадывающий тени по углам и оттеняющий острые скулы — по ним нужно провести пальцем, ощутить эластичность и мягкость, ткнуться носом чуточку ниже. Голос прогорклый, хриплый, растворяется в комнате, словно дым: — Глубока ли кроличья нора? Яевинн смеётся. Йорвет не слышит этого, но чувствует вздрогнувший бок, всё ещё крепко прижимающийся к собственному. Гортань обжигает, горчит на кончике языка бордовая жидкость и не понять металл или виноград — не суть важно. — Когда летишь головой вниз, — выдох там, где ещё секунду прижимался горячий язык и от этого продирает, — уже всё равно. А мы летим. — Безумцы всех глупей. Шелест листьев сквозь мелодию. Йорвет жмурит глаз, Йорвет плавится, когда тонко и легко пальцы касаются горячего, наэлектризованного тела — ему кажется, что если Яевинн вдавит сильнее, если вся его ладонь прижмёт, как прижимала не раз до этого, то кожа задымится и пойдёт волдырями. Дыхание перехватывает. Губы жмутся уже к подбородку и выше, в обход и хочется следом, следом, но пальцы чертят на груди узоры и держат на месте. Дым кутает в сизую пелену. Йорвет откидывается на спинку кожаного дивана, с упоением впитывая в себя мимолётную прохладу, прикрывает глаза. Хорошо. — Ты чувствуешь, как мы летим? Йорвет фырчит, улыбается. Смотрит во враз потемневшие глаза напротив. — Я чувствую, что мы никогда не разобьёмся.