beadowanth

Однажды она думает: я готова. Хочу увидеть тебя. Бельтайн расцветает за окном свежим ночным воздухом, запахом дыма и цветущих луговых трав — пряных и сладких. Пепельные волосы рассыпаются по подушке, Цири закрывает глаза, замирая с лёгкой улыбкой: в императорских покоях спокойно и тихо, только мерно стрекочут в углу часы. Она засыпает. Сначала ей снится Цинтра: кровь и огонь, зловещие крылья на чёрном шлеме, жесткая лука седла, впивающаяся в живот. Цири дышит тяжело и надсадно, пока сон не сменяется — ей всё ещё страшно, но она знает, что там, дальше, её ждут Геральт и Йен, и в прорезях шлема она видит нежность в тёмных глазах. Дальше, дальше… Здесь всегда пахнет яблоками и давно забытым домом. Цирилла идёт по воде, не ступая, и поблёскивает на солнце снятый чёрный доспех — позолота переливается бликами. Он здесь. Сидит на берегу, раскинувшись на песке, подставив смуглое лицо мягким весенним лучам, и мягко плещутся волны у ног. Теперь он не выглядит страшно — нет, совсем нет, не в обычной белой рубахе и просторных штанах, даже моложе, чем она сейчас. Цири ступает на берег, и он поднимается, склоняет голову низко и опускается на колено. — Моя императрица… Я знаю, что стал твоим кошмаром на долгие годы. И я готов искупить вину. Цирилла улыбается, подходя ближе. Тёмные волосы, нагретые солнцем, шёлком рассыпаются между пальцами. Теперь она не боится. — Встань, рыцарь. В этом нет твоей вины. Ты спас меня так много раз, что я не знаю, чем с тобой расплатиться… Кагыр поднимается, оказавшись на голову выше её самой — и Цири вновь смотрит на него снизу вверх, вглядывается в умиротворённые черты лица, согретые ласковым теплом Острова Яблонь. Ей жаль. Жаль, что она не сумела пообщаться с ним тогда, жаль, что всё могло бы сложиться иначе — ведь он до сих пор, даже умерев за неё, смотрел взглядом, полным любви и ласки… — Это была честь для меня, императрица. Так что позволь мне быть твоим защитником и сейчас — пусть даже только во снах. Он касается её впервые спустя долгое-долгое время — бережно трогает костяшками пальцев пряди пепельных волос, ведёт по скуле и, словно побоявшись, пытается убрать ладонь прочь. Цири перехватывает за кисть, прижимается к широкой раскрытой ладони щекой и катятся по её щекам горячие слёзы. — Цирилла… Княжна… Она прижимается к его губам своими весенним, сладким поцелуем, упирается лбом в лоб и Кагыр замирает на месте, стирая большим пальцем солёную влагу. — Мой верный рыцарь… Я ещё вернусь к тебе, обещаю. Береги мой сон. — Да, Feainnewedd. Ей нужно идти, но она знает — через неделю или две, когда сердце её перестанет сжиматься от одного лишь воспоминания, она вернётся сюда. В этот раз — чтобы сказать «спасибо». И когда-нибудь, когда она отправится сюда не во сне, когда проводят её в последний путь, она вернётся сюда, чтобы сказать «люблю».