Розы и васильки

Включать кофемашину Ника не рискует - с кухонной техникой он никогда особо не дружил, а этот конкретный экземпляр больше был похож на агрегат для космических путешествий, чем на машину для варки кофе. Хромированные бока, трубки, подсвеченные кнопки. Да ну его. Коля заваривает чай - днем еще подглядел, где в Оксанкиных владениях что находится, ну а предпочтения Якова Петровича в этом ритуале запомнил просто потому, что не мог не запоминать каждую деталь, связанную с ним. - Уверены, что остаться хотите? - спрашивает Гуро, принимая из Никиных рук чашку с блюдцем. Себе Ника тоже чай заварил, но кружку нашел попроще. - Уверен, Яков Петрович, - твердо отвечает Ника, подумав, что вдохновение на него сегодня очень вовремя накатило, заставив задержаться на рабочем месте на пару часов. Не мечтал уже даже с Гуро лично поработать, а вот повезло-таки. Объяснив суть предстоящей работы и выдав Нике пачку бумаг, Яков Петрович погружается в свою часть работы, разложив какие-то документы и включив компьютер. Ника даже перебирается к нему в кабинет, устроившись в углу за небольшим письменным столом, чтобы можно было уточнить какие-то непонятные моменты - которых, впрочем, не возникло. И, конечно, чтобы можно было хоть немного понаблюдать за мужчиной, совершенно поглощенным работой. Хорошо бы, чтоб время пролетело незаметно, но на самом деле за два часа возни с бумагами Коля устал чуть ли не больше, чем за весь предыдущий день. Зато к десяти закончил, заварил еще чаю - себе и Гуро, и тихонько устроился в кресле, прихлебывая ароматный горячий напиток и не сводя взгляда с сосредоточенного начальника. - Ты ведь голодный, наверняка, - неожиданно спохватывается Гуро, внезапно переходя на “ты”. Коля и не против такого поворота, но от вопроса на мгновение лишается дара речи, глупо хлопая ресницами. Залюбовался, откровенно, размечтался о чем-то совсем невозможном и несбыточном, и прозаического вопроса о голоде даже не ожидал. - Давайте я вас поужинать отвезу, - предлагает Яков Петрович, уже выключая компьютер и убирая в сейф бумаги. - Вовсе не обязательно, - упрямится Ника от смущения, хотя, конечно, он бы правую руку, наверное, отдал за то, чтобы с Гуро поужинать, пусть и в качестве благодарности за помощь. - За питанием нужно следить, молодой человек. Одевайтесь. Коля чувствует себя очень и очень смущающейся Золушкой. Или еще каким сказочным персонажем, внезапно угодившим в странную версию собственных сокровенных желаний. Небольшой уютный ресторанчик, куда его отвез Гуро оказался вовсе не таким фешенебельным, как Коля боялся, и даже названия блюд в большинстве своем были знакомы - если не по собственному опыту, то хоть понаслышке. А еще Яков Петрович был явно не прочь поговорить - расспрашивал об учебе, об увлечениях, о родителях, внимательно выслушивая и как-то уместно комментируя рассказанное. Коля понимает, что окончательно и бесповоротно пропал, когда ловит себя на том, что рассказывает Гуро, как бегал по журналам и издательствам со своей первой повестью, и как его отовсюду отфутболивали - пришлось издавать за свои деньги в журнальчике с крохотным тиражом, а после разгромной рецензии одного критика, выкупать весь тираж, чтобы избежать еще большего позора. - Хорошо хоть я под псевдонимом публиковался, - заканчивает Ника. А он ведь никогда и никому не рассказывал этой истории. Даже родителям, из-за чего полгода жил чуть ли не впроголодь - на эту авантюру истратил все средства. - Николай Васильевич, вы такой ребенок, честное слово, - глаза у Гуро снова темные и ласковые, хотя он улыбается совсем чуть-чуть, чтобы не обидеть. Да Ника и не смог бы на него обидеться. Сам знает, что все это было ребячеством и дурацкой выходкой, от того никому и не рассказывал. А вот Якову Гуро рассказал. Живут же люди, которые свои родственные души так и не встретили. Живут, влюбляются, любят. Может и не так, как могли бы, но всё-таки… Никакой соулмейт с этими черными, с вишневым отблеском, глазами не сравнится.