Розы и васильки

Яков принял решение не отпускать Нику обратно в гостевую спальню едва только тот прижался со спины, умостив острый подбородок на плече и тепло обняв за пояс. Иногда - на самом деле, очень, очень редко, - к человеку приходит ощущение, что вот сейчас все правильно, он дома и все идет так, как должно идти. Здесь не так важна привязка к месту, наверное, куда важнее, что за человек в этот момент оказывается рядом. И сейчас все было совершенно правильно. То, как Ника сонно гладил его по животу сквозь футболку, едва не мурча от удовольствия, когда касался губами шеи, было идеально. Как будто это далеко не первая совместная их ночь, будто он сотни раз уже приходил вот так на кухню под покровом темноты, прижимался грудью к спине, целовал за ухом, щекоча теплым дыханием… а потом вел спать, по пути до спальни сцеловывая с губ привкус сигаретного дыма и натыкаясь спиной на дверные косяки. Эта картинка так отчетливо вспыхивает в голове, словно это воспоминание, а не фантазия. Словно все это уже было и есть, и будет, и никуда не денется. И к нему хотелось быть нежным. Не спешить, ни на чем не настаивать, просто угадывать его желания и исполнять. К тому же это несложно - Коля с тихим сладким вздохом подставляет поцелуям шею, стоит Якову оторваться от его губ, и как зачарованный послушно делает несколько шагов назад, ойкнув, когда оказывается сидящим на крепкой столешнице кухонного стола. Сейчас вдруг мучительно хочется извиниться - за то, что упирался, что отрицал как мог, за то, что мучил его, несчастного, юного еще совсем, своей вежливой заинтересованностью и напускной отстраненностью. И судя по тяжелому, с привкусом стонов, дыханию в губы, извинения не только удаются, но и оказываются приняты. А затем Коля будто сбрасывает с себя легкое оцепенение, и тогда уж его руки оказываются повсюду. Ерошат волосы на затылке, гладят по плечам, нетерпеливо тянут наверх футболку, царапают поясницу, умоляя прижаться еще теснее, и когда Яков вжимается в него всем телом, забирая поцелуем последний воздух, Ника в ответ стискивает коленями бедра, обвив руками шею. Кажется, что слышен стук его сердца - быстрый, заполошный, громкий. Кожа под ладонями горячая, вмиг покрывшаяся испариной. Тело в руках возбужденно-гибкое, отзывчивое. И когда Ника, соскользнув со стола, не разрывая поцелуя, тянет Якова за собой, прочь из кухни, Гуро остается только корректировать направление, чтобы мальчишка не ошибся дверью. Хорошо разложить его на простынях - красивого, взбудораженного, улыбающегося. Коля тянет руки вверх, ловя кончиками пальцев Якова за плечи, и подается весь навстречу, приподнимая бедра, прижимаясь. Нет, у Якова не срывает крышу, совсем нет. Просто так получается, что уже через минуту они сплетаются обнаженными, и Ника часто, тяжело дышит, постанывая и подставляя губы нетерпеливым поцелуям. А руки его скользят по спине, то царапая, то поглаживая, после чего вовсе оседают на бедрах, с явным наслаждением сжимая ягодицы. С губ срывается тихий, низкий стон, и Ника ловит его поцелуем, разбавляет своим, зажмуривается, когда Яков гладит его по животу, чуть приподнявшись, и накрывает ладонью член, тут же плотно обнимая и поводя пару раз от основания до головки. - Ох, пожалуйста, пожалуйста… - скулит Ника, прижавшись губами к виску, выгнувшись всем телом навстречу, подставляя острые ключицы и вздымающуюся грудь поцелуям. Он еще пару раз толкается бедрами в ладонь, жмурясь от удовольствия и прикусывая покрасневшую нижнюю губу - Яша даже несмотря на собственное возбуждение просто не может им не любоваться, а потом замирает, удерживает кончиками пальцев, выдыхая теплое “подожди”. И уже Яков лежит спиной на чуть влажных от пота простынях, упираясь затылком в подушку и чуть не выгибаясь дугой от того, как скользнувший вниз Ника восхитительно берет в рот. Глубоко, плавно, всем телом двигаясь в такт движениям головы. И глотка у него великолепно тугая, горячая, пульсирующая. Яков зарывается пальцами в рассыпавшиеся темные волосы, стараясь не давить и даже не направлять - Ника и без того двигается просто идеально, обводя языком головку и плотно скользя губами до самого корня, так, что вибрация его глотки на стоне прокатывается электрическим импульсом по всему телу. - Иди ко мне, - хрипло просит Яков, когда выдержки остается чуть, и приходится закрывать глаза, чтобы не подстегивать себя видом мягких розовых губ, ритмично и быстро скользящих по его члену. - Иди, успеешь еще… Хочу тебя поцеловать. После этих слов Ника перестает упрямиться - гибким зверьком тянется наверх, и одного прикосновения к дрожащим бокам, к напряженным бедрам достаточно, чтобы понять, что он балансирует на той же грани. Яков целует горячие терпкие губы, скользя руками по покрытой испариной коже, перекатываясь по показавшейся вдруг узкой кровати, подминая задыхающегося Нику под себя. Тот отвечает нетерпеливо, жадно, скользя одной рукой по боку, а второй удерживая за затылок, пока Яков ласкает их обоих, обняв ладонью оба члена, смешивая естественную смазку, притираясь кожей к коже. Ника замирает, трепеща на слабых вдохах, когда влажные от смазки пальцы соскальзывают ниже, лаская поджавшиеся яички, и даже шире разводит ноги, давая приласкать и дальше, покружить подушечками у тугого, чуть пульсирующего входа. Без смазки, все, что Яков себе позволяет - мягко надавить несколько раз, чувствуя, как Ника со стоном подается навстречу, обхватывая ладонью свой член, и мазнуть головкой между ягодиц. - Ещё… - со свистом выдыхает Ника, с тихим вскриком кончая, когда Гуро мягко толкается между маленьких крепких ягодиц, быстро дроча себе - ему тоже не нужно много, а вид блаженно изогнувшегося Коленьки еще приближает яркую разрядку, от которой на мгновение закладывает уши. Стоит лечь рядом, как Ника перекатывается на бок, прижимаясь лбом ко лбу и молча улыбается, прикрывая глаза, когда Яков гладит его по боку, по бедру - тоже молча, потому что говорить совсем не хочется. Хочется лежать рядом, дарить ласковые прикосновения, и рядом же проснуться - и, наверное, не только сегодня.